Примерно через час дождь прекратился. Поток ещё долго нёс меня, пока, наконец, я не почувствовал под ногами твёрдую землю. Вода выбросила меня на возвышенность. Выбравшись на сушу, если так можно было назвать грязное месиво, в полумраке я разглядел невдалеке несколько домиков. Это была деревушка, стоящая высоко, наводнение до неё не добралось. Оглядевшись по сторонам, я убедился, что никого из моих спутников рядом не было — вода разнесла нас в разные стороны.
Я дошёл до крайнего дома и зашёл внутрь. В домике не было ни души. Здесь было довольно сухо, я быстро разделся и отжал одежду над тазом на кухне. Затем разложил свои вещи на мягкой мебели в одной из комнат, надеясь, что она впитает в себя часть влаги.
В катастрофе пропало всё, что у меня было. Я остался даже без фонаря, и теперь двигался почти на ощупь, так как контуры предметов были едва видны. Добравшись до окон, раздвинул шторы, и в комнату проникло немного сумеречного освещения снаружи.
Тем временем небо просветлилось, высыпали звёзды, а над горизонтом поднялась полная Луна. Она светила прямо в окно тусклым слегка серебристым светом, отражённым от далёкого Солнца. Однако в её свете появился едва различаемый розоватый оттенок. «Немезида добавляет своего», — догадался я.
Через полчаса моя одежда отдала обивке кресел и дивана достаточно воды, чтобы я мог её надеть и пуститься на поиски Томки. Я боялся, что она утонула — Томка и так-то была далеко не спортсменкой (я даже не был уверен, что она умеет плавать), а тут ещё и болезнь. Когда её оторвало от нас, Томка плохо соображала, что происходит, и было мало шансов на то, что она окажет какое-то сопротивление стихии.
Тем не менее, я побрёл обратно к воде. Я собирался идти вдоль кромки. Направление выбрал по ветру, предполагая, что если Томку и вынесло куда-то, то, вероятно, с его помощью.
Я ходил по берегу несколько часов. Одежда на мне вполне просохла, я ушёл за несколько километров от деревушки, где нашёл временный приют. Этот приют вполне мог стать для меня последним. Я совершенно не ориентировался на местности и не знал ни в какой стороне, ни на каком расстоянии от меня находятся Поляны. Когда началось наводнение, до них оставалось, вероятно, километров тридцать. Но куда меня занесло потоком, я не мог себе даже представить.
Я уже отчаялся, когда мне показалось, что справа, там, куда постепенно откатывалась вода, мелькнул красный лоскут от одеяла, на которое мы уложили Томку. Я метнулся в ту сторону, и из сумерек мне навстречу вышли Рустам с Маратом. На их плечах лежали носилки, а на них — моя Томка.
Лицо её было бледным и словно восковым. Я поднёс руку к лицу и ощутил еле заметное дыхание. Она была жива!
— Парни, спасибо вам, что спасли её! — кинулся я к братьям. — Где же вы её нашли?
— Мы не отпускали её, когда нас разнесло в стороны, — пояснил Рустам. — Так и плыли вместе с ней.
— Это было нетрудно, — добавил Марат. — Заодно и друг друга не потеряли.
В это время из темноты вышли Люся с Игорем. Они до сих пор были мокрыми.
— Услышали ваши голоса, — сказал Игорь. — В этой темноте можно в трёх соснах заблудиться. Выходит, мы шли всё время неподалёку, и знать о вас не знали.
Это было для нас уроком — в таких ситуациях нельзя молчать, нужно кричать, подумал я.
— Здесь в нескольких километрах есть деревушка, — сказал я. — Можно пойти туда.
Братья кивнули. Мы с Игорем заменили их на носилках и пошли в сторону деревни.
Добрались мы быстро — меньше, чем за час. Оказалось, что я не так далеко и отошёл. Диван и кресла до сих пор были влажными от моей одежды. Томку мы положили в другой комнате на кровать и накрыли тёплым одеялом.
