Тчаи: Сага странствий

Глава 5

Друзья получили каждый по небольшой комнатке в одном из походных домиков: нечто вроде купе, где был только гамак и маленький шкафчик. Дом с решетками, в котором ехали жрицы, находился впереди, на расстоянии четырех повозок. Он катился на своих высоких колесах беззвучно, как призрак; внутри было темно.

Так и не придумав, как ему спасти девушку, Рейш растянулся в гамаке и почти мгновенно уснул, убаюканный мерным движением повозки. Незадолго до того, как из-за туманной дымки показалось бледное солнце, караван остановился. Люди вышли из повозок и собрались у походной кухни, где каждый получил хлебец с жареным мясом и кружку горячего пива. Стлался и плыл по ветру слоистый низкий туман, человеческие голоса, звуки шагов и скрип повозок, казалось, подчеркивали величественную тишину, царящую в степи. Все яркие цвета были словно смыты: вокруг лишь бледное небо, серо-коричневая степь и туман, похожий на разбавленное молоко. Обитатели дома с железными решетками не подавали никаких признаков жизни, жрицы не показывались, а Цветку Кета не разрешили даже выйти на обнесенную проволочной сеткой галерею.

Адам подозвал караванщика.

— Далеко еще до их храма? Когда мы туда прибудем?

Караванщик задумался, медленно прожевывая свой хлебец.

— Сегодня ночью мы остановимся на холме Слуга. Еще день до складов Садно, на следующее утро будем на перекрестке у Фазма. Жрицам кажется, что мы идем слишком медленно; они боятся опоздать на свой ритуал.

— Что это за ритуал? Что там происходит?

Баоян пожал плечами.

— Могу только пересказать вам слухи. Эти жрицы — избранницы какого-то божества; мне сказали, что они фанатично ненавидят мужчин. Они не признают нормальных отношений между мужчинами и женщинами и приходят в бешенство, когда встречают девушку или женщину, которая нравится мужчинам. Их ритуал, как они утверждают, должен очистить душу от всяких грязных помыслов и ненавистных им чувств; говорят, что во время него жрицы приходят в неистовство.

— Значит, двое суток с лишним...

— Да, больше двух суток до перекрестка.

Караван шел через степи и параллельно линии холмов, которые возвышались на юге, то прилегая к земле, то высоко поднимаясь к бледному небу Тчаи. Иногда к холмам вели глубокие каньоны и провалы; время от времени встречались купы или целые рощи тонких деревьев с сухими жесткими листьями. Адам, оглядывая местность через сканскоп, замечал какие-то существа, наблюдающие за караваном под покровом тени, отбрасываемой холмами или деревьями, — очевидно, это были фунги или, может быть, Пнумы.

Днем там не было никаких признаков жизни, никакого движения, ночью не замечалось даже слабого отблеска света в окнах. Часто Рейш спрыгивал с высокой повозки, на которой передвигался вместе со своими спутниками, и шел пешком рядом с караваном. Если он приближался к дому с решетками, дула ружей с ближайшей повозки с воинами немедленно обращались к нему. Баоян, без сомнения, отдал приказ своим людям охранять жриц от любых покушений на их добычу.

Анахо пытался урезонить Рейша:

— Почему ты так беспокоишься из-за этой женщины? Ты ведь даже не посмотрел на три повозки с рабами, которые идут перед нами. Всюду люди живут и умирают, но это нисколько тебя не волнует. Почему ты не задумываешься о жертвах кровавых игр Старых Часчей? А что ты скажешь о питающихся человеческим мясом кочевниках, которые гонят мужчин и женщин целыми толпами через Кислован, как другие племена гонят стада скота? А известно тебе, как страдают Дирдиры и дирдирмены в застенках Синих Часчей? На все это тебе наплевать; тебя прельщает пестрая пыльца на крыльях бабочки — ты думаешь только об этой смазливой девчонке и ее воображаемых горестях!

Рейш вымученно улыбнулся:

— В одиночку всего не сделаешь. Я положу начало тем, что спасу эту девушку... если смогу.

Примерно через час Траз присоединился к Анахо:

— А что будет с твоим космическим кораблем? Ты забыл о своих планах? Если свяжешься с этими жрицами, они тебя убьют или изувечат.

Рейш терпеливо кивал, сознавая, что доводы Траза вполне справедливы, но внутренне нисколько не убежденный.

