Сумерки человечества

Глава 21. Гамбит.

Каратель, столь недружелюбно меня встретивший, выглядел скорее напуганным, чем снова готовым лезть в драку. В разодранной одежде, местами покрытой пятнами подсохшей крови, он больше всего походил на такого же мертвеца, как и те, что сейчас бесновались за не очень толстой стенкой машины. Хотя я сам, наверное, выглядел не лучше. Самому себе в любо случае кажешься более уверенным, чем остальным. Только я не думал, что у меня были такие же напуганные глаза. После всего, что успел повидать, оказаться запертым в тесном автомобиле, было не такой уж кошмарной перспективой. Снаружи еще шла стрельба, и кто-то кричал, но с каждой секундой шансы пробиться внутрь становились все меньше и меньше. Сейчас, когда из головы стал медленно выветриваться адреналин, прошедшее вырисовывалось совершенно в другом свете. Если вспомнить, то начало прорыва было все же более или менее организованным, из-за этого и получилась брешь, в которую смогли заскочить первые счастливчики. Сейчас же, когда почти весь отряд либо все же пробился, либо был съеден еще в пути, оставшимся одиночкам не было шансов ни пробиваться вперед, ни отступать назад. Толпа уже подобралась и уплотнилась, когда зомби кинулись ловить гораздо более вертких людей, и бреши закрывались еще быстрее, чем может бежать человек.

Оглянувшись, я убедился, что внутри трейлера мы не вдвоем. До меня тут оказались шесть человек, из которых только двое оказались вооружены. Остальные, видно, бросили свои автоматы за ненадобностью. Я мог бы поступить со своим точно так же, но привязанность к оружию как к необходимому для выживания предмету, не позволяла расстаться с единственной боевой единицей, бывшей у меня на руках, пусть даже и разряженной. Для других такая бережливость, видать, была не в привычку. Глубоко вздохнув, поправил сползающее с плеча оружие, я молча присел у стены, вытянув ноги, только сейчас ставшие отдавать колкой болью, вспыхивавшей в мышцах, свидетельствовавшей о перенапряжении.

– Еще немного, – прошептал я себе под нос, пока перед глазами проносились только что увиденные картинки моего бегства. В основном это были мелькающие перед лицом руки и раскрытые пасти с гниющими зубами. Стоило хотя бы одному мертвяку за меня зацепиться пусть даже не крепко, как я бы уже и не выбрался.

Каратели, пробравшиеся сюда до меня, тоже не выражали особой готовности к немедленным действиям, бесцельно сбившись в кучку и стреляя глазами по сторонам, в поисках опасности. Никто даже не поднялся, когда короткая очередь, прозвучавшая совсем рядом, пробила верх стенки машины и частично продырявила потолок. Вдогонку ей прилетел истошный вопль, быстро прервавшийся. Все поняли, что кому-то из прежних товарищей не повезло и схватили его в тот момент, когда он уже обрел надежду на спасение.

Надо было встать, привести себя в порядок и проверить машину на наличие проходов, есть ли возможность перейти в другие машины. Если есть, проверить их на предмет других уцелевших или зомби, которые могли каким угодно путем проникнуть внутрь. Надо было… Но на меня со всей силы обрушилась копившаяся моральная и физическая усталость, словно дожидавшаяся того момента, когда я в первый раз присяду. Все стало так ненужным и бессмысленным. Даже не ради чего, а просто казалось ненужной возней. Страшная лень охватила меня, требуя только одно – закрыть глаза и заснуть, пускай бы сюда ломились даже все мутанты, собранные по окрестностям. Я невольно улыбнулся, скосив глаза в сторону карателей. Услышь бы они сейчас мои мысли, точно назвали бы психом. Спать, когда вокруг полно мертвецов, только и ищущих, как бы пролезть внутрь. Трусы… А я сам кто? Не трус, наверное. Факт этот уже успел доказать. Тогда кто же? Может, на самом деле псих. Не до конца, конечно, не до слюней и бессвязного бормотания, но все же какие-то болтики из головы все же выкрутились. Иначе бы и не получилось. Все эти логически мыслящие, трезво смотрящие на мир люди уже погибли, просто не поверив в тот факт, что труп человека может снова подняться и ходить, даже бросаться на еще живых людей. А когда доказательство этого оказалось у них перед глазами, то оказалось слишком поздно. И все же, несмотря на всю свою лень, я мгновенно вскочил на ноги, когда через никем не закрытый люк в потолке вниз свалился кто еще, что-то без перерыва бормоча себе под нос. Сознание еще даже не успело до конца переварить полученную глазами информацию, а рефлексы уже сделали все необходимое. Я был на ногах, крепко держа автомат у плеча, направив его в голову человеку, так и не успевшему подняться. И через секунду после того, как осознал, что готов выстрелить, вспомнил, что в стволе нет ни одного патрона, только пустой магазин.

Человек тем временем пытался подняться, охая и придерживаясь рукой за отбитый бок. Зомби так себя вести не мог, поэтому я опустил орудие и даже подал ему руку, помогая встать на ноги. Когда он распрямился, то я даже не сразу поверил собственным глазам.

– Господин бригадир? – спросил я, отступая на шаг, чтобы получше разглядеть этого человека. В последний раз видел его, когда тот пытался отделиться от попавшего в ловушку из-за собственного ума отряда командования карателей, состоящего из одних бандитских авторитетов. Тогда мне показалось, что ни один из них не сможет добраться до машин.

Оказывается, я ошибался. Снова вспомнив о зомби, уже внимательнее стал вглядываться в этого человека, пытаясь увидеть следы укусов. Если найду хоть один, выстрелю без малейших сомнений. Особой симпатии к этому человеку я никогда не испытывал, а оказаться запертым в машине с голодным зомби мне совершенно не хотелось.

– Он самый, – глухо сказал бригадир, поднимаясь на ноги, – Не ожидал, что начальство тоже сможет пробиться? Или лично мне хотел смерти, скотина? – вываливая на меня весь ворох обвинений, он столкнулся со мной взглядом и сразу же заметил мой подозрительный взгляд, – Это чего ты на меня так смотришь?

Яне ответил, боясь вызвать очередной приступ гнева у этого человека, и так не отличавшегося сдержанностью. Зато, чуть приглядевшись, увидел, как у него между пальцев, придерживающих бок, показалась капелька крови. И рефлекторно отступил еще на шаг, схватившись за автомат так, чтобы можно было ударить прикладом. Оглянувшись на карателей, заметил, что и они подобрались, нервно поглядывая на своего начальника. И ни у одного во взгляде не читалось желания немедленно подчиняться его приказам.