В доме обнаружилась небольшая, сложенная из кирпичей печь, а во дворе — сгнившие дрова, которые всё же горели и давали немного тепла. Как только мы уложили Томку в постель, Рустам куда-то исчез. Марат сказал, что брат не пропадёт, и мы за него не переживали. Люсю оставили дежурить возле Томки, которая по-прежнему была в забытьи, а сами с Игорем и Маратом пошли поискать дрова получше, чем те, что уже догорали в печи. Мы довольно быстро наломали хороших сучьев в ближайшей балке и, притащив их в дом, разожгли печь по-настоящему. Через полчаса в доме стало тепло и сухо.
Вскоре появился и Рустам. Оказалось, что он бегал надрать коры с ивы.
— Нужно отварить и давать ей пить, — сказал он, лёг на пол и моментально уснул.
Ивовая кора была хорошим жаропонижающим. Правда, вся растительность в нашем мире была в двух состояниях — мёртвом и полуживом, но мы надеялись, что кора свои свойства сохранила.
Я покопался в кухонной утвари и нашёл котелок. Тут же соорудив во дворе очаг, я вылил в него литр воды, которая у нас осталась и стал готовить отвар.
Игорь в это время ходил искать колодец. Его не было часа полтора, а вернувшись, он сказал, что с водой напряжёнка: пара колодцев, которые он обнаружил, обрушились.
Я хотел было разбудить Марата с Рустамом, чтобы отправить за водой, но стало жалко братьев, которые, как и все мы, не спали уже больше суток. Игорь тоже прилёг отдохнуть, поэтому я отдал Люсе готовый отвар, взял сапёрную лопатку из рюкзака Марата, фонарь, нашёл в столе две пыльных банки и пошёл на поиски сам.
В Полянах не было проблем с колодцами, поэтому мне никогда не приходилось добывать воду так, как это показал Марат, но суть я понял: нужно выкопать достаточно глубокую ямку возле водоёма и ждать, пока она заполнится отфильтрованной грунтом водой. Собственно, это и был мини-колодец, только питался он не грунтовыми водами, а водой из ближайшего водоёма. Оставалось найти какое-нибудь озерцо, и это оказалось непросто. Проблуждав больше часа в потёмках, я набрёл на какое-то болотце от которого исходил сильный гнилостный запах. Я выкопал ямку и стал ждать. Наполнилась она довольно быстро и я, набрав в обе банки мутноватой жидкости, пошёл назад.
Оказалось, что я ушёл довольно далеко от нашего пристанища и найти дорогу обратно было нелегко. В конце концов я вошёл в деревеньку, но, похоже, с другой стороны, и никак не мог найти нужный дом. Я хорошо помнил, что дом был крайним на улице, но, пройдя всю улицу, так и не наткнулся на него. Зато внезапно вышел на берег реки, которая, как мне казалось, должна была находиться отсюда в паре километров.
Я заволновался: никаких ориентиров, по которым я мог бы найти своих, у меня не было, связи ни с кем тоже. Решив, что суета ни к чему хорошему не приведёт, я присел на небольшой холмик рядом с рекой и уставился на неё. Тусклое заходящее Солнце отражалось в маслянистой поверхности и словно тонуло в её глубоких водах. Какие-то зверьки устроили суматоху при моём появлении. «Бобры», — подумал я и, действительно, на реке были явные следы хозяйственной деятельности этих грызунов. Я вспомнил те страшилки, которые в детстве рассказывали о Вороне — о таинственных омутах, внезапно обрывистом дне и загадочных существах, живших в этих страшных глубинах: и водяной там, дескать, сидит на отмели, и русалки утаскивают на дно потерявших бдительность пловцов, а лешие — в чащобу их оставшихся на берегу товарищей. Я улыбнулся этим воспоминаниям, невольно осмотрелся вокруг и вскочил от неожиданности — вся местность вокруг меня изменилась: теперь здесь стеной стоял густой лес, сквозь раскидистые кроны деревьев с трудом угадывалось звёздное небо. Где-то рядом раздавалась соловьиная трель. Я повернулся обратно — передо мной, по-прежнему текли тёмные воды реки, а от берега, освещённая сзади полной Луной, ко мне приближалась молодая, судя по силуэту, женщина.