К концу следующего дня холмы стали обрывистыми и каменистыми. Иногда над степью возвышались одинокие утесы.

К вечеру караван достиг складов Садно, ряда небольших построек, высеченных в одном из таких утесов, и задержался, чтобы выгрузить тюки разных товаров и забрать ящики с горным хрусталем и малахитом. Баоян расположил повозки под укрытием утеса и приказал повернуть дула орудий в степь. Проходя мимо дома с решетками на окнах, Адам вздрогнул, услышав тихий вой: словно одной из жриц привиделся кошмар. Траз в страхе схватил его за руку.

— Разве ты не видишь, что за тобой каждую минуту наблюдают? Главный караванщик боится, что ты будешь причиной беспорядков.

Рейш оскалил зубы в волчьей улыбке.

— И еще каких беспорядков, можешь в этом не сомневаться! Но я хочу, чтобы ты оставался в стороне. Что бы со мной ни случилось, иди своей дорогой!

Траз с упреком и негодованием посмотрел на него.

— Ты думаешь, я способен так поступить? Разве мы с тобой не товарищи?

— Да, конечно, но...

— Тогда больше не о чем говорить, — ответил Траз повелительным тоном Онмале.

Рейш, одеваясь, развел руки и отошел от повозок в степь. Время поджимало. Он должен действовать — но когда? Ночью? По пути к перекрестку Фазма? После того, как жрицы покинут караван?

Действовать сейчас нельзя — это верный провал.

Ничего нельзя предпринять ни ночью, ни ранним утром — в это время жрицы, понимая, что он может пойти на самый безрассудный риск, станут следить за девушкой во все глаза.

А что, если у перекрестка, когда они лишатся защиты караванщика?.. Это значило бы действовать вслепую. Уж наверное они предпримут самые жесткие меры, чтобы никто их не потревожил.

Сумерки уступили место ночной темноте; из степи раздавались разнообразные звуки: вой ночных собак, чье-то рычание. Рейш, войдя в свою комнатку, улегся в гамак. Он не мог уснуть: вылез из гамака и спрыгнул на землю.

На небе светились обе луны. Аз висел низко на западе и скоро скрылся за скалами. Браз, который только что взошел на западе, бросал вокруг печальный тусклый свет. В помещениях складов царила почти полная темнота; лишь там, где находились посты стражи, горело несколько фонарей: здесь не было общей комнаты, как в постоялом дворе. В зарешеченном доме на повозке царило необычное оживление, окна были освещены, и в них виднелись движущиеся тени. Вдруг свет во всех окнах потух, дом погрузился во мрак.

Обеспокоенный, Адам обошел повозку, не зная, что делать. Что это? Какой-то звук? Он остановился, вглядываясь в темноту. Звук раздался снова — скрип медленно движущейся повозки. Забыв об осторожности, Рейш бросился бежать по направлению этого звука, потом снова остановился. Совсем рядом отчетливо слышался шепот. Кто-то стоял совсем рядом с ним: черный силуэт в глубокой тени. Неожиданное движение; Рейш ощутил удар по голове. В мозгу словно что-то взорвалось, земля ударила в лицо...

Он очнулся от того же скрипящего звука, который слышал раньше: скрип-скрип, скрип-скрип... С трудом вспомнил, что его подняли, куда-то потащили, что-то с ним делали... Он чувствовал, как затекло все тело, не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Рейш лежал на чем-то твердом, и эта поверхность постоянно подскакивала и сотрясалась: очевидно, пол небольшой открытой повозки. Над ним было ночное небо, как бы окаймленное верхушками скал и утесов, возвышавшихся по бокам. Повозка, по всей вероятности, шла по неровной дороге, вверх по крутому склону холма. Рейш напрягся, пытаясь освободить руки. Они были связаны двойным узлом, от усилий в затекших мышцах начались болезненные судороги. Он сжал зубы и попытался расслабиться. Спереди он слышал приглушенный разговор; кто-то оглянулся. Адам лежал тихо, притворяясь, что еще не пришел в себя; темный силуэт отвернулся. Почти наверняка это жрицы. Почему его связали, а не убили на месте?

Рейш подумал, что ответ ему известен.

Он еще раз напрягся изо всех сил, но добился только нового приступа судорог. Тот, кто его связал, сильно спешил. Отобрали только саблю, на поясе все еще висела драгоценная сумка.

