Сумерки человечества

Глава 5. У порога.

– Я знаю, – обвинение было слишком справедливым, чтобы его отрицать. И если честно, спорить я и не хотел, – Но он сам знал, на что он идет.

Дядя Коля сел рядом, внимательно на меня глядя.

– Миш, знаешь, мне кажется, что ты начал забываться. Не таким ты пришел ко мне, когда мы познакомились. Тогда я видел парня, который хочет помочь другим людям. Потому и пошел с тобой. Только не это вижу сейчас.

– И что тогда ты видишь? – я даже наклонился над столом, прямо глядя ему в лицо. Он спокойно выдержал мой взгляд, а вот у меня не получилось. У него глаза были как маленькие угольки, только что вынутые из печки. И казалось, они прожигали мне душу. Не сумев это долго терпеть, я отвернулся. Охотник же успокоено вздохнул.

– Пошли покурим, – сказал он уже более примирительным тоном, доставая из нагрудного кармана пачку сигарет.

– Я не курю, – тихо сказал, понимая, что не этого он от меня просит.

– Тогда просто за компанию постоишь, – совершенно беззаботно сказал охотник, в упор глядя на меня. Наверное, считал, что хочу просто сбежать.

Согласно кивнув, я встал и вышел следом за ним. Остановились перекурить мы не около дома, как в тот момент подумал, а прошли еще несколько домов, прежде чем нашли специально отведенное для этого место. Небольшой участок девственной природы, огороженный при застройке невысоким, декоративным заборчиком. Там специально для отдыха сделали несколько деревянных скамеек, на которых еще болтались листочки с выведенной рукой надписью «окрашено». Молча достав сигарету, дядя Коля предложил ее мне. Я молча отказался, тогда он сам ее закурил.

– Миш, ты не думай, что тебя обвинять буду, там тапками кидаться или истерики закатывать. Бабское это дело, а не наше, – начал охотник разговор, пока я просто стоял и ждал тех слов, ради которых он привел меня сюда, – хочу честно с тобой поговорить, пока мы одни.

– Упрекать меня будете? – спросил я спокойно, без злости или иронии, – Уже вышел из этого возраста. И я не знал, черт возьми, что там засада будет!

– Конечно, ты не знал. И никто не знал. Но я про другое тебе сказать хочу. Сашка, друг твой, погиб, потому что доверял тебе, слушался тебя, как верный солдат командира. А ты даже не знаешь, к чему приведешь их. Даже нас, потому что тебя пока оставлять не собираюсь. Миш, послушай меня, не заигрывайся.

– С чем не заигрываться? – удивленно спросил я, ожидая несколько другого поворота разговора, – По-моему, я еще никогда не был таким серьезным.

– Не про это речь, – раздражаясь моей тупости, взмахнул руками охотник, едва не выронив сигарету, – Черт, Миш, неужели ты сам не замечаешь, как тут все с ума сходят. Сколько тут вас таких, рвущихся к этим самым перестрелкам, дракам и приключениям. Молодежь никогда не меняется, даже после конца света. Я понимаю, ты правильно делаешь, что стараешься не растворяться в этом месте. Мирная жизнь иногда переламывает хребет быстрее любого боя. Но здесь не компьютерная игра, понимаешь? И ничего назад не отмотаешь. Сколько вот таких уже осталось в городе. И сколько еще останется? А почему? Знаешь? Потому, что они лезут туда не ради того, чтобы спасти кого-то или что-то. Они бы туда полезли, даже если бы там были только голые стены. И все ради этого дурацкого адреналина. Повсюду зомби, мутанты, а ты со стволом наперевес прокладываешь себе дорогу. Стрельба, шум, крики, и кровь весело бежит по жилам. Здорово, одним словом!

– Я не ради стрельбы прокладывал дорогу из универа до сюда. И не ради стрельбы мы повесили Ахмеда! И не ради стрельбы вывел людей из города! И не ради адреналина… – меня захлестнуло эмоциями, и я даже подавился словами, чувствуя, как в голове крутятся и сталкиваются мысли и чувства. В голове словно оркестр заиграл, когда я вспоминал свои последние ощущения.

– Вот именно об этом и хочу тебе сказать, – заметил дядя Коля, словно чувствуя, что происходит у меня в душе, – Когда ты пришел ко мне домой, вооруженный только железкой и куском дерева, я видел, что тебе было страшно. Нет, я не хочу оскорбить. Ты не боялся этих трупов и вел себя очень смело. Страх был не здесь, а вот здесь, – он сначала ткнул меня пальцем в лоб, а потом указал на сердце, – ты боялся того, что происходит. И тебе это не нравилось, хотел закончить со всем этим. А теперь я смотрю на тебя и вижу, что другого тебе уже не надо. Ты становишься таким же, как и те психи, что идут в мародеры. Нужно действие, мирная жизнь уже слишком скучна, чтобы просто в ней жить. Ты же просто хотел выбраться из всего этого. И вот, выбрался. Почему не остановится?

– Нет, не так, – отказался я, стараясь оборонятся, – не ради стрельбы и не ради адреналина я возвращаюсь туда. И не остановлюсь на этом, потому что это далеко не конец. Я вывел людей из города и дал им шанс начать новую жизнь. И пусть здесь все и остановится, но я пойду дальше. И даже не потому, что еще поеду во Владимир, как собираюсь, а потому, что если не останется таких, как я, готовых рисковать собой ради других… Не ради адреналина, а ради пользы! Тогда зомби снова придут. И будут приходить до тех пор, пока не останется ничего живого.

– Тебе я не могу даже указывать, – строго сказал дядя Коля, не обратив на мой выпад никакого внимания, – но пожалей хотя бы тех, кто еще жив. Даже я, черт со мной, уже успел пожить, сунусь в любую дырку, но твои ребята достойны большего, чем бегать от зомби.

– А чего они достойны? Гнить на грядках под солнцем? – спросил я, – Или просто жить и бояться высунут нос за периметр? Вы не найдете здесь ответа, извините за прямоту. Каждый должен жить так, как считает.

– Я и не указываю тебе, но ты сам тянешь за собой других! Черт, они даже не понимают, чего ты хочешь. И я тоже не могу взять этого в голову! Чего ты добиваешься?