— Вы кто? — я схватился за фонарь и направил его на женщину, чтобы рассмотреть лицо, но лучи словно огибали его.
— Убери это, — бархатным голосом сказала женщина, — всё равно не будет от него толку. И сядь, сядь, — движением руки она показала вниз.
Я подчинился и сел на холодный камень, покрытый мхом, которого пять минут назад здесь ещё не было. Женщина села на такой же камень напротив меня, лицо её по-прежнему оставалось в густой тени. На ней был надет малахитового цвета купальник, с которого стекали капли воды, замирающие бисеринками на бёдрах. С шеи на грудь свисала цепочка с каким-то украшением, контуры которого я в темноте разобрать не мог.
— Вы из реки вышли? — неуверенно спросил я.
— Ага, из этих самых вод, — незнакомка повела рукой назад, показывая, из каких вод она вышла.
— Кто вы? — повторил я свой вопрос.
— Какая тебе разница? — без малейшей жеманности спросила женщина. — Мы встретились и разойдёмся. Ты меня послушай.
— Меня ждут мои друзья… — непонятно к чему сказал я.
— Не убегут твои друзья.
— Я заблудился, — продолжал я рассказывать историю своей жизни.
— Вы все заблудились, — сказала моя собеседница.
— Да, мы идём в Поляны, — сказал я. — Вы не знаете, как туда пройти?
— Вы потеряли не Поляны, а себя, — сказала женщина. — И скоро потеряете этот мир. Через два новых года не останется ничего, напоминающего о прошлом.
Через два новых года — о чём это она? Два оборота вокруг Солнца по новой орбите? Похоже, что незнакомка что-то знала и собиралась мне это сообщить.
Она немного поворачивала голову, и мне удалось рассмотреть некоторые черты её лица, а остальное дорисовало воображение. Она была безумно красива. Тёмные волосы свободно стекали по её плечам и спускались ниже пояса. Когда она сидела, их кончики лежали на земле и в месте соприкосновения с ней слабо искрились, а при повороте головы эти искры рассыпались многоцветными фейерверками. Пропорции лица казались идеальными, только скулы были широковаты, а нос имел едва заметную горбинку. Показалось, что на макушке что-то торчит, я присмотрелся — это были небольшие ушки, вроде коровьих. Мне захотелось сесть к ней поближе, она заметила моё движение и предостерегающе подняла руку.
— Ты Гена, я — Мара, — сказала она. — Сиди, где сидишь, Гена.
Я замер, почему-то подчиняясь ей беспрекословно.
— Весь мир в тебе, Гена, — сказала Мара. — Он большой, ты видишь только то, что хочешь видеть. Чтобы увидеть больше, нужно этого захотеть. Вот сейчас захотел меня увидеть и увидел.
— Тебя? — удивился я. — Я даже не знаю, кто ты, как я мог захотеть?
— Просто ты сам не знаешь, чего хочешь, — сказала Мара. — Тебе нужно понять, что происходит. Я пришла из тёмных вод, чтобы объяснить это тебе. Будешь слушать?
Тёмные воды… это же Томкино выражение. А до неё я слышал о них что-то от Иваныча. Я вскинул глаза на Мару. Она кивнула.
— И что это за тёмные воды такие? — спросил я.
— Это общая память. Людей, зверей, камней… — ответила Мара. — Это истоки, которые были до всего и будут после всего. В них боги и демоны, духи и оборотни, и всё, скрытое от тебя, но открывающееся в тебе. Это то, что ты чувствуешь, не осознавая, твоё древнее Я. Гусеница теряет форму, становясь куколкой, но снова обретает её, превращаясь в бабочку. Паук плетёт свои сети, от рождения зная как. Птицы строят гнёзда словно по одной инструкции. Кто написал им эти инструкции?