– Оглохли, что ли? – рявкнул бригадир, чувствуя повисшее напряжение, – Чего вообще расселись? Дел других нет? Проверить все остальные помещения! Быстро! Пока зомби где не прорвались!

Никто не шевельнулся, и это, кажется, напугало бригадира больше всего. Сейчас он больше походил даже не на командира, а на затравленного зверя, не до конца понимающего, как же он позволил себе так глупо попасться в ловушку.

– Я не понял! Неподчинение приказам, так что ли?! – рявкнул он, но сейчас в голосе уже чувствовался страх и неуверенность, – Совсем обнаглели?!

Обернувшись, я посмотрел на стоявших позади меня карателей. Ни один из них уже не был его подчиненным. Испуганные и озлобленные, они видели в нем только слабого и, возможно, раненного человека. Снова повернувшись и встретившись взглядом с бригадиром, я пожал плечами, пытаясь без слов выразить «Извини, брат, не мы такие, а жизнь такая». Сейчас он был слабее, а вставать на сторону человека, уже заранее проигравшего, никто не собирался. Стоя первым перед ним, я кожей чувствовал исходивший от него страх, а сзади меня каратели тоже едва сдерживались, но их эмоции были совсем другими. Даже не будучи телепатом, можно было легко понять их мысли. Глубоко забитые страх и ненависть к этому человеку, от которого там, в землях Республики, зависели целиком и полностью, а здесь подчинялись его приказам, выслушивали его оскорбления. Зато сейчас перед ними был не командир и даже не простой начальник, а обыкновенный человек, возможно, раненный. Весь ареол неуязвимости и первенства рассеялся, будто его и не было. Значит, ему можно отомстить… Даже если бы они не подозревали, что бригадира укусили, то убили бы его все равно, просто из-за собственных чувств к нему. Страх, на котором он держал раньше весь отряд, сейчас обернулся против него.

– Вы что, офонарели?! – уже не скрывая собственного ужаса, до конца осознав свое положение, рявкнул бригадир, прислонившись к дальней стене салона, – Да я…

– Уберите руку, – прямо сказал я, чувствуя молчаливое одобрение остальных карателей. Стая нутром чувствует больного, отгоняет, за секунду до того как разорвать в клочья, – и покажите левый бок.

– Сопляк! – сказал, как плюнул, бригадир, – Кто ты какой, чтобы мне указывать?

– Слышь, пацан, – мне на плечо положил руку один из карателей, – у меня в стволе еще есть несколько патронов. А с таким делом тянуть нельзя.

Бригадир посмотрел на него почти с мольбой. В этот момент в нем что-то окончательно надломилось, и он выхватил из незамеченной прежде за спиной кобуры, пистолет, направив его в нашу сторону. Тяжелый и неудобный для стрельбы с одной руки ТТ, почти сразу же закачавшийся в воздухе. Понимая, что так он ни в кого толком не попадет, бригадир схватил его двумя руками.

Скрывать все равно ему уже было нечего. Зато все остальные увидели рваную рану у него на боку, вытянутую и с явными чертами укуса. Не хватало даже куска одежды, оставшегося, вероятно, в зубах зомби. На секунду я почувствовал даже нечто вроде уважения к этому человеку, сумевшему добежать до безопасного места не смотря на такую болезненную рану, но быстро задавил это чувство внутри себя.

– Первый, кто пошевельнется, получит пулю в голову, – прошипел бригадир, понимая, что все взгляды сейчас направлены на его рану, – Я не собираюсь сдохнуть от рук какого-то зека, который даже автомат в руках толком держать не умеет.

– Успокойтесь, – я развел руки в стороны, держа автомат за ствол, – никто не собирается вас убивать, – говорил как можно спокойнее, потому что был ближе всех и первая пуля наверняка будет предназначена мне.

– Врешь, падла! – бригадир сказал это с такой злостью, что я даже пригнулся, почти готовый услышать выстрел. Однако он не последовал. Патронов в обойме наверняка меньше, чем здесь карателей, если начет стрелять, то его рано или поздно убьют, а он до сих пор старался найти выход из этой безнадежной ситуации, – Все вы, – ствол пистолета описал небольшую дугу, одновременно указывая на всех стоявших в салоне, – хотите моей смерти! С самого начала хотели от меня избавится. Думаете, я не знал? Я все про каждого из вас знаю!

– Прошу тебя, успокойся, – я не знал, что надо говорить в таких случаях, да и под прицелом пистолета голова отказывалась работать. Слова подбирались медленно и неохотно, словно понимая, что любое из них может оказаться последним. На таком коротком расстоянии я не то, что увернуться не успею, просто понять не смогу, что он уже выстрелил. Нехорошо получится.

– Не буду я успокаиваться! – почти взвизгнул бригадир, резко переведя ствол на карателя, медленно снимавшего с плеча автомат, – Руки убрал!

Когда он дернулся, то, видно, потревожил рану, тут же отозвавшуюся новой вспышкой боли. Не выдержав, бригадир выпучил глаза, старая сохранить ровное дыхание, но инстинктивно подогнулся, надеясь чуть ослабить болевые спазмы. В тот момент, когда он опустил взгляд вниз, я атаковал. Что-то похожее видел в фильмах, но так, чтобы самому сделать, до такого еще не докатывался. Жизнь все же учит быстрее любой школы. Правой рукой схватил за ствол пистолета и резко дернул на себя, одновременно выворачивая оружие в сторону, чтобы при случайном выстреле меня не зацепило. Бригадир все же успел утопить спусковой крючок и пуля, чуть зацепив мои ребра, прошла левее, угодив в грудь одному из карателей.

Вместо того, чтобы выпустить пистолет, как я рассчитывал, бригадир подался вперед, рассчитывая ударить меня в лицо, но я вовремя выставил локоть левой руки. Инерция движения понесла его дальше вперед, хотя препятствие он уже заметил, но сделать ничего не успел, ударившись зубами о мой сустав. Я коротко дернулся и ударил его еще раз, уже сильнее, а после возвратным движением ударил его по руке, заставив все же выпустить пистолет.

Тогда он левой рукой вцепился мне в горло, а освободившейся правой тут же ударил под ребра, метя в солнечное сплетение, но промахнувшись. Все равно у меня дыхание сперло, после удара, а вдохнуть новую порцию воздуха не получалось. Слабо представяя, что надо делать в подобных ситуациях, не нашел ничего лучше, кроме как пистолетной рукояткой ударить его снизу по руке, державшей горло. Отцепиться до конца не получилось, но хватка все же ослабла. Зато правой рукой он снова меня ударил, на этот раз точно в солнечное сплетение. Болью мне прожгло всю грудь, а из горла вырвался полупридушенный хрип. Мир мгновенно собрался в маленькую кучку вокруг моих глаз, тут же потерявших способность видеть. Я в слепую ударил пистолетом еще раз, целясь в локоть, и видно, попал, потому что рука, до того момента державшая горло, куда-то делась.

