— Ведьма. — Окинув Катю хмурым взглядом, Паша все же направился к освободившейся кассе «N3». Позади хитро улыбалась девушка, впервые заставившая негодяя смутиться. — Два билета на «Маленькую Веру». Шестой ряд, места поближе к центру, с седьмого, по четырнадцатое.
Сорокалетняя кассирша подняла уставший, заспанный взгляд на очередного любителя галерки, и тут же приосанилась. Впервые она видела ТАКОГО мужчину. Высокий, едва ли не до края стеклянной перегородки, а это — более двух метров. С бычьей фигурой, широкими плечами, и волевым лицом. Он словно сошел с экрана зарубежного боевика, чтобы спасти мир. Ее собственный маленький и хрупкий мир…
Томный взгляд невольно скользнул за спину, где мирно ожидала вне очереди прелестная юная девочка. Лет семнадцати-восемнадцати, с пышными белокурыми волосами, яркими серыми глазами, и аккуратным детским личиком.
«Ах… где же моя молодость…».
Подавив приступ зависти, кассирша все же перешла к непосредственным обязанностям.
— Паспорт, молодой человек. — С улыбкой она предъявила необходимое требование.
Все-таки фильм для взрослых, с соответствующим рейтингом. Несовершеннолетних никак нельзя туда пускать.
— Конечно. — Паша даже не смутился, доставая из кармана куртки сверток с деньгами. Он увидел, что это оказалась сторублевая котлета, а потому засунул обратно, и вытащил другую, с номиналом пятьдесят рублей. Отщипнув из-под резинки бумажку, Паша засунул ее в маленькое окошко. — Вот наши паспорта, красавица. Можно теперь билетики?
Глаза кассирши безумно расширились. Она опасливо огляделось, но коллеги занимались расчётом, не заметив взятки. Что касается посетителей, то они держались на приличном расстоянии от здорового парня. Вероятно, вместе с душой и разумом, Павел захватил из будущего и веяния короновирусной социальной дистанции…
— Д-да… вот билеты… — С подрагивающим голосом кассирша быстро засунула купюру в рукав белой рубашки, отбила на машинке номера, после чего снова огляделась. Никто ничего не заметил.
«Мамочка родненькая… такие деньжища!…»
Паша с улыбкой кивнул и забрал билеты, но с полуоборота нарвался на ироничный взгляд спутницы.
— Так хочется на этот фильм? — Димченко говорила с нескрываемым сарказмом. Она не удивилась щедрости одноклассника, так как была свидетельницей первых продаж наушников, побрякушек, и электронных часов. А учитывая обновившуюся одежду парня, тот не остановился на школьной торговле. — Я слышала о нем… пошлятина.
Люди, стоявшие в очереди за билетами на «Маленькую Веру», смутились. Они стыдливо опускали глаза, хоть никто и не знал, на какую премьеру тонкокожие ребята вообще собирались. Многие даже на ходу передумали покупать доступ к «пошлятине».
— Гораздо меньшая, чем общение с кем-то вроде меня.– Павел фыркнул, не заботясь о саркастичном тоне девушки. — Так что завязывай лицемерить, извращенка. Лучше пойдем в буфет, и набьем брюхо, перед гедонистическим времяпровождением на задних рядах.
От агрессивно-похотливых заявлений не то что раскрасневшаяся Катя, все вокруг выпали в осадок. Старшее поколение возмущенно забубнило о невоспитанной молодежи, хотя сами на сеновалах вытворяли и не такое. Индусы со своей камасутрой и рядом не лобызались.
Уведя оторопевшую девушку, со сливовыми щеками, за ручку, Паша вскоре добрался до буфета. Тут тоже оказалась очередь. Причем значительно большая, чем у касс.
— Чего возьмем? — Благодаря высокому росту не составило труда отсюда разглядеть содержимое стеклянных прилавков. Нигде не найдя попкорна, Паша поинтересовался мнением подруги. — Пироженки, выпечку, бутерброды с колбаской, беляши, или чебуреки? Последних можешь не стесняться. Я перед свиданкой селедки навернул, так что поцелуйчиков ни-ни. Даже не надейся, извращенка.
Получив безболезненный шлепок по спине от предельно смущенной и разгневанной девушки, он рассмеялся. Выбивать почву из-под ног снежной королевы — чрезвычайно приятно. Положительная Ци так и наполняла естество.
— Я такое вечером не ем. — Катя пробубнила под нос, не смея поднять прекрасные глазки.
Она десять раз прокляла себя за то, что позвала беспардонного вандала на свидание. Где он вообще нахватался подобного?
— Не ешь? А как насчет чистого протеина? — Паша склонился к опущенной белокурой головке, стараясь заглянуть в серые глаза. — Если скажешь «нет», то отношения у нас не заладятся. Предпочитаю сглатывающих.
Катя, наконец, соизволила взглянуть на него. С выражением «Что ты вообще такое несешь?».
Паша, уже пообвыкший, что половину изречений местные не переваривают, мило улыбнулся. Улыбка бесплатная, имеет положительный эффект на окружающих, да и врачи говорят, полезно, мол, для здоровья.
— Вот. — Не дождавшись пояснений, Катя покопалась в сумочке, и достала пятьдесят рублей. — За билеты.
