Старшеклассник без клана. Апелляция кибер аутсайдера — 3

Глава 18

— Никому не говори, что можешь общаться в закрытом чате. — Миру, несмотря на оживлённую предварительную дискуссию с отцом, в суд всё-таки поехала.

Мне для этого даже пришлось поймать отдельное такси по её просьбе — садиться в машину к своим либо к кому угодно ещё она была против.

— Помню, Тика говорила. — Под пристальным и внимательным взглядом одноклассницы спохватываюсь и поправляюсь. — Твоя мама сказала, Хамасаки-сан-старшая.

— Уже лучше, — ворчит японка, откидываясь на спинку сиденья. — Теперь я понимаю, почему вы с Мартинес нашли друг друга.

— Мы оба любим секс, — в этом месте даже не знаю, шучу или говорю серьёзно. — И на почве этой безбашенности мы оба любим друг друга. И Эрнандес с нами.

— Вы оба — бескультурные и невоспитанные эгоцентристы, которые считают, что мир создан для удовлетворения только их потребностей. Всё прочее по-вашему — инструменты. — "Сестра" собрана, печальна и непохоже, чтобы шутила. — Эрнандес как раз нормальная. Мартинес, в отличие от некоторых, имеет сколько-то там поколений благородных предков за спиной. Плюс, слава их семейным бабкам, она в любой момент МОЖЕТ себе позволить выглядеть иначе, если захочет. Да она, в принципе, время от времени и позволяет, а вот ты...

— Понял, понял, понял. Не продолжай. Могу спросить, зачем ты расшарила мне этот свой последний диалог с отцом? Насколько понимаю, подобная информация не то что не предназначена для других, а вообще. Чёрт, даже слово правильное не подбирается.

— А сам ты как думаешь? — она прикрывает глаза и выражением лица неожиданно становится похожа на старую-престарую бабку.

— Отвечать вопросом на вопрос — прерогатива совсем не твоего этноса. В некоторых местах, если что, считается невежливым.

— Это если люди не близкие, не родственники и не накоротке. Мы с тобой к ним не относимся.

— Ещё совсем недавно ты очень прозрачно давала мне понять, что не считаешь меня ни близким, ни достойным. Твоего внимания и общения.

— Это была моя первая в жизни ошибочная стратегия. Я не разглядела твоего потенциала, приношу извинения. Кстати, я думала, мы уже проехали с тобой этот момент? — она приоткрывает один глаз и косится на меня, чуть повернув голову. — Диалог с отцом засветила тебе для того, чтобы ты первым начал задавать мне вопросы.

— Не понял?

— Ну и тормоз. Мне сложно самой инициировать эту тему! По вполне определённым психологическим причинам.

— Ну так и не инициируй?

— Седьков, ты кретин. Мне вот щ-ща даже хочется перейти на лексикон Мартинес — она знает толк в формулировках.

— Это твой завуалированный подкат ко мне, как к парню? Со стороны девушки-японки, которая мне симпатизирует?

— Не совсем. — Миру всё так же серьёзна. — Пожалуй даже, вовсе нет. Ладно, начинаем сначала. Ты понимаешь, почему никому нельзя говорить о том, что ты читаешь во внутреннем чате? Что можешь читать, — поправляется она. — И даже писать.

— Нет, но полностью полагаюсь на слова твоей матери, плюс Мартинес и Эрнандес. И на твои.

— Ты не должен быть в состоянии это делать физически.

— Кто сказал? Мало ли, как оно бывает? Человек — чертовски сложная машина и у каждого свой потенциал.

— Именно. Мозг — это машина. Он имеет частоты, фазы, амплитуды колебаний. Некоторые диапазоны человеку должны быть недоступны физиологически, м-м-м, так сказать, закладка разработчика. Намёк ясен?

— Вообще-то я атеист, но тезис понимаю и принять могу. Теоретически.

— Это давно доказано в массе компаний, в том числе у нас. Хочешь подискутировать?

Обычно она менее эмоциональна.

— Блин, брат с сестрой мирно едут в суд. Мне кажется, или кто то из нас начинает конфликтовать?

— Переживаю я, — беззащитно признаётся она.

И сразу становится нормальной.

— Я не конфликтую, — задумчиво продолжает Хамасаки. — Просто ты сейчас рассматриваешь меня, г-хм, как женщину, а не как собеседника — вижу же. Думаешь и ощущаешь с физиологической точки зрения и прикидываешь, как бы ты меня применял по назначению. Не как сестру, если что. В другом плане.

— Херасе. — А вот тут я резко осекаюсь и прикусываю язык.

— Хорошо, что не стал спорить.

