Тёмные Воды. Зимний апокалипсис

Глава третья

Через две недели «потепление» пришло и в Поляны. На улице всё ещё было морозно — минус пятьдесят-пятьдесят пять, но, наконец, удалось протопить дома. Ещё спустя две недели температура поднялась до минус двадцати, и мы стали выходить на прогулки. Томка неделю дулась на меня, потом успокоилась. Постепенно и Стас стал отходить от потрясения. У него всё чаще мы заставали Алёну, которая нянчилась с Аськой.

В мае стало совсем по-весеннему тепло, для полноты картины не хватало только ласкового и весёлого солнышка. Вместо него в семистах миллионах километров от нас на тёмно-синем небосводе сиял яркий и крупный диск, света от которого едва хватало, чтобы рассеять тьму нашего мира. Стас говорил, что Земля вот-вот достигнет орбиты Юпитера, и теперь все мы молились, чтобы газовый гигант оказался где-нибудь на противоположном краю эклиптики, и мы не упали на него. Его местоположение было нам неизвестно, впрочем, добавляло оптимизма то, что будь он где-то поблизости, мы бы его уже, наверное, видели.

Когда потеплело, мы решили схоронить наших погибших товарищей, однако под снегом их тел не оказалось. Мы с Егорычем переглянулись, но промолчали, так как начни мы рассказывать о подземном кладбище, да о непонятном Седом Бесе, да о моих разговорах с покойниками, в это всё равно никто не поверил бы.

— Собачки, что ли? — недоумённо сказала Алёна.

— Что-нибудь бы осталось, — возразил Артём, — а тут никаких следов.

Томка была так озадачена и взволнована, что весь день говорила только об этом, будоража всех вокруг.

— Наверняка это звери раскопали и утащили их, — горячо говорила Томка. В конце концов, когда она завела речь об организации поисковой экспедиции, я незаметно затолкал Томку в нашу комнату.

— Ты чего, Ген… — заулыбалась она. — Невтерпёж, что ли? Часок подожди…

— Тома, — сказал я серьёзно. — Ты должна меня выслушать и не перебивать.

Томка сразу посерьёзнела и села на стул. Я решил зайти с козырей:

— В общем, когда мы с Егорычем ездили на поиски Вити, мы видели и Витю, и Иваныча, и даже Зойку.

Томка ахнула и посмотрела мне за спину. Я оглянулся, в дверях стоял Стас.

— Где ты видел Зойку? — спросил он и закрыл за собой дверь.

Вид у него был настороженный и даже несколько грозный. Позабыть услышанное он, конечно, уже не мог, и я решил, что придётся посвятить и Стаса тоже. И стал выкладывать подробности нашей с Егорычем поездки: о видении, в котором я встретился с теми, кто, по всей вероятности, уже умер, включая Зойку, о нашем посещении странного подземного кладбища, где лежали тела близких нам людей. Стас с Томкой слушали внимательно, не перебивали, ни о чём не спрашивали и, кажется, отнеслись к моему рассказу серьёзно. Когда я закончил, они некоторое время переваривали услышанное. Потом Томка спросила:

— А ты отчётливо это всё помнишь? Ты же говоришь, что временами это выглядело как сон… так может, ты просто спал и это всё увидел во сне?

Я кивнул.

— Да, это мог быть сон. Но тогда Егорычу приснился такой же. К тому же…

Я достал из кармана анх, который получил от Иваныча. Томка посмотрела на тумбочку.

— А там другие, Тома.

Я подошёл к тумбочке и достал из неё оба амулета. Тот, который мне дала мама, по-прежнему светился мягким светом и на ощупь был тёплым. А оставшийся от Юхыма выглядел как обработанный камень. Затем я подошёл к Стасу и повесил анх Иваныча ему на шею светлой стороной к телу.

— Под рубашку убери, — сказал я.

Стас засунул амулет за шиворот, но перевернул его. Томка это заметила и, подойдя к Стасу, поправила.

— Ну как? — спросил я.

Стас выглядел слегка обалдевшим.

— Как будто в речку окунулся, — сказал он. — Таким бодрым себя давно не чувствовал. Это что?

— Там какая-то жизненная сила, Стас, — сказал я. — Иваныч сказал, что эта штука его подзаряжает.

В этот момент мне послышался шорох за дверью. Я быстро распахнул её. Там стояла Алёна с Асей на руках. Ася дремала, посасывая палец.

— Вот… — растерялась Алёна. — Захныкала что-то, я а мимо проходила.

Я жестом приказал ей войти и закрыл дверь.

— Что слышала? — спросил я.

— Всё, — упавшим голосом сказала Алёна.

— Ты тут целый час стоишь? — удивилась Томка.

— Ну да, — запинаясь, ответила Алёна. — Вы не подумайте, я ничего подслушивать не собиралась. Я правда шла мимо, услышала, что Ася хнычет. Зашла, взяла её на руки и стала качать. А тут вы разговаривать начали. Я сначала не прислушивалась, а потом… стало интересно, и я подошла сюда, чтобы лучше разбирать…

— Понятно, — кивнул я. — Придётся тебя убить.

Я пошутил, и все это поняли, кроме Алёны. А Алёна напугалась по-настоящему.

— Да зачем убивать? Ну что тут такого — призраки и призраки… я никому не расскажу… — и она заплакала.

Томка подошла к ней и обняла:

— Да успокойся, Алён… это у моего мужа такие дурацкие шутки.

Мы засмеялись.

— Но ты, действительно, никому ничего не говори, — сказал Стас. — Болтовня ни к чему.

Алёна кивнула головой.

— Зойка была, конечно, резкая, — сказала она. — Но мне её так жалко, она была такая честная…

— Алёна, — вдруг сказала Томка. — Раз уж ты пришла… Мужики к тебе в комнату ходят?

Та вдруг покраснела. Покраснел и Стас.

