Тёмные Воды. Зимний апокалипсис

Глава седьмая

— Опять натаскал в комнату какой-то рухляди, — жаловалась Марина на кухне Зойке с Томкой. — Места и так мало, я там для какого-то уюта стараюсь, а он полкомнаты завалил разным радиобарахлом и запрещает трогать. Ещё сидит по полночи что-то там выпаивает, перепаивает… меня от запаха канифоли уже тошнит!

— Точно от канифоли? — съязвила Зойка.

Маринка поставила руки в боки.

— Может и не от канифоли. Ну серьёзно, как его отвадить-то от этого мусора?

— Марина, не ставь невыполнимых задач, — посоветовала Тома, которая в этот момент резала овощи для салата. — Если мужика на чём переклинило, можно только ждать, пока расклинит. Попробуешь помешать — его ещё больше заклинит и аля-улю. Со временем само рассосётся.

— А что он мастерит-то? — поинтересовалась Зойка.

— Говорит, что какой-то чудо-приёмник. Я у него спрашиваю: «Денис, а кого ты этим приёмником будешь принимать?» На Земле, может, уже и нет никого, кроме нас! А он: «Кто передаст, того и приму.» А потом, говорит, ещё передатчик буду делать, чтобы передавать тому, от кого принял. Ну как вы думаете? Наставит мне там бандур своих… а жить где? Комната всего девять метров, мне там только дребедени этой не хватает.

Этот разговор Зойка передала мне вечером, когда мы уже расслабились и собирались спать. Меня заинтересовала Денискина радиодеятельность, и на следующий день после обеда я зашёл к нему полюбоваться.

Оказалось, что Денис, действительно, собирал радиопередатчик и радиоприёмник в одном корпусе. Приёмник он уже закончил, и когда я пришёл, как раз шерстил радиоэфир, но пока ловился только «белый шум».

— Вот, кручу, кручу — одни помехи… Но это ни о чём не говорит, — объяснял мне Денис. — Просто именно сейчас нет никого в эфире. Если этим заниматься основательно, день за днём, обязательно засеку кого-нибудь.

— Это при условии, что кто-нибудь есть, Денис, — сказал я.

— Так обязательно есть! — убеждённо сказал Денис. — Ну не может быть такого, что на всём континенте уцелели только мы!

— На континенте? — переспросил я. — А в каком радиусе ловит твоя шарманка?

Денис насупился.

— Ну так-то если любительский передатчик, то километров на двадцать, дальше вряд ли. Но всё равно! На УКВ какие-то отголоски и за пятьдесят добьют! Ну хоть что-то я поймаю!

— Ну так-то да. Если в радиусе тридцати-сорока километров кто-то выйдет в эфир…

— Да понимаю я! — сказал Денис. — Но всё равно. Вдруг!

— Да занимайся, занимайся, это же никому не мешает, — сказал я. — Только про жену не забывай…

— А что Маринка? У нас с Маринкой всё норм.

— Жаловалась Зойке, что внимания ей мало.

— Да? — озадачился Денис. — Ну учту, ладно. Мне только ещё передатчик сделать. Вдруг, кто-нибудь тоже так крутит и ничего не слышит. Да я его дня за три сделаю!

Денис не был исключением — в нашей коммуне каждый развлекался как мог. Людмила регулярно устраивала нам просмотры кинофильмов, концертов, юмористических и познавательных программ, которые нашла на флешках. Их там, по её словам, было больше тысячи.

Ей помогал Витя, и с ним Людмила немного ожила. Она по-прежнему числилась у нас в доме, но всё чаще ночевать уходила к Вите на ферму. Она и компьютер отнесла туда, объясняя это тем, что Витя не может надолго отлучаться с фермы, а ей иногда необходима его помощь на протяжении часа или двух. Слушая это, мы втихаря посмеивались и плевали через левое плечо.

Артём с Василисой тем временем занимались прудом. «Чем аквариум больше, тем меньше ухода требует», — говорил Артём, но постоянно что-то нюхал, пробовал на язык, смешивал в стакане с реактивами. По утрам и вечерам они с Василисой кормили рыб состряпанным по собственному рецепту комбикормом, запахом напоминающим саму рыбу. Что Артём туда намешивал, мне неведомо, но отчёты он регулярно сдавал Генке, который настаивал, что вся информация должна собираться и храниться «на непредвиденные обстоятельства».

— Никто не застрахован, — сказал он мне как-то раз. — Мало ли, что случится — заболеет человек, умрёт человек: остальные должны знать, как его заменить.

О болезнях у нас как-то раз разгорелась дискуссия.

— Что будем делать, если заболеем? — спросил кто-то из парней.

— А чем здесь можно заболеть? — вопросом на вопрос ответила Алёна.

— Да чем угодно: гриппом! воспалением лёгких!

— Гриппу у нас взяться негде, — сказала Катерина (они с Полиной вместе закончили медучилище). — Насчёт пневмонии — главное, не переохлаждаться. Но в любом случае, лекарства у нас есть, в том числе и антибиотики, вылечим.