— Я никак не привыкну, что в этом мире уже и твои мысли принадлежат не тебе одному. Справедливости ради: у меня получается надевать намордник на мои, твоими словами, физиологические хотелки.

— Да, ты держишь себя в руках. Но подсознание пробивается. Кстати, это тоже очень хорошая иллюстрация!

— На тему?

— Не переводи разговор. Частота взаимодействия в закрытом чате — недоступная натуралу конструктивно. Квадратная бутылка в стойку для круглых не влезает. Что неясно?

— Да понял я, понял. Причём сразу.

— Ты — потенциальный интерес для неких очень интересных научных исследований, — буднично роняет новоявленная родственница. — Не то чтобы в этом было что-то плохое, просто сейчас оно весьма не ко времени.

— Знаешь, а ведь я с вами четырьмя очень дисциплинирован, — неожиданно делаю вывод на свой собственный счёт. — Твоя мать сказала — и я сразу принял к сведению. И, словами одной нашей близкой подруги, втянул язык в жопу — хотя раньше послушанием не страдал. Теперь только читаю в чатах и сам ничего не говорю. Кстати, зачем ты решила ехать на такси?

— В нашей машине однозначно всё записали бы. Поехать на ком угодно другом — у всех будут вопросы уже в адрес HAMASAKI. А чего это родная дочь...?

— Понял, не продолжай.

В принципе, разделитель салона поднят и ситуация тут вроде как относится к разряду стандартных. Да и не понимаю я в местной технике на том уровне, чтобы спорить с Миру.

— Не поехать оказалось тоже нельзя, — пожимает плечами одноклассница. — Но я это не сразу поняла.

— А чем была бы плоха запись в вашей машине? Свои же?

— Мама с папой разводятся. Имущество пока общее, но уже есть споры о разделе.

— Между ними?

— Не только. Ещё есть родня с каждой стороны, там тоже образовалась масса претендентов.

— Мне Фомичёв в коридоре при всех ляпнул, что у меня активировалась какая-то первичная нейросеть. Я уже почитал в сети, что это такое — но не понимаю до конца. Это как-то связано с вашим пожеланием мне поменьше светиться в известных чатах?

— Да, причём прямо. Фуф, кажется, настроилась... Виктор, ты в курсе, кто убил твоего отца? И за что?

— Шутишь?!

— Нисколько.

— Не в курсе. Пока. Но я обязательно это выясню.

— Мой отец. Возможно, не своими руками, не один — но и он тоже.

— Хренасе.

Как реагировать?

— Поначалу я думала, что это он из-за мамы: они с твоим папой...

— Я знаю. Любили друг друга, если очень коротко и без подробностей. Причём твоя мама продолжает любить покойного отца Вити Седькова и сейчас. Слепой и, как по мне, саморазрушающей любовью. Себе не на пользу.

— Хорошо сказано, а для гайдзина — так и втройне. Да. Но есть один момент, который не стыкуется.

— Какой?

— Наши с тобой родители познакомились ещё до того, как нас с тобой забацали с законными супругами. Походу, как бы не пару десятков лет тому. Почему мой папа всё это время закрывал глаза, терпел? А сейчас вдруг на старости лет спохватился? Не поздно ли у него гордость взыграла?

— Умеешь ты задавать вопросы. Знаешь, сейчас еле удержался, чтобы не сострить.

— Заметила и оценила. Кстати, ты совсем не нервничаешь, обратил внимание?

— У меня не особо прочные эмоциональные связи с биологическими родителями. Не хочу напрягаться и думать, как так получилось, — практически не лукавлю.

Бог его знает, какие приложения у неё сейчас активны.

— Да, я заметила и рада. Иначе этот разговор мог бы стать более тяжёлым. Ты сейчас себя ведёшь как японец, кстати! Это комплимент.

Она оглядывается по сторонам, решительно подвигает меня на край заднего сиденья и ложится в горизонтальное положение, располагая голову на моих коленях:

— В знак доверия!

— Так и тянет спросить, не завуалированный ли это ответ с тем самым сексуальным подтекстом. На мои подсознательные рефлекторные ожидания в твой адрес.

— Нет, — спокойно отвечает Миру. — Но не знаю, как тебе доказать — у тебя всё равно нужных расширений нет.

— Да ладно, не надо ничего доказывать. Я, в принципе, от Мартинес и Эрнандес уже знаю, как выглядит одноклассница, которой от меня чего-то надо. Ты не похожа.

— Я не испытываю чисто физиологического удовольствия от процесса, м-м-м, ты понял, какого. Могу пойти на это из благодарности, жалости, аналогичных побуждений — но это будет именно что моя уступка и благотворительность. Если бы ты очень попросил — наверное, могла бы дать. Но с эмоциями резинового робота и без встречных движений.

— Экая досада.