Способность видеть вернулась почти сразу же, черная пелена исчезла, как только снова вдохнул свежего воздуха. Только и свежим его можно было назвать отдаленно. Спертый в непроветриваемом помещении, где было несколько здоровых и давно не мывшихся мужиков, он потерял такое понятие как «свежесть», еще раньше, чем я сюда попал. Зато те жалкие остатки кислорода, что там еще находились, вернули меня в реальность. Как раз для того, чтобы разглядеть, как бригадира буквально месят ногами каратели, отпихнув меня в сторону, при этом ожесточенно матерясь и плюясь. Выплескивали на несчастного весь свой страх и злобу, собравшуюся в душе.

Я же, воспользовавшись тем, что из-за этого никто на меня не обращает должного внимания, быстро проверил трофейный пистолет. В обойме еще оставалось четыре патрона, а когда передернул затвор, то из ствола выскочил еще один, который так же быстро загнал обратно в магазин. Со щелчком вставив его обратно в оружие, передернул оружие и поставил на предохранитель. Никакой кобуры у меня не было, но пока можно было и в руках подержать. Хуже от этого точно не станет.

Когда нашел в себе достаточно сил для того, чтобы подойти к избиваемому, дело уже было законченною. Бригадир превратился в один кусок отбивной, в котором уже было даже трудно разглядеть отдельные черты. Ему успели даже череп проломить, из-за чего можно было не бояться, что воскреснет и решит поквитаться с теми, кто так неблагочинно сопроводил его в последний путь.

– Молодец, парень, – похлопал меня по плечу тот самый каратель, что заговорил со мной первым, – без тебя эта гнида еще пожила бы, может, даже кого из нормальных пацанов тяпнуть успела или даже подстрелить.

Я невзначай опустил взгляд на его ботинки, измазанные кровью, после этого стало противно даже просто с ним разговаривать. К виду крови уже успел привыкнуть, а вот к отношению других людей к убийству себе подобных так и не смог. Хотел просто обезоружить бригадира, не дать ему выстрелить в меня, но не убивать, тем более, так жестоко. Он и сам бы умер в течение часа. Может, выстрелил бы, но только в голову. Один единственный выстрел, не больше и не меньше. Ровно столько, сколько требуется, чтобы не дать человеку превратится в тупую и злобную тварь, непонятно кем и не понятно для чего оживленную. А вот так, только из-за того, что этот человек тебе не нравится… Такого я ни понять, ни принять не мог.

Каратель по-другому понял выражение отвращения на моем лице, приняв это на счет изуродованного тела. Усмехнувшись, потрепал меня по плечу, как маленького.

– Нормально все, не ссы, – сказал он, пнув ногой труп, – к крови тоже привыкать надо, даже к такой. Иные люди похуже всякого мертвяка будут. Нутро у них такое.

– Это уж точно, – согласился я, пристально глядя на карателя. Тот, не до конца поняв, к кому именно относилось мое последнее высказывание, усмехнулся еще шире.

– Эй, Михалыч, а чего с пузырем делать будем? – спросил другой каратель, подходя к говорившему со мной, – наш водолаз ему пулю вписал как раз в дыхалку. Не вытянет пацан, как пить дать.

– Какой водолаз? – не понял я, развернувшись к лежавшему на полу раненному, тихо стонавшему и зажимавшему обеими руками сильно кровоточащую на груди рану. Кровь толчками вытекала между пальцев, заливая грязный камуфляж.

– Да тот самый, кого мы сейчас оприходовали, – бросил между делом Михалыч, даже не поворачиваясь на мне, – ты, видать, даже не новичок, а так, седьмая вода на киселе, – усмехнувшись еще раз, он все же соизволил на меня посмотреть, – В тюрьме хоть раз сидел?

– Нет, – честно признался я, решив, что не стоит играться с подобными вещами. Вот поймают на какой-нибудь мелочи, а потом отделают как бригадира. Лучше сразу рассказать все, как на самом деле, – Даже близко не подходил.

– Ну ты даешь, – Михалыч удивился то ли всерьез, то ли издевался, – да как же ты вообще сюда попал? Ну, хоть нормальных людей знал? Или хоть представляешь, чем нормальный человек от обычного чмошника отличается?

Я неопределенно пожал плечами, что при желании можно было принять и за отрицание, и за согласие. Михалыча все же такой ответ устроил, но моя оценочная планка в его глазах все же резко упала, повиснув где-то чуть выше нуля.

– Водолаз, – он снова кивнул на лежащий у нас за спинами труп бригадира,

– это не человек, а так, дрянь какая-то, которую никто и признавать не хочет. Его разве только нырять заставляют, когда сильно скучно становится. Понимаешь, куда нырять? Ведь в камере водоемов не то, чтобы очень много.

Я шумно втянул в себя спертый воздух и выпустил обратно. Куда именно могут заставить нырнуть, долго гадать не приходилось. Больше всего меня при этом бесило, с какой легкостью каратели делят людей на категории, каждый раз относя себя к самым высшим рангам, оставляя остальных болтаться где-то на дне. Они наверное, еще и до восстания зомби так оправдывали свои преступления. «Я человек, а они скот рабочий, которого везде много» – думает каждый из них, грабя, убивая или насилуя, кто как захочет. Конечно, ведь в его глазах они ему не ровня. Хорошо хоть, что все это не на самом деле и такую систему никто, кроме этих зеков, не воспринимает. И как-то с ними возиться, пытаться перевоспитывать, уже бессмысленно.

– Слушай, пацан, – снова обратился ко мне Михалыч, до того молча смотревший на мучения раненного, – ты хоть немного во всех этих разных докторских штучках разбираешься? А то я разве что шырнуться могу без посторонней помощи.