— А почему гриппу негде взяться? — упорствовал вопрошающий. — Каждую зиму все болеют…

— Это же инфекционное заболевание, — сказал я. — Ещё и вирусное. Откуда к нам попадёт вирус гриппа, если у нас нет никаких внешних контактов?

— Откуда, откуда… да заведётся, — сказал Витя.

И тут же рассказал, как однажды вся гауптвахта в их части в одночасье слегла с гриппом, хотя все были в отдельных камерах.

— Их заразил кто-нибудь, кто имел контакт со всеми. Например, разносчик пищи, — предположила Полина.

— Да какой там контакт! — возразил Витя. — Пять секунд, и ушёл.

— Ну наверняка не пять, а секунд тридцать, — сказала Полина. — Вполне достаточно, чтобы заразиться.

— Нет, — продолжал упираться Витя. — Просто вирус завёлся в камерах и всё.

Обе девчонки прыснули от смеха.

— Да ну вас, — обиделся Витя.

И ушёл неубеждённым.

— Вообще-то, проблема есть, — сказала Катерина. — Например, аппендицит мы вылечить не сможем — нет хирурга, да и медицинских инструментов нет. Или, например, какие-то травмы: ну вот перелом — лично я только на манекенах тренировалась, а с реальными пациентами дела не имела. Симптомы гипертонии мы облегчить сможем, а вот лечить инсульты, сердечные заболевания — вряд ли.

— Зато бактериальных и уж точно вирусных инфекций можно не бояться, никаких инфекционных агентов к нам попасть не может. Разве что собственная микрофлора… — сказала Катерина.

Запас лекарств у нас был внушительный. Из части мы привезли их несколько огромных коробок, и чего там только не было. Катя с Полиной, отвечавшие у нас за медицину, давно всё это проштудировали и рассортировали. Они регулярно раздавали витамины, пугая всех цингой, выдавали обезболивающие, если у кого-то болела голова, а особенно опекали наших стариков — Таисию Прокофьевну и деда Мазая: каждое утро и каждый вечер они измеряли им давление и снабжали лекарствами. Таисия Прокофьевна в шутку говорила, что не помнит времён, когда бы к ней так внимательно относились медики, да ещё и выдавали бесплатные лекарства — не зря, мол, «в космос летим».

А космос с каждым днём наступал. Полностью прекратились осадки. С середины февраля мы не видели ни одной снежинки, падающей с неба. Я предполагал, что низкие температуры не способствуют испарению влаги и накоплению её в атмосфере. Сугробов вокруг было много и недостатка воды у нас быть не могло, но к апрелю мы уже расчистили большую площадь вокруг наших домов. Минус сто градусов за окном, и из-за огромной разницы температур снаружи и внутри, у нас начали лопаться оконные стёкла. Благо, окна были везде с двойными рамами, трещины снаружи мы оперативно замазывали и заклеивали скотчем, который, кстати, на морозе тоже вёл себя не как подобает порядочной клеющей ленте: он трескался и ломался. Мы в доме отмеряли ленту нужной длины и выходили на улицу, держа её в двух руках. Быстро приклеивали и убегали домой греться. Однако было понятно, что скоро мы останемся без стёкол, и Денис предложил приклеивать к внешним стёклам изнутри менее хрупкое оргстекло. Была сформирована стекольная бригада, которая обмерила все стёкла, нарезала нужные куски оргстекла, и затем они повсюду были приклеены на двусторонний скотч. После этого трещины, если и случались, то фатальных последствий уже не имели.

Дни и ночи стояли ясные, небо было усыпано звёздами от края до края. Никогда раньше я не задумывался над выражением «мириады звёзд», а сейчас эти мириады были над головой круглые сутки. Да, звёзды присутствовали на небосводе и днём, поскольку день больше никогда не становился настолько светлым, чтобы скрыть их свет. Небо не было голубым, в полдень оно было глубокого синего цвета, а в три часа дня уже ультрамариновым. У нас теперь были только ночь и короткие — пара часов — сумерки. Солнце стало намного меньше Луны, субъективно — раза в два по площади. Оно по-прежнему слепило, если пытаться на него смотреть, но света и тепла давало очень-очень мало, и ночные температуры не отличались от дневных.

Похолодало и в наших домах. Дровяные печи очень здорово сжигали кислород, проветривать мы, по понятным причинам, не могли. Поэтому были мобилизованы все три имеющихся у нас масляных обогревателя, которые мы теперь таскали из дома в дом, чтобы повсюду поддерживать приемлемую температуру. При минус ста за окном нам удавалось поддерживать дома температуру в районе плюс восемнадцати.

— Да это самая лучшая для здоровья температура, — говорила Катерина.

Но мы немного пригорюнились. Уже сейчас приходилось ходить по дому в свитерах и шерстяных носках, а на улице продолжало холодать. Такими темпами к июню-июлю у нас в домах температура может снизиться и до пяти-десяти градусов.

— В шкурах будем ходить, — храбрилась Зойка, а мы с Генкой соображали, чем и как всё-таки будем отапливаться.