— При Таисии Прокофьевне только днём, пока она на ферме, — сбивчиво начала Алёна. — А когда она перебралась к Люде… ну, после того как Витя… я стала жить одна, теперь и по вечерам тоже…

«Вот это да, — подумал я. — Оказывается, у нас тут комната психологической разгрузки под боком».

— А девочки знают? — строго спросила Томка.

Алёна стояла красная, как рак.

— В общем, прекращай-ка чужих мужиков совращать, — продолжила Томка. — Чтобы никого больше на порог не пускала!

Обычно строптивая Алёна вдруг покладисто кивнула и украдкой бросила взгляд на Стаса.

Мы вернулись к прерванному разговору.

— Получается, что потустороннее проникает в наш мир, — задумчиво сказала Томка. — Понять бы, зачем и почему именно сейчас.

Томка произнесла слово «потустороннее». Она первой так открыто назвала вмешательство в нашу жизни сверхъестественных сил. Что это за силы, мы не знали и не понимали, но в их существовании уже не сомневались. Я не сомневался, потому что столкнулся с ними непосредственно, а Стас, Томка и Алёна приняли мои слова на веру.

Я ответил:

— Иваныч так и сказал: вы встретите своих мертвецов. И что-то про какие-то воды, что они станут нашей жизнью, когда мы начнём встречаться с мифами. Да — и ещё про Немезиду, что это она, дескать, меняет среду, в которой обитает вот это вот всё…

— Немезида, говоришь? — задумчиво сказала Томка. — Глюки разные, миражи… — она посмотрела на Стаса. — Стас, ну-ка, ты у нас самый умный, говори.

— Могу только сказать, что крупное тело может изменять структуру пространства-времени, — сказал Стас. — Это известно со времён Эйнштейна. Если предположить, что потустороннее нуждается в некой среде… кто знает, может быть, звезда и создаёт такую?

— Ну да, физика… — задумчиво произнесла Томка.

* * *

Через пару дней Стас подошёл ко мне, и сказал, что раз я встретил Зойку в каких-то катакомбах, то ему просто необходимо посетить их.

— Не на неё, так хоть на могилу её взглянуть, — сказал он.

К моему удивлению, его поддержала Томка. Она сказала, что тоже хочет увидеть кладбище, на котором побывали мы с Егорычем. Я тогда подумал, что она не доверяет мне и даже немного обиделся. Однако экспедицию организовать согласился. Егорыч ехать отказался, но в компанию к нам навязалась Алёна.

Стало совсем тепло и мы, открыв нараспашку окна в машине, наслаждались врывающимся внутрь тёплым воздухом, хорошо озонированным после таяния снега и гроз.

Через час пути нам стало жарко. Когда же мы, наконец, достигли места, где стоял наш трактор, там была такая жара, что нам, всем четверым, пришлось почти полностью раздеться, я, например, остался в майке и трусах. По ощущениям, здесь было не меньше сорока градусов.

Трактор совершенно развалился, словно стоял здесь не пару месяцев, а несколько лет. Краска на нём потрескалась, перенасыщенный водяными парами воздух разрушил металл, который местами под тяжестью конструкции просто осыпался. Вместо нашего трактора здесь теперь лежала груда ржавого железа.

Я прошёл на то место, где «Нива» стояла в прошлый раз и посмотрел направо. Метрах в двадцати отсюда мы с Егорычем вышли из-под земли. Я увидел невысокий бугорок и уверенно направился к нему… но дойдя, обнаружил только небольшой холмик без малейших признаков входа в катакомбы.

— Не понял… — пробормотал я и огляделся ещё раз. Я стал вспоминать, в какую сторону нас повёл Витя. Направление я помнил, помнил и то, что шли мы недолго. И хотя я уже понимал, что время и расстояние нас тогда обманули, невольно всмотрелся в горизонт. Где-то там был и камешек, на котором я сидел перед встречей с Седым Бесом, и склеп, вход в который мы раскапывали с Егорычем.

Я оглянулся. Алёна со Стасом вышли из машины и вопросительно смотрели на меня. Томка сидела на пассажирском сиденьи спереди.

Я снова посмотрел в сторону озера. На горизонте, как и в прошлый раз клубилась грандиозных размеров шапка пара.

— Мы ходили туда, — сказал я, указывая направление.

Стас кивнул и подошёл ко мне.

— Стас, — сказал я. — Я ничего не понимаю. Вот тут, где мы стоим, ну или в пяти метрах отсюда, был вход в подземелье. Мы именно здесь с Егорычем вышли и сразу увидели трактор и машину.

Я повернулся и показал, как мы их увидели.

— Может, осыпалось? — неуверенно сказал Стас.

Я посмотрел на него.

— Ну, Стас…

— А какие ещё варианты? — спросил он.

— Больше никаких, — пробубнил я и стал ходить туда-сюда по сырому чернозёму, рассчитывая, что если Стас прав, то где-нибудь земля подо мной начнёт проваливаться.

— Тут сапоги были бы в самый раз, — сказал Стас, у которого на ботинки налипло по килограмму грязи.

Я походил кругами минуты три. Алёне надоело стоять в грязи, и она забралась обратно в машину. Томка, наоборот, вышла из неё.

— Ну что? — обратилась она ко мне.

Я виновато посмотрел на неё и развёл руками.

— Ничего нет? — спросила Томка.

— Ничего… — ответил я, и она мне кивнула.

— Что будем делать дальше?

— Да фиг его знает, — ответил я и снова стал озираться по сторонам. — Надо бы прогуляться в ту сторону, — и я указал направление, куда мы ходили с Витей.

— Гена, ты же сам понимаешь, что это бессмысленно, — сказала Томка, подойдя ко мне. — Мы пойдём, утонем в этой грязи, но ничего не найдём.

— Но как же… Ведь я всё так хорошо помню, — начал было я, но Томка жестом показала мне замолчать.

— Как ты говоришь, звали вашего проводника по этому кладбищу? — спросила она.

