Тайна крови

Глава 20. Печать Ненависти.

Тот день начался как обычно. Унизительные поручения, колкие замечания Эрдана, его прикосновения, от которых сжималось всё внутри. Я держалась, цепляясь за мысль, что Сеть работает над спасением. Что это лишь вопрос времени.

Вечером, разбирая бумаги в его кабинете, я нашла его. Маленький, ничем не примечательный конверт, подсунутый под дверь. На нем не было имени, только знак – стилизованная паутина, наш тайный символ. Сердце заколотилось в груди, смесь надежды и страха. Я украдкой сунула его в складки платья, дождалась, когда Эрдан отпустит меня, и в своей комнате, дрожащими руками, вскрыла.

Письмо было коротким. Слишком коротким. Каждое слово обжигало, как раскаленное железо.

«Селестина.

Мы исчерпали все возможные и невозможные пути. Печать, наложенная Эрданом, – древняя и могущественная. Ее не сломить без доступа к магии такого же уровня, а его у нас нет. Все наши попытки лишь подтвердили его силу и нашу слабость.

Мы не можем рисковать всей организацией и жизнями других людей. Он слишком опасен. Он выследил уже нескольких наших агентов. Дальнейшее противостояние грозит полным уничтожением Сети.

С тяжелым сердцем мы вынуждены отступить. Мы прекращаем любую активность в академии. Эрдан выиграл.

Мы… оставляем тебя. Прости нас.

Береги себя. Выживай.»

Береги себя. Выживай.

Бумага выпала из моих онемевших пальцев. Комната поплыла перед глазами. Я ждала всего чего угодно – плана, просьбы подождать, слов поддержки. Но не этого. Не этого холодного, беспощадного приговора.

Меня бросили. Оставили одну. В клетке. С ним.

Всё, во что я верила, ради чего терпела унижения и боролась с печатью из последних сил – рухнуло в одно мгновение. Оглушающая тишина внутри. Больше не на кого надеяться. Некому помочь. Я осталась абсолютно одна против него.

Следующие дни стали серым, безжизненным кошмаром. Я выполняла приказы Эрдана механически, как заводная кукла. Мои глаза потухли. Внутри была лишь ледяная, всепоглощающая пустота. Даже попытки внутреннего сопротивления казались теперь бессмысленными. Зачем?

Эрдан заметил перемену. Он, казалось, наслаждался моей сломленностью еще больше, чем предыдущим сопротивлением.

— Наконец-то ты поняла свое место, — говорил он, проводя пальцем по моему подбородку, пока я подавала ему вино. Его голос был сладок от самодовольства. — Видишь, как все просто, когда не упрямишься? Ты могла бы избежать стольких… неприятностей.

Я молча отводила взгляд, не в силах даже сжать кулаки. Пустота была моей единственной защитой. Если я ничего не чувствую, он не может меня ранить.

Он стал еще наглее. Его «флирт» превратился в откровенные, унизительные домогательства на глазах у всех. Он мог обнять меня за талию посреди коридора, прошептать на ухо что-то грязное, зная, что я не оттолкну его. Преподаватели и студенты отворачивались, стараясь не встречаться со мной глазами. В их взглядах я читала смесь жалости, страха и осуждения. «Сдалась», — говорили эти взгляды. «Стала его игрушкой».

Я пыталась избегать его, но это было бесполезно. Печать тянула меня к нему, как на невидимом поводке, стоило ему позвать. А он звал часто, наслаждаясь своей властью.

Но в самой глубине этой ледяной пустоты, там, где, казалось, уже не осталось ничего живого, тлела одна-единственная, острая, как осколок, эмоция. Не надежда. Не вера.

Ненависть.

Чистая, беспримесная, животная ненависть к нему. И к ним, к Сети, которая сдалась и бросила меня. И к самой себе за эту беспомощность.

Они все думали, что я сломлена. Эрдан, Сеть, все в этой академии.

Пусть думают.

Я больше не ждала спасения извне. Его не будет.

Если я хочу быть свободной, мне придется спасти себя саму. Пусть мой дар спит. Пусть печать сковывает волю. Но мой разум еще принадлежит мне.

И я поклялась себе, что найду способ. Сама. Я буду наблюдать, изучать, искать слабые места в его защите, в самой печати. Я буду притворяться еще покорнее, еще сломленнее, чтобы он ослабил бдительность.

