Тчаи: Сага странствий

Глава 4

Утро выдалось безветренным. На небе, похожем на птичье яйцо — серовато-желтом с темными пятнами облаков на горизонте, серовато-синем в зените, — засияло солнце.

На завтрак, как обычно, подали хлеб из муки грубого помола, соленую рыбу, засахаренные фрукты и терпкий чай. Пассажиры сидели за столом молча, каждый был занят собственными мыслями.

Илин-Илан опоздала к завтраку. Она тихонько проскользнула в салон и заняла свое место, вежливо улыбаясь соседям по столу.

Девушка ела, уставившись в пространство, словно в трансе. Дордолио беспокойно наблюдал за ней.

В салон заглянул капитан.

— Спокойный день. Ночью соберутся облака и будет гроза. Завтра... Кто знает, что будет завтра? Трудно понять. Погода какая-то необычная.

Рейш, чувствуя странное раздражение, старался вести себя как обычно. У нее нет никаких причин для обид: изменился не он, а Илин-Илан. Даже когда они были близки, что-то в ней оставалось для него тайной, словно в девушке было скрыто несколько человек! Недаром у нее столько имен! Рейш заставил себя не думать о бывшей возлюбленной.

Илин-Илан пробыла в салоне недолго; она вышла на палубу, где к ней сразу же подошел Дордолио. Они стояли, перегнувшись через фальшборт. Илин-Илан пыталась в чем-то убедить рыцаря герба Золота и Сердолика, Дордолио то и дело дергал себя за ус и робко вставлял слово.

Матрос, стоявший на верхней палубе, вдруг крикнул и указал куда-то вдаль. Вскочив на тумбу, Рейш увидел на воде какую-то темную фигуру, голова и узкие плечи которой имели очень неприятное сходство с человеческими. Через секунду странное создание нырнуло и исчезло под водой. Рейш повернулся к Анахо.

— Что это было?

— Пнум.

— Так далеко от берега?

— Ну и что? Они такие же, как фунги. Кто может понять, почему фунг поступает так, а не иначе?

— Но что делает Пнум здесь, в открытом океане?

— Ночью, должно быть, он плавает в океане, наблюдая, как восходят и заходят луны.

Утро прошло. Траз бросал дротики в цель вместе с двумя рыжеволосыми девицами. Торговец изучал какой-то толстый том в кожаном переплете. Пало Барба развлекался, фехтуя с Дордолио. Рыцарь, как обычно, принимал эффектные позы, пританцовывал и размахивал руками; его рапира свистела в воздухе.

Скоро Пало Барба устал. Дордолио остановился перед ним, сгибая гибкую рапиру. На палубу вышла Илин-Илан и уселась на крышку люка. Дордолио повернулся к Рейшу.

— Ну, выходи, кочевник, сразимся! Покажи, как владеют оружием в твоих родных степях.

Рейш почувствовал какой-то подвох.

— Я не очень хорошо фехтую, — осторожно ответил он. — К тому же давно не упражнялся. Может быть, в другой раз...

— Брось, брось! — крикнул Дордолио, сверкая глазами. — Я много слышал о твоей ловкости. Ты должен показать свое искусство. Не отказывайся!

— Вам придется извинить меня, я не имею никакого желания...

— Ну же, Адам Рейш! — крикнула Илин-Илан. — Сразись с ним, иначе всех нас очень разочаруешь!

Рейш повернулся к девушке и внимательно оглядел ее. Лицо ее было почти неузнаваемым: заострившееся, изможденное, подергивающееся от скрытого гнева. Это не та девушка, которую он знал в Пере, — в считанные дни она каким-то образом изменилась, стала незнакомой.

Он снова взглянул на Дордолио, без сомнения находящегося под влиянием своей принцессы. Сговор против него!

Вмешался Пало Барба.

— Брось, — сказал он Дордолио, — оставь его в покое. Мы с тобой еще немножко пофехтуем — достаточно, чтобы оставаться в форме.

— Но я хочу сразиться с этим человеком, — заявил Дордолио. — Он ведет себя с потрясающей наглостью, и я считаю, что его следует наказать.