— Седой Бес, — ответил я.

— Ну вот бесы тебя и водили, — сказала Томка.

Я молчал.

— Гена, я рационалистка и наверное, даже атеистка, — сказала Томка. — И именно поэтому я обязана признать очевидное — какие-то силы, о которых мы ничего не знаем, вступили с нами в контакт, и они, эти силы, своим существованием опровергают всё, к чему мы привыкли. Мир меняется, нам остаётся с этим смириться и приспосабливаться.

—Ты хочешь сказать…

— Да. И призраки, и все эти таинственные места, то появляющиеся, то исчезающие, встречаются нам всё чаще… Сначала только Зойка…

Стас добавил:

— Когда физики проникли в микромир, они там столкнулись с явлениями, которые вступают в противоречие с привычным для макромира рационализмом. Похоже, да?

Томка продолжила:

— Да, этот иррациональный мир сейчас идёт к нам и местами прорывается на поверхность. Я не знаю с чем это связано, может быть, как Генка говорит, с этим, — Томка махнула рукой в сторону огненно-красной Немезиды, — или с этим, — и она указала на паровую шапку, — или ещё с чем-то.

Мы не заметили, как к нам подошла Алёна.

— Художники иногда пишут свои картины поверх старых, и если смыть верхний слой красок и грунт, то там обнаруживается другая картина, — сказала она. — Так и здесь, да? Какие-то фрагменты мы уже видим, но другие всё ещё скрыты под красками.

Томка согласно кивнула.

— Интересная аналогия, Алёна, — похвалила она. — Да, я что-то такое и хотела сказать.

— То есть всё, что мы до сих пор считали бабушкиными сказками, сейчас становится реальным? — спросил Стас.

Немного подумав, он добавил дрогнувшим голосом:

— Может, и Зойка вернётся?

Алёна покосилась в его сторону.

— А если вернётся, ты сможешь забыть, что она умерла?

Стас промолчал.

— Так, поехали, наверное, домой, — сказал я. — Здесь мы всё равно ничего не найдём. И очень жарко.

Возражающих не было, и через пять минут мы ехали в сторону Полян.

— Между прочим, сон героя или героини — частый мотив в мифологии, — продолжила в машине Томка. — Символизирует смерть и возрождение в новом качестве.

— Возрождение? — спросил я.

Я вспомнил мамины слова…

— Чтобы возродиться, нужно умереть!

Томка посмотрела на меня и продолжила:

— Ещё перерождение героя может символизировать попадание в необычные обстоятельства — например, в желудок кита, в царство мёртвых, в брюхо к серому волку…

— А в могилу? — спросил я. — Мы с Егорычем побывали на подземном кладбище, в могилах.

— И в могилу, — подтвердила Томка. — Так что жди изменений, станешь полубогом, — хохотнула она.

— Смешно тебе… — сказал я. — А я, пока шёл по катакомбам, полно знакомых увидел боковым зрением — все лежат в гробах, глаза открыты и смотрят на меня. И как будто зовут остаться с ними. Да и уходить-то не хотелось. Когда мы вышли на поверхность, я даже разочаровался.

— Хотел остаться с мёртвыми? — спросила Томка. — Это ты, похоже, покоя ищешь. Устал от нас.

И Томка с иронией на меня покосилась.

— Нет, — помахал я головой. — Там другое, не покой. Это как будто возвращение домой. Я словно издали на родной дом взглянул, и меня сразу увели.

— Возвращение в Эдем, — захихикала Алёна на заднем сиденье. — Я вижу умерших людей… — завывая, процитировала она по привычке какое-то кино.

— А ты там увидел что-то, кроме могил? — уточнила Томка. — Почему «родной дом»?

— Не увидел, Том, — ответил я. — Почувствовал. Внутри было такое ощущение, что приближаюсь к дому, там мама, родные, близкие, тепло и всё такое… если ты понимаешь, о чём я.

— Кажется, понимаю, — задумалась Томка. — Странные ассоциации у тебя — кладбище и отчий дом.

— Кладбище отдельно, дом отдельно, — пояснил я. — Не на кладбище дом, а как будто где-то рядом. Да ни фига ты не поняла! — я раздражённо махнул рукой и замолчал.

Томка тоже промолчала. Зато Алёна развеселилась:

— Дом рядом с кладбищем? Это сторожка смотрителя. Или церковь. Тебе где теплее, Ген?

Томка оглянулась на неё.

— Церковь, говоришь? А что… может, и церковь.

Я решил помалкивать. И так наболтал. Они теперь до Полян будут обсуждать моё психическое здоровье. Но они ещё немного повеселились, и разговор затух. Некоторое время мы ехали в тишине, потом Томка завела с Алёной разговоры о кулинарии, о детях… а Алёна вторила ей о каких-то шмотках, которых здесь не хватает, о своём житье-бытье в прежние времена. Стас иногда вставлял пару словечек в их разговор, а я молча смотрел на узкую дорогу впереди нас и считал километры до Полян.

Когда в свете фар появились наши домики, девчонки дремали на заднем сиденьи. Была поздняя ночь, и мы сразу легли спать. К обеду встали и, когда ели, Томка вдруг сказала:

— Гена, вспоминай подробно и дословно всё, о чём ты говорил с Иванычем, со всеми чертями и бесами, которых встретил. Здесь, когда полночи пили, там, во всех своих видениях…

— Зачем вспоминать? — удивился я.

— Хочется понять, почему мы стали сталкиваться с этими… ээээ… параллельными мирами.

— Да ничего особенного. Водку пили, болтали о ерунде всякой, в основном. Анекдоты травили…

— А потом? Когда он встретился в пути. Что он говорил?

Я задумался.

— Он сказал, что Юхым — наш местный, что его здесь убили, и Егорыч Иванычу об этом рассказывал.

Егорыч, который обедал с нами, удивился:

— Я про него рассказывал? Что его у нас убили? Это когда же?

