Сумерки человечества

Глава 19. Кровь кровью.

Вид поднимающихся столбов дыма вызвал необычайное оживление среди рядов карателей, сразу подтянувшихся и оживленно загудевших. Зато джип разведки, до того ехавший впереди колонны, свернул в сторону и приглушил обороты, пропуская весь отряд. Я хорошо запомнил взгляд одного из разведчиков, брошенный в сторону проходивших мимо карателей, сейчас больше похожих на учуявшую кровь свору бандитов. В нем мешалось презрение и затаенная ненависть к этим людям. И так же хорошо было видно чувство принятия этого зла, как необходимой вещи, без которой дальнейшая жизнь невозможна. На какую-то секунду его взгляд задержался и на мне, и в глазах сверкнула искорка живого интереса, но так быстро, что я так и не понял, показалось это мне или все же было на самом деле.

– Подтянулись, зверье! – прокричал бригадир, махнув рукой где-то в голове колонны, – совсем, черти, обнаглели. Вы здесь, уроды, не себя ублажать, а исполнить волю Республики! Сначала дело, а потом уж развлекайтесь.

– Так точно! – рявкнуло несколько голосов, но скорее с открытым сарказмом, чем с настоящим рвением исполнения приказа. Ни одному из отряда, видно, даже в голову не приходило, что могут быть здесь какие-то приказы.

Больше по принуждению, а может, частично из желания быстрее закончить дорогу и приступить к делам куда более забавным, чем месить надоевшую землю своими ногами, отряд перешел на быстрый шаг, почти переходящий в бег. И не прошло и часа, как между деревьев стали показываться примитивные укрепления местных, никак не рассчитанные на столь масштабную атаку. Скорее, только для того, чтобы сдерживать подходящих мертвяков, не допуская их на обжитую территорию. Обыкновенные легковые машины, выстроившиеся по периметру, закрытые щитами фанеры и досками, иногда врытыми в землю невысокими, даже ниже человеческого роста, кольями, грубо обточенными сверху. В нескольких метрах от границы лагеря была натянута нитка, на высоте сантиметров тридцати от земли, на которой висели консервные банки и какие-то бутылки, бренчавшие при касании. Повсеместно принимаемая система оповещения о приближении мертвецов.

Заметили отряд, разумеется, гораздо раньше. На одной из машин, бывшей маршрутной «Газели», на которой даже сохранился номер «48», с одной стороны закрытой грубо приваренной решеткой из тонких прутьев, было кресло с, не поверите, пляжным зонтом, дурацким трехцветным зонтом от солнечных лучей. И под ним вольготно расположился мужчина лет пятидесяти, вытянув ноги и положив на колени охотничью винтовку. Рядом с ним стоял даже маленький столик, на котором были одна или две бутылки, к которым время от времени прикладывался.

Увидев стремительно приближающуюся толпу вооруженных людей, несущихся прямо на него, он вскочил, наверное, от удивления. Закричать, предупредить остальных, то ли не успел, то ли не сообразил сразу. Хорошо, хоть вспомнил о своей винтовке, попытался выстрелить. Не успел даже к плечу приложить, как затрещали сразу несколько автоматов. В постового сразу попало несколько пуль, одна даже в лицо, из-за чего крик боли превратился в нечленораздельное бульканье. Взмахнув руками и выронив свое оружие, он упал внутрь, ногой зацепив столик с бутылками и опрокинув его вместе со звоном бьющегося стелка. Почти вместе с этим восторженный рев вырвался более чем из сотни глоток, бросившихся в атаку с упоением и яростью. Жалкие укрепления лагеря не остановили нападавших даже на секунду. Не выпуская из рук оружие, они полезли на машины, вышибая стекла, перепрыгивая через багажники, срывая дверцы с петель и пролезая через салоны. Выстрелы подняли в лагере переполох, но остановить рвущихся вперед карателей сейчас смог бы разве только вооруженный, хорошо тренированный отряд, а не разрозненное сопротивление почти безоружных людей, так и не сообразивших сразу, что происходит. Люди видели только озверевших от жажды крови бандитов, пришедших по их души. Никакого организованного сопротивления здесь не было, об этом даже не заботились, пытались защитить либо свои жизни, либо близких, почти не обращая внимания на остальных.

Отряд карателей растянулся, охватывая лагерь с центра и фланга, но не из-за каких-то тактических планов, а просто тем, кто сзади, было невтерпеж ждать своих товарищей, пока они переберутся через машины. Перейдя на бег, они разбегались в стороны, стараясь опередить остальных и первыми ворваться внутрь. Я, подхваченный общей волной, прижался ближе к флангу, оказавшись напротив забрызганного грязью и с погнутой дверцей «Пежо», закрытым спереди несколькими толстыми досками. Подталкиваемый сзади пыхтящим от нетерпения Лысым, как-то умудрившимся не отстать от меня, я перескочил через капот, скользнув по нему пятой точкой. Не сказать, что очень приятно, зато в считанные секунды оказался на другой стороне, по пути удобнее перехватив автомат. Пальцы привычно легли на ручку оружия, а указательный коснулся предохранителя, уже выставленный в режим стрельбы.

Я поставил одиночный режим в самом начале, как только вылезли в первый раз из машины, повинуясь давно отработанным принципам выживания, один из которых ясно гласил – оружие под рукой всегда должно быть готово. Любая секунда может решить дальнейшую судьбу. Чуть жирные из-за смазки металлически детали были приятно тяжелыми, напоминая, что ты вооружен и готов, вселяя чувство уверенности.

Которое я тут же потерял, увидев происходящее в лагере. Он был совсем небольшим, может, по две или три сотни выживших из ближайших поселков и города. Кроме машин по периметру, внутри стояли несколько автобусов и домиков на колесах, собранных во второй круг, но уже не сплошной, а с проходами, где могли развернуться два человека. Какие-то машины стояли параллельно машинам из внешнего круга, какие поперек ему, без логичного плана обороны. Внутри этого круга, прижатые бамперами, стояли еще четыре машины. Костры, на которых кипятили воду или что-то варили, горели в нескольких местах, в обложенных камнями кострищах, специально для этого отведенных. Кроме них здесь еще были два крытых грузовика и даже одна милицейская машина, от которой к ближайшему столбу тянулась бельевая веревка, увешенная стиранной одеждой. Весь лагерь носил следы обжитости, в автобусах на стеклах даже висели занавески, а внутри наверняка даже какие-нибудь перегородки поставили. И вся эта нехитрая мирная жизнь, едва только налаженная людьми, убежавшими от смертельной опасности, была в мгновение ока уничтожена.