— До Мартинес и Эрнандес мне очень далеко: лежала бы бревном и незаметно листала бы сеть через концентратор. О темпераменте речь точно не идет.

— М-да. Как ты ловко спрофилактировала.

— Что именно?

— Теперь неприятно рассматривать тебя в качестве объекта этого самого.

— Самооценка?

— Да. Ты умная. Это не ирония, в который раз поражаюсь.

— Да тут очевидно. Думаешь, я не читала серьёзных книг на эту тему? В общем, сейчас начнётся передел в верхах, — переходит она на другую тему.

— За бессмертие, я помню. Конкурирующих научных направлений, грубо говоря, два: вы и хань.

— Да. Есть только один небольшой момент, в котором я с мамой не согласна. Твой отец представлял третье направление.

— Тика-сан говорила же, что у отца была комбинация первого и второго? Я так понял, что он шёл за вами в кильватере, переосмыслиливал и компилировал — но нового не рожал. Ошибаюсь?

— Мне кажется, это было справедливо лишь поначалу. Просто Сергей Седьков на каком-то этапе дошёл до такого уровня понимания, что в одно мгновение решил превратиться в Мартинес. В нашу Мартинес.

— Не понял?

— Это когда на людях ты — простодыра, проще не бывает. Пардон за тавтологию. А на самом деле...

— ... монстр темы?

— Да. Снова хорошо сказал.

— Не подумай, что я несерьёзно отношусь к твоим словам, но логичен вопрос. Твоя мать знала о моём отце больше, чем весь окружающий мир вместе взятый. Кроме того, она является профессионалом в том, чем они оба занимались всю жизнь. Ты, её дочь, получается, несоответствие заметила — а она нет?

— А я не заметила. — Миру открывает глаза, которые до этого момента держала закрытыми, и серьёзно смотрет на меня снизу вверх. — Я только начала подозревать. Кроме тебя ни с кем не делилась и не собираюсь.

— Занятно. Договаривай.

— Мне тоже занятно, — она слегка оживляется. — Ты сейчас совсем не хочешь меня трахнуть, прикольно. У тебя спектр сменился.

— Так ты сама прививку сделала.

— Да... В общем, когда ты начал читать закрытые чаты, я подумала — ну совпадение. Казус. Исключение.

— Я и сейчас так думаю.

— А когда мы там в коридоре воевали со Свином и южанами, у меня самой разогнались мыслительные процессы. Буст.

— Ну и чё? Я тебе как боксёр говорю: в стрессе, да с серьёзным соперником, бывает и не такое. Даже выражение есть! "Жизнь промелькнула перед глазами". Это прямой перевод с русского, поговорке явно больше двух сотен лет. Нейроконцентраторов и ускорений мышления тогда не было.

Ещё не договорив до конца, без разбега начинаю нервничать, а не зря ли я так распустил язык.

— Ты боксом занимался? Не знала. — Японка даже не обращает внимания на мои внутренние метания. — Виктор, ты понимаешь числовые различия между нормой и патологией? Я сейчас о скорости мышления.

— Вообще не волоку. Ноль. Но я этого и не скрывал никогда.

— Человек может бегом обогнать машину?

— Понимаю, к чему клонишь. Отвечу стандартно. Да, может, если победа вызвана спецификой рельефа, набором ско...

— НЕТ. Не может. По крайней мере, не сегодняшние машины.

— Хм.

— Связка концентратор-имплант — это что-то вроде реактивного ранца за спиной, позволяет чувствовать себя на высоте, но эта аналогия очень условна. Я не знаю, как до тебя донести подробно, у тебя же никогда не было импланта.

— Я тебе верю. Когда концентратор работает в связке с имплантом, ощущения при мыслительных процессах ни с чем не перепутаешь. Так тебя правильно понял?

— Да. Причём там целая гамма ощущений, словами не передашь. Как слепому объяснять, что такое цвета.

— И что у тебя произошло во время замеса?

— Имплант вернулся. По ощущениям — он как-будто вернулся, — Хамасаки пронзительно серьёзно смотрит на меня. — Но в том-то и соль, что его нет. Физически удалён, — она касается пальцем лба.

— Озадачила. Я в упор наблюдаю твой некий толстый намёк, но совсем не понимаю его.

— У нас обоих один и тот же симптом, даже синдром. Модифицированные мыслительные процессы на фоне отсутствия у обоих импланта.

— Мы же из совсем разных лабораторий? Ну, если предположить, что в закромах Сергея Седькова надо мной тоже эксперименты ставили, как над тобой?

— И я так подумала, — воодушевлённо соглашается японка. — Поэтому принялась старательно восстанавливать, где мы ныряли в одной луже.

— И?