— Степан Егорович, — сказала Томка. — Вспомни, пожалуйста, кого здесь убивали на твоей памяти.

— Да у нас тут тихо… — сказал Егорыч. — В соседних деревнях если… да не помню, чтобы я с Иванычем об этом разговаривал.

— Стоп, Егорыч… — сказал я. — Иваныч говорил в таком духе, что это как будто историческое что-то.

И тут меня самого осенило.

— Да этот же… мокшанин! Как его… Си… Сулда, Сильда…

— Селга, — сказал Егорыч. — Это да, это я Иванычу рассказывал. Думаешь, о нём речь? то есть Немо — это Селга? Да ну…

Егорыч махнул рукой.

— После ваших бесов и призраков, я бы ни от чего не отмахивалась, — сказала Томка. — Ну-ка, напомни. Кто такой Селга?

Егорыч с удовольствием в очередной раз рассказал свою любимую байку о первом христианине Полян. А мы слушая, примеряли услышанное к Немо.

Выслушав, Томка снова повернулась ко мне:

— Ладно, Ген. Значит, Селга, а Селга — это ещё и родник. А родник — здоровье, долгожители. Так, Егорыч? — тот кивнул, и Томка снова вцепилась в меня:

— Вспоминай, что ещё.

— Ещё… — снова задумался я. — Нет, Тома, больше ничего не вспомню.

Она укоризненно посмотрела на меня.

— Да ты пойми, я там всё время был как во сне, — сказал я. — Ты много своих снов помнишь?

Потом я подумал ещё немного.

— Когда в пещере чай пили, мама сказала, что люди должны вернуться в первозданное состояние. Так и сказала, да. Я ещё перепросил — к лукам, что ли? А они мне — луки, дескать, это уже не первозданное. А Иваныч сказал — шумите, мол, сильно, хаос устраиваете.

— Ещё что-нибудь? — спросила Томка.

Я отрицательно покрутил головой.

— Нет, Тома. Больше ничего. Хотя… Да! Мама сказала, что Немезида оживляет память человечества. Теперь точно всё.

— Значит, подытожим, — сказала Томка. — Мы имеем вторгающийся в нашу реальность потусторонний мир, в котором действуют наши умершие родственники и друзья, пришельцы из далёкого прошлого… как тот же Селга.

— Они же тоже умершие, — уточнила Алёна.

— Да, они тоже умершие, — согласилась Томка. — Этот потусторонний мир устанавливает с нами связь. А Немезида — как ты сказал? — она посмотрела на меня.

— Оживляет память человечества, — повторил я.

— И создаёт среду, в которой оживают мифы и обитают призраки…

— Ещё анх, Тома, — добавил я. — Они поделились с нами амулетами с необычными свойствами.

— Верно, какие-то артефакты нам передали, — сказала Томка. — Ещё что можно сказать?

— Кажется, они хорошо к нам относятся, — вставила Алёна.

— Или манипулируют, — возразил Стас. — Родственникам и друзьям больше доверия, потому они к нам и являются.

— Или кто-то под их видом? — предположила Алёна.

— Да! — вспомнил я. — Ещё Иваныч сказал, что нужно срочно ехать за Игорем, там, дескать, назревают какие-то проблемы.

В этот момент пришёл Артём, и мы вернулись к насущным вопросам.

А они состояли в том, что продолжалось потепление, правда, дни наступили пасмурные, небо было затянуто тучами, и это погрузило наш и без того сумрачный мир в постоянную темень. К середине мая температура на улице достигла нуля градусов, таял снег. Мы стали выходить на улицу в обычной демисезонной одежде, от которой уже успели отвыкнуть за полтора года. Зачастили дожди. Стас объяснял это тем, что вся огромная масса снега, выпавшего за полуторалетнюю зиму тает, стекает в водоёмы и испаряется. К середине июня установилась тёплая, но дождливая погода с температурой в районе 15-20 градусов. После этого изменения прекратились.

Мы, наконец, получили возможность заняться нашим хозяйством. За те полгода, которые стоял нестерпимый мороз, мы не высовывали из дома носа больше, чем на десять минут. Поэтому всё снаружи покосилось, потрескалось, и теперь мы усиленно и ежедневно занимались ремонтом.

Кроме того, мы заново отстроили сгоревшую баню на старом месте.

Растаяла река, но рыбы в ней не оказалось — речка, похоже, во время морозов промёрзла до дна, и вся живность погибла. Тут-то и пригодились рыбки, расплодившиеся в нашем пруду. Мы выпустили их в реку, и ко второй годовщине образования нашей коммуны караси и краснопёрки так расплодились в отсутствие хищников, что их можно было ловить сачком и даже руками. После этого мы за ненадобностью слили наш пруд под крышей.

Как раз к этому времени у нас стала заканчиваться солярка. Расход её в сильные морозы, когда мы эксплуатировали наш генератор на максимуме возможностей, был значительно больше того, при котором, по нашим расчётам, её должно было хватить на пять лет. Я печально смотрел на наши запасы и понимал, что, конечно, теперь, когда нам приходится только освещать помещения и нет нужды отапливаться, ещё год-другой мы протянем. Но если с нашей «печкой» опять что-нибудь случится, то новую зиму нам не пережить. Поэтому я принял два решения: первое — по возможности расселиться в домах с печами и второе — собрать и установить, наконец, ветрогенераторы, которые на бумаге уже существовали.

Стас в это время днями просиживал в библиотеке в поисках хороших карт местности, чтобы найти село Каюжное, где, по словам Иваныча, жил Игорь со своей молодой женой. Помогала ему в этом Алёна, которая вообще после смерти Зойки взялась его опекать. Дело было нужное, но нельзя было забрасывать и остальное. Поэтому я вытащил его из библиотеки, которая за время зимы изрядно пострадала — многие книги теперь буквально рассыпа́лись от прикосновения. Видимо, структура бумаги не выдержала сильных морозов. Лучше сохранились те, которые стояли плотно на полках — между их страниц не конденсировалась влага, которая при замерзании рвала листы, а при оттаивании склеила их между собой, превратив книги в целлюлозную кашицу.