— Если хочешь затеять ссору, — холодно ответил Пало Барба, — это, конечно, твое дело.

— Никакой ссоры, — сказал Дордолио визгливо и немного в нос. — Скажем, я преподам ему урок. Парень, кажется, хочет показать, что высшие касты Кета и грязное простонародье — одно и то же. На самом деле между нами существует большая разница, что я и намерен доказать.

Рейш неохотно поднялся.

— Прекрасно. Ну, какое же оружие вы желаете избрать для вашего «урока»?

— Рапиры, сабли — все, что угодно. Поскольку вам неизвестны правила начала рыцарского боя, сигналом послужит просто слово «начинай» — этого будет достаточно.

— А в конце, очевидно, «стоп»?

Дордолио презрительно улыбнулся в усы.

— Это будет зависеть от обстоятельств.

— Очень хорошо. — Рейш повернулся к Пало Барбе. — Позвольте мне взглянуть на вашу коллекцию.

Пало Барба открыл ящик, где хранились его рапиры и другое оружие. Рейш выбрал пару коротких легких клинков.

Дордолио наблюдал за ним, недовольно подняв брови.

— Детские игрушки — такими у нас сражаются мальчишки.

Рейш взял один из клинков и со свистом рассек им воздух.

— Этот мне подходит. Если вы недовольны, выберите любое другое оружие.

Дордолио, ворча, взял короткий клинок.

— У этого оружия нет жизни, оно мертво и неподвижно...

Рейш поднял свой клинок и его кончиком надвинул Дордолио шляпу на глаза.

— Но удобно и полезно, как вы только что убедились.

Дордолио молча снял шляпу и подвернул манжеты белой шелковой рубашки.

— Вы готовы?

— Всегда к вашим услугам. — Изысканным театральным жестом рыцарь поднял клинок и поклонился зрителям направо и налево.

Рейш отпрянул.

— Я думал, вы хотите оставить всякие церемонии.

Дордолио в ответ лишь оскалил зубы в гримасе, которая должна была изображать свирепость, и сделал один из своих эффектных выпадов, притопнув ногой. Рейш безо всякого труда парировал удар, сделал ложный выпад и опустил острие клинка на одну из пряжек, поддерживающих шаровары противника.

Тот отскочил и снова бросился в атаку; оскал сменился мрачной улыбкой. Он старался прощупать соперника, направляя клинок то в одну, то в другую сторону, выискивая слабые места защиты. Рейш парировал его удары все так же небрежно, не двигаясь с места. Дордолио бросился вперед, отбил в сторону оружие Рейша, но тот отскочил, и рыцарь рассек лишь воздух. Рейш резко опустил клинок и сломал пряжку — шаровары Дордолио спустились с одной стороны.

Рыцарь, нахмурившись, быстро отскочил. Рейш шагнул вперед и разрубил вторую пряжку. Шаровары скользнули вниз.

Багрово покраснев, Дордолио отскочил подальше и бросил оружие на палубу.

— Что за смехотворные игры! Возьмите настоящую саблю или рапиру!

— Сражайтесь любым оружием, которое предпочитаете. А я буду драться своим. Но прежде всего я настаиваю, чтобы вы как-нибудь заставили шаровары держаться на месте — иначе нам обоим будет неудобно.

Дордолио поклонился, стараясь сохранить хладнокровие, и, отойдя в сторонку, прикрепил шаровары завязками к поясу.

— Я готов. Раз вы настаиваете и поскольку в мои намерения входит наказать вас за наглость, я воспользуюсь своим привычным оружием.

— Как вам угодно.

Дордолио извлек из ножен длинную гибкую рапиру и описал ею сверкающий круг — острие со свистом рассекло воздух. Потом кивнул Рейшу и бросился в атаку. Гибкое острие, подрагивая, скользнуло справа налево. Рейш отбил его и небрежно, как будто случайно, похлопал Дордолио по щеке плоской поверхностью сабли.