Каратели влетели как шквал, стреляя в воздух и по тонким стенкам машин, выволакивали людей наружу и с радостными криками и воплями гнали всех к центру лагеря. Каждого, кто пытался оказать сопротивление, убивали сразу же или жестоко избивали, не обращая внимания ни на пол, ни на возраст. Прямо передо мной лежал труп мужчины лет сорока, еще сжимавшего в руках охотничью двустволку, даже не взведенную. Вся его грудь походила на кровавое месиво из-за множества пулевых ранений с близкого расстояния. Дальше один из домиков уже загорелся, а дверца рядом с водительским местом приоткрыта, и оттуда свешивалось еще одно тело с простреленной головой. Кто-то кричал, от боли или от страха, но крики почти заглушали вопли карателей, сгонявших людей как животных, в одно стадо.

Лысый, с восторженным выражением лица бросился к одной из дверце домика на колесах, забыв даже снять оружие с плеча. Широко открыв ее, сунулся было внутрь, но тут же вылетел обратно с плаксивым воплем, пытаясь руками остановить бьющую из разбитого носа кровь. Следом выбежал молодой парень, не старше тридцати лет, с развитыми мускулами на руках, широкими плечами и кавказскими чертами лица. Лицо, перекосившееся от страха и ненависти, казалось некрасивым, но сейчас меня это даже не заботило. Больше испугало, что взгляд его остановился на мне. С автоматом в руках его кулаки были не страшны. Испугался, что придется стрелять в него, ничем этого не заслужившего.

– Мразь! – выкрикнул он, хватая прислоненный к стенке железный прут, и замахнувшись в мою сторону. Видя его мускулы, ни секунды не сомневался, что достаточно одного удара, чтобы проломить мне череп. Приклад ткнулся в плечо и я, прицелившись в ногу, все судорожно перебирал, что можно сделать, сказать, чтобы остановить, спасти и себя и его, не проливая ничью кровь.

Выстрел грохнул неожиданно даже на общем фоне пальбы. Лицо кавказца перекосилось от боли, когда плечо дернулось, и сквозь него прошла пуля, вырвав порядочный кусок кожи с мясом. От силы удара и неожиданности он упал на колени, здоровой рукой успев упереться и не свалился плашмя. В следующую секунду к нему подбежал Лысый, с абсолютно диким видом из-за измазанной кровью морды, в добавок к разбитому носу, смятому и посиневшему. Почти визжа от обуревавшей его ненависти, он с разбега ударил в живот раненного, свалив его на спину.

– На кого руку поднял! – ревел каратель, при каждом звуке брызгая изо рта кровью и слюнями, – На хозяина своего руку поднял! Урод! Убить тебя, тварь, мало, – и каждый выкрик сопровождался новыми ударами ноги.

Кавказец пытался только сжаться, прячась от ударов, чем приводил Лысого в еще большее бешенство и вызывая новые пинки. Наконец, прижав горло жертвы своей ногой, почти сломав челюсть, каратель, стащил с плеча автомат и прицелился тому в живот. Я стоял всего в шаге от них, настолько пораженный увиденным, что не пытался даже помешать, хорошо, впрочем, понимая, что тем самым все равно обрекаю не только этого человека, но и себя на смерть. Слишком много этих самых карателей вокруг, чтобы пытаться сбежать.

– Даю тебе шанс, придурок, – процедил Лысый, не общая даже внимания. На то, что кровь продолжает идти из разбитого носа, – моли о пощаде, сейчас! Тогда сдохнешь быстро! Понял, козел!

Кавказец, даже если что-то еще соображал, не пытался ничего отвечать, только вцепился в душивший его сапог, стараясь сбросить его с себя.

– Я не слышу! – взвизгнул Лысый еще раз, после чего методично всадил жертве в живот одну за другой четыре пули, злобно скалясь при каждом выстреле.

Кавказец сложился пополам от боли, вцепившись двумя руками в живот, пытаясь удержать вываливающиеся внутренности. Это больше походило на агонию, сознание почти покинуло измученное болью тело, еще бьющееся за жизнь в последней попытке. А Лысый рядом стоял, довольно улыбаясь.

– Так будет с каждым, – щурясь, сказал он, обращаясь уже ко мне, – запоминай, как надо с этим быдлом обходиться. Они даже не люди, а так. Не то, что мы с тобой.

– У тебя кровь идет,– смог я выдавить из себя, едва сдерживаясь, чтобы не выстрелить ему в голову. Все, что осталось во мне от прежнего Михаила, когда-то жившего в другом, прежнем, мире, бунтовало против такого бессовестного и бездейственного созерцания творящейся несправедливости. И лишь холодная логика выживания заставляла не бросаться опрометчивыми поступками. Где-то в глубине еще билось «я выживу, а он был слишком слаб, чтобы выжить здесь». И это одно удерживало от того, чтобы не бросится на Лысого с целью придушить, хотя очень хотелось. Он же, по-своему поняв мое нервозное состояние, ухмыльнулся и, оттерев рукавом кровью, задорно подмигнул мне.

– Ничего, в следующий раз носы сами бить будем. Пошли, заглянем, что этот козел там так рьяно охранял. Может, что интересное, – он еще раз подмигнул мне, – пока другие не нашли.

Я молча оглянулся за спину. Там происходило примерно то же самое, только большая часть карателей занималась тем, что вытаскивала немногих прятавшихся из домов и сгоняло в ту же толпу, ко всем остальным, где бригадир, поднявшись на помост, наскоро сооруженный из перевернутой железной бочки, готовился что-то зачитывать, из тех же листков, что дал ему разведчик. Поняв, что ничего важного сейчас все равно не пропустим, кивнул головой.

– Постой пока снаружи, я зайду внутрь, – сказал Лысый, довольно улыбнувшись при виде моего согласия. В этот раз он был все же осторожнее, выставив впереди себя автоматный ствол, а уж потом снова заглянув в машину. Осклабившись, видимо, обнаружив что-то интересное, зашел, оставив меня снаружи. Вцепившись руками в автомат, я закрыл глаза, чтобы не смотреть на то, что происходит вокруг. В голове мысли крутились неразборчиво и без всякого смысла, мешаясь друг с другом или сталкиваясь с оглушительным грохотом, противореча одна другой. Все увиденное мной не только противоречило каждой струнке в моей душе, но и заставляла по-другому взглянуть на вещи, до этих пор казавшиеся ясными и четкими. Мысль эту я никак не мог поймать, все время она сбегала куда-то в самую кашу, оставляя только внутреннюю напряженность и ожидание чего-то очень плохого.