Когда мы приступили непосредственно к монтажу ветряков, выяснилось, что нам не хватает множества разных мелочей — начиная от болтов с гайками и заканчивая смазочными материалами. Пришлось снаряжать поездки по округе в поисках необходимого. Примерно с месяц Стас с Егорычем колесили повсюду на «Ниве» — Егорыч хорошо знал местность и расположение всевозможных складов, мастерских, цехов, а Стас, будучи разработчиком, понимал, что нам нужно для сборки наших «мельниц», как мы их сходу стали называть для краткости.

В октябре мы собрали и установили на открытом пространстве у реки первую «мельницу». Место было не очень удачное, правильнее было бы поставить ветрогенератор на холме в полукилометре от дома, но Артём сказал, что потери энергии в проводах будут нивелировать выигрыш в мощности. Мощность у нашего ветряка была небольшой, для эксперимента мы подключили его к «татарскому» дому и Полина с Катей стали жаловаться, что свет постоянно мигает, яркость нестабильна, а иногда вообще вырубается.

Механизм был, конечно, далёк от совершенства. В частности, лопасти постоянно застревали и приходилось выходить, чтобы их подтолкнуть. Но и без этого неудобства я понял, почему ветряки вызывали такую критику во времена попыток их внедрения: это был очень нестабильный генератор, чудовищно зависящий от всего на свете — начиная от скорости ветра и заканчивая каким-нибудь принесённым тем же ветром мусором, который скапливался во вращающихся узлах и, в конце концов, останавливал ротор. Кроме того, работа ветряков требовала накопления энергии при хорошем ветре, чтобы использовать её при плохом, а значит, достаточно сложных устройств по автоматической стабилизации мощности.

Тем не менее, худо-бедно эта штуковина работала, и Стас с Артёмом приступили к изготовлению следующей.

После потепления в нашей местности развелось разного зверья как в хорошем зоосаде. Оказалось, что животные не погибли от морозов, а перезимовали где-то в более благоприятных условиях и теперь возвращались и усиленно плодились. Егорыч стал регулярно ходить со своей двустволкой на охоту — у него было полно дробовых патронов, и теперь он снабжал нашу колонию свежим мясом.

Однажды он вернулся с охоты с пустыми руками, какой-то возбуждённый и пошёл не к себе, а прямо ко мне. Не снимая дождевика, бухнулся в нём на нашу с Томкой кровать, не обращая внимания на стекавшую воду. И начал какие-то манипуляции с ружьём — заглядывал в дуло на свет, что-то там протирал рукавом, взводил и спускал курки. Всё это сопровождалось невнятным бормотанием, в котором я только и разбирал: «вишь как… для-ради… не свезло-то как». Услышав шум, в комнату зашла Томка и возмутилась:

— Ты что творишь, Степан Егорович! Ну мы же на этой койке спим! А ты нам болото устроил.

Спохватившись, Егорыч вскочил и скинул с себя дождевик. Протянул его мне, а сам продолжил ковыряться в ружье. Томка принялась снимать мокрое бельё с кровати.

— Егорыч, да что случилось-то? — не выдержал и я.

— Да вот, понимаешь… охочусь, — начал старик. — Гляжу — олень. Олень как олень, правда пятнистый какой-то и поменьше, чем в наших лесах. Ну я думаю, кого только не собралось у нас тут. Обрадовался! Оленинки-то, чай, хочется, а? — Егорыч посмотрел на нас с Томкой и заулыбался.

— Ну хочется, — буркнула Томка, которая всё ещё сердилась.

— Вот и мне, вишь, захотелось, — сказал Егорыч. — Аж слюнки потекли, как представил шашлык из оленинки. К тому же у этого, чую, такое нежное мясо должно…

— Ну и где он? — спросил я.

— Нету, вишь… — развёл руками Егорыч. — Ружжо стрелять отказалось! И главное, сейчас-то смотрю — всё в порядке, должно пальнуть. А там как застопорилось. Я целюсь, жму и… ничего. Тьфу, — и старик непечатно выругался.

Егорыч помолчал, потом отложил ружьё в сторону и странно на меня посмотрел.

— Что ещё? — спросил я.

— Да ты понимаешь, показалось мне…

— Что показалось-то, Егорыч? Не томи.

— Да как будто была там неподалёку девка. Такая статная, одета не по-нашенски… — он бросил взгляд на «Мифы Древней Греции», лежавшие на тумбочке, — как вон в книжках про гераклов рисуют. И я в оленя-то целюсь, а она на меня так посмотрела… — Егорыч показал, как. — И ружжо, вишь, отказалось стрелять.

— А в руках у неё что-нибудь было? — спросила Томка, не оборачиваясь.

— Что-то было, — сказал Егорыч. — Я ещё удивился, вроде, девка, а как пацан, с оружием.

— С каким оружием? — насторожился я.

— Да с луком, понимаешь… — сказал Егорыч как бы до сих пор удивляясь. — Вроде, несерьёзная штука-то, пацанские игрушки. Но у ней, знаешь, такой был… почти в мой рост и толстенный.

Томка закончила собирать бельё и повернулась к нам.

— Эх, Егорыч, — сказала она. — Заставить бы тебя стирать это всё.

Старик потупился и начал оправдываться.

— Да ладно тебе, Егорыч, теперь уж не скули, — грубовато сказала Томка. — Так говоришь, она была с луком и маленьким оленем? И одета… ну словно в простынь обёрнута, да? — Томка снова посмотрела на кучу белья.

— Ага, — ответил Егорыч. — Только пока я на ружжо-то смотрел, для-ради… они оба пропали. И девка, и олень. Вот и думаю уж — олень-то убёг, а девка, чай, почудилась.