Козочек, которые давали нам молоко, пришлось тоже разместить на ферме вместе с курами, и этот зоопарк доставлял немало хлопот нашим «аграриям».

От грустных размышлений нас отвлекло происшествие, которое заняло нас на несколько недель.

Денис продолжал упорно день за днём слушать эфир. Однажды кто-то сказал, что Денис слишком много времени проводит за своими фантазиями, и за него неожиданно заступилась Алёна:

— Вам какое дело? Не будет крутить свою бандуру, начнёт пить. Человеку комфортно, оставьте его в покое.

— Тебе, Алёна, легко говорить… — начала Марина.

— А ты, девочка, вообще помалкивай, — сказала Алёна. — Огребла мужика на халяву, сиди и радуйся. А будешь доставать его, обратно заберу. I’ll be back. Поняла?

После этого разговора Дениса все оставили в покое и даже подбадривали, говоря, что рано или поздно он обязательно кого-нибудь услышит.

И однажды он, действительно, услышал…

Это было в конце апреля. Мы уже ложились спать, когда к нам буквально ворвалась взбудораженная Маринка, которая выкрикивала:

— Есть! Есть! Есть люди!

— Какие люди? — недовольно спросила Зойка, которая уже разоблачилась и лежала, накрытая одеялом.

— Где они есть? — одновременно спросил я, сидя на постели в одних трусах.

— Они там, — неопределённо махнула Маринка рукой. — Денис их нашёл… это… заплунговал.

— Запеленговал? — уточнил я.

— Ну, наверное. Вы приходите к нам прямо сейчас, он всё расскажет, он сейчас их слушает, — с этими словами Маринка убежала.

Я зашёл за Генкой и через десять минут мы оба были у Дениса. Тот сидел у своего приёмника, из которого доносились шуршащие звуки белого шума, периодически перебиваемые человеческим голосом. Разобрать было почти ничего нельзя, но какие-то обрывки фраз долетали: «Замерзаем… кончились… помощь».

— Передатчик у них слабоват, поэтому с трудом ловится. Но что-то я разобрал: во-первых, там не один человек, а несколько. Во-вторых, они замерзают, у них заканчивается еда. В-третьих, там есть дети.

— А где это? — спросил я. — Марина сказала, ты их запеленговал.

— Ну, запеленговал — это громко сказано… Скорее, определил примерное расстояние до них.

Денис показал на карту, где он циркулем провёл две окружности с центром в нашей полянской коммуне.

— Вот где-то в этой полосе — не ближе двадцати километров, не дальше двадцати пяти.

— Ого! — воскликнул я. — Да такой район поиска нам три месяца объезжать с нашими возможностями.

— Ну ещё могу плюс-минус предположить направление… — замялся Денис. — Направленной антенны у меня нет, а с тем, что есть… вот примерно этот сектор, — и он обозначил на карте дугу с углом градусов в пятьдесят.

— Примерно сто квадратных километров, — сказал Генка. — Часть площади занимает лес, две маленьких деревни, одно большое село…

— Стоп! — сказал я. — Это же Гавриловка? Девчонок с Егорычем тамошние партизаны в плен взяли, помнишь? Так может, это они?

Генка посмотрел на меня.

— Да, пожалуй. Думаешь, они там не перемёрзли давно? Они же считали, что это всё заговор, никуда Земля не улетает.

— Ну раз кто-то с той стороны выходит в эфир, значит, не все перемёрзли.

— Денис, а твой передатчик что? Готов? — спросил Генка, повернувшись к нему.

Денис сокрушённо помахал головой:

— Да вот не вышло пока. Не нашёл пары деталей. Стоит вон, — он махнул рукой в угол, — недособраный.

— То есть связаться мы с ними сейчас не можем, — скорее подтвердил, чем спросил Генка. — Ехать туда наобум Лазаря… на чём? дороги занесло. На тракторе? А увозить их оттуда как? В трактор много не влезет — двое, ну трое… Да ещё чёрт их знает… а если арестуют опять?

— Да вроде помощи просят, — сказал Денис.

— Да просить-то они просят… — задумчиво сказал Генка. — Ладно, пошли спать, завтра с утра решать будем, — он махнул мне рукой, и мы ушли.

Зойку известие взбудоражило.

— Они там, конечно, грубияны все и вообще идиоты, — сказала она. — Но ведь люди же! Тем более, если дети… нельзя бросать, нужно помочь.

Наутро сразу после завтрака Генка отправился в свой гараж заводить трактор и «Ниву». Гараж у него был просторный, сразу за домом Егорыча. Он сумел загнать туда и трактор, и «Жигули», и «Ниву», и даже мотоцикл. Генка наведывался туда несколько раз в сутки, следя за тем, чтобы температура в гараже не снижалась ниже минус тридцати. Иначе, говорил он, эта техника больше никогда не поедет.