Несмотря на прекрасно функционировавшие в Союзе гендерные роли, девушка не готова наблюдать за тем, как Паша транжирит в кинотеатре свои кровные. Чувство, будто это ее к чему-то обязывает, не покидало разум.
— От девушек деньги беру только в том случае, если они засовывают купюры в мои леопардовые трусы. Придется постараться, чтобы я их взял… — Паша бесцеремонно схватил за тонкую талию спутницу, сопровождая действо похотливой улыбкой. Катя испуганно юркнула в сторону, и быстро убежала. Должно быть, сдавать верхнюю одежду в гардероб. Ну, или вызывать ментов. — Глупая, если уж ты меня смогла провести, то я тебя и подавно…
С оскалом оглянувшись на бурлящую очередь, Паша хрустнул шеей.
На этот раз никто ему не помешал нагло протиснуться сквозь толпу под негодующие высказывания, и даже выкрики. Но пока шимпанзе кричат и бьют палками о деревья, леопард жрет их детенышей.
— Мне яблочного сока, четыре эклера, четыре корзиночки, восемь трубочек, все ваши чебуреки, две картошки, два беляша, шесть безе, и вот этого, кучерявого недоразумения три штуки… — Указывая на странное пирожное с кремовыми завитушками, Паша протянул буфетчице сто рублей. Та собиралась отослать наглеца в конец очереди. Но увидев крупную купюру, замерла в нерешительности. Нежелание столкнуться с проблемным клиентом, у которого могли быть серьёзные связи, победило совесть. Спустя секунду, тучная женщина в белом фартуке, как ни в чем небывало, начала разливать сок. — Нет, не нужно. Я возьму весь графин. Просто дайте два стаканчика. Сдачи не нужно.
Забрав стеклянный графин с яблочным соком прямо из рук ошеломленной женщины, Паша подмигнул.
— Юноша, а вы, случаем, не обнаглели? — Дама в расстегнутом коричневом пальто настойчиво похлопала по массивной спине.
Ощущение будто стучишься в огромные двустворчатые врата, не покидало ее. Ножки, обтянутые нейлоновыми чулками, слегка подрагивали. Но проигнорировать подобную грубость Валерия Вячеславовна — артистка местного театра и кино, не могла.
— Ну, я же не поселился в вашей квартире, не езжу на горбу, не забираю все заработанные деньги, не ною о незначительных проблемах, не манипулирую виной, и сексом, не устраиваю скандалов на пустом месте, не настраиваю против детей. — Обернувшись, Паша вплотную склонился к строгому лицу тридцатилетней женщины. Женщины очень красивой, но немного пожеванной временем… — Так какой же из меня наглец, дорогуша? Обнаглевшими впору называть жен, а я — хулиган, максимум.
Объяснившись с особой вкрадчивым тоном, Паша вернулся к буфетчице. Та, радостная, уже успела сложить пирожные в большой бумажный пакет, разделенный картонками на сектора. А вот чебуреки и беляши не удостоились особого отношения. Их свалили в кучу внутри целлофановой тары.
Забрав вкусности, и с графином наперевес, Паша вприпрыжку отправился на поиски Кати. Та совсем недавно успела вернуться из гардероба. Но как только поняла, что Порей прорвался без очереди, поспешила скрыться за ближайшим углом.
«Я на кассе сделала все что могла, дальше разбирайтесь сами…».
Девушка не могла все время бороться с парнем, так что просто решила смыться, оставив головную боль на граждан.
— Да вы!.. Вы!.. Хулиган!! — Валерии за спиной не пришло ничего другого в голову, настолько она была возмущена. — Подлец! Негодяй!
— Совсем воспитания нет у молодежи!
— И не совестно такое женщине говорить?
— Родителям твоим стыд и позор!
В поддержку люди из очереди тоже начали кричать оскорбления. На очередном Паша резко обернулся, смерив затихшую толпу мрачным взглядом.
— Языки в жопы позасовывали. — От резких слов, брошенных в толпу, вокруг словно все вымерло. Никто не мог произнести и слова, лишь Павел сохранил это право: — Я, может, и не самый хороший человек. Но и вы не ведите себя так, будто намерены отстаивать справедливость. Скоро страна развалится, и вы ничего не сделаете ни с воровством, ни с рэкетом, ни с убийствами. Забьетесь в теплый уголок и будете пережидать, в узком кругу обсуждая, какие там все плохие. А вы — нет, не такие. Вы можете высказать мне, просто потому, что не осознаете опасности. Но будь здесь чувак с пистолетом, хрен бы кто что сказал. Если среди вас был бы кто-то настоящий, не фальшивый, он бы уже наебнул меня во имя всеобщего блага, а не сотрясал языком воздух. Я бы проявил к нему уважение, несмотря на наивность взглядов на этот паршивый мир. Но вы… нет, вы этого не стоите. Либо что-то делайте, либо закройте, нахрен, рты.
Спустя десять секунд так и не дождавшись кого-нибудь, кто выйдет сражаться за свою идеологию, Паша продолжил путь. Однако сделав всего несколько шагов, он напрягся всем телом. Прошедший рядом мужчина невысокого роста, в шляпе, и черной одежде, источал что-то необъяснимое… чрезвычайно опасное… Даже волосы на руках встали дыбом.
«Не может быть…».
Взгляд зацепился за шрам. Вертикальный шрам по центру лба, как у криминального авторитета из прачечной.