— Инстинкты… — неуверенно пробормотал я.
— Это просто слово, оно ничего не объясняет, — сказала Мара. — Всё это там, — она неопределённо повела рукой над головой и в сторону. — Ты хочешь войти в тёмные воды?
Она встала и, повернувшись в полупрофиль, призывно посмотрела на меня.
— Пойдём, — повторила она. — Там ответы на вопросы.
Я пошёл следом за ней. Мы дошли до реки и стали входить в воду, погружаясь всё глубже и глубже. Когда я зашёл по грудь, мне вспомнился Садко, который спускается на дно морское. Вдруг в лесу что-то зашуршало. Я оглянулся и увидел лань, выходящую из чащи. Рядом с ней шла женщина… или мне показалось?
Мара обернулась ко мне, над поверхностью оставалось только её лицо.
— Не бойся, красавчик, — неожиданно кокетливо сказала она.
И непреодолимая сила потянула меня под воду. Я погрузился с головой, рванулся, чтобы вынырнуть, но сила продолжала тянуть вниз. Я стал задыхаться и непроизвольно вдохнул, ожидая, что в лёгкие хлынет вода. Но этого не произошло. Вдруг наступила приятная расслабленность, как в невесомости. И только таинственная сила несла и несла меня вглубь.
— Ты можешь смотреть по сторонам, красавчик, — сказала Мара и описала круг руками.
Как раз в это время наш полёт прекратился, и я огляделся. Мы были в большой толпе людей, зверей и каких-то неведомых чудовищ. Все они были скрыты в окружающей тьме, но там, куда я смотрел, появлялось словно освещённое прожектором пятно, в котором становились различимыми черты неизвестных мне существ. Прямо у лица вдруг появилась отвратительного вида тварь. У неё был мерзкий вонючий рот, из которого торчали гнилые клыки, лицо было покрыто язвами, оспинами и волдырями, бугристая кожа пузырилась, как у жабы, волосы, словно жёсткая проволока, торчали во все стороны клочьями, нос был раздвоен и правая его половина скошена на сторону, маленькие злобные глазки смотрели на меня с ненавистью. Я невольно отпрянул.
— Не бойся его, — сказала Мара. — Это же ты, просто ты впервые себя увидел.
— Я?! — вскричал я. — Не может быть, я совсем не такой мерзкий!
— Ты себя не знаешь, — сказала Мара и показала мне, чтобы я прошёл вперёд. — Никто из людей себя не знает. И почему сразу мерзкий? Ты по-своему симпатичен, — Мара погладила тварь по голове, и подобие улыбки появилось на её морде.
— Господь сотворил людей красивыми, — продолжила она. — Но людям захотелось быть другими, они нарушили запреты и стали уродцами. Красива только ваша оболочка, которую вам подарил тот, кто стал вашим совратителем.
— А кто этот совратитель?
— Господин всего этого, — Мара обвела руками вокруг себя. — Властитель тёмных вод.
— А ты кто?
— Я твой проводник по тёмным водам.
— А кто тут ещё есть, кроме меня? — я покосился на уродца, шествующего рядом. — И тебя?
— Здесь есть все. Вон смотри — это твой друг Виктор, — она показала на человека, повёрнутого ко мне спиной. Он повернулся в профиль, и я действительно узнал в нём Витю.
— Так тут что — царство мёртвых?
— Наоборот, — сказала Мара. — Здесь царство живых. Мёртвые там, у вас.
— И что тут делают?
— Свои дела. Виктор, например, сейчас разговаривает с твоей женой.
— С моей женой?! С Томкой? — вскричал я. — А она тут что делает? — я вдруг испугался, что Томка умерла.
— Успокойся, красавчик, — сказала Мара. — Она просто на экскурсии, как и ты.
После паузы она продолжила:
— Всё исходит отсюда, — продолжала Мара. — Здесь начало и конец бытия, здесь причина всего происходящего. Отсюда всё исходит и сюда возвращается.