Я присоединился к Генке через полчаса. Он сел в кабину трактора, я в «Ниву», и мы отправились в путь. Ехать было непросто: под сугробами высотой в метр, а местами и в полтора, дорога была не видна. Генка ориентировался на придорожные столбы, стараясь держаться посередине. Снег был сухой и под трактором уминался довольно легко, а я ехал по проторенному. «Зато назад не заблудимся», — сказала рация голосом Генки. Скорость наша была километров десять в час, к одиннадцати проехали Свиново, а до Гавриловки добрались уже после полудня.

Когда показались дома, трактор впереди меня вдруг резко остановился, как будто наткнулся на стену. Генка, чертыхаясь, выбрался из кабины и стал руками разгребать снег перед трактором.

— Ну армагеддец… эти дебилоиды тут противотанковые ежи поставили, — ругнулся Генка и полез в трактор за тросом.

Через пять минут он своротил с дороги преграду, которая, действительно, оказалась сварной конструкцией из рельсов, и мы смогли продолжить путь.

— Как мы их здесь найдём? — спросил я в рацию, а Генка ответил:

— Это уж их задача как-то нам о себе просигнализировать…

Мы ездили по селу с полчаса, когда я увидел чуть в стороне поднимающийся в небо столб дыма.

— Генка, справа смотри! — заорал я в рацию.

— Увидел, — ответила рация, и трактор впереди меня стал медленно съезжать с дороги, целясь в проулок между домами.

Генка проехал по узкой улочке между домами, затем свернул направо, и вскоре мы оказались перед домом без забора. Стёкла в окнах полопались, и оконные проёмы были местами забиты, а местами заполнены разным тряпьём. В доме топилась печь. На печной трубе был закреплён металлический шест, который соединялся проводом с таким же шестом метрах в сорока от дома. «Едрить… антенна у них, ты глянь!», — раздалось в рации. Мы с Генкой вылезли наружу и зашли в незапертый дом. Пройдя через сенцы, вошли в следующую дверь и оказались в полутёмной комнате. У дальней стены была большая русская печь, а вокруг неё сидели трое мужчин и одна женщина, одетые в ватники. У одного мужчины лицо и руки были замотаны каким-то тряпьём. На печке лежали двое детей, накрытых сверху то ли матрасами, то ли толстыми стёгаными одеялами. Температура в комнате была намного ниже нуля. У стены под окном, лежал мешок, похоже, с сухарями. Рядом с одним из мужчин стояла какая-то полуразобранная конструкция, от которой в потолок тянулся провод. «Передатчик», — догадался я.

Увидев нас женщина вскочила с пола. Генка сделал шаг ей навстречу:

— Ну что, граждане! Спасаться будем? — весело сказал он.

Женщина подошла к нему и заплакала.

— Ну что ты, — сказал Генка тихо и обнял её. — Теперь всё будет в порядке. Нормалёк…

— Кончилось всё… — всхлипывая бормотала женщина. — Дрова кончились, забор сожгли… Муж мой с братьями пошли разбирать соседские… муж обморозился. Еды нет, всё что осталось, — она показала рукой в сторону мешка с сухарями.

Она так причитала минут пять. Когда замолчала, Генка мягко отодвинул её от себя и сказал:

— Знакомимся. Я — Гена, это — Стас.

— Я Гульнара Сабирова, это мой муж Тимур, — она показала на мужчину с замотанным лицом. — Это братья мои — Рустам и Марат, они Валеевы, а то, — она показала на печь, — дети — Айгуль и Эдик.

— Ещё живые в селе есть? — спросил я.

— Не знаю… вряд ли, — сказала Гульнара.

— Никого нет, — сказал её муж. — Во всех домах мертвецы. Я всё обошёл по нашей улице и по соседней, когда собирал дрова.

— Неделю назад были живы Мухаметшины, — сказал Марат. — Это возле сельсовета, мы с Рустамом их видели, когда забор в переулке разбирали.

— Так, вы собирайтесь, а мы пока вокруг посмотрим, может всё-таки кто-то жив, — сказал Генка. — Марат, — обратился он к парню, — поехали с нами, покажешь, где живут Мухаметшины.

— Вы нас только не бросайте здесь, пожалуйста, — взмолилась Гульнара. — Мы все умрём, если останемся здесь.

Генка посмотрел на неё.

— Ну мы же приехали за вами. Почему же бросим?

На тракторе мы объехали ближайшие дома. Часть домов пустовали, в другой части мы находили только мёртвые тела. Похоже, что люди, чтобы согреться, группировались в домах по семь-десять человек. В некоторых жилищах мы находили даже еду, люди умирали не от голода, а просто замерзали.

А возле сельсовета оказалось пепелище.

— Это дом Мухаметшиных, — сказал Марат. — Сгорели, значит…

— Погреться хотели, — сказал Генка, — да что-то не рассчитали…

Покатавшись по селу часа два и не найдя выживших, мы вернулись к Сабировым-Валеевым. Они были уже готовы к отъезду. И дети, и взрослые сидели со своими узелками вдоль печки. Мешок с сухарями был в руках у Рустама. Тимур снял бинты с лица, оно всё было покрыто кровавыми волдырями. Генка поднял с пола радиопередатчик:

— Денис обрадуется, — и пошёл к выходу.