Однажды я сорву эту печать. И тогда я стану не чьим-то оружием, не чьей-то надеждой.

Я стану его кошмаром.

Дни текли в монотонном, унизительном ритме. Я была тенью, призраком, механически выполняющим команды. Эрдан, уверенный в своей полной победе, стал менее осторожен. Он перестал прятать от меня документы, вел переговоры с гонцами прямо в своей приемной, пока я, опустив голову, расставляла книги на полках или наливала ему вино.

Именно так я и подслушала тот роковой разговор. К нему прибыл гонец, пыльный и усталый с дороги. Эрдан принял его с развязной непринужденностью.

— Ну что, мой верный слуга? Доставил послание? — его голос был сладок от самодовольства.

— Так точно, господин, — отчеканил гонец. — Лично вручил в руки вашему будущему тестю.

— И каковы были его… реакции? — Эрдан протянул слово, явно получая удовольствие.

— Шок, господин. Потом гнев. Он кричал, что вы не смеете трогать его дочь, что он… — гонец запнулся.

— Продолжай, — мягко приказал Эрдан, и в его голосе зазвенела сталь.

— Он сказал, что вы подлый трус, который пользуется тем, что у нее не открылся дар. Что он никогда не даст своего благословения на этот брак.

Эрдан рассмеялся — низкий, мерзкий смех, от которого кровь стыла в жилах.

— Мне не нужно его благословение. Мне нужна его земля и его титул. А Селестина… — он помолчал, и я почувствовала, как его взгляд скользнул по моей спине. — Селестина уже здесь. И она будет послушной женой. Она не сможет ослушаться. Передай ему, что свадьба состоится через месяц. Его присутствие необязательно.

Что-то во мне треснуло. Громко, оглушительно, словно лопнула струна, натянутая до предела. Весть о браке была последней каплей. Он не просто украл мою свободу, мою волю, мое достоинство. Теперь он похищал и мое будущее, мое имя, насильно вписывая его в свою грязную историю. И мой отец… мой гордый, непокорный отец, который теперь знал, что его дочь — беспомощная пленница, игрушка в руках этого негодяя.

Я не помнила, как выбежала из приемной. Пелена ярости застилала глаза. Я не бежала *от* него. Я мчалась *к* нему.

Я ворвалась в его кабинет, распахнув дверь с такой силой, что она ударилась о стену. Эрдан, разговаривавший с гонцом, резко обернулся. На его лице сначала мелькнуло удивление, а затем — любопытство и удовольствие.

— Селестина? Что это… — он не успел договорить.

— НЕТ! — крик вырвался из моего горла хриплым, чужим звуком, полным такой первобытной ненависти, что даже гонец отшатнулся. — Нет, нет, НЕТ! Я не позволю! Ты подлый, ничтожный трус! Ты украл у меня всё, но ты не получишь мое имя! Ты не смеешь трогать моего отца!

Я задыхалась, слезы гнева текли по моим щекам, но я не пыталась их смахнуть. Я вся дрожала, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони.

Эрдан поднял бровь. Он выглядел не рассерженным, а… развлеченным. Словно наблюдал за интересным спектаклем.

— Какая пылкость, — произнес он насмешливо. — Я почти забыл, какая ты была… живая. Но, дорогая моя, — его голос стал холодным и властным, — твое мнение меня не интересует. Это не просьба. Это констатация факта.

Он сделал шаг ко мне. Печать на моей воле сжалась, как удавка, пытаясь заставить меня замолчать, опустить глаза, подчиниться. Но яростный шторм внутри был сильнее. Я выдержала его взгляд, полный ненависти.

— Я никогда не стану твоей женой, — прошипела я. — Я предпочту умереть.

— Смерть — это слишком легко для тебя, — парировал он, все так же спокойно. — Ты будешь жить. Ты будешь моей супругой. Ты будешь улыбаться мне и рожать моих наследников. И ты будешь делать это не потому, что захочешь, а потому, что я так приказал.

Он подошел вплотную, его пальцы грубо обхватили мой подбородок, заставляя меня смотреть на него.

— Этот гнев… сохрани его, — прошептал он. — Он сделает тебя еще интереснее. Бороться бесполезно, Селестина. Ты моя. Сейчас и навсегда.

Он отпустил меня. Печать снова навалилась всей своей тяжестью, заставляя отступить, опустить голову. Я повернулась и выбежала из кабинета, по щекам текли слезы бессильной ярости.