Дордолио моргнул от неожиданности и бешено бросился на Рейша. Тот отпрянул. Рыцарь наступал, притопывая, делая красивые выпады, размахивая рапирой во все стороны. Рейш снова парировал удар и похлопал рыцаря по другой щеке. Потом сразу отступил.

— Я немного запыхался. Может быть, хватит упражнений в фехтовании на сегодня?

Дордолио стоял, устремив взгляд на Рейша, ноздри его раздувались, грудь высоко вздымалась. Внезапно он отвернулся, поглядел на море, глубоко вздохнул и снова повернулся к Рейшу.

— Да, вы правы, — бесцветным голосом произнес рыцарь, — на сегодня достаточно. — Он посмотрел на свою украшенную драгоценными камнями рапиру и, казалось, был готов бросить ее в море. Но вместо этого сунул клинок в ножны и поклонился Рейшу. — Вы великолепно фехтуете. Я у вас в долгу за то, что вы показали мне свое искусство.

Пало Барба выступил вперед.

— Хорошо сказано — вот настоящий рыцарь Кета! Достаточно стали и клинков, выпьем по утреннему бокалу вина!

Дордолио снова поклонился.

— Минуту! — И направился к себе.

Цветок Кета сидела неподвижно, словно высеченная из камня.

Хейзари поднесла Рейшу бокал вина.

— У меня возникла чудесная идея.

— Например?

— Вам нужно поехать к нам и стать помощником отца в Фехтовальной академии. Беззаботная жизнь, никаких волнений или страхов!

— Очень приятная перспектива, — согласился Рейш. — Если бы я только мог... Но у меня другие цели.

— Забудьте о них! Неужели это так важно? Ведь мы живем только раз! Не отвечайте, — она приложила ладонь к его губам, — я знаю, что вы скажете. Вы странный человек, Адам Рейш; такой серьезный, но почему-то с вами так легко!

— Я не кажусь себе странным. Это Тчаи — странная планета; я же вполне обычный человек.

— А вот и нет, необычный! — засмеялась Хейзари... — А Тчаи... — Она пожала плечами. — Иногда наш мир ужасен, но назвать его странным... Я не знаю другого! Ну хорошо, я налью вам еще вина, и, может быть, выпьем вместе. В такой безветренный день больше нечего делать.

Капитан, проходивший мимо, остановился рядом.

— Наслаждайтесь хорошей погодой, пока она держится; к нам двигается ураган. Посмотрите на север.

На горизонте виднелась полоса темных облаков; вода под ними отливала медным блеском. Когда люди подняли головы, над морем пронесся порыв холодного ветра, словно вздох ледяного великана. Паруса на «Варгазе» захлопали, снасти заскрипели.

Из каюты вышел Дордолио. Он переоделся; на нем был костюм темно-бордового цвета, черные бархатные башмаки и темная бархатная шапка с козырьком. Он спросил, не видел ли кто-нибудь Илин-Илан — интересно, где она может быть?

Девушка стояла на носу судна, облокотившись о фальшборт, и глядела вдаль, потом пошла в свою каюту. Дордолио минуту постоял в нерешительности, потом медленно отвернулся. Пало Барба передал ему бокал с вином, и Дордолио молча уселся под большим медным фонарем.

Полоса облаков двигалась к югу, в ее глубине то и дело сверкали пурпурные молнии, освещая небо мрачными вспышками. Наконец до людей докатилось глухое рычание грома.

На «Варгазе» убрали косые паруса, корабль шел рывками под одним прямым штормовым парусом.

Рейшу никогда не приходилось видеть такого заката на Тчаи: темно-коричневое солнце горело, как остывающий расплавленный металл, под черными тучами. Неожиданно из своей каюты вышла Илин-Илан. Она стояла на верхней палубе, совершенно обнаженная, опустив голову и глядя сверху вниз на пораженных пассажиров.

В одной руке у нее был пистолет, в другой — кинжал; на лице застыла странная бессмысленная улыбка. Рейш, который видел это лицо много раз, никогда не узнал бы его. Дордолио, издав нечленораздельный вопль, бросился вперед.