По проторенной дороге назад мы ехали намного быстрее. Ко мне в «Ниву» сели Гульнара с Тимуром и дети, а братья ехали с Генкой на тракторе.

По пути Сабировы рассказали, что происходило в Гавриловке в эти полгода. Тающенко до последнего не верил ни в какие космические катаклизмы, о похолодании говорил, что это естественно и скоро потеплеет. Только ближе к Новому году, когда температура снизилась уже до минус пятидесяти, он начал сомневаться, распорядился утепляться и заготавливать больше дров. Однако работать на улице в такие морозы больше пары часов было невозможно. Кроме того, дрова дровами, а еду взять было негде. Тающенко попытался наладить охоту, но в связи с морозами наши животные откочевали к югу, а на смену им, хоть и пришли северные, но количество их было невелико, и пищи на всех не хватало. Домашняя скотина передохла от морозов, за пару месяцев всю её съели. Доставали из погребов старые запасы, но и их надолго не хватило.

— Где-то до февраля, — говорил Тимур, — к нам захаживали соседи, но потом стало холодно выходить вообще. Вот я за дровами сходил… — сказал он, дотронувшись до лица. — В марте уже ни с кем не виделись.

Когда закончились дрова, они разобрали и сожгли в печи забор, затем заборы пустующих соседних домов, а потом пришлось ходить за дровами всё дальше и дальше. В последний раз братья с Тимуром пошли с санками примерно метров за пятьсот от дома, у Тимура размотался на лице шарф, и ветер унёс его. В результате Тимур провёл на морозе при сильном ветре полчаса с открытым лицом, а когда пришёл домой, всё лицо покрылось волдырями. На следующий день они стали лопаться и кровоточить. Закончилась и еда: мешок сухарей, который Сабировы теперь везли с собой, был последним, они рассчитывали продержаться на нём ещё месяц. Целыми днями пили горячую воду, чтобы согреться.

— Потом Рустам полез на чердак и нашёл радиопередатчик, — сказала Гульнара. — Это ещё отца моего, мы даже не знали, работает ли.

— А запитали откуда? — спросил я.

— От газовой колонки взяли батарейки, — ответила Гульнара.

— Повезло вам, — сказал я. — Два раза повезло. Первый: что у нас нашёлся радиолюбитель. А второй, что он ваш передатчик поймал. Мощность-то так себе… что там на батарейках?

Километров за пять до Полян Генка сообщил нашим по рации, что мы подъезжаем, и по прибытии (а обратный путь занял часа полтора) нас уже встречали.

Томка, как только увидела на пороге Марата, съязвила:

— Ой, Маратик! Ты никак соскучился и погулять приехал?

Тот вытаращился на неё. Из-за него выглянул Рустам, и тут подключилась Зойка:

— Ну что, Рустам… катастрофа-матастрофа, говоришь?

Рустам посмотрел на неё и сказал:

— Я тебя помню. И её помню, — он показал на Томку. — Это же вы, ля, наши «Жигули» угнали… с вами ещё дед был.

— Мои «Жигули»? — пробормотал Марат. — А, так вот вы кто! Я тебя в туалет повёл, а дед с этой, — он показал на Зойку, — мне дали по башке, связали и оставили в подвале. Тающенко меня потом чуть не убил…

Тимура Катя с Полиной сразу увели обрабатывать лицо и руки. А остальных мы остальных усадили за стол ужинать.

— Вот видите, парни, как хорошо, что наши девочки тогда от вас убежали, — сказал Генка. — Не убежали бы, глядишь, некому было бы вас сейчас спасать.

Стали решать, где жить нашему пополнению. На пару ночей их решили разместить на ферме, а за это время подготовить для них дом — следующий за прудом. На дом навалились всем «колхозом», и он был готов к заселению уже через два дня. В нём стояла настоящая русская печь, что было очень удачно: решался вопрос и с отоплением и с вентиляцией.

Между тем, приближался день Победы, и мы готовились его отпраздновать. Когда мы пропустили день Октябрьской революции, Егорыч бухтел почти до Нового года. И это несмотря на то, что во второй половине дня мы под его нажимом спохватились и накрыли стол.

— Ну и молодёжь пошла, — ворчал старик. — Такой день, такой день! Буржуев, вишь, сбросили, народ взял власть для-ради… как же можно забывать, а?

После этого мы аккуратно вели учёт всех советских праздников. Отметили день Советской армии, день Космонавтики, в день рождения Ленина включили Егорычу патриотический концерт из революционных песен.

На Первомай украсили комнаты воздушными шариками, Егорыч был пьян и доволен. И вот подошёл день Победы, когда вся наша коммуна снова собралась за одним столом. Было ещё теснее, чем на Новый год — как никак прибавилось шесть человек. Сначала мы просто сидели за столом и разговаривали. Потом Люда принесла военный фильм и концерт. Таисия Прокофьевна с Иваном Васильевичем всплакнули да и Егорыч растрогался.

К началу концерта за столом стало посвободнее: старики, кроме Егорыча, разошлись, Сабировы и Валеевы отправились к себе продолжать устраивать быт, потихоньку исчезли Артём с Василисой. Мы смотрели концерт, а некоторые даже взялись отплясывать на маленьком пятачке у окна.