– Честно? – спросил я, собираясь с мыслями, – Ничего! Ничего вообще! Выжить – вполне достойная цель, не находите? А все остальное на этом фоне принимает уже совсем другой оттенок. И я меняюсь. Потому что мало просто сбежать. Надо еще и сохранить то место, где спрятался. Потому что когда прячешься от опасности, она еще далеко. А если голову снова высунуть, то она уже совсем рядом. Извините, но мне уже нужно торопится…

– Куда? – удивился дядя Коля, – Ты же только что приехал.

– Бандиты из-за этого факта друг друга не перестреляют, – зло огрызнулся я, теряя терпение. И не столько из-за самого разговора, сколько из-за того, что я сам запутался в своих мыслях. Вроде все так четко и ясно, а стоит над этим задуматься, как границы расплываются в стороны, ослабевают цвета и краски. И все становится таким расплывчатым и непонятным, что невольно завидуешь зомби от того, что у них в голове все даже слишком просто.

– Миша, это не твое дело, – сказал дядя Коля, закуривая вторую сигарету,

– Пусть военные сами решают эту проблему.

– Нет, черт возьми, это мое дело! – я так резко развернулся, что трава под ботинками порвалась, – Это мое личное дело! Не ваше, и не наших ребят! Мое дело! Они убили человека, которого я мог назвать другом, не оглядываясь и не задумываясь. И я спать не могу спокойно, зная, что та тварь, которая поставила там этих стрелков, жива и дышит со мной одни воздухом.

Бросив еще один гневный взгляд, я пошел прочь, не оборачиваясь. И надеялся, что он не увидит слезы у меня в глазах. На автомате вышагивая мимо пахнущих свежей краской и деревом домиков, построенных военными, я не раз и не два чуть не столкнулся с какими-то людьми, как и я, гулявшими по улице. Извиняясь, шел дальше, не отрывая глаз о земли. Мне не хотелось смотреть в глаза людям, потому что в душе накопилось слишком много всего, и я мог не сдержаться.

– Миш, постой, – на плечо легла рука, и я остановился, но не обернулся.

– Ты так несся, что я тебя едва догнал, – продолжил дядя Коля, обгоняя меня и снова заглядывая в лицо, – не бери все так близко, иначе на самом деле с ума сойдешь. Я тебе только одно хочу сказать. Береги себя, чтобы не выбрал.

– Спасибо, – сказал я искренне, и тут же вспомнил – и вот еще. Вот накладные на оружие и технику. У меня уже не остается времени их обналичить, а вы как раз сможете. Возьмите всех наших, кто будет возвращаться в город и получите оружие. С этим тоже нельзя откладывать. А потом вместе с первым же конвоем идите к Театральной. Я к вам позже присоединюсь. Не бойтесь за меня.

– Так все же решил отправиться? – спросил дядя Коля, забирая бумажки.

– Конечно, и последнее, уж простите, что я вас так нагружаю…

– Ерунда…

– Позаботитесь о Свете? Хорошо? Я ей еще не говорил, что один еду. Она думает, что мы сюда приехали припасы пополнить, а потом обратно к спецназу.

– Без проблем, – сказал дядя Коля, по-птичьи посмотрев на меня и улыбнувшись, – Скажи только, как ей об этом сообщить?

– Не знаю, – честно признался я, пожав плечами, – так и не могу предугадывать ее реакцию. Наверное, это единственный человек, с которым у меня это не проходит.

Дядя Коля пожал руку на прощание, развернулся и ушел в сторону Алениного дома, в котором и осталась Света. Несколько секунд я стоял и смотрел ему в спину, раздумывая, а не пойти все же с ним. Тихая, ничем не примечательная жизнь, спокойная и мирная, как я и хотел, выбираясь из универа. С другой стороны, если я сейчас отправлюсь к солдатам, ожидающим выезда за охотой на напавших бандитов, то уже не смогу вернуться сюда и забыть обо всем. Перепутье… Столь незаметное и невыраженное, сколь же четкое и ясное, как чугунный запор на воротах. В какую бы сторону я сейчас не свернул, к другой повернуться уже не удастся. Глубоко вздохнув, я засунул руки в карманы и пошел… к остановке, где меньше чем через час должны собраться солдаты, чтобы получить новые данные и приказы командира. И тут же почувствовал себя легче, понимая окончательность сделанного решения. Мир не перестал крутиться, а я не перестал верить, что светлое будущее все же наступит.

Стоянка встретила меня неожиданным шумом и криками солдат, перебирающими амуницию. Несколько броневиком и даже одна боевая машина шумели , прогревая двигатели, пока рядом из большого, с крытым кузовом, грузовика, подошедшие солдаты разбирали оружие. Два пехотинца со значками интендантской службы, снова созданной по необходимости, прямо на выщербленный асфальт складывали ящики с патронами, противно воняющими на свежем воздухе маслом и подгнившим деревом. Рядом, возле БМП тоже лежали ящики, но уже поменьше, в которых аккуратными рядами, с простилками, предохраняющей от преждевременных толчков, гранаты. Дымовые и противопехотные. Отдельно лежал ящик, на котором белыми, ровными, словно выведенными по трафарету, буквами, было написано, что здесь держат кумулятивные гранаты, предназначенные для пробивания брони. С надеждой сунув туда свой нос, я не нашел ничего, кроме пыли, от которой сразу захотелось чихать. Это добро уже все успели разобрать. Единственное, что мне было действительно нужно, так это немного запасных патронов к моему новому, трофейному АК-103, сейчас удобно висевшем за спиной. Интенданты с радостью выдали мне три сотни патронов, сразу предупредив, что забивать ими магазины буду я сам. Не в первый раз, так что очень даже неплохо. И в обязательном порядке мне выдали три простые осколочные гранаты Ф-1, которые, как сказали, можно и обратно принести, если не понадобятся. Приятно ощущая их вес в разгрузнике, я отошел, уже мысленно уверенный, что даже если хоть одна граната останется после всего этого, все равно запишу как боевые расходы.

Успевшие снарядиться и накуриться солдаты собирались возле Небольшого грузовика, на котором стоял, занимая весь кузов, мощный прожектор. Как не удивительно, такие штуки я видел только в кино про Вторую Мировую войну, и понятия не имел, что такое ненужное никому барахло до сих пор хранилось на складах. И все же одна такая штука там точно было. Сейчас же на кузове, рядом с прожектором, стоял офицер, и перечислял фамилии бойцов, записанных в рейд. Если солдат не откликался сразу, то он даже не ругался, а просто вычеркивал фамилию. Я подошел как раз вовремя, чтобы услышать слова «Трофимов, Михаил».