Повозка высоко подпрыгнула на ухабе; Рейш подскочил, и это навело его на мысль. Он весь сжался и медленно пополз к заднику повозки, обливаясь потом от страха, что кто-нибудь сможет оглянуться и увидеть его. Он дополз до самого края; повозка снова подскочила, и Адам скатился на землю. Повозка с визгом и рокотом исчезла в темноте. Не обращая внимания на ушибы и ссадины, он сжался и покатился вбок, стараясь убраться с дороги, и наконец оказался в самом низу каменистого склона, в глубокой тени. Он продолжал лежать неподвижно, опасаясь, что кто-нибудь заметил его падение. Наконец скрип повозки замер вдали; кругом стояла тишина, только хрипло свистел ветер.

Рейш, собрав все силы, повернулся на живот, потом встал на колени. Ощупью нашел острый край скалы и стал тереть об него веревки, которыми были стянуты руки. Казалось, этому не будет конца. Запястья покрылись кровавыми ссадинами, голова раскалывалась от боли; им овладело ощущение нереальности всего происходящего, как это бывает в кошмаре. Казалось, он слился с ночной темнотой и черными скалами в единое целое. Потом в голове немного прояснилось, и он продолжал пилить веревки острым камнем. Наконец волокна поддались; руки освободились.

Несколько минут он сидел неподвижно, сгибая пальцы, расправляя мускулы. Потом наклонился, чтобы развязать ноги, — очень трудно было проделывать это в полной темноте.

Затем он поднялся на ноги и стоял, качаясь, держась за скалу, чтобы не упасть. Над гребнем самого высокого холма взошел Браз, осветив долину бледным сиянием. С трудом взобравшись по склону, Рейш в конце концов выбрался на дорогу. Он, прищурясь, посмотрел вперед, потом оглянулся. Сзади лежали склады Садно; впереди, неизвестно, на каком расстоянии, катился скрипящий возок, — скрип-скрип, скрип-скрип, — может быть, звуки раздавались быстрее, чем раньше: жрицы, без сомнения, уже обнаружили его исчезновение. Почти наверняка в этой повозке находилась Илин-Илан. Рейш, хромая и покачиваясь, пошел вперед самым быстрым шагом, на который только был способен в его теперешнем состоянии. По словам Баояна, до перекрестка можно дойти за полдня, а храм находится еще дальше, неизвестно где. Очевидно, дорога, по которой везли Рейша, была кратчайшим путем.

Дорога начала подниматься, повернула под углом к ущелью между двумя невысокими горами. Он не надеялся перегнать повозку, которая двигалась с неизменной скоростью: топ, топ, топ, мягко ступали по земле восьминогие твари, впряженные в повозку. Рейш дошел до ущелья и остановился передохнуть, потом снова пустился в путь, спускаясь к покрытому лесом плоскогорью, почти неразличимому в чернильно-синем свете Браза. Деревья поражали своей невиданной красотой: их стволы, светящиеся белизной, поднимались спиралью, бесчисленными витками, иногда сплетаясь с такими же спиральными стволами соседних деревьев. Листва блестела черным лаком, и каждое дерево заканчивалось сверкающим в темноте шарообразным выростом.

Из леса доносились странные звуки: кваканье, хрипы и стоны, полные почти человеческой тоски, и Рейш то и дело замирал на месте, держа руку на сумке, где лежала батарейка.

Браз скрылся за лесом; жесткие листья сверкали металлическим блеском, лучи голубой луны кое-где проглядывали сквозь ветки, словно сопровождая Рейша.

Он двигался шагом, потом переходил на бег, трусил рысцой, снова шел широкими шагами. В воздухе над ним неслышно скользило какое-то крупное бледное создание. Оно казалось хрупким, словно бабочка, с большими мягкими крыльями и круглой, как у ребенка, головой. Иногда Рейшу казалось, что он слышит поблизости звук торжественных песнопений, но когда он остановился и прислушался, кругом царила полная тишина. Рейш продолжил путь, стараясь преодолеть странное чувство нереальности; ему казалось, что все, что он видит перед собой, — лишь плод его воображения, и ноги несут его не вперед, а назад, как бывает в кошмарах.