Из состояния мрачной задумчивости меня вывел женский визг и неразборчивые крики, сопровождавшиеся злобным рявканьем Лысого. Я открыл глаза как раз тогда, когда он выкидывал из двери старуху, отчаянного сопротивлявшуюся и цеплявшуюся за его рукава. Одной рукой он держал ее за шиворот, второй все пытаясь взять свой автомат в более удобное положение. Старуха же, вся в слезах, с перекошенным от ненависти лицом, бросалась из крайности в крайность, хотя из-за постоянных всхлипов и почти беззубого рта слова разобрать было очень трудно. То поносила Лысого на чем свет стоит, то неожиданно принималась о чем-то его молить, взывая ко всем святым угодникам и его, Лысого, матери, которая тоже где-то и когда-то должна была быть. В этом я не сомневался, но не был уверен, что такие посылы могут иметь хоть какой-то результат.

В очередной раз толкнув старуху, он все же сбил ее с ног, заставив отступить. Она зацепилась за порог и, взмахнув руками, свалилась на землю. Старое платье, смешалось и задралось, открыв кривые ноги в старых толстых чулках и висячие панталоны. Что-то неразборчиво крича, она пыталась подняться, но старые мышцы уже плохо слушались. И она только болтала руками и ногами в воздухе.

– Старая шалава! – рявкнул Лысый, хватая автомат двумя руками и несколько раз стреляя. Старуха, получив несколько пулевых ранений, перестала подавать признаки жизни. Кавказец, все еще живой, но едва находящийся в сознании, все же сумел протянуть руку к мертвой женщине и окровавленными губами, вперемешку с кровью все же сумел прошептать какое-то слово, пытаясь дотянуться до женщины. Сказал шепотом, почти неслышно, но тут ничего и не надо было слушать. Отчаяние на лице и тоска в глазах. «Мама!» – прошептал он перед самой смертью.

– Эй, пацан, – позвал меня Лысый, уже не обращая на убитую ни малейшего внимания, будто ничего и не было, – Этот урод тут целое сокровище спрятал. Заходи, на обоих хватит и еще останется.

Пораженный столь чудовищной расправой и полным безразличием к чужим жизням, я едва оторвал взгляд от распростертых на земле тел и механически поднялся на единственную ступеньку, заглянув внутрь. Домик на колесах оказался примерно таким же, как я себе и представлял. Маленький, тесный, со шкафчиками на стенках, но очень уютный. Единственное окошко, квадратное и не открывающееся, над столиком было закрыто узорчатой занавеской, а перед ним стоял стаканчик с цветком. Сам домик был маленьким, из единственной комнаты, больше похожей на кухню и дверью в дальнем конце, на которой была маленькая картинка писающего мальчика. Семья, наверное, садилась обедать, столик закрыт небольшой скатеркой, на которой стояли настоящие тарелки и кухонные приборы из наборов для пикников. Уже успевшая подсохнуть буханка черного хлеба и два армейских сухпайка, один из которых уже был вскрыт. Литровая бутылка с водой уже была на полу, разлив все содержимое.

Лысый, однако, смотрел не на еду, а на двух девочек, сжавшихся на маленьком диванчике рядом со столиком. Одна, постарше, лет семнадцати, пыталась собой закрыть свою сестренку, еще совсем маленькую, не старше пятнадцати лет. Обе были чернявые и темненькие, но с русским чертами лица. Мать, наверное, была местной. Одеты обе были по-домашнему, в легкие сарафаны и босиком.

– Видал, что этот урод утаить хотел, – толкнул меня под бок Лысый, скаля зубы, – Ведь чуть мимо не прошли. Ты какую хочешь сначала? Помладше или ту, что старше? Мне как-то пофиг, с какой начинать. Только потом все равно поменяемся.

– Не подходите! – не выдержав, закричала старшая, тоже услышав адресованный мне вопрос, – не смейте к ней даже прикасаться! Она еще ребенок!

– Заткнись, шалава! – рявкнул Лысый, замахнувшись рукой для удара, от чего девчонка зажмурилась и попыталась закрыться руками, – Сейчас как врежу, если еще вякнешь! Когда разрешу, тогда болтай, стерва такая, – а потом снова повернулся ко мне, так и стоявшему, как истукан, – Ну ты будешь выбирать или нет?

Я сжал автомат так, что пальцы побелели. Вот именно сейчас я и выбирал, но только не из того, о чем думал Лысый. Передо мной стоял гораздо более серьезный вопрос – согласится и стать таким же, в надежде выиграть хоть еще один шанс для своей жизни, уже пустой и бессмысленной, или остаться при своих убеждениях, но выступить открыто. Каратель же мои колебания воспринял уже в своем направлении.

– Ну, если не решаешься, тогда я первый, – гадко ухмыльнулся он, – я с мелкой девчонки начну, с ними, знаешь, веселее получается.

Старшая попыталась закрыть свою сестренку, отчаянно царапаясь, но не по силам ей было тягаться с таким сильным и здоровым мужчиной, к тому же очень поднаторевшим в таких делах за последнее время. Обе истошно кричали, словно так могли отпугнуть насильника, так, что у меня в ушах заложило. Лысый, не обращая на это внимания, заломил старшей руки и с силой несколько раз ударил ее по лицу, после чего стащил на пол.

– И на тебя время будет, не торопись, – приговаривал он, отдирая от себя ее руки, а потом неожиданно обратился ко мне, – Ну чего ты стоишь как истукан, хватай, пока горячая, только не обожгись.

В глазах у меня потемнело, и я шагнул вперед как самый классический зомби, работая уже на автомате и не осознавая всех поступков, подчас мелких и почти незаметных, но, к удивлению, складывающихся в очень логичный план. Лысый снова отвернулся, занятый снятием с девочки сарафана одно рукой, в то время как второй уже держался за ширинку. Моих первых действий не заметил, а потом для него все оказалось уже слишком поздно.