— И Немезида из этих вод прилетела?
— Чем ближе Немезида, тем больше Тёмных вод в вашем мире. И тем чаще мы будем с вами встречаться.
— Почему?
— Потому что Немезида изменяет оба плана — бытие и инобытие. Они начинают чаще соприкасаться и проникать друг в друга. В ваш мир приходят Тёмные воды и небытие…
— Небытие?
— Да, и ты уже видел его. Оно разрывает пространство и время. Немезида смешивает миры, миры людей и богов. И разрушает мир людей…
— Весь? — спросил я.
— Есть места, в которые небытие не сможет попасть. Например, Поляны.
— Покажи мне мою жену, — попросил я.
— Нет, — сказала Мара. — Тебе не понравится. Смотри лучше на меня.
Я посмотрел на неё и снова удивился её чеканной красоте.
— А ты настоящая? Или это твоя внешняя оболочка? — спросил я.
— Нет ничего настоящего даже здесь, — ответила Мара. — Если я покажусь тебе, ты, пожалуй, убежишь… — и она рассмеялась.
— Если нет настоящего, значит, всё — иллюзии?
— Это человек устроил хаос и иллюзии. Люди захотели уподобиться богам. Сначала человек жил в мире, созданном Богом, этот мир был прост, понятен и гармоничен. Но вместо того, чтобы жить и наслаждаться, испорченные твари стали познавать окружающее и менять себя. Шестое чувство человек сделал орудием познания и утратил свою близость к богам. Потом человек стал создавать вокруг себя мир. Каждый человек, понимаешь, красавчик? Сколько людей, столько миров. Но все эти миры не могут оставаться изолированными, они вторгаются в пределы друг друга и пытаются изменить общие образы. В результате мир, сотворённый Богом, стал полем битвы людей. Каждый отдельный человек видит себя в центре мироздания, но и он является продуктом борьбы миров других — своих друзей, близких и даже вовсе незнакомых ему людей. Вы постоянно вторгаетесь в миры друг друга и меняете их по своему усмотрению. Это порождает невиданный хаос, больше нет ничего настоящего — всё иллюзии, сотворённые вашими мечтами. Вокруг вас стоит постоянный шум, и шум этот мешает даже богам.
— И поэтому боги истребляют человечество? — я вспомнил Томкин рассказ об Энлиле.
— Меньше людей — меньше миров. Меньше миров — меньше хаоса. А хаос — враг порядка. Боги стремятся к упорядоченной гармонии, а люди этому мешают. Поэтому люди были изгнаны из своей изначальной обители, чтобы хоть в ней сохранялся порядок. Но и после изоляции они создают слишком много беспорядка, который распространяется повсюду. Приходится постоянно прореживать вас войнами, болезнями, природными бедствиями.
— И Немезида — одно из орудий для этого?
— В том числе. Но главное не в этом. Она изменяет отношения между мирами. Помогает Тёмным водам проникать в ваш мир, чтобы исправлять ошибки. И теперь, когда численность человечества почти обнулена, у вас есть шанс начать всё с нуля.
— Как же?
— Отказаться от своей гордыни и антропоцентризма. Принять божественное, усвоить, что вы его окраина, а не центр. Перестать бороться с богами и друг с другом. А для этого вернуть своё шестое чувство.
— Мара, ты сказала, что человечество обнулено. Это значит, что все, кто уехал…
— Они все обречены, никто не выживет после следующей катастрофы. Жизнь будет только в Полянах и ещё нескольких местах на Земле. Так будет создаваться новое человечество.
— После пекла? Вы же хотите бросить нас на Солнце?
— Да, после пекла выживут единицы. Зато потом в мир вернётся утерянная гармония.
— А нельзя ли вообще обойтись без этого пекла? — спросил я.
Мара укоризненно посмотрела на меня.
— Нет, красавчик, мир уже сотворён, и всё в нём идёт по заведённому распорядку. Боги — это порядок. Фантазировать умеют только люди.