Дорога резко пошла на подъем, подведя его к узкому ущелью. Когда-то это ущелье загораживала высокая каменная стена, сейчас от нее остались лишь руины. Сохранился только высокий портал, под которым проходила проезжая дорога. Рейш остановился, охваченный бессознательным беспокойством. Все шло слишком гладко или это только кажется?

Он бросил камень в проход. Никакой реакции. Но все же Рейш сошел с дороги и очень осторожно перелез через полуразрушенную стену, крепко прижимаясь к скале. Портал внушал ему подозрение. Сделав примерно сотню шагов, вернулся на дорогу. Он оглянулся, но если внутри портала и таилась какая-нибудь опасность, в темноте ее трудно было заметить.

Он упорно шел вперед. Каждые несколько минут останавливался и прислушивался. Стены ущелья раздвинулись и стали ниже, небо словно приблизилось, незнакомые созвездия Тчаи осветили серый камень горных склонов.

Что там впереди: зарево в небе? Шум, какой-то странный ропот, визгливые и вместе с тем грубые звуки. Рейш, спотыкаясь, побежал вперед. Дорога пошла еще выше и сделала крутой поворот на склоне. Адам внезапно остановился, пораженный зрелищем, странным и диким, как сама планета Тчаи.

Храм Тайного женского культа занимал ровную площадку неправильной формы, окруженную утесами и отвесными скалами. На обрыве между двумя утесами стояло массивное четырехэтажное каменное здание. Повсюду были разбросаны деревянные домики и глиняные мазанки, хлевы и стойла для скота, кормушки и корыта с водой. Прямо перед Рейшем на склоне была широкая площадь, со всех сторон кроме передней окруженная двухэтажными постройками.

Торжественная церемония шла полным ходом. Сотни факелов бросали алый, пурпурный и оранжевый свет, озаряя группу примерно из двухсот женщин, выплясывавших странный, лихорадочно быстрый танец, который, по всей видимости, привел их в состояние неистовства. На них были только черные шаровары и черные сапоги — больше никакой одежды. Даже головы их были выбриты наголо. У многих на груди зияли страшные багровые шрамы; эти женщины, словно в экстазе, подпрыгивали и изгибались, тела их блестели от пота и притираний. Другие, словно отдыхая или обессилев от неистовой пляски, неподвижно сидели на скамьях. Внизу, под площадью, был установлен ряд тесных клеток, где, сгорбившись, стояли обнаженные мужчины. Они-то и пели ту песню, которую издалека услышал Рейш. Если кто-нибудь больше не мог петь, из отверстий в полу клетки вырывалась струя пламени, и несчастный громко вопил. Огненные струи регулировались специальным приспособлением — спереди, перед рядом кнопок, сидела женщина, вся облаченная в черные одежды, которая дирижировала этим дьявольским концертом. «Так бы пришлось петь и мне, — подумал Рейш, — если бы я не скатился с повозки!»

Один из мужчин повалился. От пламенных струй он лишь корчился, не издавая ни звука. Его вытащили из клетки, накинули на голову плотный мешок из какой-то прозрачной пленки, напоминающей целлофан, и крепко завязали мешок на горле, потом бросили на деревянную решетку, стоявшую рядом. В клетку втащили нового певца: мускулистого молодого парня, который с ненавистью смотрел на бесновавшихся женщин. Он отказывался петь и терпел огненные укусы в гордом молчании. Вперед выступила одна из жриц и пустила ему в лицо струю пахучего дыма: через минуту он запел вместе с остальными.

«Как же они ненавидят мужчин!» — подумал Рейш. На деревянной платформе, воздвигнутой на площади, появилась группа клоунов — высоких тощих мужчин. Кожа их была набелена, брови густо подведены черной краской. Рейш с отвращением наблюдал за их ужимками. Жрицы восхищенно аплодировали.

Когда клоуны ушли со сцены, появился мим; на нем был длинный светлый парик, а на лице маска — кукольное большеглазое женское личико с пурпурными губами. Они ненавидят не только мужчин, но и любовь, молодость и красоту!

Мим, делая непристойные жесты, стал изображать любовную сцену. В это время занавес, которым была сзади закрыта сцена, раздвинулся, и выскочил огромный парень с лицом идиота; на нем не было никакой одежды, все тело, руки и ноги заросли густыми волосами. Оскалив зубы в бессмысленной ухмылке, он старался прорваться в клетку из тонких прутьев, сделанных из какого-то прозрачного материала. На двери была задвижка, но он не догадался ее отодвинуть. В клетке скорчилась девушка, прикрытая лишь тонким газовым покрывалом: это была Илин-Илан — Цветок Кета.

