Глава 18

— Жди здесь! — я выскочил из коляски.

Кучер угнездился на своём месте и приготовился меня ждать. В коляске, под меховым пледом, притаился мелкий гоблин Микки.

Бизнесмен Алексеев расщедрился, отпустил мальца со мной. Доверяет Алексеев, уверен, что я его человек теперь. Конечно, вместе Кузьму убивали. Неважно, что я рядом стоял. Видел, не помешал, значит — участвовал.

Я взбежал на крыльцо полицейского участка. Кивнул полицейскому у входа и двинулся в кабинет Бургачёва — доложить о ходе расследования.

Ткнулся в дверь начальника — закрыто. Бегает где-то Бургачёв. А может, за своей пассией ухаживает.

А ведь точно, он же по уши втрескался в племянницу Алексеева, Елизавету Ивановну! Ту самую, что на карьер каталась, милостыньку раздавала, везде нос совала. Как раз в день, когда динамит мог пропасть.

Кстати... а кто был тот кузен, что с ней на карьер приехал? Вот я дурак, не спросил. Управляющий сказал в смысле «никто и звать никак», я и успокоился... Тосик какой-то. Как собачонка мелкая...

Пристав знакомый в буфетной сидит, чай хлебает из блюдца. Меня увидел, говорит:

— Никак, начальство ищете, Дмитрий Александрович? Нету, уехали.

— Куда уехали, — спрашиваю, — по делам или так?

— По делам, — пристав из блюдца отхлебнул, усы вытер. — Велел, ежели вас увижу, за ним отправить. Так что за ним езжайте, не мешкайте. Очень торопился наш поручик.

— Куда езжать?

— Ну как же, начальство вам записочку отправило, неужто не получали? Я говорю, наш Дмитрий Александрович на лавке ночует в участке, ему домой бегать некогда. Да и где его дом? А господин Бургачёв ножками затопал, кричит: сыщите мне Найдёнова! Сей же час чтоб здесь был!

Пристав ухмыльнулся в усы.

Во как. Меня тут с фонарями уже ищут.

— Так куда мне ехать-то? — спрашиваю.

— Знамо куда, в дом к его светлости главному эльву, — отвечает пристав. — Там сейчас все старшие собрались. Гобы с оргами из тюрьмы доставлены. Старшему эльву клятву будут давать.

— Это зачем? — говорю.

Пристав ухмыльнулся, как будто я пошутил удачно.

— Оно конечно, незачем. Так ведь обычай старинный, нарушать нельзя. Положено клятву дать, значит — дадут. Что верность не нарушили, что служат государю, ничего не ведаем, ничего не знаем... Да только попусту всё. Один конец, повяжут голубчиков, и на каторгу. Только лошадок да конвой зазря сгоняют туда-сюда...

Выбежал я из участка, в коляску запрыгнул, кучеру скомандовал:

— К дому главного эльва! Гони!

Кучер хлестнул лошадку, погнали мы по мостовой.

Дорога знакомая, я по ней к дому невинных лилий катался, который на деле бордель с девицами-полукровками.

Доехали мы до окраины города, но к борделю не свернули. Дом главного эльва поближе оказался. Тоже особняк красивый, дорогой. Хотя небольшой, но видно — знатный человек там живёт. То есть эльв. Стены каменные, у входа портик с колоннами. Ещё колонны по фасаду тянутся, и окна высокие, с лепниной поверху. Это вам не дома старшин оргов или гобов. Тут всё солидно.

Меня поначалу пускать не хотели, потом на крыльцо вышел карлик-полукровка в лакейском кафтанчике. Я его в доме Филинова встречал, куда они с главным эльвом приезжали — демонов изгонять.

Карлик меня узнал, охранника успокоил, позвал меня за собой в дом.

Поднимаемся по лестнице на второй этаж, карлик рядом топает, сам хмурый такой. Видно, работка у него не сахар. Идёт, сопит под себе нос что-то. Добрались мы до площадки, он вдруг повернулся ко мне, говорит:

— Простите великодушно, господин Найдёнов...

Замолчал, руки сжал, как девица на сцене — волнуется.

— Что такое? — спрашиваю.

— Ничего... — бормочет, — ничего. Я... хотел узнать, как вы доехали.

Вижу — боится.

— Доехал хорошо. У вас всё в порядке? — сам не знаю, что сказать. Видно только, волнуется человек. То есть полукровка.

— Я думал спросить, нет ли новостей о деле, — пробормотал карлик. — Не узнали ещё, кто поезд взорвал?

Гляди-ка, и этот не верит, что инороды взрыв устроили. Может, знает чего?

— Ищем, — отвечаю. — Хотите об этом поговорить?

