– Да не буду я никого ублажать!
– А тебя никто и не просит ублажать.
– Не хочу!
– Придется!
– Не заставишь!
– Заставлю!
– Силенок маловато!
– Прекращай говорить на своем языке! Я не понимаю тебя!
За дверью одной из комнат в одном из домов Наслаждений Са-ах уже не первый день продолжался бурный спор между двумя женщинами, и ни одна не собиралась уступать. А местные наемные работницы, занимающиеся уборкой и готовкой, и ночные цветочки дома, как называла своих подопечных сама хозяйка, с удовольствием подслушивали, сменяя на посту друг дружку, и потом рассказывали остальным. Так по таху бродили слухи, что приобретенная на недавних торгах рабыня совершенно не подчиняется нуа-Киала. А многие уже поговаривали, что она вовсе и не рабыня, а нуа-Киала подыскала себе помощницу, способную в будущем заменить ее, ведь великолепная хозяйка домов Наслаждения хоть и была до сих пор очень красива, но время нещадно ко всем. Кто-то даже считал, что новая адания-шая столь сильна, что вскоре сможет управлять нуа-Киала, хоть та и наделена тем же даром, что и ее рабыня.
– Хорошо! Буду молчать!
– Можешь молчать сколько угодно, но ты подаришь ночь одному из моих покровителей! – женщина была непреклонна. – Я подожду немного. Ты сама дашь согласие, – и вышла из комнаты, стукнув напоследок дверью.
– Ага! Щас! Разбежалась! Никогда не соглашусь! – кричала ей вслед строптивица, но, не дождавшись ответа и возвращения хозяйки, выглянула из комнаты. Тут же разбежались во все стороны работницы и местные красавицы. – Чего уши растопырили, грымзетки… – съехидничала рабыня, осмотрела узкий коридор, погруженный в полумрак, прислушалась к отдаленному эху чьих-то шагов и нырнула обратно в комнату, предусмотрительно закрыв за собой дверь и подперев ее изнутри громоздким креслом, которое уже несколько дней стояло неподалеку от входа, хотя ему явно было ни там место.
Потерев ладони и осмотрев баррикаду, женщина запахнула на груди полупрозрачный халатик, скорее похожий на балахон, и плюхнулась на огромную кровать на низких витиеватых ножках. Поверхность едва не поглотила женское тело в ворохе скомканных покрывал и разбросанных маленьких подушек.
– Тьфу ты, Бэрхэсова задница, а не ложе любви! – выругалась смутьянка и села, угрюмо уставившись перед собой. – Вот чего ей приспичило меня под какого-то кретина подсовывать, – бурчала она. – Другой пользы что ли от меня нет? Сама так только лапшу им на уши вешает, а меня со своими девками сравнила. – Ни слова не скажу! Никогда не сдамся! Не дождется!
«Скукотища… Скандал что ли закатить?» – от идеи о скандале отвлек шум за дверью. Я сидела у окна в огромном кресле. Прошло полдня где-то, но отсутствие часов и пасмурное небо мешали сориентироваться, поэтому могло быть и намного позже или, наоборот, раньше.
Массивная дверь и толстые стены практически не пропускала четких звуков из коридора. И как бы ни старалась расслышать, что же происходит снаружи, слышала лишь отдаленно похожее на слова.
– Что за шум? – прошептала сама для себя и нехотя спустила ноги на пол.
Шум прекратился. А я сидела, вслушиваясь в тишину. Холод медленно крался по телу вверх от голых стоп. За мутными стеклами и решеткой подвывал ветер, я чувствовала сквозняк и даже подумала, что лучше бы перебраться на кровать или закутаться в шерстяное покрывало, но меня уже какой день подряд будто сковывало что-то. Я была словно ленивая медузка, безропотно плывущая на поверхности воды в мертвый штиль.
Дождь барабанил по крыше дома напротив – рабочие постройки. Там находилась кухня, комнаты для стражи или охраны. Не знаю, как их правильно называть. Там же жили наемные работницы из тех, у кого не было своего жилья в Са-ах. И именно на эту крышу мне приходилось смотреть каждый день из единственного окна в моей тюремной комнате. Хотя нет! Чего это я прибедняюсь. Для тюрьмы больно роскошные апартаменты, да и свобода передвижения у меня была – в некой мере. И разве можно дом Наслаждений называть тюрьмой? «Конечно же, нет!» – скажет любой. Почти любой. Нуа-Киала, хозяйка всех домов Наслаждения в Са-ах, никого силой не удерживает. Я ее огромное исключение. Рабыня, которую необходимо или подчинить, или перевоспитать, убедиться в том, что вышло всё на отлично, и только после она подумает о моей вольной. Так все говорят. Но хозяйка пока об этом ни разу не обмолвилась. Идет процесс укрощения строптивой, то бишь меня.
