Ну конечно я его помню. Блестящий офицер, весь в красивом мундире, пуговицы сверкают, плечи широкие, талия затянута — хоть на балах танцуй. Одно слово — красавчик. А тут мужик-мужиком, в полушубке овчинном... Чёрт возьми, это же офицер Митюша, которому я недавно в ресторане руку выкручивал! Они ещё там с двумя хмырями, один из которых весь в бриллиантовых запонках, а другой — сутенёр Генриетты, шампанское пили и кокаином занюхивали. В компании прекрасных девиц лёгкого поведения.
Сутенёра Николя я тогда хорошо угостил по морде, да и дружку его в бриллиантовых запонках тоже досталось. А Митюша потом с виноватым видом топтался, когда моя девушка умерла прямо там, у всех на глазах. Эх, Генриетта...
— Не имел чести быть представленным, — говорю.
А сам револьвер наготове держу. Мало ли что, вдруг амулет у Митюши всего на пять минут рассчитан. Вот и пригодится оружие. И вообще — какого чёрта он тут делает?!
— Вы удивлены, понимаю, — говорит офицер. — Я всё вам объясню, только давайте уходить отсюда. Выстрелы могли услышать.
Ну да, я же не через шапку стрелял. Наверняка было слышно с улицы.
— Вы никуда не пойдёте, — отвечаю. Держу под прицелом Митюшу, а сам к двери отхожу, чтобы ему выход перекрыть.
— Вы не понимаете...
— Я вижу здесь четыре трупа, — перебил я его. — Хотите на меня их повесить, господин офицер? Уж простите, не знаю вашего отчества.
— Дмитрий Андреевич! — бросил он. — Дайте пройти, господин Найдёнов. Я очень спешу.
И к двери прямиком. Я дверь загородил.
— Уберите револьвер, он не поможет! — рычит мой тёзка.
— А то что? Пристрелишь меня?
Он аж зубы оскалил, разозлился.
— Может, и пристрелю. Уйдите по-хорошему.
— Что же сразу не пристрелил? — говорю. — Где четыре трупа, там и пять.
А сам стою, выход загораживаю. Страшно, ещё как, но не отпущу я его сейчас. Единственная хорошая ниточка была, и ту гадёныш оборвал. Пристрелил Швейцара. А ведь он мой дружок был, хотя я его и не знаю. И Евсеич покойный на него показал. Ну, я так думаю. Нет, не отпущу.
Офицер Митюша — то есть Дмитрий Андреевич — набычился и прыгнул на меня. Плечом вперёд, будто дверь выламывает.
Я посторонился в последний момент. Да, мощный у него амулет. Боком задел, но так бортануло, чуть рёбра не треснули. Тут я его дверью и прихлопнул. Он пошатнулся, я табурет подхватил, и по спине его огрел со всей дури.
Как там в кино показывают, и в книжке пишут — пуля защитный кокон не пробивает, а ножом — пожалуйста? Нет, неправда это. Ножом не выходит. Зато табуретом можно за милую душу. Силу инерции ещё никто не отменял.
Шлёпнулся офицер Митюша животом на пол. Я ему ещё разок табуреткой приложил по хребту. Офицер дёрнулся, перевернулся, да как лягнёт меня в коленку. Я увернулся и за ногу его ухватил. То ли кокон здесь слабее был, то ли просела защита маленько, только взялся я за Митюшину щиколотку, дёрнул к себе. Дёрнул и вывернул. Точнее, попытался.
Кто-нибудь пробовал совать пальцы в розетку? Я как-то в детстве попробовал. С тех пор зарёкся. А тут ощущение, как будто обе руки в розетку засунул. По самые локти.
Кажется, я заорал. Пробило до самого позвоночника. Судорогой скрутило, дышать не могу, в глазах темно.
Потом кокон лопнул, как огромный мыльный пузырь. Вспыхнул синим огнём, как будто прямо перед лицом фейерверк подожгли, и лопнул, взорвался. Пламя прокатилось по коже жгучей ледяной волной, и раз — исчезло.
Проморгался я, смотрю — лежу на полу возле косяка, руками вцепился, как бульдог, в ногу офицера Митюши. В ушах затихает собственный крик.
Офицер валяется на спине, судя по виду, тоже кричал, может ещё погромче меня. Лицо изумлённое, будто инопланетян увидел впервые. И защитный кокон у него исчез, испарился.
Я револьвер достал, ткнул Митюше в лицо:
— Признавайся, зачем людей убил? Живо, пока не началось!
На улице и правда уже засвистели. Сейчас городовые с других участков прибегут, соберутся и в дом полезут. А тут куча трупов, лужи крови и парочка подозрительных личностей с оружием. Что с такими личностями сделают? Правильно, повяжут на месте. Это если повезёт, и живой останешься. И то, доказывай потом, что ты мимо проходил...
Офицер выдохнул через зубы со свистом. Понял, что не отвяжется от меня.
— Так и быть! Господин Найдёнов, вы кажетесь мне честным человеком. Вы ставите честь выше чинов и денег.
Гляди-ка, а Митюша не так уж прост. Я ему руки-ноги выкручивал, а он ничего, не обиделся.
— И что? — говорю.