Он головой завертел, как птица испуганная. Тут сверху затопали, голос раздался:

— Приехал кто? Зовите сюда!

— Потом, — шепнул карлик. — Идите, господин Найдёнов. Первая дверь налево.

Зашёл я в двери. Там уже все собрались. Кабинет большой, окна светлые, картины по стенам, вазы дорогие, всё в светлых тонах. Красиво, но как-то неуютно.

Сам главный эльв в кресле сидит, рядом с ним мой шеф — заместитель полицмейстера. За креслом шефа стоит Бургачёв с папкой документов в руках. Губернатор тоже в кресле, с другой стороны. За ним примостился секретарь, тоже с бумажками. Поодаль, в уголке, на простом стульчике, сидит знатная эльвийка. Хозяйка борделя невинных лилий. Сидит такая скромная, на коленях вязание, спицы так и мелькают. Шарфик, что ли, вяжет? Вспомнил я вдруг, как шарфом управляющего Кузьму душили. Вот ведь дрянь какая. Как это развидеть теперь?

— Проходите, Дмитрий Александрович, — мой шеф кивнул в уголок, где сидит эльвийка. — Поскорее.

Бургачёв меня взглядом просверлил, отвернулся.

Тут двери опять распахнулись, и в кабинет ввели старейшин. Трое гобов и трое оргов. Все пожилые, в морщинах. Видать, в тюрьме ещё исхудали. Но держатся с достоинством. Надежда, наверное, есть, что помилуют.

Вошли, головы склонили. Стали что-то говорить, да не просто, а на старославянском, что ли. Порядок такой, наверное. Я стою в уголке, не понимаю ничего.

Бубнили они так, бубнили минут десять. Стою, и чувствую — жарко стало. Окошки закрыты, душно в комнате. И ноги устали, как будто пробежал три километра без остановки.

Глянул на благородную эльвийку — она рядом сидит на стульчике. Вижу, эльвийка спицами больше не вертит. Руки опустила, голову набок склонила — прислушивается. И лицо такое странное. Похоже на лицо карлика, который меня только что по лестнице провожал. Да она боится, что ли?

Бубнёж вдруг прекратился. В комнате потемнело, как будто все шторы разом задёрнули. И дышать совсем стало невозможно. Поднял я глаза, смотрю — все вокруг застыли, как куклы. Сидят, не шевелятся. Только один, в середине, привстал со своего места и давай расти. Всё выше, выше, уже почти под потолок вырос. А это главный эльв — старый, усталый эльв, который не может в магию. Да как сказать! Глянул я на него, чуть в штаны не наделал. В кино только таких жутких видел. Поднялся эльв, сам весь мрачный, вокруг уже совсем темно, в темноте глаза горят, как фонари, и лицо светится. Прекрасное и ужасное одновременно. Страшно, словами не передать. И голос гремит в голове и повсюду: «Извинения не приняты!»

Только я успел это всё увидеть и услышать, как эльв опять переменился. Засиял ярко, будто прожектор включил внутри себя. В этом свете все, кто в комнате были, мелкими стали, бесцветными. Старейшины инородов, гобы и орги, что посреди комнаты стояли, вообще на привидения стали похожи. Так, тени бледные колыхаются.

Эльв к ним руки свои огненные протянул, сцапал сразу всех, и они погасли. Раз — и нет их. Проглотил, или всосал одним махом, только были старейшины — и пропали.

Ох, как мне жутко стало. Хочу бежать — и не могу. Ноги не идут. А эльв уже ко мне повернулся и руку тянет. Хочу кричать — звука не могу выдавить. Как в страшном сне.

Тут ответное сияние между мной и эльвом запылало. Ярко так, как огненная стена. Эльв на неё наткнулся. А меня ухватило что-то, и в дверь вышвырнуло.

Пролетел я по коридору кувырком, на лестницу вывалился. Тут только опомнился маленько. Под задницей ступеньки — твёрдые. Штаны на мне — мокрые. В глазах разноцветные круги плывут, в ушах звон.

Сквозь звон слышу, кричат мне: «Беги, скорее! Беги!»

Поднялся кое-как, заковылял вниз по ступенькам. Оглянулся уже внизу, и лучше бы не оглядывался. Огненная защитная стена вслед за нами отползает, а за ней горящий вал движется, жжёт всё на своём пути. Карлик-полукровка в лакейском кафтанчике метнулся, не успел, вспыхнул как спичка. Нету карлика, исчез.

Тут меня за руку через холл протащили и на крыльцо вытолкнули.

Сбежал я с крыльца на снег, стою, дышу. Горло еле-еле воздух в лёгкие проталкивает, хриплю, кашляю.