– Немного, – мои познания в области медицины были более чем скромными, но оказывать первую помощь я умел, даже достаточно неплохо. Когда мы проходили в институте очередной предмет, протяженностью в семестр, даже названия так и не сумел толком запомнить, в котором нам рассказывали какую-то ахинею про клизмы и перевязки. Зачем дипломированному историку уметь делать клизмы по принципу сообщающихся сосудов, я так и не смог понять, но зато нам неожиданно нагрянула другая головная боль. Именно в это время к нам нагрянула какая-то проверка из Москвы, с требованием показать, как население готово к чрезвычайным ситуациям, которые в наш опасный двадцатый век могут возникнуть даже на пустом месте. Естественно, мой курс, как раз учивший столь подходящий предмет, организованно двинули на обучение в отряд санитарной дружины, которая, в теории, существовала в кардиологическом центре города, а на практике его собрали из студентов буквально в течение двух недель. Рассказывали не меньший бред, но и на практике заставили многое попробовать, особенно такие вещи как перевязки и искусственное дыхание. Я все это хватал с интересом и смутным ожиданием, что когда-нибудь мне это может пригодиться. Тогда, конечно, мы парадным бредом, заключенным в вытаскивании якобы раненных из якобы разбитого рейсового автобуса, сумевшего каким-то чудом самостоятельно добраться до дверей больницы, порадовали толстого кривоного дядьку, с невероятно важным видом наблюдавшего за всем этим. Только больше на практике применить полученные навыки мне не удавалось. Не хватало ни сил, ни времени. Поэтому я и сейчас не очень рассчитывал на то, что у меня хоть что-то получится, даже если здесь окажутся необходимые инструменты и медикаменты.

– Ну давай, пробуй, – разрешил мне Михалыч, ленивым жестом подтолкнув к раненному, – может, в самом деле, хоть что-то выйдет.

Даже с первого взгляда было ясно, что даже опытный врач не смог бы здесь ничего сделать. Здесь нужна была реанимация и срочная операция. Пуля сломала ребро и вошла в грудь немного ниже сердца, пробив легкое. Если прислушаться, можно было даже услышать едва заметный свист, вырывавшийся из раны вместе с каждым вздохом обреченного. Кровь продолжала течь, но, как я предположил, не только наружу, но и в легкое, обещая жуткую смерть, заключенную в том, чтобы захлебнуться собственной кровью.

– Я не могу ничего поделать, – честно признался, разведя руки в стороны,

– даже с практической точки зрения, все, что могу сделать, так это просто истратить бинты на перевязку, которая все равно не остановит кровь. Здесь только больница и профессиональные врачи могут помочь.

– Ладно, – пожал плечами Михалыч и, не меняя выражения лица, выстрелил раненному в голову. Пуля просвистела в паре сантиметров от моего уха, прежде чем пробила карателю лоб. Я так и подскочил, когда услышал злобный свист кусочка свинца, просвистевшего мимо меня в такой опасной близости.

– Какого черта! – рявкнул я, не в силах сдерживать эмоции, – Зачем надо было сразу стрелять! Уже совсем обалдели от такой вседозволенности!

– А чего ты еще предлагаешь с ним сделать? – спросил каратель, не обратив на все остальные слова никакого внимания, – Придушить разве только.

Я хотел еще что-то сказать, но только и смог, что с шумом втянуть в себя воздух, после чего замолчать. И в самом деле, что еще можно было предложить в такой безысходной ситуации? Фактически, ничего, что было бы лучше для раненного. В любом случае он бы все равно умер через двадцать или тридцать минут, слившихся в единый приступ боли. Из остатков прежней пацифисткой жалости, а, возможно, еще и совести, которая у меня все же оставалось, я бы не стал его трогать или все же попытался хоть как-то облегчить его муки, но конечный итог это бы все равно не изменило. А вот так быстро и надежно. Может, даже так и лучше, сразу отмучался.

– Два трупа в салоне, – мрачно констатировал один из карателей, ссевшись на полку и болтая ногами, – хорошо хоть, что воскресать не собираются.

– Зато будут вонять, – выразил я свои опасения, тщетно пытаясь не разглядывать кровавые разводы на полу, все время лезущие в глаза, – при такой жаре даже очень быстро. От них надо избавиться.

– И как ты предлагаешь? Через верхний люк вытаскивать? Никто не будет рисковать, открывать дверь и выкидывать трупы прямо к мертвякам. Они так и пролезть внутрь могут, либо тебя самого схватят и вытащат, вместе с трупом.

– Тогда надо самим выбираться отсюда, если только никто не собирается помирать от отравления, – заключил я, поглядывая на заднюю дверцу салона, закрытую изнутри на небольшую, декоративного вида щеколду. Такую можно с одного удара выбить, особо не заморачиваясь. Значит, и дверь заперли просто, чтобы не мешалась. Если бы и с этой стороны мертвяки могли подползти, то тогда бы здесь было бы более внушительная преграда, как возле бокового выхода, за которым зомби продолжали скрестись. Его закрыли на грубо приваренный запор, сделанный из арматуры, а сбоку еще стоял достаточно тяжелый шкаф, явно не из меблировки трейлера и занесенный сюда гораздо позднее.

Почти сразу после моих слов в дверь постучались пару раз, словно спрашивая разрешения войти. Все сразу напряглись, схватились, кто мог, за оружия. Я лишь покрепче сжал рукоятку трофейного пистолета, взявшись за него двумя руками, но ствол еще держал направленным вниз, в пол, не зная, кто именно может там быть. Зомби в дверь не стучаться, а мутант такую декоративную преграду вынес бы почти сразу, может, в лучшем для нас случае, со второго прыжка. И с ним с помощью пистолета, даже такого действенного, как ТТ, не справиться. Может, пару раз выстрелить и успею, но только на память пару дырок в измененном теле оставлю, чтобы не сразу забыл, кого лопал.

Единственное, на что остается рассчитывать, что сейчас постучались люди. А после тех зверств, что каратели уже успели наворотить, люди здесь могли быть только одни.

– Кто там? – я чувствовал себя полным идиотом, задавая такой вопрос, но ничего более умного, что надо сделать в такой ситуации, в голову мне не лезло. Михалыч, видно, подумал, примерно то же, что и я, о целесообразности такого подхода, но свое удивление выразил только высоко поднятыми бровями.

– А кто внутри? – а дверью раздался хрипловатый, посаженный голос, который я раньше никогда не слышал. Зато, видно, его узнали другие, потому что сразу расслабились. Оглянувшись на остальных, я тоже чуть расслабился.

– Свои, – подтвердил Михалыч, заметив мой настороженный взгляд, – Вроде, как Колян, – и тут же, проверяя свою догадку, гаркнул в сторону двери, – Колян, тварь живучая, ты, что ли?

– Я! – тут же крикнули из-за двери, тоже гораздо более спокойным тоном,

– Не вам одним тут прохлаждаться! Какого черта вы там заперлись, уже дверь выбивать хотели! Открывайте быстрее, пока я не раздумал хари ваши разглдывать!

– Открывай, – Михалыч кивнул одному из карателей, тут же бросившемуся исполнять приказанное, подобострастно заглянув ему в глаза. Теперь, видно, он и верховодил. Интересно, кто он такой по тюремной социальной лестнице? В этом деле я не то, чтобы новичком был, а вообще полным нулем.