— Такие люди нужны всегда. Я прислан сюда из столицы с поручением разобраться. Здесь происходят странные вещи, а от губернских властей толку мало. Замалчивают, хитрецы, боятся за свои места. Поэтому я здесь, так сказать, инкогнито.
Ух ты, инкогнито. Прямиком из столицы. К нам едет ревизор, спасайся кто может.
— И что, господин инкогнито, вам дали право стрелять в людей?
— Да! — офицер резко выдернул ногу из моих пальцев, встал, оправил полушубок. — Если понадобится, я имею полномочия применить оружие. Вы кажетесь мне порядочным человеком, Дмитрий Александрович. Давайте так — сейчас я уйду, и вы не будете мне препятствовать. Это в ваших интересах.
Он прислушался, я тоже. Свистели уже совсем рядом. Офицер быстро сказал:
— Если сможете, приходите завтра вечером в трактир «Сивая лошадь». Я буду ждать.
После этого нырнул в дверь, легко простучал сапогами по крыльцу и всё — пропал.
А я вытащил из потайного кармашка полицейский значок и стал ждать набега городовых.
***
Городовых я дождался очень скоро. Сперва, да сгоряча меня повязать хотели. Но опомнились, разглядели значок, а один городовой, усатый дядя, меня узнал и личность мою подтвердил.
Я даже покомандовать успел, пока мы в потайной каморке ковырялись. Нашли кучу всяких вещей, которые нужны, чтобы бомбы делать. Там за платьями и всякой другой одеждой у Клавдии прямо настоящая лаборатория была устроена.
Потом труповозка подкатила, не машина, конечно, а фургон на конной тяге с красным крестом. Тела народовольцев убитых подобрали, на носилки сложили и в фургон отнесли.
А потом прикатил вихрем на пролётке мой начальник Бургачёв, и вся малина закончилась. Налетели полицейские, пристав стал распоряжаться, а Бургачёв отвёл меня в сторонку и сказал:
— Вы, Найдёнов, почему не там, где быть должны?
Хотел я ответить, но он не дал. Перебил:
— Ступайте немедленно к себе домой, господин Найдёнов. Вы ведь сняли комнату у вдовы Сидорова? Сидите там, и не выходите, пока я не пришлю человека со специальным распоряжением. Вы отправляетесь под домашний арест.
— За что? — спрашиваю.
— За невыполнение прямого приказа! — рявкнул Бургачёв. Сам весь красный, лицо пятнами пошло от злости. — Меня не волнует, что вы тут квартирку раскопали. Мы следили за ней давно, а вы, вы, Найдёнов, всё испортили! Ступайте, и не являйтесь мне на глаза без особого разрешения! Вам ясно?
— Так точно, ясно.
Ну а что тут сказать? Против ветра не плюнешь.
***
На квартиру вдовы Степаныча я пришёл как зомби. Хозяйка — Зинаида, только на меня глянула, сразу рюмочку водки на маленьком подносе принесла, с куском чёрного хлеба и огурчиком. Как говорится — то, что доктор прописал.
Я молча выпил, закусил, и на кровать завалился.
Попугай Микки дожидался меня в уголке, в большой клетке. Клетку я ему купил для виду. Чтобы разные людишки любопытные к птице руки не совали. Дверцу Микки научился открывать с одного пинка, но людям это знать не обязательно.
Попугай меня увидел, из клетки вылез, перепорхнул поближе, уселся на спинку кровати, прямо над головой. Сел, когтями вцепился, нахохлился и голову в перья втянул. Глазами круглым из перьев на меня поблёскивает — переживает. А я начал думать, как теперь быть. Думал, думал, и сам не заметил, как заснул.
Но и во сне покоя мне не было.
Снилось мне, что я в блестящем мундире — затянут как в корсет, на плечах эполеты, всякие висюльки-аксельбанты, шпоры звенят, сапоги блестят как зеркало. Мундир вроде генеральский, на груди ордена, на шее лента. И на поводке у меня огромная пантера. Это типа мой котик Талисман так вырос.
Но радости от мундира почему-то нет. Передо мной тянутся дворцовые залы, бесконечно переходят одна в другую, все в колоннах, люстрах и зеркалах. Паркет гладкий, и я по нему иду. Кругом люди — дамы в роскошных платьях, чиновники во фраках и военные в парадных мундирах. Иду, впереди пантера Талисман, и все передо мной расступаются. Один человек не отошёл, котик мой его лапой шмяк — и человек исчез. Все молчат, тишина, только шаги по паркету. И так страшно от этого, аж мороз по коже.
Вижу — впереди, в конце зала, трон стоит. Простой, никаких железок, мечей и всякой арматуры не торчит из него. Просто суровое каменное кресло. В кресле — то есть на троне — сидит человек. Лица не разглядеть, но чем ближе я подхожу, тем страшнее. Ледяным холодом от трона тянет. С каждым шагом всё холоднее, жуть давит горло, а остановиться не могу. Талисман тянет вперёд, ноги сами идут. Хотел я закричать — и проснулся.
Слышу, за дверью кто-то разговаривает. Голос подпрапорщика Кошкина. Подпрапорщик что-то говорит, женский голос отвечает. Голос не Зинаиды, молодой, звонкий.
Потом дверь скрипнула, раздались шаги, каркнул попугай Микки, а Кошкин сказал:
— Вставайте, ваше благородие. Я должен взять вас под арест.