— Богиню Артемиду, — сказала Томка, — в её путешествиях повсюду сопровождала лань. — И посмотрела на меня. — Вот и мифы пришли, Генчик.

* * *

В свободное время Стас продолжал бегать в библиотеку, но нужной карты так и не нашёл. Однако однажды вечером он вбежал ко мне крайне возбуждённый:

— Я нашёл это Каюжное, нашёл! — и ткнул пальцем в огромную, в полстены, карту, которую он развернул прямо на полу.

Действительно, на старой советской карте нашлось село Каюжное в Рязанской области.

— Нашёл, таки? — порадовался я. — А где же она лежала? Ведь географический стеллаж ты там весь пятнадцать раз перебрал.

Стас как-то странно потупился. Меня это удивило — что такое его озадачило?

— Понимаешь, Гена… — замялся Стас.

— Ну чего ты мямлишь? Есть что сказать — говори. Нет — иди по своим делам, не отвлекай, — разозлился я.

Стас повернулся и на деревянных ногах пошёл к двери. Уже дойдя, он остановился и оглянулся.

— Понимаешь, Гена… это Зойка мне дала. Она приходит иногда…

— Приходит?! — обалдел я. — Как приходит?

— Ну не то, чтобы… Просто появляется. Об этом никто не знает, теперь вот ты…

— Рассказывай, — потребовал я.

— Понимаешь, Гена… — снова затянул Стас.

— Да не канючь ты!

— В общем, ей не понравилось, что у нас с Алёной…

Я не стал помогать ему высказаться.

— Я иногда захожу к ней, — продолжил Стас. — И вот две недели назад я зашёл, а там Алёны нет, а Зойка… сидит на её постели. И вдруг как схватит меня за руку, вот тут, — Стас показал на запястье. — И голову повернула ко мне и посмотрела так… А глаза пустые, как у мертвеца…

Он помолчал, потом продолжил:

— Я перепугался, убежал. Хотел тебе рассказать, но ты где-то по деревне ходил. Часа через два я вернулся, её не было, а Алёна сказала, что я чокнулся. А дня через три снова…

Потом он помолчал и продолжил:

— Понимаешь, Гена…

Я засмеялся.

— Да как же тебя понять, коли ты ничего не говоришь? — процитировал я.

— Ну в общем в этот раз она сначала меня за руку схватила, а потом сорвала с шеи цепочку. Мне эту цепочку с медальоном Алёна подарила, с себя сняла. А Зойка сорвала её, и она прямо у неё в руках расплавилась и стекла на пол, там и след остался, можешь сам посмотреть.

Потом Стас помолчал ещё немного.

— А теперь Алёна… понимаешь, Гена… она говорит, что в последние дни каждый раз, когда я к ней прихожу, слышит Зойкин голос, и она кроет её на чём свет стоит. Ну ты знаешь, как она может.

— А что у тебя с Алёной?

Стас опять замялся.

— Да как-то так получилось…

— Понятно, не продолжай. И как же это вы умудрились, что никто ничего не заметил? А главное, когда?

— Просто Алёна не хочет афишировать…

— Стас, ты у нас немного не от мира сего… Имей ввиду: Алёну здесь все мужики опылили, наконец, и твоя очередь пришла. Я думаю, раньше-то она Зойку боялась, а теперь, вроде, бояться нечего, ну и…

— А ты? Ты тоже «опылил»?

— Нет, Стас, все, кроме меня. Совет вам да любовь, — хохотнул я, чтобы сгладить неловкость.

Меня, конечно, Алёна тоже окучила. Но Стасу об этом знать было необязательно.

— Ну а карта-то откуда? — спросил я, вспомнив, с чего начался разговор.

— Зойка и дала. Сегодня утром. Я проснулся, Алёны нет, вместо неё Зойка. Сунула мне карту.

— Нормально ты устроился, Стас… — подколол я. — Вечером новая жена, утром — старая…

— Чертовщина, я понимаю…

— Подходящее слово, Стас… Зойка всегда была редкой чертовкой.

— Да ну тебя.

Мы развернули карту и стали рассматривать. Каюжное было обозначено на карте как небольшая деревушка, вроде Полян или чуть больше в полутора десятках километрах от какой-то дороги областного значения. Теперь мы знали, где искать нашего старого друга. Учитывая, что какая-то часть пути будет пролегать по приличным дорогам, поездка туда должна занять шесть-семь часов.

Но мы не знали, с каким климатом столкнёмся по пути. Иваныч говорил, что в самом Каюжном тепло, тепло и у нас. А вот какая температура где-нибудь посередине? По телевизору теперь о погоде в разных регионах не сообщали. Стас прямо на карте нарисовал предполагаемый градиент температур в виде концентрических кругов — одних с центром в нашем озере и других с центром в месте залегания урановых руд в том районе. Мы предполагали, что именно оттуда обогревалось Каюжное. Выходило, что короткий путь пролегал как раз примерно по дуге окружности с центром в нашем озере, значит, здесь температурный режим должен был быть более или менее равномерным. Но в том, что получится так проехать, мы сомневались, а с объездом по трассе получалось раза в полтора длиннее, и нам приходилось либо отдаляться от источника тепла, либо приближаться к нему. В обоих случаях отклонение от температуры в Полянах составило бы около пятнадцати градусов, но в одном — в сторону потепления, в другом — в сторону похолодания.

Я предпочитал ехать при нуле, Стас — при жаре. В итоге склонились к его варианту, чтобы наверняка избежать по дороге сугробов. Проложили на карте приблизительный маршрут. Ехать решили завтра.

В нашей местности мародёров, насколько нам известно, больше не было, но они могли быть там, где жил Игорь — ведь зимы, которую перенесли мы, там, похоже, не было, а значит, могли сохраниться какие-то банды. Поэтому мы взяли пару автоматов, а Стас ещё и Зойкин пистолет.