– Сын семьи… – смогла я разобрать, когда оказалась около двери – надоело сидеть в комнате. Видимо, кто-то из девочек нуа-Киала пронесся вблизи от моей комнаты.
– Чей-то сынуля пожаловал? Интересненько, – прошептала я, будто меня могли расслышать, и, тихонько приоткрыв дверь, выглянула наружу.
В коридоре было довольно светло. Я бы даже сказала – на удивление светло. Нуа-Киала предпочитала полумрак, аром меда и цветов и холодные полы, поэтому повсюду стояли букеты в огромных круглых вазах, лампы горели минимально и находились в глубоких нишах в стенах, если огонь в них затухал, никто не спешил его снова зажечь, а ковры лежали только около кроватей и в залах, где хозяйка проводила пиршества для своих гостей. Но пиршеств я пока не видела. Самый шикарный из ее домов Наслаждения чаще всего посещали завсегдатаи. Хозяйка их называла покровителями.
Мимо пронеслась одна из девушек, но не из тех, ради кого сюда приходили гости, а работница. Коричневое платье в пол, коричневый передник, собранные в тугой пучок волосы на макушке, никаких украшений – работниц ни с кем не спутаешь. Я успела ухватить ее за локоть. Девушка дернулась, уставилась на меня, затем ее глаза за несколько секунд округлились до размеров, кричащих «Спасите!».
– Вот тока не надо смотреть на меня так, будто я тебя съем, – выдала я.
Пора привыкнуть, что адания-шая вызывает у многих неприкрытый ужас. На хозяйку тоже многие смотрят со страхом в глазах, а то и вовсе предпочитают находиться как можно дальше от нее. Но в отличие от меня, нуа-Киала более искусна и не обращает внимания на косые взгляды или страх. Меня же местные работницы и ночные цветочки откровенно раздражают. Они и поглазеть хотят, но и чуть что – разбегаются кто куда.
– Я… я… я
– Я, я, я. Ты! Что происходит?
– Ни… ни… – я помахала рукой, подгоняя испуганное создание. – Ничего, – справилась она.
– А чего все шумят, бегают туда-сюда?
– Сегодня гости. Мно-о-о-ого гостей, – воспользовалась она тем, что я отпустила ее, и развела руки в стороны. И тут же поспешила смыться.
– Да что б их! – не выдержала я.
Осмотрела коридор и, заприметив распахнутую настежь дверь, пошла туда, выяснять у местных цветочков, что за гости такие и почему это вообще кого-то удивляет. Разве местные дома Наслаждений не должны быть привычными к гостям. Или «Мно-о-о-ого» – это чересчур много.
Уверено шагнув внутрь комнаты и собираясь устроить допрос, я была несколько удивлена. Но скажу, всё же приятно удивлена.
– Миори?
– Эля! – она так шустро ринулась ко мне с объятиями, что я даже растерялась и ничего не ляпнула по привычке.
Мы не виделись с ней … Где-то месяца два? Вроде.
– Ты что здесь забыла? – пришла я в себя и отодвинула девушку на расстояние вытянутой руки, при этом держа ее за плечи.
– Ночью вернулась с Ра-ах.
– Не слышала о таком, – и поспешила добавить, а то еще начнет мне объяснять то, что мне не интересно. – Ты не ответила на вопрос. Зачем ты здесь? Здесь – в доме Наслаждений? – мысли в голову полезли не из самых приятных.
– Я живу у нуа-Киала, когда нахожусь в Са-ах.
– Офигеть! Другого места не нашлось? Более подходящего для молодой женщины без своего мужчины.
– А что ты сказала …? Первое слово не поняла.
– Ничего! Не уходи от разговора.
– Ничего страшного. Для ша-ахкая жить здесь не позор.
– А, ну да. Ты ж у нас уникальная. И с мужиками по пустоши шатаешься, и свободно в дом с рабами проходишь, и вот теперь я узнаю, что и живешь в местном борделе, – на эмоциях я позабыла половину слов и заменила их на те, что, конечно, не были понятны Миори. Но смысл она уловила и вырвалась из моих рук, даже отошла, отвернулась. Вся такая гордая. – Обиделась?
– Нет.
– А я бы обиделась. Но тебе всё нипочем. Хотя чему я удивляюсь, – я замолчала и осмотрелась.
Скромная обстановка говорила о многом, но если бы раньше увидела эту комнату, решила бы, что она предназначена для работницы. Большинство помещений, в которые я умудрилась заглянуть, мало чем отличались от моей комнаты: огромные кровати на низких ножках с множеством подушек, коврики, плотные занавески на окнах, каменные стены, скрытые под тканями, мягкие кресла, низкие чайные столики и куча всякой мишуры, наподобие разбросанной женской одежды, в которой на улицу уж точно не покажешься, ювелирных цацек, веера, ароматические свечи, флакончики. А в парочке комнат я даже интересные игрушки усмотрела, типа плёток, шелковых лент – местные клиенты… Ой, простите… Покровители и гости нуа-Киала любят и помягче, и пожестче.