Женоподобный мим продолжал изображать любовную сцену, простирая руки, словно обнимая воображаемого партнера. Певцов заставили начать новую песню, напоминающую тихий хриплый лай, и жрицы тесно сгрудились вокруг сцены, внимательно следя за неуклюжими усилиями идиота.

Рейш покинул свой наблюдательный пункт. Держась в тени, он сошел вниз и обошел сцену сзади. Он прошел хлев для скота, в котором жрицы держали тощих клоунов. Неподалеку в более просторных клетках находилось около сотни молодых мужчин, предназначенных для того, чтобы выполнять роль «певцов». Их охраняла дряхлая жрица с ружьем почти такого же размера, как она сама.

Из передних рядов женщин, столпившихся вокруг сцены, донесся взволнованный шепот. Парень на сцене наконец догадался отодвинуть задвижку клетки. Отбросив мысли о том, что нельзя обижать женщин, Рейш сзади набросился на старуху, свалил ее одним ударом и побежал вдоль клеток, открывая запертые снаружи двери. Пленники высыпали наружу, клоуны наблюдали за ними с открытыми ртами.

— Возьмите у старухи ружье, — шепнул Рейш освобожденным. — Выпускайте певцов!

Он прыгнул на сцену. Парень уже вломился в прозрачную клетку и срывал с девушки покрывало. Рейш прицелился и выстрелил разрывной пулей в мускулистую спину. Парень дернулся, словно раздувшись, поднялся на цыпочки, перегнулся и упал. Илин-Илан, Цветок Кета, взглянула на сцену затуманенными глазами и увидела Рейша. Он сделал ей знак, она, спотыкаясь, пробежала к нему через сцену.

Жрицы завопили, сначала вне себя от злости, потом полные ужаса, потому что бывшие пленники, захватив ружья, взобрались на сцену и стали стрелять в собравшихся женщин. Другие освобождали певцов. Мускулистый юноша, которого недавно втащили в клетку, набросился на жрицу, которая нажимала на кнопки. Он схватил ее, бросил в опустевшую клетку, запер, потом встал на ее место и нажал кнопку, направив в нее густую струю пламени. Женщина завопила низким контральто. Еще один схватил факел и поджег деревянную хижину, его товарищи выломали дубинки и двинулись стеной на женщин, исполняющих ритуальный танец.

Рейш провел рыдающую девушку мимо беснующихся мстителей, сдернул с чьих-то плеч плащ и накинул его на Илин-Илан.

Жрицы пытались бежать вверх по склону холма, по дороге, ведущей к востоку. Некоторые, все еще полунагие, пытались забиться под доски или закрыться в хлеву, но их вытаскивали оттуда и безжалостно избивали дубинками.

Рейш повел девушку по дороге на восток. Из конюшни вылетела повозка. Четыре жрицы бешено погоняли восьминогих коней. Над ними возвышался величественный силуэт Великой Матери. Рейш несколько мгновений наблюдал за их бегством. В это время какой-то мужчина вскочил в повозку, схватил толстуху за горло и попытался задушить голыми руками. Обрушившись на него всей тяжестью, она повалила на пол и стала топтать ногами. Рейш вскочил на повозку за ней, толкнул, и она выпала из повозки. Рейш повернулся к трем оставшимся жрицам, которые путешествовали с караваном.

— Вон с повозки! На землю!

— Мы погибнем! Мужчины совсем взбесились! Они убивают Великую Мать!

Рейш повернулся. Четверо мужчин окружили главную жрицу, которая готовилась броситься на них, рыча, словно разъяренная медведица. Одна из оставшихся на повозке жриц, воспользовавшись тем, что Адам не глядел в ее сторону, попыталась ударить его ножом. Адам сбросил ее на землю, потом двух ее товарок. Прижав к себе девушку, он погнал восьминогих коней по восточной дороге, к перекрестку Фазма.

Илин-Илан прижалась к нему, обессиленная, безразличная ко всему окружающему. Рейш, чувствуя себя разбитым и опустошенным, сгорбился на сиденье. Небо у них за спиной осветилось красным заревом: пламя взмыло ввысь, затмевая незнакомые созвездия планеты Тчаи.