Егорыч изрядно захмелел и по обыкновению стал рассказывать байки из прошлого. На этот раз он вспомнил о странном случае, произошедшем в селе, когда он был ещё шестилетним пацаном.

— …Выбегаем с Саньком за околицу, а он стоит. Ну и мы бегом за Савельичем…

— Кто стоит-то, Егорыч? — посмеиваясь, спрашивал Генка. — Или правильно — у кого?

— Да ну тебя! — отмахнулся Егорыч. — Там, вишь, прямо за Нюркиным домом был луг. И через него укатанная дорога. Петрович по ей ездил, ты уж его и не помнишь…

— Как это я не помню? — поправил его Генка. — Петрович первый меня на трактор посадил…

— Ну помнишь, и молодец, — сказал Егорыч. — И вот на той дороге стоял «Форд», микроавтобус. А в нём никого.

— «Форд»? — присвистнул Генка. — Да не сочиняй, Егорыч. Не было тогда у нас в деревне никаких «Фордов».

— Не было, — подтвердил Егорыч. — А в тот день появился. Накануне не было, а тут возник.

Мы переглянулись, решив не спорить с упрямым стариком. А тот продолжал:

— Он был такой… как инопланетный для нас. Но сломанный. Савельич его загнал в свой гараж, пробовал починить… для-ради, да там такие были детали, что он пару дней провозился и плюнул.

Мы продолжали молчать. Егорыч тоже помолчал немного и посмотрел в окно.

— Эх… хорошо-то как, — сказал он. — Только салюта не хватает.

Не успел он это сказать, как вспыхнул яркий свет, следом раздался гул, и мы бросились к окнам. У меня мелькнула было мысль, что это наши затейники Артём с Денисом приготовили сюрприз. Но они тут были явно не при чём. Высоко в небе с огромной скоростью летел раскалённый шар. На наших глазах секунд за тридцать он пронёсся по всему небосводу и скрылся за горизонтом. Через несколько секунд потемнело, и тут же небо у горизонта, осветившись яркой вспышкой, раскололось на тысячи огненных брызг. Фейерверк этот сопровождался полным безмолвием, видимо, взрыв произошёл так далеко, что звук сильно отстал от света.

Дождавшись, когда все осколки скрылись за горизонтом, мы вернулись к столу.

— Вот тебе, Егорыч, и салют, — сказал Генка, который, как и все мы, находился в прострации.

Концерт больше как-то не смотрелся. Все взялись обсуждать происшедшее. Меня почему-то считали специалистом по всему непонятному, поэтому в конце концов все уставились на меня.

— Ну, Стас, — сказала Томка. — Тебе слово, объясняй, что это было.

— Похоже, крупный метеорит упал, — ответил я. — Или астероид.

— И что теперь будет? — спросила Полина. — Земля хоть не расколется?

— Ребята… — сказал я. — Всё самое худшее с нами уже случилось. Ну что может нам сделать какой-то астероид, если он не упал прямо на нас? Самое большее — изменит траекторию движения Земли. Это, конечно, вряд ли, слишком несопоставимы массы. Но если бы и так — хуже-то не станет, потому что куда ещё хуже?

— А раньше на Землю когда-нибудь падали астероиды? — спросила Василиса.

— Конечно, — ответил я. — И не раз. Насколько я помню, прям вот судьбоносных падений известно три…

В этот момент мы не услышали, а почувствовали какой-то подземный рокот, задрожала мебель, затрясся пол под ногами.

— Землетрясение? — испуганно спросила Зойка.

— Сейсмическая волна, — ответил я. — Так… сколько времени прошло? Минуты три-четыре, да? Значит, он упал примерно… — я посчитал в уме, — в трёхстах-пятистах километрах отсюда. Думаю, нам это ничем не грозит.

— Так что про астероиды? — напомнила Томка.

— Ну да, астероиды. Так вот. Шестьсот пятьдесят миллионов лет назад Земля была покрыта льдом и снегом, вот как сейчас у нас за окнами, только хуже. Снег отражает девяносто процентов солнечного излучения, к тому же, на Земле тогда полностью отсутствовали парниковые газы — углекислый газ превращается в снег при минус семидесяти восьми. То же происходит и с водяным паром, но уже при нуле градусов. Метан был скрыт под метровыми и даже километровыми слоями льда. Из-за этого у Земли не было ни одного шанса отогреться, но помог счастливый случай: там, где сейчас Австралия, в океан шлёпнулся десятикилометровый астероид. В результате столкновения выделилось столько энергии, что мгновенно в атмосферу выбросилось десять триллионов тонн водяного пара, а вместе с ним и углекислого газа. Над планетой образовалось парниковое покрывало, и стало теплеть. В результате Земля освободилась ото льдов и через пару миллионов лет стала зелёной и кипящей жизнью. Вот примерно так.

Я помолчал.