— А как же приказ горе перейти на другое место, если есть вера?
— Если есть вера, красавчик, — кивнула Мара. — Вот и возьмите её.
— Хорошо, — сказал я. — Давай.
— Вера и разум не существуют вместе, — сказала Мара. — Или вера, или сомнения. Вам нужно долго переучиваться, но не все это смогут. Одни сумеют, другие умрут.
— Да это шантаж какой-то, — раздражённо сказал я. — Вы нас принуждаете меняться. Да ещё как — отказаться от разумной деятельности, превратиться в зверей.
— Успокойся, красавчик, — Мара погладила меня рукой по щеке, и я почувствовал лёгкое волнение от её прикосновения. — Звери не имеют чувства единения с божественным, а у вас оно будет. Мы зовём вас к гармонии и покою. Вы не будете узнавать, а будете знать. И поймёте, что вам не нужно то, что вы считаете своими достижениями. Надо просто пустить в себя Бога.
— Хорошо, Мара. Мы подумаем. А теперь пойдём назад.
— Погоди, красавчик. Тебе нужно увидеть ещё кое-что.
Вдруг всё вокруг изменилось. Откуда-то струился мягкий свет, я ощущал теплоту и внутреннее спокойствие. Рядом никого не было, но я внутренним чувством ощущал присутствие Мары — не об таком ли единении с божественным она говорила? Дул приятный ветерок. Повсюду была зелень, яркость и радость. Безмятежность — так можно было описать существование в этом мире. Вдали пронеслось стадо каких-то животных. Всё вокруг было тихим и наполненным любовью.
— Здесь жило первое поколение людей, — сказала Мара, которая уже стояла справа от меня.
Я посмотрел на неё. На Маре больше не было купальника, и, ощутив внезапное желание, я протянул руку к её груди. Но Мара мягко отстранила её.
— Здесь нужно думать о божественном, а не о земном… Люди первого поколения отказались от Бога, сменили своё предназначение и погибли.
Я не мог отвести глаз от Мары, её красота меня гипнотизировала. Странные ушки, торчащие на голове, как ни удивительно, добавляли ей особенный шарм.
— А откуда же взялись мы?
— Остались несколько праведников, которые сумели сохранить единство с божественным. Они стали патриархами второго поколения. Посмотри вокруг, красавчик.
Я огляделся. Пока моё внимание было приковано к Маре, снова произошли изменения. Мягкий свет исчез, теперь в небе было Солнце, которое освещало пейзаж своими лучами. Вдали на холме стоял город. Над ним возвышались строения необычной архитектуры. Их вид был удивительнее и величественнее всего, что я видел до сих пор. Это были открытые площадки, как бы парившие в воздухе, и на них что-то происходило.
— Это храмы? — догадался я.
— В твоём языке нет другого слова для них, — ответила Мара.
— А кто там? Я вижу какое-то движение.
— Там праведное второе поколение общается с богами. Боги одаряют их вдохновением, и люди создают шедевры искусства и труда. Проведя там положенное время, люди спускаются в свои дома и отдыхают после трудов. Это поколение людей, возможно, было счастливее первого. Но они уже стали смертными из-за выбора, который сделало первое поколение.
Внезапно свет померк и над городом разразилась гроза.
— Божественные посланцы совратили это поколение, — сказала Мара. — Они пришли к женщинам, и от этого родились гибридные существа — полулюди-полуангелы. Своей неуёмной гордыней они взбаламутили мир и обрекли его на гибель. Вы знаете это из мифов как битву между богами и титанами. Прометей, которого вы прославляете как отца цивилизации…Словом, поколение, родившееся от соединения с падшими, было уничтожено, а от немногих праведников взошло новое, — Мара сделала жест рукой, и я снова огляделся по сторонам.
Земля у нас под ногами была пропитана кровью. Вдали раздавались звуки битвы, землю сотрясали взрывы и подземные толчки.