– Здесь, – крикнул я и по студенческой привычке поднял руку. Офицер прижег меня к месту одним взглядом, и продолжил читать, временами, когда солдаты искали потерявшегося или не услышавшего собственную фамилию, он грыз карандаш, стреляя глазами во все стороны.

– Молодец, я думал, что ты не останешься, – я обернулся и увидел у себя за спиной солдата, с которым вместе приехали сюда на одной машине. Если ты уже подтвердился, то пошли к командиру, он как раз план составляет.

– План чего? – удивился я такой поспешности.

– Как чего? – в свою очередь изумился солдат, – налета на это змеиное гнездо, пока они снова сами не стали кусаться. Раздавим эту гадину и все дела сразу лучше пойдут. Мы ведь тоже не полные придурки, бросаться на амбразуру грудью никто не собирается. Сейчас гораздо важнее учится обходиться без жертв, чем класть противников мордой в пол. Это раньше просто, смена всегда найдется, а сейчас замену днем с огнем не сыщешь. Ладно, мы уже пришли

Здание, глее разместился снайпер со своим временным полевым штабом, располагался прямо за стеной ближайшего ангара. Техники установили там небольшой генератор. Подключили даже аппарат спутниковой связи, сейчас оказавшееся самой надежной. Армейским версиям не требовались ни выдвижные антенны, ни ретрансляционные системы. Спутник все сам делал, осталось только правильно вводить номер и держать трубку около уха.

С одной стороны, следовало дожидаться снаружи, как большинство солдат, сейчас куривших или рассказывавших по большей части похабные истории. С другой стороны, к большинству я себя уже не относил, да и просто стоять на солнцепеке, под лучами необычайно жаркого для этих дней солнца, мне тоже не хотелось. В крайнем случае, постою рядышком с дверью, но в теньке.

В ангаре было накурено еще сильнее, чем снаружи. После того, как вывезли целые склады этой отравы каждый курил столько, сколько хотел. Кроме того, по моим наблюдениям многие так снимали стресс, а без этого нельзя, когда имеешь дело с мертвяками. Я сам видел, как только что вернувшиеся из города мародеры пытались закурить трясущимися руками, опустошенным взглядом чиркая по соседям. В конце концов прибегали к сторонней помощи и выкуривали первую сигарету едва ли не за минуту длинными, сильными затяжками. Давались, кашляли, бросали сигарету и тут же вытаскивали новую, пытаясь хоть как-то успокоиться. Мертвецы побеждали не столько своей силой, нечувствительностью к боли или даже количеством. Они побеждали страхом. С самого начала нашей истории люди боялись собственных мертвых. Культ предков был связан с этим же. Успокоить мертвеца, ублажить его, чтобы он не захотел вернуться к живым. С молоком матери мы всасывали этот страх, закрепившийся почти на генном уровне. И когда смотришь ему в лицо, даже не смотря на качественное превосходство, чувствуешь молчаливый ужас, отдающий прямо в сердце. Даже когда зомби уже мертв, хочется продолжать стрелять, словно так можно избавиться от этого страха.

Прямо на стене ангара висела огромная карта Рязанской области, расчерченная невиданными раньше значками и указателями. Здесь отмечались дороги, которых никогда не существовало на гражданских картах, подъезды, которых никто и не видел, значки бункеров и бомбоубежищ, так и не найденных диггерами и любителями острых ощущений. Она была точнее и подробнее, чем любая гражданская карта и наверняка взятая из папки с грифом «секретно». На ней булавками были отмечены значки постов и отрядов, занимавших почти ровный круг периметра вокруг главного значка – небольшого квадратика с подписью «Сельцы».

Несколько рядовых, два сержанта и один доброволец, наш снайпер, столпились рядом с картой, что-то обсуждая в пол голоса и водя пальцами по линиям и значкам. Первым, кто обернулся на звук шагов, издаваемых моими подошвами, был мой временный командир. При этом, как я успел заметить, руку он держал на раскрытой кобуре. Увидев меня, у него чуть поднялись брови вверх, только это выдало неожиданность моего прихода.

– Молодец, что пришел, – сказал он, протягивая мне руку для пожатия. Без перчатки она оказалась мозолистой и сухой, словно я взялся за старую деревяшку, пролежавшую под солнцем. Зато крепкая и сильная. Я и сам не слабак, но он мне чуть пальцы не раздавил, – я как раз хотел за тобой послать. Ты мне нужен кое-что уточнить.

– Что именно? – спросил я, когда он подвел меня к карте.

– Покажи, где вы впервые обнаружили следы бандитов? – спросил он, указывая на значок деревеньки, где была устроена резня, – Вот здесь, в какую сторону шел след?

Я сориентировался по карте, где юг, а где север и провел пальцем короткую черту в сторону полигона. Странно, но получалось, что бандиты напали изнутри. Кто-то из солдат выругался. Даже сам снайпер ругнулся сквозь зубы.

– Черт, вот так ведь я и думал, – сказал он, немного успокоившись, – это не просто гопотовский налет, как может показаться. Все продумали до мелочей. И к тому же они прошли сквозь один из самых укрепленных районов. Или им очень повезло, во что мне слабо верится, либо они уже знали расположение постов. Если второе, то нам очень сильно не вовезло,

– придя к какому-то решению, он неожиданно повернулся к связисту, – немедленно передайте в штаб, провести допрос всех офицеров, связанных с постройкой оборонительных рубежей.

– А почему именно офицеров? – спросил один из сержантов, оглядываясь на связиста, – сообщить такие данные мог любой человек, работающий на стройке.

– Ни один из тех, кто работает на стройках не знает полной картины, – возразил снайпер, – это был кто-то, кто знает расположение всех постов, их оснащение и периоды прохода патрулей. Кто-то, кто видел всю эту схему, – снайпер провел рукой над картой, – с высоты птичьего полета. Ни один из солдат или рабочих этого не мог знать, они даже не всегда знают, что копают.

– И военные среди них тоже скорее всего есть, – добавил я, додумавшись до такого решения.

– Поясни? – спросил кто-то из-за спины.