Около пяти утра мы выехали. Если обойдётся без сюрпризов, мы планировали около десяти-одиннадцати утра быть на месте и отводили час-полтора на поиски. К полудню мы рассчитывали найти Игоря. Дальше предполагали действовать по обстоятельствам: или заночевать у него, или через час-другой отправиться обратно.

Километров сто мы ехали по просёлочным дорогам, этот путь, судя по карте, был самым коротким в Каюжное, а затем выехали на шоссе, где думали ехать побыстрее, но эти надежды не оправдались. Шоссе было буквально заставлено машинами, которые по разным причинам не сумели прорваться на юг и так и застряли в бесконечной пробке. В каждой второй машине были мёртвые тела, уже разложившиеся. Трупы лежали и на дороге, повсюду бегали одичавшие псы, а пару раз мне показалось, что я увидел и волков.

Их реакция на нас была предсказуемой: собаки с диким лаем бежали за автомобилем, пытались кусать колёса и с громким визгом подыхали, попадая под них. Объезжая автомобили и трупы, мы не могли ехать быстро, и животные бесконечно преследовали нас, одни стаи сменялись другими, в воздухе висел постоянный сварливый лай и скулёж.

Проехав так около десяти километров и убедившись, что от выезда на шоссе мы не получили никаких преимуществ, зато огребли кучу проблем, я свернул на первую попавшуюся асфальтированную дорогу с указателем «Комарово, 8».

— Раз асфальт, значит, что-то более или менее приличное, — объяснил я Стасу. — Возможно, райцентр или какой-то крупный посёлок. Там наверняка и выезд найдём с другой стороны.

Стас заглянул в карту.

— Да, такой населённый пункт есть, — сказал он. — Правда, не факт, что посёлок…

Договорить он не успел. Внезапно нас сильно тряхануло, даже подбросило в воздух. Я инстинктивно затормозил. Тут же сзади раздался сигнал. Я посмотрел в зеркало заднего вида, прямо за нами стоял «пирожок», я даже не думал, что такие ещё где-то могут быть. В форточку высунулся мужчина в кепке:

— Чего встал посреди? — сердито крикнул он. — Дорога узкая, или вперёд, или на обочину. Не по полям же тебя объезжать?

Мы со Стасом были так ошарашены его появлением, что даже ничего не спросили. Я завёл двигатель, и мы съехали в сторону. «Пирожок» газанул и уехал вперёд.

— Выскочил, как чёрт из табакерки, — сказал я. — Ты не видел, откуда он взялся?

Стас ответил:

— Я как раз оглянулся, и сзади никого не было. Потом нас подбросило, и я закрыл глаза, а когда открыл, он уже подъезжал.

— Чудеса в решете… — сказал я задумчиво.

— И светло стало, смотри…

Действительно, стало светло. Пасмурно, но светло. И ещё асфальтовая дорога сменилась грунтовой. Я выключил фары и вышел из машины. Было тепло, дул лёгкий ветерок. И был запах. Особенный запах деревни — свежескошенной травы, навоза, колодезной воды и речки, запах, знакомый мне с рождения, который исчез два года назад вместе с теплом и Солнцем. Вокруг стрекотали кузнечики, где-то чирикал воробей.

— Стас, — позвал я.

Тот откликнулся:

— Чего?

— Выходи, подыши.

Стас вылез из машины.

— Ну чего тут?

— Ничего не замечаешь? Кузнечики вернулись, птички поют…

— Да, — удивился Стас. — Здесь, наверное, давно тепло. Значит и у нас будут птички-кузнечики скоро.

— И светло станет?

Стас посмотрел на меня:

— Может тут, кроме источника тепла, ещё и источник света есть?

— Региональное Солнце? — усмехнулся я.

— Ладно, Генка, — рассердился Стас. — Чего тут стоять? Поехали в посёлок, там разберёмся.

Он был прав. Мы сели в машину и поехали дальше. В паре километров впереди был какой-то тёмный туман и мы двигались к нему. Объезжая кочки и ямы, мы минут десять ехали по грунтовке, и уже появились в туманной дымке дома на окраине посёлка, когда вдруг «Нива» остановилась, словно врезавшись в стену.

— Ёлки! — выругался Стас, который в этот момент читал какую-то книгу. — Ты смотри на дорогу-то, угробишь машину.

Я завёл двигатель и тронулся, но «Нива» никуда не поехала.

— Что за чёрт!? — выругался я и вышел из машины. Подошёл к капоту и заглянул под колёса, чтобы найти, во что мы упёрлись. Под колёсами был какой-то туман. Я выпрямился и, сделав шаг вперёд, споткнулся о невидимую преграду и упал. Открыв глаза, я увидел, что лежу… на асфальте в темноте. Я поднялся и посмотрел назад. «Нива» стояла на полметра ниже асфальта, а из-за лобового стекла удивлённо смотрел на меня Стас. Через несколько секунд оцепенение у него прошло, и он выскочил из машины.

— Генка, ты как это делаешь? — заорал он.

— Что я делаю? — удивился я.

— Висишь в воздухе!

Я посмотрел под ноги. Нет, я стоял на асфальте. Обеими ногами.

— Я нигде не висю, Стас…

— Да как же?

И он бросился ко мне, а в следующее мгновение так же, как и я, споткнулся об асфальтовую кромку и шлёпнулся. Но если я, сделав шаг, просто споткнулся, то Стас, который бежал, растянулся основательно и встал весь ободранный, потирая ушибленный локоть на правой руке.

— Блин… — жалобно сказал Стас.

А до меня меж тем стало доходить. Вокруг снова царил привычный уже полумрак и только «Нива» ярким освещённым пятном выделялась внизу.

— Тут какая-то аномалия, — сказал я и осторожно, маленькими шажками, ощупывая поверхность, пошёл к машине.

Вот оно, это место. Я почувствовал ступнёй кромку асфальта, опустился на корточки и пощупал рукой. Да, здесь асфальт заканчивался и был какой-то провал. При этом, рукой я чувствовал, как кромка асфальта медленно, по паре миллиметров в минуту, скользила от «Нивы» ко мне.