Но в этот раз это были не слезы отчаяния. Это были слезы клятвы. Он совершил ошибку. Он разбудил во мне не покорность, а дикую, непримиримую злобу.

Он думал, что полностью контролирует меня. Но он не контролировал эту ненависть. И именно она теперь стала моим топливом. Моим оружием.

Он хочет свадьбу? Пусть. Но он получит не покорную невесту, а мстительную фурию, которая ждет лишь одного — момента, чтобы вонзить ему нож в спину.

Я выбежала из кабинета, не в силах сдержать рыдания. Но это были не слезы слабости. Это был взрыв ярости, которая кипела во мне, как лава, искавшая выход. Он думал, что сломил меня? Нет. Он лишь выковал из меня оружие, заточенное против него самого.

Я не побежала в свою комнату — туда он бы пришел первым делом. Я метнулась в самую глубь библиотеки академии, в заброшенный отдел древних фолиантов, где пыль стояла столбом, а воздух пах временем и забвением. Здесь, среди стеллажей, уходящих в темноту, я рухнула на колени, судорожно хватая ртом воздух.

Руки сами сжались в кулаки. "Никогда. Никогда. Никогда". Это слово стучало в висках в такт бешено колотящемуся сердцу. Он планировал не просто украсть мою свободу — он хотел легализовать свое воровство. Сделать меня своей вещью по всем законам и обычаям. Обезопасить себя от моего отца и его союзников, прикрывшись моим именем и титулом.

Мысль о том, что он будет прикасаться ко мне не как хозяин к рабыне, а как муж к жене, вызывала приступ тошноты. Это было хуже смерти. Это была вечная пытка, одобренная обществом.

Но сквозь ужас пробивался холодный, острый луч ясности. Его самоуверенность — его слабость. Он так уверен в силе печати, что перестал меня опасаться. Он говорит при мне о своих планах. Он позволяет себе роскошь наслаждаться моим "неповиновением".

Я поднялась с пола, вытерла лицо. Дрожь в руках постепенно утихла, сменившись ледяным спокойствием. Яркая, жгучая ненависть кристаллизовалась в холодную, беспощадную решимость.

Я не буду метаться и рваться на свободу. Я не буду искать помощи извне. Меня предали. Меня бросили. Значит, спасение — только во мне.

Мой план родился мгновенно, отточенный и безжалостный, как клинок.

Я буду играть. Я буду самой покорной, самой сломленной невестой, какую только можно представить. Я заставлю его поверить, что он победил окончательно. Я буду улыбаться его шуткам, краснеть от его прикосновений, смотреть на него с обожанием раба, благодарного за внимание хозяина.

А тем временем... я буду искать. Я буду изучать.

Печать — это магия. У любой магии есть источник, слабое место, условие, при котором она ослабевает. Эрдан — не бог. Он смертный мужчина, и его сила имеет пределы.

Я буду наблюдать за ним. За каждым его жестом, каждым произнесенным заклинанием, каждым изменением в настроении. Я буду искать в библиотеке любые упоминания о древних печатях подчинения, о ритуалах принуждения. Я буду искать его фамильные реликвии, источник его силы.

И я найду его.

А потом... потом я дождусь нашего бракосочетания. Того самого дня, когда он будет уверен в своей победе больше всего.

И в самый торжественный момент, перед лицом всех собравшихся гостей, когда он протянет руку, чтобы надеть на мой палец кольцо...

Я сорву с себя эту печать. Или найду способ ударить его его же собственным оружием.

И тогда все увидят не покорную невесту, а ту, кем я была всегда. Селестину. Мстительницу.

Он хочет сделать меня своей женой? Пусть. Но он пожалеет об этом каждую секунду своей оставшейся короткой жизни.

Я выпрямилась, смахнула пыль с платья и медленно, с совершенно новым выражением лица — пустым и покорным — вышла из укрытия. Пора было возвращаться. Пора начинать самую важную роль в своей жизни.

Роль идеальной жертвы, которая готовится нанести смертельный удар.

Я подошла к кабинету Эрдана, уверенная в своей новой роли. На этот раз, не отступая, я постучала в дверь и, не дождавшись ответа, открыла ее. Он сидел за столом, погруженный в записи, но, услышав звук, поднял взор и следил за мной с легким удивлением, плавно переходящим в интерес.

— Селестина? Что ты делаешь здесь? — его голос прозвучал с легкой насмешкой, как будто он ожидал, что я снова смирюсь и вернусь к своим обязанностям.