– Ни один из гражданских, даже натренированный во владении оружием не смог бы сделать правильные выводы из этой информации, – сказал я, тыкая пальцем в указания секретов и огневых точек, – оборона устроена против зомби, как я вижу, сектора огня во многих местах пересекают друг друга. Даже если бы они точно знали, кто где сидит, они все равно бы попали в чью-то видимость. Я видел их и могу сказать, что даже издалека их не принять за военных. Тогда либо они переодевались, что бессмысленно, зачем им тогда обратно все менять уже за кордонами, с опасностью засветится. Значит, их кто-то пропустил, – торжественно закончил я.

– Это невозможно, – хрипло воскликнул кто-то, словно подавившись.

– Нет, это очень даже возможно, – сказал снайпер за моей спиной, – Сколько рядовых мы отпустили? Сколько их товарищей, знающих их в лицо, осталось здесь, не знающих, что они отправились домой. Сколько офицеров, черт побери, мы потеряли в городе, когда это началось? И сколько из них имели связи с подпольными торговцами оружием, скупавших наши склады? Сколько стрелкового оружия вы не досчитались на складах резервистов? Несколько тысяч! И это мы еще не все раскрыли. И каков шанс, что некоторые решат иметь дело не с нами, а с ними! Свяжитесь со штабом этого сектора периметра. Узнайте, кого они пропустили за сутки!

Несколько минут томительно ожидания, после чего связист начала вслух зачитывать данные, передаваемые ему по прямой связи. По параллельной линии связались с центром мародеров, у которых были списки отрядов действующих в городе. Все выслушивали перечень проезжающих, которые тут же передавались мародерам, их подтверждающих. Список кончился на восьмом пункте.

– Это все, – развел связист руками, – больше никого не было.

Общий вздох разочарования не смутил снайпера. Даже я посчитал. Что ошибся, но снайпер просто велел зачитать еще список за вчерашний день. Снова имена, названия отрядов, количество машин и их марки. Неожиданно, пятый пункт, отряд «Сибирь», вызвал сомнения у мародеров. Через минуту они снова связались с нами, прислав шокирующее сообщение.

– Отряд «Сибирь» в составе БТР-80 и двух грузовиков пропал во второй день «после» в районе Кремля. Номер броневика сто сорок четыре.

Один из сержантов, в этот момент пивший из бутылки, поперхнулся и залил водой всю куртку. Откашлявшись, он сказал:

– А какой номер найденного броневика, что нашел лейтенант?

– Сто сорок четыре, – сказал один из солдат тихим голосом.

– Черт! – рявкнул снайпер, отбросив в сторону недокуренную сигарету, – Значит, наши сибиряки либо перебиты, либо переметнулись на сторону. И вот так они и проехали. И ни у кого даже в голове не мелькнуло, что это не они! Нужно наладить обмен данными между центрами, работающими с периметром и за ним. Такое не должно повторится! Ладно, меняем цели. Передайте спецназу, что мы выдвигаемся к Кремлю, а они пусть едут к супермаркету. Будем бить бандитов по отдельности. Не хочу получить пулю в спину, пока будем штурмовать музей. План захвата разберем на месте. Передайте мародерам, пусть дадут координаты места возможной потери «Сибири», туда тоже надо заглянуть. И пусть все отряды, действующие в том секторе, подходят к нам, координаты уточним позже. Всякая помощь пригодится.

В состав отряда, что выходил к Кремлю, входило четыре БТР-80, два БТР-60, одна БРДМ-2 и неуклюжий, но невероятно опасный Урал, на открытую платформу которого местные умельцы водрузили четырехствольную зенитную установку, не самого крупного калибра, но против пехоты такое орудие было поистине опустошительным. Машины были новыми, только что снятыми с хранения и шумно гремели моторорами, словно радуясь долгожданному возвращению в строй.

Весь отряд, отправляемый на задание, не превышал сто пятидесяти человек, но больше выделить не получилось. Каждый стрелок у командования был на счету. Надежда еще была на мародеров, которые пообещали прислать к месту событий еще сотню человек. Но даже по самым скромным оценкам численность противника превышала количество солдат более, чем в два раза. Оставалось только надеяться на внезапность и качественное превосходство солдат. Было, к тому же, моральное преимущество на стороне нападавших. Каждый солдат знал, за что и почему он дерется, в то время как бандиты драться будут только из-за собственного эгоизма и будут беречь свои шкуры гораздо больше, чем все планы своих командиров вместе взятых. Командиры рассчитывали, что если ситуацию поставить так, что противник окажется в тяжелом положении, то бандиты долго не будут думать, а побросают свои позиции и побегут.

Запиханные под броню машин, солдаты спокойно переговаривались и проверяли вооружение. Некоторые закрашивали лица краской, чтобы быть менее заметными. Ощущение общей нервозности передалось и мне. Больше для собственного успокоения, чем по необходимости, я ощупывал карманы разгрузника, чувствуя приятную тяжесть полных магазинов, подвешенных за специальные крепления гранаты, при каждом толчке чуть подпрыгивавшими. Включил и выключил колламоторный прицел автомата, проверил, хорошо ли двигается затвор, не запачкался ли ствол. Множество ненужных движений и мыслей, которые хоть как-то отвлекали от мыслей о том, что вот уже через несколько часов ты будешь специально целится в людей из плоти и крови, тоже дышащих как ты, думающих как ты, и точно так же целящихся в тебя. В тебя будут стрелять, – мысль как ножом разрезала сознание, но тут же исчезла. Уже не в первый раз. До этого как-то проносило, пронесет и сейчас. Главное, не боятся. Говорят, что мысль материальна, и рано или поздно сбывается. И если слишком часто думать о том, что тебя могут убить, то пуля на самом деле однажды найдет твою голову. Или сердце. Кому как повезет.

– Мужики, а сто грамм боевых давать будут? – поинтересовался кто-то.

– Серж, заткнулся бы, – отрезал другой, немного старше говорившего, – на пустой желудок водку жрать. Тебя развезет, что в прицел танк не поймаешь.

– Да я после бутылки муху на лету собью! – возразил тот, стукнув для уверенности себя в грудь.

– Конечно, – со смехом возразил третий, – ты же по-моему, норматив по стрельбе и в трезвом виде не сдал.

Под общий смех стрелок попытался что-то возразить, но просто открывал и закрывал рот, не зная с чего начать. Наконец, поняв, что проиграл, он с обиженным видом сложил руки на груди и замолчал, всем своим видом показывая, что разговор его не касается.