Когда дверь распахнулась, внутрь ввалились сразу трое карателей в грязном и рваном камуфляже, но с наглыми лицами, на которых читалось необыкновенное самодовольство и точная уверенность в том, что именно каждый из них – пуп мира, никак не меньше. Единственный, на кого они обратили внимание, был сам Михалыч, с которым сердечно поздоровались и даже обнялись, при этом почти откинув меня в сторону, когда случайно оказался у них на пути.

– Мужик! – похвалил его самый наглый из всей троицы, тощий и усатый мужик, худой, как щепка и с абсолютно лысой головой, – Мы уже было думали, что еще одного четкого парня потеряли, без которого тут только одни козлы и останутся. А видать, все же есть порядок в этом долбанном мире!

– И не говори, – подтвердил Михалыч, а потом пнул ногой труп бригадира,

– вон, видал, какая гнида еще сюда пролезть умудрилась. Только здесь парни четкие подобрались, такую шваль они терпеть не будут, – при этих словах мне нестерпимо захотелось напомнить им, как они все еще меньше суток назад безоговорочно подчинялись этой самой швали, но чисто из чувства самосохранения не хотелось лезть на рожон. Уверен, что такое напоминание им будет не очень приятно. И, чтобы избавиться от такого чувства, вполне могут и со мной так же жестоко покончить, как и с бригадиром. Лучше такие мысли оставлять при себе.

– Все же достали этого клоуна, – сказал Колян довольным голосом, присев на корточки перед трупом и повернув рукой избитое лицо, – давно по нему кулаки чесались, только вот все времени никак не хватало, чтобы с ним разобраться. За такое дело надо будет выпить, отметить.

– А у тебя, что, есть, чем можно горло промочить? – обрадовался Михалыч и внимательно посмотрел на Коляна, будто ожидая, что сейчас тот пойдет на попятную и понесет околесицу насчет того, что оговорился или просто придумал, лишь бы утаить от своего товарища бутылку. Однако Колян отказываться не стал и согласно кивнул головой, после чего улыбнулся во весь рот, обнажив редкие и желтые зубы, обильно покрытые кариесом. Мне стало еще неприятнее, хотя лично ко мне разговор вроде и не относился.

– Тогда пошли к тебе! – обрадовался Михалыч возможности выпить и даже подтолкнул своего приятеля, чтобы не тормозил и не задерживал продвижение к обещанной бутылке. Никого больше не приглашали, но каратели все равно бросились всей толпой по направлению к выходу, тоже явно рассчитывая на свою порцию «огненной воды», что бы под этим не подразумевалось.

Меня только позабавила мысль, что если алкоголя окажется мало, то Колян со своим приятелем вряд ли будут делиться с кем-то еще, совершенно наплевав на желания остальных. И вполне возможно, что все это дело дойдет до драки, которая теперь без поножовщины уже не обходится. Больше всего меня смешила мысль, что, когда вся драка закончится, победитель или даже победители, увидят саму причину спора разбитой и с растекшимся по полу вожделенным содержимым. Конечно, это ослабит возможности защиты уцелевших от толпы зомби снаружи, но по этому поводу я не особенно волновался. Сейчас меня уже начинала волновать идея, что никакие зомби и не понадобятся, запертые как пауки в банке, каратели с не меньшим успехом сами перебьют друг друга.

Мне вдруг представилась картина, как я один, увешенный оружием, сижу на трейлере среди кучи трупов и окруженный еще большим количеством живых мертвецов, пытающихся меня сожрать. Картина, исключая ее откровенный идиотизм, выглядела удручающе. Я передернул плечами, пытаясь от нее отвязаться и просто ни с кем не пошел, предпочтя компанию двух быстро остывающих трупов компании дерущихся за водку карателей.

Оставшись в гордом одиночестве, я, не зная, чем еще себя занять, снял с плеча автомат и, вытащив из приклада пенал для чистки оружия, принялся, оттирать от него всю накопившуюся за последнее время грязь. Такое занятие было монотонным, равномерным, но на удивление успокаивающим и не дающим сильно углубляться в собственные мысли. Отсоединив затвор, я, все еще не очень хорошо владея левой рукой, на которой мне уже отстрелили палец, выронил пружину, тут же упавшую на пол и закатившуюся под полку, на которой сидел. От души выматеревшись, я слез оттуда и присел, пытаясь заглянуть под узкую щель между полкой и полом, в надежде отыскать закатившийся элемент затворного механизма. Обидно было выбрасывать автомат только из-за того, что по собственной криворукости потерял одну деталь.

Разглядел ее не сразу, чуть не сломав себе глаза и уже готовый к тому, чтобы вообще отодрать эту полку от стены и таким образом найти недостающий элемент, когда все же увидел тонкую металлическую спираль, откатившуюся к самой стене. Снова выругавшись, я попытался дотянуться рукой, но в узкую щель пролезли только пальцы, и то, едва не ободрав кожу на суставах. До самой пружины, естественно, не дотянулся, только пыль собрал под ногти.

Снова выругавшись, упомянув непонятно к чему самого Калашникова, к которому, вообще, отношусь с большим уважением и искренне надеюсь, что он сумел пережить все это адово пришествие из глубин на нашу грешную землю. Оглянувшись в поисках чего-нибудь, чем можно выковырять пружинку оттуда без опасения оставить там собственные пальцы, я распахнул дверцы полки, рассчитывая, может, хоть там что-то есть. Три полки, но только в одной из них оказалась тонкая школьная тетрадь, исписанная мелким и ровным почерком. Не слишком задумываясь, что это может быть важным, я вытащил ее со своего прежнего места, воспользовавшись как продолжением руки, вытаскивая пружину.

Вытащив ее, бросил тетрадь рядом, а сам быстро собрал раскиданные части автомата, боясь, что опять что-нибудь потеряется, а мне придется опять ползать по грязному, забрызганному кровью полу вытаскивая потерявшиеся детали из самых дальних и темных углов. Закончив сборку, я неожиданно понял, что сейчас мне совершенно нечем заняться.

Мертвяки все так же продолжали стучаться в стенку трейлера, но к подобным звукам я привык и фактически не обращал на них внимания, даже находил в этом что-то хорошее. Если стучаться, значит просто стоят там же и глупо разбивают в кровь собственные руки и морды, если соседи сзади сильно прижимают. Вот если перестают, то тогда уже надо начинать волноваться. Получается, что придумали что-то похуже, для меня естественно. А им это обычно обещает гораздо более быстрый доступ к свежему человеческому мясу, чем постоянные попытки пробиться через не поддающуюся ударам стенку, стоящую между людьми и ними. Конечно, еще, если зомби не очень много, их может разогнать парочка мутантов, что даже хуже, чем целая куча голодных, но совершенно обычных зомби.