— Это третье поколение превзошло разумом все остальные, в том числе, и бывшие после него. Они больше даже не вспоминали о богах и, в конце концов, уничтожили себя, изуродовали планету. Ведь если Бога нет, то всё можно, — сказала Мара и посмотрела внутрь меня так, что я почувствовал её взгляд в своей душе.
— Ты ведь тоже так считаешь, красавчик? — сказала она и, не дожидаясь ответа, продолжила. — Затем пришло четвёртое поколение с малым разумом, но жестокими сердцами. Они не знали ни страха Божьего, ни чувства стыда. И в полном разврате они перенеслись во мрак преисподней, их души были признаны негодными для воссоединения с божественным. В конце концов, они были вынесены за пределы божественной Вселенной…
Мара замолчала. Вокруг стоял беспросветный мрак, и только место, где мы стояли, было вырвано из мрака тревожным багровым светом.
— Почему ты молчишь, Мара? — спросил я.
— Потому что я не хочу рассказывать тебе о пятом поколении, — ответила она. — Это было самое беззаконное поколение в истории Творения. Они вспомнили о Боге… но только для того, чтобы обесчестить Его. Творимое этими новыми людьми невозможно описать словами вашего языка. Они использовали своё магическое могущество для унижения богов, и во многом преуспели. Это поколение было уничтожено потопом, чтобы пощадить Землю.
В полумраке на горизонте появился огромный корабль.
— На этом корабле остались спасшиеся праведники, которые дали начало шестому поколению. Это поколение было наилучшим со времён второго. Но и в нём завелась плесень…
— А мы — седьмое поколение?
— Нет, красавчик, — сказала Мара. — Седьмым поколением через сотни лет станут ваши дети.
— Ты хочешь сказать…
— Да, шестое поколение — ваше. Оно существовало со времени всемирного потопа и до Немезиды. Теперь ему пришёл конец. Скоро разрушится пространство и время повсюду, кроме нескольких мест, охраняемых нуминозной энергией. И затем бытие начнёт собираться вокруг этих мест заново…
Я вспомнил кошмар, который мы увидели, уезжая из Каюжного.
— Скажи, Мара, — попросил я, — что такое нуминозная энергия?
— Это божественная сила. Но она должна иметь видимое движение — например, текущая вода, горящий огонь, льющаяся лава…
— Текущая вода? то есть река, например?
Мара кивнула и добавила:
— Или родник. Тебе пора уходить, красавчик.
Вокруг снова сгустился туман, который окутывал нас, когда мы только пришли в Тёмные воды.
— Мара, но я же заблудился. Ты покажешь мне, как вернуться к своим?
— Они совсем рядом, красавчик. Ты их найдёшь.
— А Томка? Когда она поправится?
— Она не поправится… — сказала Мара. — Мы оставляем её здесь.
— Как здесь? Зачем? — испугался я.
— Она имеет миссию, и выполнит её, — ответила Мара. — Она не умрёт, но останется с нами. С вами будет только её тело — до поры до времени. Это тело нужно положить в место, которое она сама тебе укажет.
— Когда укажет?
— Скоро, — мягко сказала Мара и заглянула мне в глаза. — А теперь я награжу тебя за послушание, — и придвинулась ко мне вплотную, показав мне золотое украшение на груди — это был усечённый овал, пересечённый тремя горизонтальными прутьями. Я захотел прикоснуться к нему, но Мара остановила меня взглядом.
— Это систр, — сказала она и положила руки мне на плечи.
От неё шёл слабый аромат свежей зелени. Глаза Мары слегка косили. Она сомкнула руки на моей шее, и я словно лишился разума, погрузившись в сладкую негу…
Очнувшись, я обнаружил себя лежащим рядом с болотцем. Рядом стояли две банки с водой. Я чувствовал себя отдохнувшим и свежим.