– Меня больше волнует не водка, – сказал тот, что вспомнил про норматив,

– а то, что нас даже не кормили. Утром только чая по-быстрому стрельнули, а дальше обещали обед. А вместо этого нас отправили обратно в город. Или обед уже там раздавать будут? Вместе с мертвяками.

При разговоре про еду у меня в желудке заурчало. Я не ел, считай, с утра, только так что-то перехватил из остатков прежней роскоши. Вспомнив аппетитное бульканье в кастрюле у Алены дома, я есть захотел еще сильнее. И еще захотел пить. С этим дела обстояли чуть легче. В висевшей на поясе фляге еще оставалось воды на несколько глотков. Посмотрев на солдат, неожиданно подумал о том, нашли ли военные решение проблемы питьевой воды. Ведь она тоже оказалось зараженной. Наверное, нашли, если на улице зомби не отстреливают. Что-то вроде фильтров в несколько рядов, чтобы оставить только чистую воду, вытеснив из нее все возможные примеси. Ведь даже от микроорганизмов ее как-то чистят, так что и от этого можно.

– Вот получишь пулю в брюхо, – услышал я продолжение разговора, – тогда узнаешь, что значит перед боем объедаться. Не помрешь без своей тушенки несколько часов. А среди трофеев консервы наверняка будут. Сразу и отметим, – разглагольствовал кто-то из солдат, тщательно вытирая ствол ручного пулемета.

– Да я совсем к этому времени ослабею, – сказал здоровый детина с другого конца машины, – и сейчас едва автомат в руках удерживаю, а если так и дальше пойдет, – он сделал трагическое лицо и замолчал, сам себя жалея.

Выезжающие машины никто не тормозил, поэтому мы гнали почти без остановок, иногда подпрыгивая на неровной дороге. Такие транспорты с самого начала строятся для езды по бездорожью, так что по тому, что в России называют дорогой, ехали почти идеально. Такими темпами мы уже должны скоро въехать в город. Пальцем я откинул заслонку на бойнице в броне и выглянул на улицу. К моему удивлению, снаружи уже начинало темнеть. Весенние ночи налетали словно мгновенно, я даже удивился, что прошло уже так много времени, пусть у меня даже не было времени на часы поглядывать. Мимо с большой скоростью проносились деревья, луга, какие-то сооружения, легковые автомобили, стащенные в кювет или медленно двигающиеся в сторону полигона. Уже, наверное, выехали за пределы охраняемой территории. Так называемые «ничейные земли», где человек уже не властвует, но и зомби не так много, чтобы быть серьезной угрозой. Зато уже снова чувствовался знакомый запах. Вонь пожарищ и гари, смешанная с запахом разложения. Город уже был близко. Полностью подчиненный мертвякам, он вставал такой огромной метостазой, опасной и заразной как ничто другое. Жизни там уже не осталось. Люди, раньше его построившие, теперь только забегали на короткое время, чтобы урвать малую толику прежних богатств, а потом бежать, трусливо оборачиваясь.

– Боевая угроза второй степени, – раздалось по динамику внутренней связи между машинами, – всем приготовится к отражению возможных атак. И смотреть по сторонам! Не хочу на каждой остановке соскребать мертвяков с брони!

Ожидавший нас в городе ад не наваливался сразу, а подходил постепенно, словно подготавливая к будущим кошмарам. Первым знаком оказался медленно бредущий вдоль дороги мертвец. Бывшая женщина пожилого возраста в домашнем халате, с полностью обгрызенными руками. Хромая босыми ногами по грязи, мертвяк шатался от каждого порыва ветра, надувавшего халат парусом и чуть не опрокидывавший зомби. Услышав моторы, мертвяк остановился и, скаля зубы, повернулся, словно пытаясь напасть. Так и стоял, когда я проезжал мимо него. Остановившийся взгляд, раскрытый рот, уже где-то испачканный кровью. Гнилая слюна стекала по подбородку, скапливаясь снизу большой противной каплей. Я отвернулся, чувствуя подступающую тошноту.

И все же любопытство и интерес были сильнее страха и отвращения перед мертвецами. Снова я прислонился к бойнице, разглядывая открывавшиеся пейзажи. БТРы неожиданно свернули с основной дороги, поехав по едва различимой колее рядом с асфальтовым покрытием. Причина этого прояснилась через несколько минут. Здесь стоял раньше пост ДПС, пытавшийся выполнить глупое распоряжение остановить бегство людей из городов, едва ли не последнее логичное приказание правительства. Больше от него ничего не поступало, да никто особенно и не интересовался. За исключением регулярно приходивших счетов, существование каких-либо управляющих органов в стране ничем не подтверждалось.

Зато оно было заметно здесь. Бетонное перекрытие, наспех выставленное на дороге, было пробито в одном месте. Тяжелая фура с прицепом, пробившее дыру, перевернулась в метре дальше. Из развалившегося пополам прицепа вывалились какие-то коробки, засыпавшие дорогу. За ней, бессильно вставшие перед бетонными блоками, стояли ряды машин, Наехавшие друг на друга, пытавшиеся развернутся, съехавшие в кювет и застрявшие там, с раскрытыми дверцами и побитыми стеклами, они все напоминали кости динозавров. Такие же бессмысленные, но вызывающие молчаливое восхищение, жалкие и все же напоминающее о былом величии.

Между машинами бродили мертвецы. Немного, но все же завершающие полную картину упадка. Большинство из них были теми самыми беженцами, так и не выбравшимися из пробок. Медленно брели между автомобильными остовами, не поднимая взгляда от земли, только изредка что-то хрипя. Некоторые просто стояли, уставившись в никуда слепым взглядом.

Здесь бронемашинам пришлось сбросить скорость, потому что приходилось объезжать навалы металлолома, сдвинутые в сторону. Изуродованные, смятые и оттащенные в сторону, машины выглядели так, как будто здесь прошелся бегемот, давивший машины без всякого стеснения. Наверняка работа военных, пытавшихся расчистить путь для отступления.