Отдышался маленько, оглядываюсь — всё кругом как обычно. Солнышко светит, птички поют. У ворот дворник снег метёт. Спокойно так. Коляски, на которых важные люди приехали, стоят в сторонке, лошадки головами трясут, фыркают, но ничего — не убегают.

Да это что, никто ничего не заметил?

Отдышался маленько, вижу — вниз по ступенькам меж колоннами прекрасная эльвийка бежит, торопится. Двери за ней захлопнулись, она обернулась, секунду постояла. Будто ждёт, что за ней страшное выпрыгнет. Сама дышит, как марафонскую дистанцию отмахала.

Глянула на меня. Лицо у ней бледное, глаза дикие. Вот уж кто точно всё видел, как и я. Вот кто меня вытащил.

— Откашлялся я, хриплю:

— Это что было?!

Эльвийка тяжело сглотнула, подобрала юбки и побежала мимо колясок. Там, сбоку, её машина стоит, оказывается.

Эльвийка в машину запрыгнула, крикнула:

— За мной, скорее!

А я вспомнил, что у меня в коляске сидит малец Микки. Бросился я к своей коляске. Кучера нет, они все внизу, в людской сидят. Чай пьют. Только шофёр на месте остался, хозяйку дожидаться. Повезло.

Я Микки из-под сиденья вытащил, а тот дрожит, упирается. Глазёнки вытаращил, пищит, как мышь. Видно, почуял неладное.

Схватил я его в охапку, и к машине. Запрыгнул внутрь рыбкой на ходу.

Выкатили мы со двора и понеслись по дороге. Шофёр рулит, вопросов не задаёт. Видно, хорошо обученный.

Я попытался ещё что-то спросить, но эльвийка уже успокоилась немного, сказала:

— Потом.

Ехали мы быстро, потом ход сбавили, смотрю — к дому невинных лилий подкатили.

Тут уже во двор спокойно зарулили. Шофёр у машины остался, а эльвийка скомандовала привратнику:

— Ворота закрыть, меня нет, никого не принимать! — и меня за собой повела.

Прошли мы по главной лестнице, поднялись к ней в личные комнаты. Там она встала посреди зала, застыла, закрыла лицо руками. Постояла так, выдохнула и на меня посмотрела.

Вижу, порозовела малость, уже не такая бледная.

— Что это было? — спрашиваю.

Она прошлась по комнате, подошла к буфету, вытащила бутылку. Шампанское, дорогое. Чпок! — пробка вылетела. А эльвийка к горлышку присосалась и давай хлебать. Ну ничего себе. Как только в неё лезет.

Оторвалась она от бутылки, отдышалась, рот утёрла. Бутылку мне протянула:

— Будете?

Я головой помотал.

— Пейте, Дмитрий, — говорит. — Вы сегодня избежали смерти. Пейте.

Взял я бутылку, поискал посуду, не нашёл, вытряхнул из вазочки цветочки с водой вместе, налил. От бутылки половина едва осталась.

Выпил. Ничего не почувствовал. Только задышалось легче.

Элвийка села в кресло, руками себя обхватила, как девчонка. Сама уже не такая важная, волосы растрепались, щёки порозовели.

Вздохнула раз, два, из-под волос на меня глянула.

— Вы видели старшего эльва, — сказала. — Такого, каким он может быть. Таким, каким он быть не должен.

— Не должен? — говорю. — Да он там всех сожрал!

Сказал, и понял — ну да, сожрал. Что ещё?

Она покачала головой.

— После взрыва на станции брат Левикус получил тяжёлую травму. Он... он не в себе. У него бывают приступы... ярости. До сих пор я с этим справлялась. Сегодня это было особенно сильно.

— Так заприте его в психушку!

Ну ничего себе. Главный эльв стукнулся головушкой и свихнулся. Ладно, если я башкой стукнусь. Кто от этого пострадает? Разве что я сам. А тут вон что.

— Вы не понимаете, — устало ответила эльвийка. — Всё не так просто.

— Так объясните.

— А вы не можете просто об этом забыть? — спросила она. — Пойдите домой, выпейте коньяка. Поспите. Что вы ещё делаете... Найдите себе женщину. Забудьте об этом. Я обещаю — это не повторится.

— Вы сами-то в это верите? — блин, да она что, за дурака меня принимает?

— Дмитрий, я просто хочу вас уберечь. Не лезьте в это дело. Я вас прошу, не лезьте. Вы погибнете, и это будет на моей совести.

— Похоже, совесть у вас резиновая, — отрезал я. — Говорите, раз начали.

Она слабо улыбнулась, рукой по лбу провела. Сказала тихо:

— Вы ведь не отстанете?

Я кивнул — не отстану.

— Хорошо. Я скажу вам.

Загрузка...