«О, чёрт… сколько же я проспал?» — подумал я. Над горизонтом необычно ярко светила полная Луна, по всему небосводу были рассыпаны звёзды. Яркой полосой от края до края неба разливался Млечный путь. Высоко в небе висела кровавая Немезида, свет которой придавал лёгкий красноватый оттенок всем предметам.
Я поднялся на ноги и, не задумываясь, пошёл по заросшей тропинке. Через несколько минут показалось слабо светящееся окошко.
В дверях меня встретил Игорь.
— Ты куда пропал? — сходу накинулся он на меня. — Мы с Люськой уже извелись все! Ушёл, ничего не сказал и сгинул! Я даже искать тебя ходил.
— Да я вот, за водой ходил, — я протянул Игорю обе банки. — Прокипятить только надо.
— Полдня? — покосился Игорь.
— Ты знаешь, уснул. Вы тут уснули, а я там — воды набрал и заснул. И проспал не знаю сколько, часа четыре, наверное. Как Томка?
— Спит, бормочет что-то иногда. Дали ей отвар, жар немного спал.
Я прошёл в комнату, где лежала Томка. На первый взгляд она безмятежно дрыхла, разметавшись по кровати. И только вблизи были видны признаки лихорадки — пересохшие, покрытые корочкой губы, румянец на щеках. Я сел рядом с ней, провёл рукой по её руке. Томка никак не отреагировала.
— А где Рустам с Маратом? — спросил я, повернувшись к Игорю.
— Ушли в Поляны. Обещали к утру вернуться на машине.
— Молодцы, правильно, — сказал я. — Они парни крепкие, не то, что мы.
Томка спала, ушли в соседнюю комнату и Игорь с Люсей. А я, выспавшийся, остался дежурить возле Томки. Меня одолевали мысли. Сон, который я увидел, был настолько ярким, что я ощущал его как явь. Я отчётливо видел бархатистые глаза Мары, ощущал прикосновение её прохладной руки. Хорошо помнил увиденных мной в тёмных водах чудищ, в том числе, и то, которое Мара назвала мной. При этом воспоминании меня передёрнуло, я встал и посмотрел на себя в пыльное зеркало в серванте. Отвратительная тварь в бородавках заняла все мои мысли, но тут в зеркале позади меня возникла красивая женщина с небольшим косоглазием, и рука её коснулась моего плеча. Я оглянулся и никого не увидел. А в зеркале Мара, иронично улыбаясь, опиралась рукой на мою спину. «Не сомневайся, красавчик», — прозвучало в моей голове, и призрак растаял.
Она сказала, что нашим потомкам предстоит вернуться в первозданное состояние… О чём речь? Отказ от разумной деятельности в обмен на близость к божественному? Должны ли мы были принять этот ультиматум или отвергнуть? Принять — значило покориться и добровольно отправить своих детей в животное, как я его понимал, состояние в обмен на жизнь и покой. Отвергнуть — быть готовым к продолжению жесточайших испытаний и, возможно, смерти всех нас вместе с нашими детьми.
Важными были и упоминания о наступающем небытии, о какой-то нуминозной энергии. Нуминозная энергия, текущая вода, огонь… Мара сказала — родник. Наш родник за рекой является источником этой энергии? Маша говорила про анх — «Неподалёку должен быть источник такой энергии, чтобы он подзаряжался.» Если я верно понял Мару, то наши амулеты подзаряжаются от родника. Этим можно объяснить и необычное здоровье полянских жителей…
«Мы оставим её здесь… Она имеет миссию», — вспоминал я дальше. Что это значило? Томка никогда не придёт в себя? Мара сказала «до поры до времени». А когда настанет эта пора?
Так я размышлял всю ночь. Примерно в пять утра за окном вспыхнул свет: это подъехал наш микроавтобус. Приехал один Марат, Рустам остался в Полянах. Все, кроме меня, спали, и мы решили никого не будить. Марат, вернувшись в кабину, тоже задремал.
Автор ждёт читателей, желающих задать вопросы, в своей группе в Telegram: Тёмные воды Алексея Черкасова (https://t.me/AlexCherckasov)