Другое дело, что раньше я всегда находил себе занятие, а точнее сказать, оно само находило меня. Даже оказавшись в закрытом помещении, чем-то занимался. Будь то зачистка помещений, поиск чего-нибудь полезного или даже самая примитивная разведка методом наблюдения из окна. Здесь же мне было совершенно нечего делать. Единственный выход отсюда перекрывала группа карателей, которые или все еще пьют, или уже напились. В любом случае, ничего хорошего от них ждать не приходится. К тому же, если там есть хоть что-то действительно полезное, то его они либо уже оприходовали, либо просто сломали. А даже если оставили и не заметили сразу, то воспользоваться этим самостоятельно мне тоже не дадут. Тот же Михалыч просто отберет и себе оставит, если вообще посчитает этот предмет необходимым для своей персоны. Кроме того, ничего особенного для этих людей я сделать не мог, а главное, не хотел. Во-первых, здесь нужна дисциплина, которой у этих людей не было в принципе, все занимало ощущение собственной исключительности и значимости. А во-вторых, они в таком случае должны меня слушать, а вряд ли они будут адекватно воспринимать слова, не поддержанные силой власти, даже если это одни из самых рациональных и эффективных советов, услышанных ими за всю свою никчемную, в общем-то, жизнь. Просто пошлют меня куда-то далеко и надолго.

А занять себя чем-то надо было, пока в голову не полезли всякие кошмарные и противные мысли, которые все время приводят меня к единственному, но не очень приятному результату, а именно, к очевидности и неотвратимости единственного выхода из сложившейся ситуации, то есть к суициду. Другой возможности выбраться из такой критической ситуации я не находил. Если бы только было радио, тогда можно было связаться с той же республикой и упросить, чтобы вытащили нас отсюда. Хотя в этом я сильно сомневался. Вряд ли они станут рисковать людьми и техникой, расходовать уйму патронов, только для того, чтобы вытащить пару десятков зеков из самого пекла. Гораздо проще будет записать их в те же «боевые потери», а проще говоря, списать со счетов, бросив здесь умирать. У военных помощи тоже спрашивать не стоит, они если и вытащат нас, то только для того, чтобы повесить как военных преступников где-нибудь поближе к центру своего анклава.

Получалось, что мне грозит большой и звонкий капец с крышкой, а может, даже и с золоченной цепочкой, на которой подвешен маленький кулон в виде золотого сердечка. Почему именно такой, я и сам толком не знал. Просто представилась картина, как на меня падает здоровый сейф с многообещающей надписью «капец», прощально взмахнув этим самым кулончиком.

Глубоко вдохнув, я немного задержал дыхание, раздумывая, что сделать дальше, после чего снова смачно выругался, не зная, как еще разрядить эмоции. И случайно вспомнил о той самой тетрадке, которой вытаскивал убежавшую пружинку. Там вроде было что-то написано, может, даже нечто интересное. Хоть так отвлекусь.

Протянув руку, взял тетрадку и раскрыл на первой попавшейся странице. Школьная тетрадь в клеточку с вручную проведенными карандашом полями. Почерк был явно детский. Не то, чтобы вообще малыш писал, но точно не старше четырнадцати лет. Даже еще орфографические ошибки допускал, часто, впрочем, сам и исправляя, аккуратно зачеркивая и подписывая сверху правильную букву. Лениво пробежав глазами первые строчки, я неожиданно для себя понял, что это вполне подробный дневник, в котором аккуратно отмечались все события проходивших дней. Детей в анклавах обычно освобождали от тяжелых работ, а вот школ уже не было, если только где на добровольных началах не организуют что-то похожее. Военные пытаются восстанавливать систему обучения детей, но очень мало людей, способных преподавать, осталось, школы ведь обычно в самых населенных местах строились. Поэтому большая часть детей, за исключением какой-то мелкой работы по дому, оставалась без дела и, главное, без приставок и компьютеров, даже без телевизоров, которые раньше полностью сжирали все свободное время ребенка. И погулять особо негде. Может, именно из-за такой скуки и сел малолетний автор за записывание всего попадавшегося на глаза.

«14 мая, – прочитал я дату вверху страницы и даже удивился, поняв, что совершенно сбился со счета не только числа месяца, но и дней недели. Покачав головой, решил все же прочесть, что именно судьбоносного произошло именно в этот день, – вот уже вторая неделя, как папа нас вывез из дома. Зомби, которых все здесь называют «ходунами», больно смешное название, подходили к краю ограды и пытались влезть на машину дяди Степана, но сторожа их убили. Я хотел сходить посмотреть, но папа не велел, сказав, что мне рано такое видеть. А я ведь уже взрослый, мы с папой вместе дома собирались. И тогда я зомби тоже видел, даже дрался с одним, – меня мысль автора здесь смутила, как же заботливый папаша такое допустил, но сильно задумываться над этим не стал, – а теперь я вроде снова как маленький. Еще Леха рассказал, что теперь вроде нас всех будут учить обращаться с оружием, полицейские велят всем уметь стрелять. Тогда и мне тоже должны дать пострелять. Леха на год меня младше, а ему обещали… – дальше я читать не стал, убедившись, что парень расписывает собственные переживания и всяческую мелочь, случавшуюся в лагере, подробно и все комментируя. Читать это было даже не то, что не интересно, а откровенно скучно. И потому принялся просто листать страницы. Ближе к концу тетрадки привлекла еще одна запись. Дату я не посмотрел, но на странице чернила местами расплылись небольшими пятнами. Так бывает, когда сам пишущий при этом плачет и капает слезами на листки. Интересно было, из-за чего это мальчик разревелся.

«Сегодня было очень страшно. Утром, когда дядя Степа вышел на дежурство, через ограду снова пытались залезть зомби. Говорят, их было не меньше тридцати. Если зомби один или их двое, то тревогу не поднимают, а тогда подняли. Всех детей, и меня в том числе, прячут в самом центре, вместе с женщинами, а мужчины, вооружившись, идут их отстреливать. Нас заперли, было темно и душно, а дядя Валя, оставшись нас охранять, все время разговаривал по рации и никого не подпускал к двери. Стреляли снаружи много и часто, словно никак не могли попасть. А потом начали кричать, это было еще страшнее. Я слышал, когда так кричат. Так кричал наш сосед через стенку, когда его жена умерла, а потом воскресла и бросилась на него. Кто-то еще поднял визг, а самые маленькие даже заплакали. Мы не знали, что происходит снаружи, а дядя Валя молчал и ничего не говорил. Единственное, что я услышал, были слова, когда он тихо обратился к моей маме. От них мне стало еще страшнее. Он сказал: «нельзя, чтобы они смогли добраться до детей». Мама побледнела, но кивнула. Тогда мне стало еще страшнее. Я вспомнил дядю Костю, брата папы, каким он вернулся. Когда зомби его искусали. Больше получаса стоял перед дверью, стучался и подвывал. Я не хочу таким стать.