Перевернув в руках автомат, я накинул ремень оружия ему на шею и упер в спину кулак. Удивленный таким поворотом, Лысый успел только голову поднять, когда я резко дернул ремень на себя, схватив его для прочности обеими руками. Голова неестественно запрокинулась, от чего он даже щелкнул зубами, прикусив себе губы. В теории после такого должна переломится шея, но сил для такого у меня не хватило. От напряжения снова пошла кровь из раненной руки, когда бинт стал медленно сползать с оставшейся фаланги мизинца, зацепившись за какою-то потертость на ремне. Каратель схватился руками за ремень, забыв о девчонке, только пытаясь хоть раз еще вздохнуть. Я же продолжал тянуть, понимая, что сейчас все и решится. Сходится с этим человеком в рукопашную мне совершенно не хотелось, тем более, что в любую секунду он мог позвать на помощь. Сделав еще одно усилие, я намотал ремень на руку, сдавив петлю на шее еще сильнее, и отлично чувствуя напряженный позвоночник человека коленом. Лысый вытаращил глаза, покрывшиеся сеткой лопнувших сосудов, широко распахнул рот с гнилыми зубами, тщетно дергая пережатым горлом. Обеими руками цеплялся за ремень, пытаясь оттянуть его, но каждый раз лишь раздирая себе кожу на горле. Во взгляде, который я уже мог видеть, так сильно отклонил его голову, смешались страх и ненависть. Губы складывались в слова, которые произнести не мог, а я продолжал давить, наблюдая за его агонией. Руки все же вцепились в ремень, но сил в них уже не осталось, ноги принялись выделывать кульбиты, стуча каблуками по полу, а глаза закатились, только покрытые красными прожилками елки торчали из широко распахнутых глазниц. В какой именно момент он умер, я так и не понял, только в какой-то момент напряжение спало и тело обмякло, расслабив сразу все мышцы. Во время удушья у него даже кишечник облегчился, отчего по комнатке быстро распространялся противный запах, а на посиневших губах остались клочья пены.

Обе девочки с ужасом смотрели на меня, не представляя чего ждать дальше. Им, может, и невдомек, почему я так поступил, для них я такой же, как и остальное зверье, налетевшее сюда. Никто не может заглянуть в душу человека, разглядеть, что именно там происходит. Иначе те же каратели уже давно меня растерзали, увидев все то отвращение, какое испытываю к ним в общем и к каждому в отдельности.

– Спрячьтесь и не высовывайтесь, – прохрипел я, чувствуя, как противно дрожат от напряжения руки, – сидите, пока все не закончится, а потом бегите отсюда.

Они обе смотрели на меня, замерев, видно, совсем растерявшись. Лишь только маленькая все хваталась за руку старшей сестры, пугливо жавшись у нее за спиной.

– Ну, – рявкнул я уже громче, выходя из себя от мысли, что девчонки даже не понимают, что именно сейчас произошло. Думают, наверное, что это все какой-то злобный розыгрыш, – Быстрее!

– Спасибо, – выдавила все же из себя старшая, с ужасом глядя на тело Лысого. На большее у нее не хватило, уже даже губы дрожали. Адреналин в крови начал падать, и сейчас девчонка была близка к тому, чтобы впасть в истерику. Не говоря больше ни слова, она потащила младшую за собой в туалет, от страха вовсе потерявшую дар речи.

Мне оставалось еще одно дело, больше похожее на спектакль. Дисциплина в отряде с самого начала приказала долго жить, потому, наверное, нас еще никто не хватился, но все же когда-то должны посчитать потери, если такое вообще есть в привычке, тогда вот и поинтересуются, куда делся боец по кличке Лысый. И ни у кого не должно быть подозрений, что смерть его связана с кем-то из своего же отряда. Логично считая, что расследовать все равно никто не будет, я выбрал самый простой путь инсценировки. Взяв со столика нож, единственный с острым концом, размахнулся посильнее и всадил в горло трупу, специально так, чтобы вошел снизу. Кровь обильно полилась наружу, но не толчками, а медленно и словно нехотя, ведь сердце уже не билось. Я отскочил подальше, чтобы не забрызгаться кровью, хотя на камуфляже ее и так было больше некуда. После перевернул тело со спины на живот, при этом нож, неприятно щелкнув, вошел еще глубже, выйдя с другой стороны. Вышло немного похоже, будто его убили, защищаясь, местные, что было вполне реальным. Я бросил взгляд на закрытую дверь, где спрятались девочки. Если труп найдут здесь, то и их наверняка обнаружат, просто посмотрев вокруг. Хорошо бы вытащить его наружу, но тогда наверняка кто-нибудь увидит меня, слишком их много здесь, чтобы пытаться спрятаться от всех. Вздохнув, решил сейчас понадеяться на удачу, которая вроде мне была благосклонна, если после всего еще остался в живых.

Оставив труп внутри, я вышел на улицу, озираясь по сторонам. Если сейчас спросят, то уже мысленно решил, что плюну на все и скажу, что Лысый лежит внутри мертвый, дальше как покатит. Ведь видели, что вместе с ним внутрь заходим.

К моему счастью, об одном отставшем солдате из всего отряда никто и не думал интересоваться. В самом разгаре было то, зачем сюда все и явились, урезонивали местных, красочно объясняя, к чему приводит отказ от выплаты дани Республике. Местные, запуганные и подавленные, стояли зажатые в тесном кругу, окруженные автоматчиками из числа мародеров. Напротив, у длинного рейсового автобуса, успели устроить расстрельную стенку, красовавшуюся свежими подтеками крови и пулевыми отверстиями. На траве лежало с десяток тел крепких здоровых мужчин, буквально превращенных в решето автоматными очередями. Про аккуратность никто не говорил, поэтому стреляли куда и как угодно. Один даже еще дергался в агонии, дрыгая связанными руками и ногами, никак не желая умирать. Внимания на него уже не обращали, вытаскивая под хохот и свист, а так же отчаянные вопли местных, новых жертв из толпы, выбирая, как успел понять, самых сильных и здоровых, на которых, в общем, и строится выживание всей группы.

Восемь или девять человек, среди них даже две женщины, вытолкнули к стенке, испуганно стрелявших глазами во все стороны в бессильном желании найти хоть какой-нибудь выход из этой ситуации. Шансов конечно не было, но я невольно испытал уважение к одному мужику, похожему на бывшего военного, с военной выправкой и точно подогнанным камуфляжем. Когда один из карателей, потерявших бдительность от уверенности в собственных силах, пнул в пах одного из пленников, слишком близко подойдя к остальным, этот мужик уверенным движением схватил ствол его автомата, рывком нагнув вниз, а второй рукой со всей илы ударил его в челюсть. Ошарашенный каратель не только отпустил автомат, но даже отступил на пару шагов, во все глаза глядя на огрызнувшуюся жертву. Мужик перехватил автомат… И больше ничего не успел. Стреляли не только расстрельная команда, уже построившаяся шеренгой и жуя окурки в ожидании команды, но и все, кто видел этот эпизод. Автоматные очереди прошили насквозь продолжавшего стоять карателя и накрыли стоявших у стенки. Продолжали стрелять даже после того, как тела упали, с безопасного расстояния шинкуя свинцов людей, посмевших оказать сопротивление. Потом, под задорный свист из общей кучи выволокли тело убитого мужика, все еще с автоматом, привязали за ноги и подняли на стену автобуса, раздев догола.