— Да ответ на поверхности. Мы с тобой в одном чате, где происходит обмен даже на уровне базовых структур мозга.

— Мартинес? Эрнандес? Они тоже в этом чате, причём дольше тебя.

— А у них стоят импланты, — возражает "сестра". — Они не имеют физической возможности отфильтровать эндогенные мыслительные процессы от индуктивных.

— Бл*. А нормальными словами?

— Свои родные от модифицированных.

Какое-то время молчим.

— Чего затих? — Миру поворачивается на левый бок, спиной ко мне.

Её голова по-прежнему на моих коленях.

— Перевариваю. По мне, я бы это всё втроём с твоей мамой обсуждал, а не наедине вдвоём.

— Всему своё время. Ну и ещё одна деталь: Фомичёв у тебя тоже заметил что-то странное. Понять бы, как он это видит.

— Кстати, что такое эта первичная нейросеть?

— Последовательность навыков, включая мыслительные, на уровне рефлекторных.

Набор звуков. Обдумаю потом.

— Не могу собрать мозаику из фрагментов, — признаюсь через пару минут. — Вроде и за твоей мыслью следил изо всех сил — а всё равно не соображу, где голова, где ноги. Я сейчас образно.

— Суммирую. У меня есть моё личное подозрение, что с нашими с тобой мозгами не всё так просто. Исследовать этот вопрос нужно аккуратно, деликатно и ни в коем случае не в сегодняшней обстановке.

— Из-за ваших контр с хань?

— Да, в первую очередь, но не только. Вот тебе во вторую: пока мама с папой не разделятся и это всё не устаканится.

— Понятно. Чтобы твой папа не наложил лапу на мою голову?

— Да, как вариант. При этом, лично мне мозолит мозг момент убийства твоего отца — три. Я сейчас изо всех сил сохраняю спокойствие, чтобы не акцентировать, что это сделал мой отец, четыре.

— Продолжу. По твоей гипотезе, связь твоей матери и моего бати твой родитель терпел почти двадцать лет. Это ему никак не мешало...

— ... Ни в чём и никогда. До последнего времени, когда началась эта битва с китайцами. Никогда вдруг ничего — а тут вдруг Сергей Седьков стал резко раздражать. Когда уже дети выросли.

— Ух.

— На закуску. Ты представляешь, чтобы либо моя мама, либо мать Мартинес годами прятались в глуши? Ничем не выдавая своё настоящее я и кутаясь в рубище?

— Нет. Тут даже не буду аргументировать, просто нет. Противоестественно их женской природе.

— Я на досуге поползала по сети, поискала — кто и что говорил о твоём отце до того, как он стал Седьковым.

— Ты в курсе и этого?!

— Конечно! ГЕНЕТИКС, если кратко. Или ты думал, что я научные результаты без привязок к личности обсуждала?!

— Затупил, да. Хренасе. Просто проходной двор! Твоя мама говорила, что кроме неё никто не в курсе просто.

— Я случайно наткнулась. И то только потому, что много лет ходила за мамой по пятам, это фигурально. От меня она специально никогда ничего не прятала, я даже пароли её гаджетов и приложений знаю.

— А о моём отце когда ты узнала?

— Года в три. Видео. Сцена их секса в онсене. Отец бесился, но молчал, кстати — ему оно тоже попало.

— Как это всё могла скрывать взрослая женщина, я понимаю. — Рассматриваю одноклассницу совсем другими глазами.

Она поворачивает голову и спокойно глядит в ответ.

— Но как это удержала в себе ты? — продолжаю размышлять вслух. — Ещё и до нынешнего момента? Ещё и на фоне твоей предыдущей неприязни в мою сторону?

— Я же японка, — отмахивается Миру. — Есть базовые настройки личности. Этнопсихология. В общем, нам бы лучше самим разобраться, что у нас с тобой с головами! А в силу некоторых политических моментов, до исполнения этого пункта другим о своём прорыве лучше не рассказывать.

— Дольше проживу?

— Оба дольше проживём, забыл про мой вирус?

— Упс.

— Кстати, я тоже чуть не забыла: если ты наследуешь за своим отцом, мой отец может не остановиться на первом Седькове. Где старший — там и младший.

— Твоя мама деликатно намекала. Я решил не забивать голову.

— Не забивай, — соглашается она. — Я должна была сказать: мне хватает и своих грузов на душе.

Какое-то время одноклассница отворачивается и дремлет на боку, но из салона выходит первой, когда мы тормозим возле здания суда.

Через несколько секунд рядом паркуется машина HAMASAKI INCORPORATED.

Они сопровождали нас вполне официально, по договорённости с полицией. Просто местным ментам в здании школы никто говорит не стал, что мы с Миру поймаем такси на улице.