Я аккуратно спустил ногу вниз. До земли было сантиметров тридцать. Я шагнул на эту ступеньку, и снова стало светло, а фигура Стаса как будто зависла в воздухе.

— Стас, тут какой-то катаклизм, — пробормотал я. — Иди сюда, только аккуратно.

Стас с той же осторожностью подошёл к «Ниве».

— Тут светло и грунтовая дорога, — сказал я. — А там темно и асфальт. И какая-то туманная граница. И она медленно двигается.

Стас кивнул.

— Хрень какая-то, — сказал я.

— Тёмные дела… — пошутил Стас.

Вперёд ехать мы не могли, решили вернуться назад. Я развернулся и мы поехали назад.

— Помедленнее, — сказал Стас. — Видишь, впереди туман опять? Наверняка сюрприз.

Он был прав. Я снизил скорость до пешеходной и ожидаемо наткнулся на «порог», который был сверху покрыт асфальтом.

— Так вот почему нас так тряхануло здесь, — сказал Стас. — Мы просто спрыгнули с трамплина.

Я был с ним согласен, и у нас возникла проблема. Мы оказались запертыми в полосе длиной в пару километров и не могли проехать ни вперёд, ни назад. Пешком мы тоже уйти никуда не могли — от Полян уехали уже далеко, до Каюжного было ещё дальше. Съехать в кювет и проехать по полю? Я прошёлся вдоль дороги и убедился, что и здесь проехать не удастся.

Я достал из багажника лопату и стал таскать землю с поля, сооружая насыпь у границы. Лопата была штыковая, носить ей землю было неудобно. Через полчаса потаскал землю Стас. Потом я завёл двигатель и попытался въехать по насыпанному. Земля предсказуемо умялась, расползлась в стороны и мы никуда не заехали.

Так мы насыпа́ли себе бугор больше часа, когда из темноты выехала старенькая чёрная «Волга». То есть старенькая она была, потому что эти «ГАЗ-2410» производились полсотни лет назад, но с виду она была абсолютно новая, аж блестела. В прошлом владельцы и даже пассажиры таких машин были членами закрытой касты, отоваривающимися в спецраспределителях, обладателями дефицита и неприкасаемыми для местных органов власти. Ещё такие использовались в таксопарках.

Поравнявшись с нами, «Волга» остановилась. С заднего сиденья вышел немолодой дядька в старомодном костюме и шляпе и накинулся на нас:

— Вы что тут делаете, говнюки?! Зачем вредите?!

— Дядь, дядь… — попытался я вставить полслова, но не тут-то было.

— Я сейчас сюда милицию вызову! Костя, набирай! — крикнул дядька, обращаясь к водителю.

Водитель совершил в кабине некие манипуляции и крикнул:

— Здесь помехи какие-то, Иван Семёнович! Надо ближе к посёлку, там всегда связь нормальная.

Иван Семёнович продолжал на нас орать.

— А ну быстро таскайте эту землю обратно!

Я разозлился.

— Мужик, отстань… езжай, куда ехал. Кстати, вы тут местные, что ли? Сколько вас здесь?

— Я тебе сейчас дам, «сколько вас здесь»! Костя, запиши их номер, — тут дядька глянул на наш бампер. — О, ещё и без номеров… ну точно шпана какая-то. И машина наверняка угнанная.

— Странная у них машина, — задумчиво сказал Костя. — Я таких не видел никогда…

— Органы разберутся!

С этими словами сердитый дядька влез обратно в машину и махнул водителю. Машина тронулась, а дядька крикнул в окно:

— Сейчас милиция приедет, расскажет тебе, сколько нас тут. Негодяй! Наглец!

Я развёл руками. Стас тоже стоял немного оторопевший.

— Какая милиция? Откуда он собрался её присылать?

— Да ну его, — махнул я рукой. — Даже после катаклизма сохранились скандалисты…

И тут я задумался.

— Стас, а ведь он нормально проехал здесь, как будто нет никакого «трамплина». Что же это за хрень такая? Мы одни, что ли, здесь подпрыгивем? «Пирожок» тоже проехал и тут, и там, дальше, без помех.

Мы оглянулись и проводили «волжанку» взглядами. Доехав до следующего барьера, она как ни в чём ни бывало, продолжила движение и вскоре скрылась.

— Выходит мы одни, — согласился Стас. — Получается, как будто они едут по одной дороге, а мы по другой.

— И там асфальт, а тут грунтовка. И граница между ними постоянно сдвигается… Ты знаешь, Стас, такое впечатление, будто здесь время другое. Здесь, где свет, мы как будто в прошлом. А потом за много лет эта дорога изменилась, даже асфальт положили, поэтому там, где темнота, почти на полметра выше.

— Хочешь сказать, это граница между настоящим и прошлым? — спросил Стас. — Звучит фантастично…

— И этот, на «волжанке», похоже, какой-то местный босс.

— А это значит, что сейчас сюда приедет поли… тьфу, милиция, и нам несдобровать!

Нравы советской милиции нам были известны по рассказам родителей да и сами из детства кое-что помнили. Знакомиться с пенитенциарной системой Советского Союза вовсе не хотелось. Мы принялись таскать грунт с удвоенной энергией. Я таскал, Стас трамбовал, потом менялись.

Когда горка получилась уже приличной, со стороны посёлка появилась машина, в которой, скорее всего, ехал обещанный Иваном Семёновичем наряд. Мы со Стасом быстро запрыгнули в «Ниву», и я аккуратно тронулся. Несколько минут у нас ещё было, поэтому суетиться было необязательно. На этот раз нам удалось заехать в нашу «мрачную» асфальтовую современность, и я дал по газам.

Автор ждёт читателей, желающих задать вопросы, в своей группе в Telegram: Тёмные воды Алексея Черкасова (https://t.me/AlexCherckasov)