Таганай. Дорога живых

Аутолиз. Морф без головы.

Такого поворота никто из нас не ожидал.

Мы подходили ближе к «морфу», в полной боеготовности – патрон в патроннике, у меня обрез в левой, лопатка отточенная – в правой… А «чёрт» черномордый – аж напрягся весь, когда расстояние меж нами сократилось до десятка шагов. Возиться у забора перестал, на нас зыркнул. Жуть!

Дальше – короткая суета, чуть не закончившаяся стрельбой. Морф увидел в нас или угрозу, или добычу. Дёрнулся со всей дури, всем телом! Видимо, хватало ещё силы в ногах и в руках.

Да так лихо он дёрнулся, что едва не оторвал себя от забора! Ещё чуть-чуть – и пришлось бы нам стрелять, пришлось бы перебудить весь лагерь – но разнести его бедную чёрную головушку «вдребезги пополам». Но не дошло до стрельбы. И даже лопатку пачкать не пришлось.

Потому что, дёрнувшись к нам – умудрился морф сам себя обезглавить! А вышло так…

Стрела арбалетная, видать, крепко засела в досках. А тело морфа, вероятно, уже достигло критической степени разложения. Что бы мы тут не думали себе, законы биологии и химии никто не в силах отменить. Откуда-то из услышанного ранее, в мой голове всплыл медицинский термин: «аутолиз»…[36]

…Когда мертвяк рванулся у нам особенно сильно – сгнившие ткани просто лопнули. Голова осталась у забора, крепко приколоченная за шею арбалетным болтом. А тело отделилось и сделало к нам ровно два шага. Похоже, что голова нужна даже морфам (про остальных живых мертвецов мы и так знали). И без головы у них не получается ходить. И правда: если мертвяк должен кусать и рвать – то чем ему это делать, когда голова осталась на заборе?

А тело без головы не функционирует. Оно сделало эти два шага – и упало на дорожку, едва не уткнувшись огрызком шеи в мои берцы. Крови, кстати, не вытекло ни капли. Белые отростки верхних позвонков бесстыже вылезли из обрывков мяса.

– Вот так, однако… – задумчиво промолвил Тимофей. Судя по всему, для него подобное тоже стало неожиданностью. Других умных научных мыслей Рыж-Пуш не высказал.

– Солью посыпать надо бы. – подал голос молчавший всё время Степаныч. Дельный совет, конечно. Но…

– А что? Думаешь, голова обратно на место прирасти может? – спросил я. – Или, может, он новую себе отрастит?

Иван Степанович промолчал, не нашёлся с ответом. А я что? Понимаю, обидел старика… Но это у меня такая реакция на неожиданный поворот событий. Уж извините!

– Не доведётся Витьке опыты поставить над псевдо-живым морфом… – притворно сокрушается Тимофей.

– Ох, не судьба! – так же притворно вторю ему я.

– А вообще это хороший знак. – Тим воодушевлён финалом истории. – Если даже морфы гниют и распадаются на куски – это наш шанс.

– Угу. – а что я могу, кроме как согласиться с очевидным? – От холода превращаются в ледышку, в тепле гниют и разлагаются. И очень хорошо. Меньше нам забот. Всё же, как ни крути, живой человек – венец эволюции. Чего не скажешь о мёртвом. Обмен веществ – сила! Аутолиз – могила!

Мужики закивали, соглашаясь.

– Вот что, парни. Вы его покараульте пару минут… хотя куда он денется? А я бегом за багорчиком слетаю. – сказал я, и не дожидаясь ответа метнулся к домику, где оставлял на веранде свой незаменимый инструмент. Вообще-то, на этой базе пожарный щит тоже есть. Но мне мой багор привычней.

Обернулся, действительно, мигом. И – сделал то, что придумал. А именно: подцепил крюком голову морфа, дабы вытащить стрелу. Но не всё прошло гладко, это честно признаю.

Во-первых, голова перевернулась – стоило мне лишь коснуться её багром. Ну, это понятно: просто перевесила более тяжёлая верхушка, ведь к телу она уже не крепилась… И едва я её побеспокоил – башка совершила кульбит вокруг оси вращения (то есть, вокруг арбалетного болта).

Во-вторых, она умудрилась ещё раз нас всех напугать. До жути.

Когда голова перевернулась, я снова попытался зацепить её крюком. За то самое место, ну понимаете… где лохмотья сгнившего мяса, трахея и вот это всё… Но едва я коснулся металлом… раны… – она ожила! Глаза открылись и глянули на меня бездонным и бессмысленным взором зомби! И ещё – она попыталась укусить мой багор! Когда открылись зенки морфа, я машинально отдёрнул инструмент. И в эту секунду челюсти клацнули, едва не схватив металлический кончик.

– Мать честна! – сказал Иваныч, и кажется, даже перекрестился. – Напужала, зараза!

А Тим негромко ругнулся. И хорошо ещё, что никто не выстрелил со страху. А меня какая-то злость взяла – на эту нелепую башку с наглыми зенками, с чёрной разлагающейся кожей (и запах от неё, кстати, вблизи очень сильно ощущался… тот ещё запашок, скажу вам!) Короче: я размахнулся и ударил её багром. Сбоку, наотмашь. Ещё подумал в последний момент: «стрелу бы не сломать!»

Но нет. Не сломал. Стрела осталась торчать в заборе. Крепкие эти болты, из титана, что ли? А голова… она отлетела на несколько метров и покатилась вдоль забора, клацая челюстями. А может, мне это показалось. Или просто челюсти стучали, когда башка кувыркалась? Так или иначе, после удара увесистым железом «посмертная жизнедеятельность» морфа закончилась. И глазами больше не зыркал, и укусить багор уже не пытался. Я дотошный, я проверил.