— Узнаете? — Полковник задал вопрос таким тоном, будто спрашивал маньяка о фотографиях жертв, которых тот предположительно убил.
В учительской повисла тишина, разбавляемая стуком настенных часов. Секундная стрелка медленно, но верно близилась к двенадцати, а когда ей оставалось всего несколько щелчков до заветной цели, раздался уверенный голос:
— Мои поделки. — Паша небрежно пожал плечами, откидываясь на спинку деревянного стула.
Тот жалобно заскрипел, а затем, и вовсе треснул. Так что пришлось быстро приосаниться.
— Поделки? — Капитан КГБ оперся на стол широко расставленными руками, обхватывающими все товары, выложенные в линию.
— Предметы, изготовленные лично мной, по моим собственным техническим расчетам. Поделки. — Паша объяснился с постной физиономией, не ощущая особого психологического давления.
Он выбивал дерьмо из сверхъестественных тварей, ловил телом пули, так чего вообще стоит бояться? Пусть этим занимаются те, кто не может себя защитить.
Оперативники двух различных ведомств переглянулись, обнаружив недоверие в глазах друг друга. Перед приходом в школу они ожидали всякого: категорическое отрицание, игру в дурачка, не узнающего собственный товар, мольбы о прощении, но это… ни в какие ворота.
— Ты хоть знаешь, что находится внутри них? Знаешь, или нет⁈ — Синицын поднял за ремешок электронные часы, потрясая ими в воздухе.
Капитан мог проигнорировать неуважительное отношение подростка, однако то, что тот принимал их за дураков, оставить без внимания точно не мог.
Вот только тридцатипятилетний офицер государственной безопасности недооценил наглость собеседника:
— Не ори, осипнешь. Твое упругое горло еще начальству понадобится. Да и вопрос странный. Человек, сконструировавший и собравший эти часы, не должен знать таких очевидных вещей? — Паша спрашивал вроде бы без иронии, но весь его вид говорил об обратном.
Капитан бросил часы в стол, и часто задышал сквозь раздувающиеся ноздри.
— Сучонок… да ты издеваешься! — Никакими словами не могла быть описана физиономия Синицына. Офицеру захотелось съесть гаденыша живьем.
«Ни во что меня не ставит! Хамит! Я засожу его, и пусть потом мамочке плачется!».
Однако договоренности с Акориным не позволяли увести парнишку в комнату для допросов, и показать силу утю… правосудия.
— Павел. — Со вздохом встрял полковник. — Тебе же восемнадцать лет?
— Без двух недель. — Паша мгновенно поправил.
Почти — это не уже. Особенно, когда допрос пытались ввести в рамках законодательства, что накладывало определенные рамки.
— И откуда, скажи на милость, обычному семнадцатилетнему парню знать, что находится внутри электронных часов? Или плеера, или вот этой дрели на батарейках? Я вот не знаю, хотя лет о-го-го. Может, все-таки, эти товары дело рук кого-то другого? — Николай пытался вести себя дружелюбно, задавая вопросы-ловушки. На них не обязательно отвечать правдиво, главное — поведение. Оно укажет путь, на каких темах стоит сосредоточиться, и в какую сторону капать.
Данный метод допроса достаточно эффективен для общения с неопытными подростками, вот только он не учел, что в душе собеседник — старик. С немного потекшей крышей, но все еще старый и опытный человек. Он точно знал, что от милицарни, как бы она ни называлась, ничего хорошего ждать не стоит.
— Взгляните на меня полковник, если нужно, наденьте очки. — Паша ответил вкрадчивом тоном, указывая на себя. — Я похож на обычного семнадцатилетнего парня?
Представители исполнительной власти внимательно оглядели юношу, про себя качая головами:
«Нихрена ты необычный парень. Какой вообще ПАРЕНЬ⁈ Парень — это тот, кто с гитаркой во дворе, с футбольным мячом на поле, а этот… бройлер, с какого-то с мясного цеха сбежал».
— У меня все в порядке со зрением, и твой внешний вид не отменяет мною сказанного. — Полковник не собирался сдаваться. Он внимательно наблюдал за карими глазами, ища в них малейшую нервозность, хотя бы намек на волнение, и неуверенность. Однако здоровяк сохранял спокойствие каменной статуи. — Откуда. Ты. Можешь. Знать. Что. Находится. Внутри. Этих. Товаров?
Отпечатывая каждое слово гораздо менее дружелюбным тоном, Николай мрачно уставился на парня.
— Я рад за здоровье ваших красивых глазок, но, похоже, об ушках того же не скажешь. — Паша посетовал, поднимая со стола бесхозную ручку, и постукивая колпачком по собственной ушной раковине. — Иначе вы бы не задавали дурацкий вопрос, в который раз. Все это — МОИ поделки. А внутри часов, гражданин КГБ-супер-экстра-ультра-мастер-спецагент, находится вот что: Плата, генератор импульсов, блок счетчиков, отражатель, блок дешифраторов, контактная рама, блок установки и коррекции, индикатор, блок питания, динамик звуковых оповещений, ну и экран, однако он не совсем внутри.
От быстро перечисленных составных элементов часов, у капитана глаза на лоб полезли. В отличие от полковника он, компоновку сложного электронного устройства, знал.