Повесив автомат за спину, но не забывая поглядывать по сторонам, я подошел ближе к нескольким карателям, собравшихся в кучку и что-то тихо обсуждавших. При виде меня замолчали и ждали, пока не отошел на такое расстояние, чтобы не смог услышать их шепот. Нисколько не разочаровавшись таким поворот, я поискал глазами Пня, наверное, единственного человека, которого я был здесь рад видеть. Не удержавшись, глянул и на трейлер, из которого вышел, но около него тоже не было никакого движения. Даже рядом никто не стоял. Никого вообще…

Мне понадобилась ровно секунда, чтобы понять двойственность увиденного. И сразу после этого мне стало очень нехорошо, даже под беретом выступили капельки соленого пота. Перед трейлером должны лежать два тела! Каким же надо быть дураком, чтобы сразу не сделать контрольный обоим, пока еще лежали тихо, все равно ведь до самого конца непонятно, воскреснет труп или нет, поэтому всем и делают. А я слишком сильно ушел в собственные эмоции, потерял контроль над самим собой, не оценил сразу, вот тебе и результат. По лагерю шляются минимум два зомби, о которых никто ни сном, ни духом. Хотя, если учесть общую безалаберность всего карательного отряда, можно предположить, что зомби здесь уже бродят в количестве, превосходящем две штуки.

Автомат, однако, с плеча снял и положил на сгиб локтя. На предохранитель я его вообще не ставил, за исключением мест, где в безопасности можно быть уверенным, как в военном анклаве. Хотя там, насколько помню, с оружием вообще разгуливать не получается, если только нет свидетельства о принадлежности к гарнизону. Палец лежал на спусковом крючке, готовый в любую секунду открыть огонь, а озираться я стал в два раза чаще. Прислонившись к стенке одного из трейлеров во внутреннем кругу, я опустил козырек берета пониже, прикрыв от солнца глаза, но оставив достаточно широкий зазор, чтобы успевать следить за окружением.

Отряд тем временем окончательно растерял всякую стройность, покончив с организованными расстрелами местных и разбредясь в самом простом мародерстве, сопровождавшийся убийствами и насилием. Лысый был, видно, не единственный, кто использовал ситуацию для удовлетворения собственной похоти. Выбирали самых красивых и молодых, даже детей, без всякого сожаления выхватывая из рук матерей, кричащих в истерике. Из разграбленных трейлеров выносили все, что можно, а потом поджигали, от чего в воздухе быстро распространялся запах гари и жженого пластика, от которого слезились глаза и свербело в носу. Выругавшись, я натянул воротник до самых глаз, стараясь не дышать этой самой отравой. Потому сразу и не увидел двоих карателей, уже где-то надравшихся и едва умудрявшихся твердо стоять на ногах. Один уже даже успел потерять оружие и сейчас левой рукой державшийся за плечо напарника, повиснув на нем как на вешалке. Второй был немного трезвее, во всяком случае, автомат он тащил за собой следом, держа за ремень и волоча по земле. Направлялись именно ко мне, пьяными глазами пытаясь сфокусироваться на своей конечно цели. Я чуть подвинулся, надеясь, что со стороны такое движение кажется незаметным или хотя бы не очень явным. Зато теперь приклад автомата уперся в плечо и надо было только чуть повернуться и уже можно стрелять. С локтя еще не пробовал стрелять, но с такого расстояния попасть успею. Если по мою душу, то во второй раз не дам себя живьем взять. Лучше уж сразу умереть, чем снова попасть в ту комнату, из которой и так выбрался совершенно непонятным способом.

В самый последний момент они оба чуть отвернули в сторону, направившись не ко мне, а к двери трейлера, приоткрытой, но не распахнутой настежь, как многие из тех, что уже были проверены насчет любых вещей, представляющих собой хоть какую-то ценность. Оба направлялись туда явно за тем, чтобы устранить этот недосмотр. И в конце концов заметили меня, стоявшего всего в шаге от нее.

– Извини мужик, – заплетающимся голосом сказал тот, что выглядел более трезвым. При этом он взмахнул рукой так, что его напарник едва не упал, выпустив удерживающее его плечо. В последний момент он снова успел за него схватиться, от чего оба покачнулись. Я удивленно посмотрел на него из-под козырька берета, не совсем понимая, к чему он клонит, а в душе посмеялся над самим собой. Не сделай этот каратель пару секунд назад шага в сторону, то сейчас бы я уже стрелял в него, а потом и в других, выскакивающих в сектор стрельбы, как сумасшедший, разряжая обоймы во все, что движется, даже не совсем понимая, зачем именно это происходит.

– Извини, правда, – повторил он во второй раз, приложив свободную руку к груди и качнувшись в мою сторону, – не знали, что уже занял этот домик, в последний момент тебя заметили, – после чего достал из-за пазухи бутылку коньяка, уже полупустую, но на этикетке стояли пять звездочек, – давай за удачное дело, хорошо?

Я отрицательно покачал головой, в душе все же интересуясь, кем был этот человек, что увез с собой в такую глушь бутылку пятизвездочного коньяка и до сих пор не выпил. Скорее, для него это было что-то вроде талисмана, того кусочка старой жизни, который не хотелось терять. И уж точно он не думал о том, что эту бутылку вылакает какой-то бывший заключенный, сидевший за кражи и убийства. Ничего не скажешь, хороший конец истории.

– Не будешь? – скорее обрадовался, чем обиделся моим отказом каратель, снова прижав к себе бутылку, как дорогое сокровище, – А жаль. Даже я еще такого бухла не пробовал, просто что-то. Так говоришь, уже занял?

Напарник его все же не удержался и свалился на траву, уже даже не пытаясь встать, Только чуть повернулся набок, чтобы не захлебнуться, когда желудок начал вываливать все съеденное обратно. Говоривший со мной потерял равновесие, когда тело свалилось с плеча, выпрямился, а потом попытался сесть. Вышло у него совсем неудачно, больше походило, что со всей силы приземлился на пятую точку, только крякнул, да чуть бутылку не выпустил. Пьяно улыбнувшись, снова приложился к горлышку, глотая коньяк как воду.

– Чего занял? – все же решился спросить, не совсем понимая, про что же он меня все-таки спрашивает. Может, стоит согласится, а может, лучше отказаться.

– Как чего, – спросил каратель, одновременно со мной повернувшись к автобусу, где раздавались крики. Там два других карателя прижимали кого-то, толкаясь и мешая друг другу. Не самое жуткое, что успел здесь увидеть, но внимание все же привлекло.