Чуть дальше, в кювете, лежал упавший на бок бульдозер, кабина которого была залита кровью. Рядом, обгорелый и исклеванный пулями, стоял милицейский уазик. Рядом медленно вышагивал зомби в форме милиции, весь изгрызенный и едва передвигавшийся на объеденных ногах. Он оказался на пути бронемашины и был сбит бампером под колеса, раздавленный в доли секунды, когда сразу несколько пар колес на полном ходу переехали тощее тело на полной скорости. Дальше ехали на огороженной оранжевыми конусами полосе, отмеченной через каждые двадцать метров одним и тем же указателем – «дорога для правительственных передвижений, огонь ведется без предупреждения». Пытались действовать по тем же правилам, что предусмотрены для ядерной войны, но недооценили состояние народа. Большой и абсолютно черный БМВ с синей мигалкой на крыше был почти разорван пополам пулеметными очередями, оставлявшими в тонком металле машины дырки, в которые можно кулак просунуть. Сбитый в кювет и изуродованный, автомобиль был свидетельством того, что произошло, когда чиновники снова забыли обо всех, кроме себя. И сила, к несчастью, оказалась не на их стороне.

Еще один мертвяк сглупил и вылез прямо на дорогу, попытавшись остановить броневик собственной грудью. Машина даже не остановилась, когда под колесами снова захрустели кости.

Солнечные лучи, падавшие под гораздо меньшим углом, чем днем, подсвечивали мертвецов алыми бликами, придавая им поистине адский вид. Хотелось стрелять, всаживая в скалящиеся морды очередь за очередью, ноя с трудом удерживался, вцепившись в ствол так, что даже пальцы побелели. Разговоры сами собой затихли, ощущение подавленности только увеличивалось, чем дальше мы углублялись в город. Атмосфера смерти проникала под броню гораздо легче, чем сами зомби. Заглядывала в душу каждому, выметая все светлые мысли, опустошая и заставляя задумываться единственным вопросом: «какого черта я сюда приперся?».

Тем временем машины уже въехали в сам город, проезжая по обгорелым и брошенным жилым кварталам, горевшим сразу в нескольких местах. Дым пожарищ столбами повисал над городом, настолько густой и вонючий, что даже раздалась команда надеть противогазы. Мертвяки очумело бродили по улицам, наверное, не зная, чем себя занять. Стояли, сидели или лежали на улицах, среди брошенных машин или обрушенных стен. Только, как я заметил, около горящих зданий не было ни одного мертвеца. Умнели сволочи, понимали, что огонь им все равно опасен. Да и под колеса уже почти никто не лез, разве только самые глупые. Это, наверное, зависело от того, насколько «старым» был мертвяк. Способность обрабатывать полученную информацию и позже использовать ее как опыт, больше известную как память, я считал слишком уж для воскресшего трупа, к тому же вечно голодного.

На следующем повороте мы наткнулись на жуткую картину – наполовину похороненный под телами мертвецов БТР, неуверенно поднимавший колеса слишком высоко над асфальтом. Машина наехала на остов брошенного автомобиля и застряла. Мертвецы окружили ее и, чувствуя свежее мясо, до последнего лезли прямо на автоматные стволы, не обращая внимания на гибнущих собратьев.

– Отряд «Сизиф», – проккоментировал открывшийся вид сидевший рядом солдат, – пацаны молодые, влезли в самое пекло, вот и напоролись. Когда приехала подмога, их оставалось меньше половины.

Чем ближе мы подъезжали к центру города, тем быстрее увеличивалось количество мертвецов. Как в час пик на улицах. Нельзя сказать, что они прямо забивали все возможное пространство, наш город все же не Москва и народу здесь живет не так много… жило, то есть. И все же по сравнению с окраинами здесь просто столпотворение. И перемещались они гораздо активнее, чем их ленивые собратья, встречавшиеся первыми. Некоторые просто стояли, пока машины проезжали мимо, пожирая глазами людей за броней, но не делавшими никаких попыток к атакам, будто понимая, что из этого все равно ничего не выйдет.

– Хорошо, что нам не здесь высаживаться, – сказал кто-то, сопроводив свои слова щелчком затвора, – иначе весь город сбежится на шум.

– Все равно сбежится, – сказал я мрачно, – как стрелять начнем, так они и полезут. А ведь около Кремля жилые дома, многоквартирные.

– Типун тебе на язык, – сплюнул сидевший рядом со мной солдат, – не хватало еще лежать под огнем, да постоянно оглядываться, чтобы чертов зомби к тебе на спину не влез.

– Я уверен, наше доблестное командование предусмотрит и это, – с явным сарказмом в голосе сказал один из солдат, – ни одной детали не упустит.

Отряд не стал заезжать на Театральную площадь, а сразу свернул по направлению к Кремлю. Если там на самом деле бандиты, то все возможные подходу с Театральной они если не контролируют, то следят за ними, и тогда операция окажется провальной с самого начала. Точкой высадки наметили старый, еще советской постройки магазин «Детский Мир», с которого центральный въезд на территорию Кремля просматривался как на ладони. Проблема в другом, что за спинами тогда оказывалась широкая площадь Ленина, со вставшей навеки пробкой, полной брошенных машин и зомби. Мы в первый день проезжали по ней, уже тогда она была местом крайне опасным, а сейчас уж тем более. И с другой стороны, если пройти дворами, тогда рукой подать до нашего института. БТР не проедет, но вот мертвяки дорогу найдут наверняка. Учитывая их количество, которое я там наблюдал, это могло стать проблемой.

Около «Детского мира» стоял брошенный временный пост милиции, пытавшейся организовать хоть какой-то порядок. Быстро наставленные ограждения, вокруг которых валялись обглоданные скелеты с одинаковыми дырками в черепах. Здесь милиционеры стояли до конца, и кучки стрелянных гильз на асфальте указывали на позиции. Или их было слишком мало, или они в конце концов все бросили пропадать, но пост был брошен раньше полного хаоса, воцарившегося на улицах.

Проехав замертвяченную площадь Ленина, все еще увенчанную статуей вождя мировой революции, лишенной, правда, вытянутой вперед руки, машины остановились недалеко от развалин Областной Думы. Обгорелые, почерневшие стены, исклеванные пулями и пробитые крупнокалиберными пулеметами, послужили хорошим прикрытие для машин.

– Дальше пойдем пешком, – раздалась команда по динамикам, – выходить между машиной и стеной. По возможности заходить в здание. Огонь не открывать.

– Нет, они точно сдурели, – сказал один из солдат и раскрыл десантный люк в задней стенке машины. Прямо за ним стоял зомби в грязном, свалявшемся пиджаке, в груди которого отчетливо виднелись два пулевых отверстия, залитых кровью.