А позже в дверь постучали. Когда открыли, это оказался мой папа. Его дважды укусили в руку. Он сказал, что смогли отбиться, но много людей потеряли. Что и сам понимает, что скоро умрет, и не хочет никому вредить. Думал, что я его не вижу, почти за дверью прятался, но я пробрался ближе, и хотел было обнять его, но он отступился. Мне все стало понятно.

Оказалось, это были другие зомби, они не убивались выстрелом в голову, их можно было только сжечь или изрубить на куски. Мой папа помог столкнуть на них бочку и вылить бензин, который и подожгли. Тогда его и укусили… Я отомщу за папу! Клянусь».

Закрыв тетрадь, я медленно переваривал прочитанное. Значит, местные уже сталкивались с такими зомби, потеряв если не почти всех, то значительную часть мужчин, способных защищать себя и окружающих. А если еще точнее, то именно тех, на ком и держалось выживание всех спасшихся. Без них они становились легкой добычей не только бандитов, как в общем, и доказал налет карателей, но и даже группы зомби, голов так в сто, даже меньше. И при этих условиях они отказываются от конкретной помощи Республики, рассчитывая на то, что им помогут военные, которые вроде как обещали прислать людей. Не вполне логично, если учитывать, что в подобной ситуации люди хватаются за все подряд. И оплата чем угодно собственной безопасности может того стоить. Интересно, а чего-нибудь про военных парень пишет? Ведь не по радио же о таких вещах договариваются. Как минимум, здесь должна побывать разведка, вдруг все это – одна большая ловушка?

Я пролистал тетрадку, но не нашел в ней ни слова о военных, если только не учитывать описываемого эпизода, когда их попыталась ограбить группа дезертиров, но спасла проезжавшая мимо колонна бронетехники. Кстати, именно из-за этого отец мальчика и не захотел присоединяться к военному анклаву. Дурак мнительный! По одному не судят обо всех, а он так и решил, что военные только и будут, что обирать беженцев. Интересно даже, что он такого берег, за что так боялся? Этого я уже не узнаю. Зато с твердой уверенностью могу сказать, что если бы поехал в Сельцы, то был бы жив. А так, наверное, сам где-то ходит с перекошенным ртом и ищет свежую человечинку. Сынок, во всяком случае, нигде не упоминает, чтобы папу пристрелили из милосердных целей, до или после перевоплощения.

Забавно, что он и не упоминает военных. Вряд ли приезд солдат, которые теперь катались не иначе как на броне или переделанных машинах, выглядевших даже более внушительно со всеми своими отбойниками и решетками, чем уже привычные танковые обводы, прошли бы мимо и не оставили никакого упоминания в этой тетради. Была только одна запись, которая меня немного смутила. И сделана она была, судя по всему, совсем недавно, за пару дней до налета.

«Сегодня приехала военная машина, больше похожая на джип, с подвесным пулеметом наверху. В ней было два человека, один даже раненный. Это был не укус, а пулевое ранение, хотя и серьезное. Подъехали ко входу и принялись сигналить, будто убегали. Сначала не хотели их пускать, боялись, что за ними придут зомби, которые каждый день пытаются к нам пробиться, но никого так и не увидели. Военные, как мы думали, оказались разведкой какого-то большого анклава, их на трассе обстреляли бандиты. Они пытались добраться до своих, но сбились с пути. И были удивлены нашим существованием ничуть не меньше, чем мы их появлением. О нас, оказывается, даже не подозревали. Потому, наверное, до сих пор никого не присылали.

Наши встретили их по всем правилам гостеприимства, даже старую перевязку раненному обновили. Потом они закрылись с Бутовым, о чем-то разговаривали. Он вроде как за главного здесь, поэтому обращаются к нему только с самыми важными вопросами. Значит, и обсуждали что-то очень важное.

Когда уехали, то Бутов был очень довольный, сказал, что в красках расписал происходящее здесь, чем немало солдат озадачил. Те тоже поразились, что бывают такие зомби, которых нельзя убить, попав в голову. Обещали вроде как помощь и защиту, с тем и уехали». На военные патрули это не похоже, я их лично видел. Меньше, чем два БТРа с пулеметами на дорогу не выставляют. И разъезды у них ничуть не слабее, только легкими машинами они пользуются для внутренних нужд, за периметр их почти не выпускают. Меня терзала мысль, что это были не военные. Кто на легких джипах катается, я уже успел заметить. Республиканская разведка такими вещами балуется.

Догадки догадками, но выстраивалось все очень даже логично. Республика узнает, что у них под боком появилось гнездо мутаций, которые даже не просто опасны, любой мертвяк сам по себе опасен, а смертельны, даже хуже прежних мутантов – те тоже плохо переносят пулю, застрявшую где-то в башке. Естественно, такие сведения надо проверить. Тогда посылать проверенных опытных бойцов чересчур расточительно, попросту могут не вернуться, став едой для мертвецов. И посылают самую расходуемую часть вооруженных частей – карателей, у которых и снаряжение так себе, да и бойцы, честно кажем, не высокого уровня. Меня осенило мыслью, которая должна была прийти сразу, но ведь не зря существует поговорка, что «хорошая мысля приходит опосля». Ведь заставили тащиться пешком почти с километр, хотя обычно подвозили на машинах. Ведь грузовики и экипажи гораздо важнее, чем вся эта вооруженная банда, плохо сформированная в отряд, ими не стоит рисковать, отправляя в самое пекло. И потому разведка бросила где-то на полдороге, лишь убедившись, что мы следуем нужным курсом, а потом так же смылась, боясь рисковать собственной шеей.

Я не выдержал и с силой запустил тетрадку в противоположную стену трейлера. Далеко она не пролетела, почти сразу же раскрывшись, как парашют и противно зашелестев страницами, упав где-то у самой стенки. Не успокоившись, я вскочил и с размаху пнул полку, на которой сидел, едва не отбив себе ногу. Лишь острый импульс боли , прошедшийся по ступне, заставил резко успокоиться.

– Гадство! – практически выплюнул я сквозь зубы, медленно распрямившись и бессознательно поглаживая рифленую рукоятку пистолета, – Почему нельзя было просто отбомбиться с самолета, если уж настала такая нужда! Нашли применении, нечего сказать, – в порыве ненависти к Республике мне почему-то стало казаться, что все это было сделано только для одной единственной цели, заключенной в том, чтобы как можно ужаснее казнить меня, лишив всякой надежды и душевного спокойствия. Хотя, если им уж так хотелось скормить меня мертвецам, все можно было устроить гораздо проще, незачем так мучиться.