Отвернувшись, я снова посмотрел на своего собеседника, уже успевшего потерять нить разговора. Наконец уразумев, что сейчас от него ждут хоть какого-нибудь продолжения, каратель нахмурился и, с большим трудом вспомнив последнюю фразу, продолжил, – Ну трейлер, чего еще. Твоя добыча, я тогда спорить не буду.

Каратели, получается, занимали, как объяснил мой собеседник, отдельные дома или такие вот трейлеры, в зависимости, что грабили, заранее, только под себя, уже не пуская остальных. Метод очень даже эффективный для предотвращения возможных драк из-за наворованного. Интересно, сами ли они это придумали или все же кто-то предложил такой вот подход к самому любимому занятию.

– Нет, – покачал я головой, почему-то решив, что каратель сейчас еще начнет у меня оспаривать этот кусок железа, решив, что там есть нечто очень ценное, раз я даже стерегу его снаружи, – Можешь забирать, если тебе интересно.

– Мужик, – обрадовался бывший заключенный, снова спрятав бутылку за пазуху и с трудом поднимаясь на ноги, – с меня тогда причитается. Найдешь позже и спроси тогда Ерша, я тут даже очень важен… – не успев договорить предложение, каратель вспомнил о своем напарнике, все так же сладко спящем, лежа носом в землю. Даже в таком положении он умудрялся храпеть, выдавая звуки, похожие на издаваемые канализационной трубой во время прочистки. Ерш, оставив свой автомат на земле, подошел и довольно сильно ударил его ногой в бок, столь бесцеремонным образом вырывая из объятий пьяного сна.

– Вставай, козлина, нам тут еще барахла привалило, надо посмотреть, – рявкнул он, пока эта самая «козлина», очумело вращая глазами, поднималась, одновременно пытаясь понять, где он и что с ним происходит. Конкретно он разобрал только одно – указательный палец Ерша, направленный в сторону двери трейлера. Решив, что именно ради этого его и разбудили, почти на четвереньках дополз до дверцы и, опираясь на дверную ручку, подтянулся и встал на обе ноги. Я только рот открыть успел, практически на автомате хотел предупредить об осторожности, как он широким жестом настежь распахнул дверцу, все так же бешено глядя на все вокруг.

И только для того, чтобы попасть в объятия зомби, смирно стоящего за дверью. В том, что это мертвяк, я убедился даже раньше карателя. Обгрызенная грудная клетка, со свисающими с ребер клочьями остатков мяса и рубашки, живым он никак не мог быть. Каратель, очень плохо соображавший из-за алкогольных паров в голове, сперва не понял, кто именно перед ним, ограничившись удивленным «чего тебе?». Когда мертвяк, вцепившись в него обеими руками, подтянул к себе и вцепился в шею, до него все же дошло, кто или что именно перед ним, но сделать больше, чем дико закричать, сорвавшись на визг и пытаться оттолкнуть от себя плотоядный труп, уже не мог. Зомби прочно вгрызся в шею, даже не отрываясь, жевал и кусал, от чего во все стороны летели брызги крови.

Я вскочил на ноги, приняв боевую стойку и тщетно пытаясь прицелится зомби в голову. Обреченный каратель, испуганный до ужаса, вертелся как на угольях, из-за чего его затылок то и дело попадал в мушку прицела. Никакого, даже самого малого сочувствия или жалости к нему я не испытывал. Было бы даже немалым одолжением ему сразу, одним выстрелом прекратить все мучения, но меня останавливали сразу две вещи. Первая заключалась в самой обыкновенной жадности. Всего у меня сейчас было сто двадцать патронов, с учетом того, что был сейчас в стволе. Тратить на успокоение очередного идиота, распахивающего неизвестную дверь без всякой осторожности, даже одну из самых, пожалуй, необходимых вещей для выживания, при столь малом их количестве, я считал выбрасыванием на ветер. А потом, попробуй докажи, что его сначала зомби укусил, а потом уже я ему затылок прострелил. Если захотят придраться, то даже свидетельство Ерша, если оно вообще будет, легко оспорить его почти невменяемым состоянием.

Очередь раздалась чуть позади меня, даже оглушив от неожиданности. Все пули попали карателю в спину, черной пунктирной линией пройдясь по грязному камуфляжу. Выгнувшись, он тут же обмяк, умерев еще раньше, чем отгремело эхо стрельбы. Зомби тоже отпустил его шею, из-за этого труп кучей свалился к его ногам. Среагировав на шум, теперь глупо вертел головой, пытаясь точнее определить, откуда именно шел звук. Совсем свежий, мертвяк даже не научился толком пользоваться теми немногими из своих чувств, которые у него все же остались. Посмотришь на него, даже не поверишь, что силы в нем как в трех здоровых мужиках.

Прислонившись левой рукой, вывихнутой почти на сто восемьдесят градусов, к косяку дверцы, мертвяк повел головой, буквально наводясь на источник звука. Одна нога была вроде как сломана, он на нее тяжело опирался, но кроме неуклюжих шагов ничем больше ему это не мешалось. Ерш, доразрядивший обойму в своего приятеля, судорожно копался по карманам в поисках другой обоймы, производя больше шума, чем стадо слонов. Мертвяк, способный услышать даже щелчок вставляемой в автомат обоймы, естественно, все отлично это слышал даже на фоне общего шума. И пошел вперед, неуклюже опираясь на сломанную ногу. Тогда мне все же пришлось выстрелить, я стоял прямо на пути мертвеца. Подпустив его чуть ближе, выстрелил в лоб. С такого расстояния промахнутся было нереально, и лоб мертвеца взорвался ровно посередине, над переносицей. Дернувшись, он неуклюже завалился на спину, еще несколько минут продолжая судорожно дергать руками и ногами. Ерш, бросив уже ненужный автомат, так и не найдя другой обоймы, выхватил из-за пояса револьвер и бросился вперед, к двери, держа оружие на вытянутой руке.

– Стой! – крикнул я в тот момент, когда он пролетел мимо меня, но разве стал меня слушать. Выругавшись, перевел оружие на автоматический режим и пошел за ним, решив, что плодить вокруг себя зомби не стоит, тем более, что многие так к этому стремились. Перешагнув через мертвого напарника, не подававшего признаков жизни, Ерш вошел внутрь.

Я задержался около трупа. Пули не задели ни позвоночника, ни головы, поэтому вероятность воскрешения возрастала. И его к тому же кусали. Перевернув носко ботинка тело, дважды выстрелил в голову, разворотив весь затылок. Так точно больше никому мешаться не будет. Когда снова развернулся, изнутри раздался очередной крик боли. Только теперь орал уже Ерш, будто его резали. Наверное, на самом деле так и было. Помянув добрым словом всех идиотов, без всякой подготовки, лезущих в любую дыру без даже беглого взгляда впереди себя, я пошел следом.