— Может, и сейчас так же случится? — спросила Алёна. — Освободимся ото льда и…

— …через пару миллионов лет станем зелёными и кипящими, — продолжил Генка, и все засмеялись.

Посмеявшись, все замолчали и снова уставились на меня. Я продолжил:

— В следующий раз Земля столкнулась с огромным астероидом двести пятьдесят миллионов лет назад. Размер его был в районе пятидесяти километров. В результате раскололся доисторический континент Гондвана, была уничтожена почти вся жизнь в океанах — по скромным оценкам, девяносто пять процентов. На две трети вымерли наземные животные. Почти полностью были уничтожены насекомые — другие такие случаи неизвестны. Эта катастрофа открыла путь для эволюции динозавров. А на память человечеству остался кратер диаметром пятьсот километров, скрытый подо льдами Земли Уилкса в Антарктиде.

— А третий случай? — спросил Генка.

— А третий произошёл шестьдесят пять миллионов лет назад. Астероид диаметром около десяти километров упал в районе полуострова Юкатан в Северной Америке. Причём упал он для динозавров крайне неудачно: под таким углом и в такой местности, что в атмосферу взлетело пятнадцать тысяч кубических километров пыли. К тому же из-за мощной ударной волны (а сила взрыва была эквивалентна взрыву двух миллионов самых мощных термоядерных бомб) по всему земному шару начались лесные пожары и в атмосферу поднялись миллионы тонн пепла. В результате наступила почти полная ночь, длившаяся несколько лет. Сильно похолодало, и динозавры вымерли. Зато получили возможность развиваться млекопитающие, а в итоге появился и человек.

Пока я всё это рассказывал и отбивался от вопросов, прошло минут двадцать-двадцать пять. И тут до нас донеслись отдалённые и очень слабые раскаты грома, как при грозе, которая бушует километрах в пятнадцати-двадцати.

— Вот и звуковая волна дошла, — прокомментировал я.

— Хорошо, что в нашей ситуации нам уже нечего бояться, — ввернул обычно молчаливый Тимур, который вместе с Гульнарой и детьми вернулся к нам после «салюта». Снова все засмеялись.

Лицо у него уже заживало. Правда, кожа была испещрена мелкими шрамами, но уже не было ран и волдырей, и девочки уверяли, что через неделю-другую всё придёт в норму. Пока они отхаживали Тимура, познакомились поближе с братьями Гульнары, и, похоже, у нас намечались межнациональные браки.

На следующий день было необычно светло, мы уже от таких ярких дней отвыкли. Не стемнело и к вечеру. Вернее, стемнело, но юго-западная часть неба всю ночь ярко светилась.

— На северное сияние похоже, — сказал Тимур.

Это необычное переливающееся свечение стояло в небе до конца мая.

И стало теплеть. Нам уже давно нечем было измерять температуру «за бортом», потому что в спиртовых термометрах, которые у нас имелись, жидкость на улице замерзала. Но к концу мая я обнаружил, что очередной термометр, который я вынес, ожидая, что и он не выдержит, показывает температуру «всего» минус семьдесят. А ещё через неделю стало минус пятьдесят.

— Видишь, Стас, — сказала мне Алёна как-то раз. — Скоро зазеленеем, — и подмигнула мне.

У Алёны как-то сразу дела и заладились и не заладились. Она была яркой и привлекала к себе внимание всех мужчин. Наши девушки из-за этого напряглись, а Алёна ещё и вела себя вызывающе, словно специально дразнила всех. Но надо отдать должное, была весёлой, компанейской и не устраивала никому сцен.

— Нет, Алёна. На «зазеленеем», нам солнышка не хватит, — ответил я, а она посмотрела на меня игриво и спросила:

— Ты чего такой серьёзный, Стас?

Я подумал, что это опять какая-то цитата и задумался, что ответить, но тут вошла Зойка, и Алёна ретировалась.

Небо после катаклизма затянуло тучами, и, похоже, что они стали выполнять функцию «одеяла», укрывающего Землю от космического холода. Где-то был источник тепла, который разогревал Землю, да ещё как. Этим источником, по моим предположениям, могли быть только недра планеты. Возможно, падение астероида что-то там в недрах взбаламутило… Вулканы извергаются? Но тогда в воздух поднимался бы пепел. Я помнил, как всего из-за одного исландского вулкана остановили авиасообщение в Европе, так как пепел в атмосфере снизил видимость. И потом, ожидать в нашей местности тектоническую активность было бы слишком фантастично.

Тем временем, пришло время рожать моей Зойке. Я страшно боялся: у нас не было ни опытного акушера, ни инструментов, ни медикаментов… Полина с Катей успокаивали меня, но видно было, что им и самим не по себе. Пару раз я заставал их за штудированием пособия по акушерству, который Генка привёз из библиотеки. При моём появлении они всегда быстренько прятали книгу, но обложку я успел разглядеть.

В день, когда у Зои начались схватки, я перепугался так, что чуть сам не упал в обморок рядом с ней. Не помня себя, я выскочил из комнаты и с криками «На помощь!» помчался к девчонкам, у которых именно в это время были Рустам и Марат. Я к ним ворвался, мягко говоря, не в самый удачный момент.