Я закрыла дверь и сделала шаг вперед, не отворачивая взгляда.

— У нас разговор, Эрдан, — произнесла я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и уверенно. — Я пришла сказать тебе правду.

Он отложил перо и поднялся с кресла, скрестив руки на груди. Его холодный взгляд оценивал меня, каждый изгиб, каждую эмоцию. Я чувствовала себя уязвимой, но в то же время сила внутри меня росла.

— О, Это любопытно, — его губы изогнулись в усмешке. — Постараюсь не перебивать.

— Я ненавижу тебя, — сказала я резко, чувствуя, как тепло поднимается в животе. — Ненавижу твою жестокость, твою манипуляцию и презрение к людям. Ты считаешь себя властелином, который может распоряжаться жизнями других, как игрушками. Я — не твоя собственность, и никогда не буду.

Я сделала шаг вперед, разрывая привычный барьер, который всегда ставила между нами. Его глаза вспыхнули, и в них заиграла тень интереса.

— Ты не понимаешь, на что ты подписалась, — улыбнулся он. — Кажется, я даже чуть-чуть впечатлен твоим мужеством.

— Не делай из этого шоу, — огрызнулась я, оглядываясь вокруг. — Я не боюсь тебя. Ты думаешь, что обладаешь контроль над всем: над моими мыслями, желаниями, будущим, но ты ошибаешься. Я найду способ покончить с этой печатью и с тобой. Ты заплатишь за все, что сделал.

Его лицо стало серьезным. Он шагнул ко мне, и я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Мы стали ближе, так близко, что я могла рассмотреть каждый штрих его лица, каждую линию, всю ту опасность, которая исходила от него.

— Ты действительно думаешь, что знаешь меня, Селестина? — его голос стал низким и холодным, как железо. — Ты знаешь о себе меньше, чем я. Я слежу за тобой, даже когда ты не замечаешь. Я вижу, как ты меня ненавидишь, как ты собираешься сыграть роль этой идеальной жертвы, но ты не понимаешь, что под поверхностью скрывается гораздо больше.

Я уверенно встречала его взгляд, хотя чувства внутри меня снова разводили пламя. Он сделал еще один шаг, и спиной я уперлась в стену. В этот момент он оказался рядом, его дыхание ощутимо рядом. Я чувствовала его магию, настоящее, подавляющее влияние; не просто слов, а самой сущности, стремящейся взять надо мной верх.

— Я вижу, как ты борешься с печатью, — тихо произнес он, прижимая меня к стене и опуская руки чуть ниже, к моим запястьям. — Я чувствую каждое твоё движение, каждый твой шаг. Ты не так сильна, как думаешь. Каждый раз, когда ты пытаешься сопротивляться, ты просто углубляешь свою зависимость от меня.

Его глаза блестели от власти, и я почувствовала, как волны тепла пробегают по моему телу. Это была не просто физическая сила — он использовал свою магию, чтобы подавить меня, чтобы возродить те гневные чувства, с которыми я собиралась бороться.

— Ты не знаешь, что я могу сделать с тобой, — продолжал он, голос его стал еще более властным. — У меня есть вся власть над твоей жизнью. Я знаю все твои слабости, все твои страхи. Ты — только одна из многих пешек в моей игре, и я люблю играть.

— Ты не выиграл, — выдохнула я, хотя внутри меня начинал бушевать страх. Он был прав — в глубине души я все еще боялась, но этот страх не мог меня остановить.

— Вероятно, — произнес он, и в его улыбке проскользнула некая жестокая радость. — Но ты должна это осознать. Я могу сделать так, чтобы тебе было очень хорошо… или очень плохо. Всё зависит от твоего поведения.

Он отпустил меня, и я немедленно отступила прочь от стены, словно отскочила от огня. Внутри меня все металось, и я знала — этот разговор еще далеко не завершен. Он думал, что знает меня. Но я собиралась научить его, что я — не игрушка. Я — непокорная ветер в буре, и однажды я разорву его планы на части.

— Я не боюсь тебя, Эрдан, — повторила я, собирая свою смелость, хотя в глубине души знала, что эта игра станет сложнее, чем я предполагала. — Теперь ты знаешь, с кем имеешь дело.

Я развернулась и вышла из кабинета, сердце стучало в груди, но я держалась. Я создавала свою историю. И он не должен был забывать — я буду сражаться, пока не одержу победу.