Внутри был полный кавардак. Разграбить здесь ничего не успели, вещи валялись на полу и на остатках полок, еще висевших на стенках. Мертвец влез сюда через окно, так как разбитая рама, полностью высаженная из стены, валялась в другом углу комнаты. Любой разумный человек просто открыл бы окно. А потом зомби влез внутрь и накинулся на единственного, кто здесь был. Именно он и вышел навстречу, а заалевший зомби остался стоять здесь. И свежим он явно не был. Прополз на территорию лагеря, когда все были заняты расстрелами. Каратели, естественно, никаких патрулей и часовых не выставляли, потому его никто и не увидел. А зомби умный, успевший где-то наестся человеческого мяса. И сейчас всеми руками вцепился в Ерша, кричавшего и изо всех сил отбивавшегося от мертвеца. В пасти у того уже торчал револьвер, воткнутый так глубоко, что ствол вышел через заднюю стенку горла. И сейчас револьверная ручка мешала зомби в него вцепиться. Широко раскрыв пасть, он тыкался в лицо Ерша, но ничего больше сделать не мог, зубы просто не доставали. Каратель, надо отдать ему должное, вцепился зомби в шею двумя руками, пытаясь удержать его на расстоянии, локтями отбивая удары когтистых лап. Руки и спину покрывали длинные и глубокие царапины, куртка висла полосами, но он все же продолжал держаться, уже даже не крича о помощи, а просто вопив от страха.

Я вскочил внутрь, сразу поняв всю отчаянность ситуации. Трейлер был маленький и узкий, негде было даже развернуться, а пол был к тому же завален всевозможным мусором и обломками.

– Стреляй в эту тварь! – завопил Ерш, увидев меня боковым зрением. При виде мертвеца, пытающегося добраться до его горла, он мигом протрезвел. И только сейчас понял, насколько он любит жить. Расставаться с этим миром сейчас очень не хотел.

– Не могу, – бросил я, подняв автомат и тщетно пытаясь прицелится зомби в голову, – ты мешаешься. Уберись с прицела!

– О! Сейчас! – закричал он, когда когти мертвяка снова вцепились ему в руку, – Подожди секунду, только с ним поговорю! Стреляй, сволочь!

Я прицелился ниже и выстрелил. Пуля все же зацепила Ершу ногу, но попала точно в колено мертвецу. Завизжав, зомби привалился на одну ногу, ослабив хватку. Как раз настолько, насколько хватило Ершу оттолкнуть эту тварь от себя. Хватая ртом воздух и повизгивая от страха, он бросился ко мне, но зомби схватил его за ногу. Пискнув, он свалился на пол, тщетно пытаясь руками ухватится хоть за что-то. Одной рукой схватился за мою ногу, но я сбросил его одним движением. Не хватало, чтобы он и меня на пол свалил. Зато теперь ничто не мешало мне прицелиться в мертвеца, приподнявшегося на локтях. Одну за другой шесть пуль послал в голову этой твари, целясь в лоб, но все же пару раз промахнувшись, и тогда пули ломали кости лица и рвали щеки. Последний раз тявкнув, зомби ткнулся уродливой мордой в пол, разбрызгивая вокруг собственные мозги.

Ерш, отфыркиваясь и икая, поднялся на ноги, пытаясь хоть как-то зажать свои многочисленные царапины на руках. О том, что у него на спине дело обстоит еще хуже, он знал, но ничего сделать все равно уже не мог. Махнув на все это рукой, подошел ко мне, но я тут же отступился, не убирая автомат. Прицел навел ему в грудь, молча предупреждая, чтобы не подходил.

– Ты чего, парень? – даже с первого взгляда в его голосе чувствовался страх, подавленный притворством, будто все было в порядке, – В самом деле!

– Не подходи, – сказал я, отступая еще на шаг и чувствуя плечом косяк двери. Значит, почти вышел, на открытом пространстве от зомби гораздо легче увернуться.

– Он меня не кусал! – почти закричал Ерш, взмахнув руками, от чего кровь пошла еще быстрее, стекая с лоскутов и капая на пол, – Сам же видел!

– Зато расцарапал, – парировал я и вышел на улицу, попутно оглянувшись. Сзади были люди, вроде как живые, на спину кидаться не станут. Снова сосредоточившись на Ерше, я сделал еще пару шагов назад.

Сам Ерш, покачиваясь как пьяный и с ужасом сам себя разглядывая, вышел следом, с паническим страхом оглядываясь по сторонам и ожидая реакции других людей. Сюда приволокли несколько трупов, разжигая смрадный костер, даже сами каратели, раздувающие пламя, были в респираторах. Огонь сейчас горел в небольшом ведерке рядом с телами, наваленными друг на друга. Сами трупы каратели обливали бензином из канистр, не жалея топлива. Все тела были с пулевыми отверстиями в голове, так что сжигали их тоже не просто так. С другой стороны, у дверей автобуса, с другой стороны которого и производили расстрелы, лежали еще несколько мертвых тел, оставив на борту машины длинные кровавые следы. Появились они тут совсем недавно, значит, в том коротком промежутке, что мы с Ершом провели в трейлере. Заметив нас, он бросили свое дело, попутно снимая с плеч оружие.

– Эй, мужики, что тут у вас случилось? – крикнул один из них, наводя на меня свой автомат, такой же АК-47 с грязным, захватанным прикладом, на котором даже ножиком вырезали какую-то похабщину.

– Ничего, – замахал руками Ерш, пытаясь сделать вид, что все в порядке,

– ничего тут не случилось, просто у приятеля нервы сдали, не совладал с собой, сейчас успокоится, и мы пойдем своей дорогой.

– Да ну, – ухнул другой каратель, толстый и с голосом как из бочки, держа в руках карабин, перенаправив ствол с меня на Ерша, – что же тогда ты весь в крови? Неужели это пацан тебя так отделал?

– Его зомби расцарапал, – сдал я Ерша, не сводя с него прицела. К остальным карателям специально даже не оборачивался, чтобы не подумали ничего другого.

Ерш быстро замахал руками, пытаясь убедить остальных, что все это все равно не правда, неся какую-то чушь про торчавшие из стены гвозди, но остальные почти синхронно сделали шаг назад, сверяя прицел оружия с моей спины и направив на голову своего бывшего товарища.

– Пожалуйста, не надо! – только и успел вскрикнуть он, закрывшись руками, как синхронно прозвучали три выстрела. Голову Ерша буквально разорвало на части и обезглавленное тело упало на ступеньки. Синхронно щелкнув затворами, стрелявшие посмотрели друг на друга, а потом на меня, уже опустившего оружие.