– Как ты тут живешь? – услышала я вопрос и посмотрела на Миори, она стояла у стола, замечу, даже он не был похож на те, что в остальных комнатах, большой, из крепкого дерева и с ящечками.
– Живу? А это можно назвать жизнью?
– Пока не ушел в мир бестелесных теней, любая жизнь – это жизнь.
– Глупость! Жизнь – это свобода, достаток и … – не знала, что еще подобрать.
– Семья?
– Семья.
– Родители, дети… мужчина, – она не смотрела на меня, выдвигала один ящик стола, перебирала что-то там внутри, закрывала, открывала другой и так по кругу. Миори выглядела рассеянной.
Я прошлась по комнате. Увидела дорожный мешок около кровати. Накидку и развернутый шарф – синюю шуару. Вещи лежали поверх мешка, хотя в комнате было несколько пустых полок, приколоченных к стене, крючки около двери.
– Мужчина. Зачем нам мужчины? Чего мы не можем сделать без них? – продолжила я разговор, но он не был важным, я просто хотела отвлечься, поддержать разговор лишь ради разговора.
– Тебе не нужен мужчина? Мужчина необходим! Ведь иначе не будет семьи, дома, детей. Что это за жизнь?
– Нормальная жизнь! – меня немного разозлило ее отношение к моим словам.
Миори наверное не ожидала, что кто-то кроме нуа-Киала может такое сказать, ведь на Тэнэкие женщины или товар, или зависимы. Даже такие, как она, ша-ахкая, которых никто не посмеет продать на невольничьем рынке, которых многие считают чуть ли не божественными созданиями (жаль не в Киреи), которых вроде можно считать защищенными от любых посягательств на их жизнь, тело, свободу, всё равно зависимы от мужчин. Они подсознательно ищут себе покровителя.
Мы обе замолчали. Я продолжала изучать комнату или делать вид, что изучаю. На самом деле в какой-то момент мне захотелось сбежать. Сама не знаю почему. И когда Миори снова заговорила, я не хотела даже смотреть на нее.
– Эля, у тебя есть семья… там… там, откуда ты родом?
– Есть.
– Родители?
– Нет.
– Братья или сестры?
– Нет. То есть не совсем, – попыталась я объяснить, но Миори перебила.
– И детей же еще нет?
– Нет. Мне еще рано, – заявила я. Ну тут хотя бы была уверена. Я на самом деле не задумывалась пока о детях.
– И мужчины не было?
– Были. Много.
– Но не один… не остался с тобой? Почему?
Я посмотрела на Миори, она смотрела на меня. Не знаю, что она там прочитала на моем лице, но на свой вопрос ответ нашла самостоятельно.
– Они боялись тебя?
– Не все.
– И не повстречала ни одного с даром аданов?
– Нет.
– А здесь … здесь же есть.
– Кто? – чего-то я как-то не ожидала подобного поворота разговора.
– Арияр… Арияр не боится.
Арияр? Нашла, кого вспомнить. Да он ни разу не пришел ко мне после торгов. Хотел заполучить, но деньжат не хватило. Наверное, стыдно показываться на глаза. Или ему противно от мысли, что я обычная … обычная. Тьфу ты! Как не назови, смысл не изменится. Ночная бабочка с изюминкой, так еще и рабыня!
Я вспомнила наш с ним разговор, тот последний разговор, когда я узнала, что его брат мертв. Усмехнулась. Презрительно. Я ведь была почти уверена, что он придет за мной и заберет. Думала, что он всё еще надеется узнать о брате, и я ему необходима для разговора с талэку, но Арияр не пришел.
– Не смеши меня. Ваш лекарь не потянул… Нуа-Киала за меня столько рахиров отдала, что ни один не осилил перебить ее цену.
– Но он всё еще может выкупить тебя, если договорится с нуа-Киала. Я уверена, он ищет варианты.
– Варианты? Ты случаем не о деньгах его папочки?
– Возможно. Я не знаю. Арияр отправился в Герэ́ю, в дом семьи Архов.
– Значит, точно к папочке. Поехал просить рахиры на новую и дорогую игрушку. Папуля не обрадуется. А я тем временем буду развлекать местных мужиков. Вот сегодня и начну! – психанула я и вышла из комнаты Миори, собираясь уйти, но столкнулась нос к носу с хозяйкой.
Нуа-Киала улыбнулась, скрестила руки на груди и, осмотрев меня с ног до головы, удовлетворительно хмыкнула. Я же мысленно чертыхнулась! Надо ж было так попасть впросак.