Девушка навела на него пистолет; Дордолио пригнулся, и пуля просвистела у него над головой. Илин-Илан медленно оглядела палубу, увидела Хейзари и направилась к ней, держа оружие наготове. Хейзари вскрикнула от страха, бросилась к мачте и спряталась за ней. Молнии прочертили небо, гигантские разряды проскакивали между нависшими тучами; в их неверном свете Дордолио бросился к девушке и попытался схватить ее за руки. Она полоснула его кинжалом; Дордолио с криком отпрянул, по груди рыцаря заструилась кровь. Цветок Кета прицелилась в него — он покатился по палубе и скрылся за одной из надстроек. Хейзари побежала к своей каюте. Илин-Илан бросилась за ней. На палубу вышел какой-то матрос и остановился, пораженный ужасом. Цветок Кета рассекла ему лицо кинжалом — он упал, ударившись о палубу затылком, и покатился по трапу в кают-компанию.

Вспыхнула молния, и сразу же прокатился раскат грома. Принцесса Кета вслепую размахивала кинжалом, стараясь поразить соперницу; рыжеволосая фигурка отпрянула, держась за бок. Цветок Кета прицелилась, но Пало Барба, подбежав, выбил у нее из рук пистолет. Илин-Илан замахнулась кинжалом на него, на Рейша, пытавшегося схватить ее, потом взбежала по трапу на нос судна и взобралась на бушприт.

Корабль поднялся на высокой волне, нырнул — бушприт то поднимался, то опускался. Солнце наконец зашло, словно утонуло в океане; девушка окинула его взглядом, будто прощаясь навеки, и повисла на бушприте, держась за него одной рукой.

— Вернись! .Вернись! — закричал Рейш.

Она оглянулась и безучастно посмотрела на него.

— Дерл! — крикнул Рейш. — Илин-Илан!

Девушка словно не слышала его. Рейш стал припоминать все ее имена.

— Цветок Голубого Нефрита! — воскликнул он, потом назвал ее придворное имя: — Шар Зарин!

Она слабо улыбнулось в ответ.

Рейш попытался растрогать девушку.

— Зози... Зози... вернись!

Ее лицо сразу изменилось. Она вцепилась в бушприт.

— Зози! Почему ты не отвечаешь? Иди сюда, будь хорошей девочкой!

Но она неотрывно смотрела вдаль, туда, где садилось солнце.

Тогда Рейш назвал девушку ее тайным именем:

— Лле! Иди, иди сюда! Лле, Ктан зовет тебя! Лле!

Девушка покачала головой, не отводя взгляда от высоко вздымавшихся морских волн.

И тогда Рейш произнес ее последнее имя, неожиданно показавшееся странным и незнакомым — любовное. Он позвал ее, но раздался удар грома, и девушка не услышала. Над горизонтом виднелся лишь небольшой кусочек солнца, переливающийся всеми оттенками коричневого. Разжав руку, Цветок Кета упала в шипящую пену. Рейшу показалось, что в волнах мелькнули ее темные волосы — и исчезли.

Позже, в сумерках, когда «Варгаз» с трудом взбирался на крутые склоны штормовых волн и нырял в ущелья между ними, Рейш задал вопрос Анахо:

— Она что, просто потеряла рассудок? Или это и было «авайле»?

— Это было «авайле». Спасение от позора.

— Но ведь... — начал Рейш, но не смог продолжать и сделал нерешительный жест.

— Ты ухаживал за девушкой с островов Облака. А рыцарь Илин-Илан выставил себя в смешном свете. Унижение навеки омрачило бы ее будущее. Она перебила бы всех нас, если бы только смогла.

— Я совершенно не в состоянии этого понять, — пробормотал Рейш.

— Естественно. Ведь ты не яо. Но для принцессы Голубого Нефрита все это было нестерпимо. В Сеттре ее подвергли бы публичной пытке.

Рейш вышел из каюты на палубу. Медный фонарь мерно покачивался и скрипел. Рейш посмотрел вниз, на бушующее море. Где-то там, в пучине, далеко за кормой скрылось навсегда белоснежное тело Илин-Илан, Цветка Кета.