Мертвяк тотчас потянул руки к солдату, но получил ботинком в морду. Выпрыгнув, человек еще несколько раз ударил его прикладом, пока не убедился, что мертвец больше не поднимется.

– Вылезай, ребята, – махнул он рукой, оглядываясь на улицу, – их тут полно, без стрельбы не отобьемся.

Зомби уже успели заметить и машины, и высаживающихся из них людей. Хрипя и размахивая руками они по одному, по двое торопились к этому месту. Дальше по дороге была пешеходная улица, на которой многие любили гулять, поэтому зомби здесь было больше, чем предостаточно. Кроме того, у них развивался стадный инстинкт, поэтому если замечал что-то один зомби, туда ломилась уже вся толпа. Первым высадив весь десант, в дело вступил водитель БРДМ, до того возглавлявший голову колонны. Круто развернувшись, он снес ближайших мертвяков, а потом начал кружить вокруг колонны, снося всю нечисть, пытавшуюся приблизится. Солдаты торопливо выпрыгивали из открытых люков и забегали в здание, где хотя бы были не так заметны. Я, в свою очередь, тоже спрыгнул на асфальт и едва не поскользнулся в крови трупа, лежавшего у самого люка. Мертвяки уже лезли со всех сторон, вылезая даже из здания почты напротив. Толкая друг друга и хрипло подвывая, они лезли, не задумываясь, прямо под колеса машин.

Внутри здания царил полный разгром. Большие двухстворчатые двери разнесло на куски длинными пулеметными очередями, раздробившими и всю мраморную лестницу, начинавшуюся сразу после дверей. Среди осколков валялось несколько объеденных скелетов с оторванными конечностями и переломанными ребрами. На ступеньках даже лежал милицейский «укорот», за ручку которого до сих пор цеплялась отстреленная рука. Обои и ковры выгорели, линолеум и пластиковые панели обгорели и пошли пузырями, а сквозь выбитые стекла доносился шум стекавшихся к зданию мертвецов. Разгромленные кабинеты, с перевернутыми столами, раскиданными стульями и разбитыми компьютерами сменялись выжженными коридорами, на стенах которых все еще висели рамки картин, сгоревших в огне. Раньше в этом здании располагалась Дворянское Собрание, но с приходом советской власти его разделили пополам. Одну часть отдали Думе, занявшую почти все здание, а огромный зал, в котором проходили сами собрания и приемы, вместе с несколькими подсобными помещениями, отдали загсу. Естественно, архитекторы никогда не думали, что здесь будут офисы и кабинеты, отдавая основное место залам и кухне. Подсобные помещения и всяческие комнаты отдыха для дворян соединялись извилистыми коридорами и узкими лестницами, словно вытащенными из средневекового замка. Не знающему человеку было очень легко заблудится в этой мешанине коридоров и переходов. Прелестей добавил пожар, от которого многие перекрытия обрушились, а сами коридоры приобрели неузнаваемый вид. Хотя военные явно что-то задумали, потому что вели уверенно и быстро. Среди них наверняка был хоть кто-то, кто участвовал в том штурме, ставшим жестоким ответом народа на последние годы кризиса и развала.

Гремя по почерневшей лестнице ботинками, отряд спустился даже немного ниже уровня земли, ворвавшись в кухонные помещения. Никто себе никогда не отказывал во вкусной еде, тем более избранники народа. Столовая данного административного учреждения могла потягаться даже со столичными ресторанами, особенно в области цен. И помещения, где еду готовили, были соответствующие. Большие, полуподвальные помещения, разрезанные на небольшие ломтики выстроившимися в ряды печками, плитам, микроволновками и какими-то металлическими столами для готовки. Воняло здесь даже сильнее, чем где-либо. После того, как в городе отключили электричество, холодильники вышли из строя, и все продукты, там хранившиеся, начали портиться. Отсутствие вменяемой вентиляции не давало запаху выветриваться, и он постепенно скапливался здесь, сгущаясь в тошнотворный, пробивающийся даже через фильтры противогазов смрад. Здесь даже пришлось включить фонари, лучи заходящего солнца не проникали сквозь небольшие окошки под потолком, оставляя помещение в темноте.

Звук шагов смешался с металлическими звуками раскиданной по полу посуды и столовых приборов. Отрывочные картинки, попадавшие в лучи подствольных фонарей, заставляли внимательно следить за происходящим, не давая отвлечься ни на секунду. Мертвецы здесь появились, видно в самый разгар рабочего дня. Это вряд ли работа военных, они не стали бы размениваться на прислугу, когда выдалась возможность всадить пулю в гораздо более толстое брюхо. Здесь побывали зомби, даже вероятно, что уже отъевшиеся на наваленных наверху трупах. Про контрольный выстрел в голову не забывали, но вот мяса мутантам оставили много. Тем более, что тогда толком и не знали, во что может превратиться невинный на первый взгляд зомби. Может, даже не стали заходить в подвальное крыло, понимая, что там нет ничего интересного, а повара и официанты, пережив несколько очень страшных минут, запершись и слушая, как на верхних этажах идет бойня, попали потом в настоящий ад, потому что не обслуженные клиенты, плавно превратившиеся в мертвецов, пришли требовать книгу жалоб. Не найдя книги, заменили ее людьми.

Обглоданный костяк, разорванный почти пополам, с вырванными ребрами и обломанными руками, попавший случайно под ноги, едва не вызвал во мне приступ рвоты. В противогазе такое дело едва ли не в десять раз неприятнее, но я все же удержался. Труп рвали даже не руками, а когтями, судя по длинным царапинам на полу. И это могло значить только одно.

– Передай дальше, что тут могут быть мутанты, – похлопал я по плечу ближайшего солдата, и тихо передал сообщение. Он кивнул головой и предупредил соседа. Я же молча проклял нежелание командования пользоваться рациями. Логично, конечно, ведь у бандитов могли быть приемники, способные уловить сигнал, но связь теперь резко ограничивалась. Кричать ведь тоже было не с рук, зомби на шум реагировали гораздо быстрее, чем на все остальное.

– Справа! – предупредил кто-то, повысив голос. В пустом зале, расчерченном лучами фонарей, звук прогремел как взрыв петарды, но на ситуацию это не повлияло.