– Слышь, пацан, а зомби сам где? – поинтересовался толстый каратель, сняв маску респиратора. Под ней оказалось довольно неприятное лицо с выступающими скулами и почти квадратным подбородком. И от правой скулы до самого подбородка, окончательно уродуя губы, тянулся длинный и глубокий шрам.

– В трейлере, – кивнул я на дверцу, – застреленный. Ерш туда влетел без всякой подготовки, вот и напоролся. Кстати, тварь уже мутировать немного успела, так что не из здешних, – теперь я заметил, что и двух тел перед дверцей, теперь здесь тоже не было. Когда выходил, не обратил на это внимания, а вот теперь почему-то показалось странным. Оглянувшись на тела, сложенные для поджога, спросил у толстого, – Вы тела забрали, какие здесь валялись?

– Какие тела? – удивленно спросил каратель, даже оглянувшись на кучу, что сейчас собирались поджечь, – Здесь не было никаких тел. Только вот этого недоумка, до него здесь ничего не было.

Я закрыл глаза, почувствовав, что в животе разом что-то оборвалось с громким звоном. С трудом собрав расползшиеся в разные стороны мысли, я снова посмотрел на карателя, на лице которого читалось полнейшее недоумение и вообще непонимание происходящего здесь. Наверное, с таким же видом он смотрел на первого увиденного зомби. И ведь как-то остался жив.

– Здесь лежали тела еще двоих, – спокойно сказал я, – один из нашего отряда, его тоже зомби укусил, а вот этот, – кивнул на мертвого Ерша, которому воскреснуть теперь было не суждено, – бедолагу расстрелял в спину. Второй местный, его тоже зомби погрызли. Второго я упокоил, а первому сделал контрольный в голову, когда входил внутрь, поэтому сами подняться и уползти они не могли. И должны лежать здесь, где и в первый раз упали.

– Ты сам видишь, – начиная злиться, сказал один из карателей, ткнув стволом в сторону пятен крови перед дверью, – что здесь нет никого, ни живого, ни мертвого, только какая-то дрянь на траве. И если здесь на самом деле лежали два трупа, то и сейчас должны здесь лежать. Мы пришли сюда минуту назад, и уверяю, что здесь не было никаких тел, даже живых. Специально ушли на край, чтобы не воняло очень сильно, а то уже огребли один разок от начальства.

– Здесь были два трупа! – рявкнул я, тоже начиная злиться. Только не понятно от чего именно, от того, что мне не хотели верить, или от того, что трупов на самом деле не было на месте. Были только разводы крови на этом самом месте.

Длинные подтеки крови сначала на единственной ступеньке трейлера, потом переходящие на траву, успевшую даже пожухнуть. Значит, и каратель тоже заразился и успел бы воскреснуть, трава жухла только от крови мертвецов так быстро, желтела и засыхала под самый корень. Кровь вытекала долго и быстро, раз ее натекло так много, и остались такие вытянутые следы. Стоять!

Мысли в голове сами собрались в кучу, быстро выстраиваясь в четкую и вполне логичную схему, за исключением единственного пункта, самого главного из всей схемы, и на котором все, по идее, и должно держать. Все же это зомби, а не какие-то шпионы. Хотя такие следы должен оставлять предмет, который волокли по земле. Кровь продолжала идти, поэтому остались подобные следы. Волокли его со ступенек не в сторону границы лагеря, а вниз, прямо под трейлер, стоявший на колесах неподвижно, но не очень долго, потому и не успевшего глубоко врасти в землю. А так стараться можно было только для одной цели – спрятать и спокойно съесть.

Мысль о том, что сейчас я стою в двух шагах от настолько умного мертвяка, что способен прятаться от чужих глаз, пронзила мою голову электрическим импульсом, разом выкинув оттуда все остальное. Может, поэтому у карателей и было такое удивленное лицо, когда я неожиданно отскочил в сторону с совершенно диким выражением лица, и отбежал как можно дальше от трейлера, целясь не куда-нибудь, а в землю, как могло показаться.

– Эээ… – протянул один из них, развернувшись и направив ствол автомата в мою сторону, – чего с тобой случилось? Тоже куснули, что ли?

Я не обратил на его вопрос никакого внимания, напряженно раздумывая, что делать дальше, стоя в нескольких метрах от трейлера, но все равно не способный разглядеть, что именно находится под ним. С одной стороны, часть меня хотела, что там ничего не оказалось, и все мои переживания оказались ложными. А с другой, лучше было бы, чтобы там на самом деле сидел какой-то мутант. В таком случае хотя бы не пришлось думать, куда делись тела. Мысль о зомби, способном снова подняться и спокойно ходить после того, как в голову ему зарядили из автомата, скручивала кишечник в тугой узел.

– Да что ты нашел там такое, что так взбеленился? – уже нетерпеливо, с едва сдерживаемой злостью, спросил один из карателей, подходя ко мне ближе и не снимая рук с автомата. Только в голосе его все равно чувствовались нотки тревоги. В отличие от остальных, этот вроде как понимал, что творится вокруг и почему все время надо держать себя в напряжении, иначе пропустишь опасность.

– Очень надеюсь, что ничего, – сказал я, все же обрадовавшись, что рядом стоит еще один человек с оружием, который может застрелить неожиданно появившегося мертвеца, которые здесь уже стали даже не редкость. Долбанные зеки, даже забывают контрольный делать своим несчастным жертвам, когда убивают их, – Прикрой.

– Чего? – не сразу понял моей просьбы каратель, но я уже не обратил на вопрос внимания, опускаясь на живот. С такого небольшого расстояния все, что находится под трейлером, должно быть отлично видно. Тем более, в прицел автомата.

Когда я повернул голову в сторону трейлера, у меня сразу пересохло в горле, а возможные слова застряли в горле. Под трейлером действительно сидел живой мертвец и жрал тело карателя, почти лежа на нем из-за узкого пространства между днищем трейлера и поверхностью земли. Тело карателя буквально располосовали и объедали мясо вокруг костей. И монстр был не каким-то пришлым, со стороны или вообще из-за пределов территории лагеря, а именно той тварью, что загрызла карателя перед тем, как я ее застрелил. Не смотря на дырку в голове и почти полностью разнесенный затылок, она продолжала двигаться и есть, пойдя даже вопреки тем немногим правилам, которым подчинялись зомби.

– Ну, и что ты там видишь? – поинтересовался каратель, несильно пнув меня ботинком по ноге.

– Нашу смерть, – только и прохрипел я, не в силах описать или даже объяснить увиденное.