— Зойка рожает! — крикнул я и бросился обратно, стараясь забыть сцену, которую постороннему мужчине видеть не подобало.

«Медицинская бригада» прибыла через пять минут. Не глядя на меня, девчонки занялись Зоей, а меня выгнали из комнаты. Зойка три или четыре часа орала, как будто её режут, а вокруг меня собрались десяток болельщиков — женщины предлагали успокоиться, а мужики напиться. И то, и другое я сделал через полчаса после того, как в комнате сначала раздался детский плач, потом наступила тишина, а Полина выглянула и сказала:

— Девочка!

После этого в нашей комнате оборудовали госпиталь, и меня туда уже не пускали. Поэтому я ушёл ночевать к Генке с Томкой. Но нам всем троим не спалось, и ночью мы отправили Томку на разведку, а сами достали бутылку и разлили по стаканам. Только мы собрались выпить, как Томка вернулась и сообщила, что Зойка спит, девочка тоже, а возле них дежурит Катя.

— О! А они тут уже пьют, ёксель-моксель! — деланно возмутилась Томка, увидев у нас в руках стаканы. — Ну подождите, я вам хоть закуску сделаю.

К утру мы с Генкой назюзюкались и, наконец, легли спать. И мне приснилось, что с улицы кто-то, чьё лицо скрыто под капюшоном, открывает окно, и в комнату врывается ветер, который обжигает мне лицо и руки. Пришелец стоит на улице и через окно смотрит на нас с Генкой, спящих и ничего не подозревающих. Затем он поднимает руку, в ней что-то блестит. Я открываю глаза, чтобы, наконец, увидеть того, кто пришёл к нам, но яркий луч света бьёт мне в глаза, и я зажмуриваюсь…

Открыв глаза, я обнаружил вокруг себя лес. Зелёный шумящий лес в ясный погожий день. Свежий ветерок перебирал мои волосы. Я лежал на земле и надо мной было яркое голубое небо без единого облачка. Я встал и огляделся по сторонам. Состояние природы вселяло безмятежность. Меня переполняло ощущение безразмерного счастья и спокойствия. Вдруг позади раздался шорох, и я оглянулся. Сквозь кусты в десятке метров от меня пробирался человек. Он шёл мимо и не смотрел на меня. В полупрофиль я успел заметить чёрную окладистую бороду и острый нос. Мужчина двигался необычно быстро, казалось, что он не идёт, а скользит над землёй. Когда силуэт его уже почти скрылся в кустарнике, он неожиданно оглянулся, посмотрел на меня, и улыбнулся. Затем поднял руку, указывая на что-то позади меня, и снова блеск ударил мне в глаза.

Я оглянулся, чтобы посмотреть, на что он указывает, и увидел Генку. Тот сидел на спине необычного животного — это была белая лошадь с рогом во лбу. Впереди Генки на крылатом коне скакала божественной красоты женщина. «Генка!» — крикнул я ему и замахал руками. Генка повернулся ко мне лицом, и, не останавливаясь, поскакал дальше. Я хотел было броситься за ним, но в этот момент красавица оглянулась на меня, и я почувствовал, что не могу двинуть ни рукой, ни ногой. Я стоял, как столб, и следил, как они исчезают в чаще леса. Запомнился наряд незнакомки — лёгкий топ, словно сплетённый из паутины, накидка и зелёные бархатистые складки на бёдрах.

Когда они скрылись за деревьями, я пошёл туда, откуда появился Генка и через какое-то время вышел на берег реки. В двадцати метрах от неё из-под земли бил родник. Я прилёг на землю, наклонился к роднику и втянул губами прохладную влагу. Тело наполнилось силой и бодростью. Я встал и посмотрел по сторонам. Пейзаж был мне странно знаком. Приглядевшись, я понял, чего в нём не хватает: если бы за рекой стояли домики, это были бы Поляны. И оттуда кто-то кричал мне: «Стас, Стас!». Я прищурил глаза и разглядел маленькую фигурку на той стороне. «Стас, Стас!» — кричал мне женский голос, я бросился к реке, чтобы переплыть её прямо в одежде и… проснулся.

— Стас! Стас! — я увидел над собой Томкино лицо. — Ты как? Встать в состоянии?

Я чувствовал себя бодрым, словно проспал неделю.

— Что-то случилось?

— Да нет, просто спишь весь день. Зойка скучает, пойдёшь к ней? На ребёночка посмотришь…

— Да, конечно, — пробормотал я. — Только умоюсь сначала…

Новорождённая девочка лежала завёрнутой в простынку в каком-то корыте, застеленном матрасиком, и спала. Я удивился тому, какая она была маленькая, и в то же время неправдоподобно большая.

— Как только она в тебе помещалась? — спросил я, повернувшись к Зойке.

Зойка счастливо улыбнулась.

— Больше не умещается…

Девочку назвали Асей.

Автор ждёт читателей, желающих задать вопросы, в своей группе в Telegram: Тёмные воды Алексея Черкасова (https://t.me/AlexCherckasov)