Инженеры отдела бились над тем, чтобы понять, каким образом удалось запихнуть в такой маленький корпус столько функций. Да к тому же еще и цветной экран! Но сказать, что осведомленность Павла убедила его, значит солгать.
Кто вообще в здравом уме поверит, что юноша, не окончивший школу, сможет самостоятельно собрать нечто настолько сложное? И уж тем более, когда прозвучало нахальное заявление о личном конструировании не только часов, но и широкого спектра других товаров. Возмутительно ложь! Только полнейшие идиоты могли купиться на такое.
В это же время, у родителей Павла, и родственников из Подмосковья, зачесались носы. Барыня громко чихнула, мощным потоком сдувая стопку салфеток со стола.
— Значит, ты не фарцовщик, а цеховик? — Несмотря на абсолютное неверие, капитан нашел, за что зацепиться. — Хоть знаешь, что за это предусмотрено пять лет лишения свободы, с конфискацией имущества?
Разговаривать бесполезно, пора переходить к угрозам.
— Подожди, Леша, подожди. — Полковник поспешно успокоил коллегу. Их конторы находились не в самых лучших отношениях, но в этом конкретном деле, они должны гармонично взаимодействовать. — Павел, мы не хотим превращать ситуацию в конфликтную. Но ты не идешь на контакт. Если все так и продолжится, это будет уже не просто разговор…
Паша не ответил, молча уставившись на оперативников, как на последних дегенератов. Они не верили в то, что он производит товары? Разумно. Но еще более разумно не верить в то, что звездоплечие пытаются помочь.
«Не стану помогать насильнику стаскивать с себя штаны, даже если тот приводит разумные доводы о порче одежды».
— Пусть будет по-твоему. — Акорин перестал играть в добрячка. У него тоже терпение не резиновое. — Где ты был в ночь с шестнадцатого на семнадцатое октября?
Синицын на стороне облегченно вздохнул. Наконец фарс подходит к концу, и они приступают к делу.
На самом деле, у капитана, расследовавшего незаконную торговлю импортными товарами, более чем достаточно улик, чтобы взять мальчишку за жопу. Однако он вынужден сотрудничать с милицией, которая расследовала дело организованной преступной группировки «Алиса».
Как оказалось, у бандитов, занимающихся рэкетом, с высокой вероятностью случился конфликт с юношей напротив. И чтобы получить более честные ответы, КГБ-шника попросили помочь прижать парня конкретными доказательствами совершенного преступления, и выдавить все, что тот знает о другом, неподтвержденном.
— Ночь с шестнадцатого на семнадцатое?… — Паша задумчиво почесал подбородок, всем видом показывая, что вспоминает детали прошлого. — А что, жена вам не рассказывала?
Подобравшиеся офицеры застыли с глазами, на которых начали вздуваться, и лопаться капиляры. С ними никто не смел так разговаривать, как из-за уважения к власти, так и из-за страха перед наказанием. Но для юного преступника, казалось, нет границ дозволенного.
— Моя жена, скончалась полгода назад. — Сотрясаясь от гнева, прорычал полковник. Если бы не стол, он бы уже накинулся на малолетнего выродка.
— Ну, нам это не помешало… — Паша растянул губы в многозначительной улыбке патологоанатома. — Шучу-шучу, только не надо так смотреть. Страшно же. А по поводу вопроса, в ту ночь я мастурбировал. С девяносто пяти процентной вероятностью себе… Пять процентов оставляю на гипнотизеров, и эволюционистов, которые могут управлять разумом.
У полковника кольнуло сердце. Он ухнул, схватившись за грудь. Но после нескольких секунд передышки, уставился на старшеклассника, как больной раком на флюрограмму злокачественной опухоли.
Если чего-то Акорин и не любил делать, так это работать с людьми, у которых в сердце нет страха. От них ничего не добьешься. Ни уважения, ни показаний, ни уж тем более признания. Однако обычно это люди, которым нечего терять. Парень же напротив в расцвете сил, возможно, и не слишком красив, но благодаря невероятной физиологии наверняка имевший повышенное внимание у противоположного пола. И судя по отчетам КГБ-шников, уже успевший сколотить состояние.
Как юноша, которому нет и восемнадцати лет, может язвить в ситуации, когда буквально решается его судьба?
— И ни о какой прачечной ты, разумеется, не слышал? — После непродолжительного молчания продолжил Николай, выискивая на физиономии парня малейшие изменения. Вот только мимика последнего говорила о том, что ему абсолютно плевать, и даже немного скучно. От этого раздражение только нарастало. — Тогда как объяснишь сообщение от родителей, что тебя не было дома в эту ночь?
— Ну, я же говорю, остается еще пять процентов. — Паша развел руками, с выражением «откуда мне знать?».
Раздался грохот. Синицын ударил по столу ладонями. Журналы, тетради, и канцелярские принадлежности директора, а также нескольких учителей, подлетели в воздух.
— Прекращаем этот балаган. — Капитан больше не мог терпеть издевательств. Он обошел стол, и навис над Павлом мрачной тенью. — Собирай манатки парень, и на выход. Мы едем в тюрьму.