Подобрав тетрадь, хотел было уже идти к карателям, рассказать о прочитанном и заодно изложить свои догадки, но быстро одумался. Незачем так лишний раз волновать людей, особенно находящихся в подобном нервозном состоянии. Поэтому сложив тетрадку вчетверо, сунул к себе в нагрудный карман, на всякий случай. И все же решил заглянуть к карателям, как у них там дела обстоят, может, заодно получится разобраться с тем, что предстоит дальше делать. Не собираются они так же напиваться своими скудными запасами, до тех пор, пока мервяки не изыщут способ сюда пробраться. В том, что именно так зомби, в конце концов, и поступят, я нисколько не сомневался. Умнеют просто на глазах, совершенно отрицая желание подыхать от голода или даже просто от гниения.

Открыв дверцу, я оказался в небольшом, всего чуть больше квадратного метра, огороженном с четырех сторон бортами машин, дворике. Внизу, щель между днищем машины и землей, была закрыта внушающей доверие кладкой из кирпича, вроде как даже на растворе. Для пробы пнув один из них, я убедился, что сдвигаться с места он не собирается. А если так, то и поумневший мертвяк, попробовавший проползти под днищем, не вылезет в самом центре.

Единственное, что давило на меня при этом, что борта машин стояли не впритык, а оставляя небольшую щель. Для стрельбы удобно, можно вертеться волком и отстреливать зомби как в тире, все равно они только руку просунуть смогут. Конечно, если есть патроны и желание. Получается, что подобное желание защищаться было только у меня, а патронов в достаточном количестве не было ни у кого. Так что зомби беспрепятственно, изодрав бока о колючую проволоку, но общими усилиями разорвав и ее, тыкались в борта и тянули в щели руки, как в какой-то сюрреалистической картине. При виде меня те зомби, что уже могли видеть, заметно ожили и принялись подвывать и щелкать челюстями, глупо размахивая руками, пытаясь до меня дотянуться. Остальные, словно пробужденные каким-то общим импульсом, так же навалились еще сильнее, воя и хрипя. Одного зомби, по несчастью оказавшего прижатого прямо к щели, сдавили с такой силой, что затрещали кости. Не обращая на это никакого внимания, он только щелкал зубами, наверное, таким образом рассчитывая до меня добраться. Да и голодные взгляды, все обращенные на меня, тоже не давали тонуса для повышения настроения. Прикрыв за собой дверцу, я чуть повернулся, решая в какой именно из трех оставшихся автомобилей мне следует зайти, потому что по очереди во все соваться мне не очень хотелось. Мало ли что там могло оказаться.

В одном из них раздался выстрел, и я, не долго думая, достал пистолет и, держа его правой рукой стволом вниз, шагнул внутрь, ожидая там увидеть даже мутанта, прорывшего ход под землей. В таком случае я, естественно, готов был запереть дверь снаружи, не рискуя ввязываться в заранее безнадежную схватку.

Тревога оказалась ложной, в этом я убедился, как только вошел внутрь. Никто из зомби не залез внутрь, просто каратели опять не смогли решить все свои проблемы миром. Один и них, разбрызгав мозги по стенке, лежал в углу с дыркой в голове, остальные, разбившись на две группы, стояли друг напротив друга, держа оружие фактически перед лицом соперника. Те же, у кого огнестрела не было или не было к нему патронов, вооружились какими-то деревяшками и ножами, испепеляя друг друга только глазами. Получается, что я, как всегда, зашел в самый неблагоприятный момент. Про себя выругавшись, замер, боясь, что любое движение будет неверно истолковано и сначала всем скопом кинуться на меня, продолжив грызню уже над моим искалеченным трупом.

– Ты скотина, Михалыч! – прошипел тот, что назывался Коляном и меньше получаса назад с ним обнимавшийся как закадычные друзья, – Решил, что тебе все можно? – сказано было с такой ненавистью, что я даже удивился. И чуть заметно, но облегченно вздохнул. На меня не обращали ни малейшего внимания. Табуретке и той было уделено больше.

– Сам ты скотина! – не полез за словом в карман оскорбленный, – Ты сам здесь никто, потому и командовать мной не будешь. Плевал на тебя с высокой колокольни, как и на все твои мыслишки! Понял?! – при этом он замахнулся стволом так, что мог нечаянно ткнуть в глаз своему противнику.

– Нам, вообще-то, еще здесь надо не сдохнуть, а не просто понты выкидывать, – рявкнул Колян, не желая отступать, – А ты с тем, что у тебя в башке, даже шнурки толком не завяжешь. Небось, до сих пор не знаешь, как детей делают.

– Я твою мамашу имел, падла, – рявкнул Михалыч, уже переходя на простые оскорбления, – только ты больно стар, чтобы быть моим.

Колян позеленел от злости, но уже ничего не ответил. И все заметно напряглись, словно затихли перед самой стрельбой. Я даже сделал небольшой шажок назад, похвалив сам себя за то, что раскрыл дверь настежь и не стал за собой захлопывать. Теперь это вполне может спасти мне жизнь. Вспомнив, где нахожусь, мысленно себя поправил. Если не спасти, то хотя бы отсрочить развязку.

Оглянулся, чтобы случайно не споткнуться, и боковым зрением заметил, как дверь кузова одного из грузовиков медленно открывается, и через нее протискивается рука с явными следами разложения. Зомби, подталкиваемый памятью о недавнем выстреле, прозвучавшем как набат для падких на подобный шум мертвяков, медленно пробирался внутрь, оглядываясь по сторонам. Видеть он не видел, будто прощупывал локатором местность, стараясь уловить другие звуки.

Прежде чем он выбрался до конца, я поднял руку и выстрелил. Пуля пробила тонкую дверцу и попала почти в висок мертвецу, с силой ударив его об стенку. Тварь сползла вниз, но наружу, с силой распахнув жалобно заскрипевшую петлями дверцу, выскочил другой зомби, уже способный видеть, так как тут же уставился на меня обоими глазами, почти красными из-за покрывающих белки сетки лопнувших сосудов. Я в него прицелился, но три выпущенные подряд пули просто разбили верхушку черепа, сбив зомби с ног. Каратели, вспугнутые моим первым выстрелом, лупили изо всех стволов по мертвецам, вываливавшихся во дворик. В распахнутую дверь было видно еще нескольких, один даже в форме карателя, непонятно, как тут оказавшиеся.

– Зомби! – заорал я как угорелый, хотя понимал, что это и так всем известно.