Прямо у черного входа, ошалело раскрыв глаза, стоял заметно мутировавший мертвяк, попав сразу в несколько лучей света. Он не делал попыток напасть, возможно, ослепленный светом, но скорее не зная, с кого начать. Мутанты гораздо умнее простых мертвяков и вполне уже научились устраивать засады, и отлично знали, когда их надо захлопывать, а когда выждать. Здесь же он, наверное, не ожидал такого количества народа и такого яркого света. Солдаты же не стреляли сразу, боясь привлечь внимание возможных часовых бандитов. Только если мутант атакует, без стрельбы все равно не обойтись.

Пока повисла пауза, я воспользовался прикрытием товарищей, незаметный за их спинами, и достал трофейный пистолет с глушителем, давным-давно отобранный у бандитов. Хотя почему давно. Это же было всего несколько дней назад. По-другому время идет, когда каждую секунду рискуешь своей жизнью. Достав оружие, непривычно легкое после автомата, я прицелился, стараясь угодить точно в лоб мутанту. Так или иначе, он меня заметил слишком поздно. Рванулся в сторону, уходя с линии огня, Но я уже выстрелил, пулю обогнать не мог никто. Звук выстрела, смешавшийся с эхом, отразившимся от выложенных плиткой стен, был такой, словно кто-то открыл бутылку с шампанским. Пуля вошла чуть левее, чем я целился, немного зацепив левый глаз, пробив череп и выбив целый фонтан кровавых брызг. Пошатнувшись, он упал на ступеньки, бессильно открывая и закрывая челюсть, отказываясь умирать сразу.

– Он сейчас срегенерирует! – взвизгнул один из солдат, отскакивая подальше от дергавшегося тела, как будто боясь, что мутант сейчас вскочит и бросится на него.

Оттолкнув мешавшегося солдата с пути, я подскочил ближе к мутанту, хрипящему и скребущемуся длинными когтями по кафелю, прижал его ногой и всадил, не останавливаясь, в голову еще четыре патрона, разбив череп почти пополам, каждым выстрелом выбивая все новые сгустки крови на лестницу. Мутант перестал дергаться спустя еще целую минуту, пока я стоял, тяжело дыша, держа голову под прицелом. Если бы это не прекратилось, плюнул бы на все и разнес бы тварь из автомата. Оставлять за спиной такого живучего мутанта мне было гораздо страшнее, чем возможность всполошить часовых, которых, может, и нет вовсе.

– Может, спецназа дождемся? – спросил кто-то, подходя к двери, – у них есть бесшумное оружие, не то, что наши автоматы. Если еще один такой вынырнет, у меня нервы не выдержат. Расстреляю его и все дела. Он тебя прямо жрет глазами, а ты сиди и жди, но не стреляй. Бред, а не приказ.

– Разговорчики! – сказал сержант, подходя к трупу, – раньше таких не было, сразу дохли. Мозг, типа, повредил…

– Так он же тупой, как пень, – сказал я, пытаясь снять напряжение, – мозг такой маленький, что под череп их несколько штук влезет.

– Спецназ ждать не будем, – продолжил сержант, продолжая движение отряда, – времени в обрез, – а ты, парень, раз с глушителем, иди впереди, может, твоя помощь еще пригодится. Не хочется сейчас людей терять.

– Так патронов с собой не вагон, – возмутился я, убирая пистолет обратно и уже жалея, что доставал его, – А мне они еще понадобятся.

– За это не волнуйся, пулек мы тебе подкинем, – пообещал сержант, но потом сразу посуровел, – а сейчас не замедляй движение.

Чтобы добраться до «Детского мира», нужно было пересечь внутренний двор, как колодец, зажатый между старыми домами. При этом по левую руку оказывался получивший дурную славу супермаркет «Перекресток», откуда даже сейчас доносились странные, воющие звуки, словно мертвяки пытались разговаривать. Поговаривали, что эпидемия началась именно там, и мертвяки там самые страшные. Туда никто даже под страхом смерти не полез бы, ибо есть вещи и хуже самой смерти. Оказаться там многие считали именно такой вещью. Пересекая двор, солдаты нервно поглядывали на черневшую на фоне закатного неба громадину магазина. Осколки стекол и витрин, торчавшие из рам казались зубами неведомого чудища, оскаленные в угрожающей усмешке. Зомби, казалось, и те старались обходить эти места стороной. И мне снова показалось, что выбрали не слишком удачное место для подготовки атаки. За спиной окажется едва ли не самый опасный район города, а как раз на этом направлении у бандитов будут самые сильные укрепления, если они только не банда мазохистов, желавших помереть как можно более страшной смертью.

Присев около подворотни, выходившей как раз на «Детский мир», прикрывая пробегавших мимо солдат, я внимательно всматривался в здание магазина, потому что в груди шевелилось неприятное ощущение сверливших спину глаз, смотрящих оттуда. Что-то очень страшное и злое смотрело из-за разбитых витрин на пробегавших людей. И не атаковало. Не потому что боялось, а было сыто. Именно сыто человеческими жизнями и сейчас просто ленившейся отнимать еще. Потом, все это будет потом. Голод возвращается снова и снова, каждый раз все сильнее и сильнее, сколько не объедайся. И мелкие человечки, пробегавшие сейчас мимо редкой цепочкой, утолить полностью его не смогут. Пусть копошатся, занимаются своими мелкими делишками, прежде чем послужат тому, ради чего рождены, утолять голод…

Я затряс головой, отгоняя видения. В душе все холодело от одной только мысли об этом. Чувствовал себя так, будто сам смотрел из-за разбитых стекол на солдат, сейчас по очереди пробегавших по двору. Угол взгляда был такой какой с земли никогда не получится. Смотрели сверху, почти что с крыши супермаркета… Бросив взгляд на крышу, мне даже показалось, что я там что-то увидел, какое-то секундное движение, едва заметное, но напугавшее меня до смерти.

– Давай двигайся, – толкнул меня в плечо шедший последним снайпер, – в «Детском мире» кто-то есть.

Я кивнул головой и, воспользовавшись представившимся случаем, покинул страшную позицию. Не удержавшись, еще раз обернулся через плечо, глянув на магазин. Теперь там уже ничего не было, только мертвые витрины, скалящиеся разбитыми стеклами. Никакого движения, даже зомби не видно.

– Что ты там нашел? – удивился снайпер, шедший позади меня.

– Не знаю, – беспомощно пожал я плечами, не зная, как выразить свои ощущения, – вроде бы ничего. Жутко только здесь.