СССР: Бесконечная онлайн закупка

Глава 107 Юлиан

В семь тридцать желтое такси подъехало к одному из самых красивых домов на набережной. Оно привезло напряженного Павла, не спешившего покидать теплую кабину, и встречать физиономией первый снег. Не то мокрое недоразумению, что заставило машину Валерия Мефодича погрязнуть в луже, а настоящий, из крупных хлопьев.

— Четыре точки… — Глядя на экран детектора аномалий, диапазон которого установлен в радиусе ста метров, Паша нахмурился.

В квартире Димченко, на небольшом удалении друг от друга, разумеется, относительно размеров крохотного экрана, располагалось четыре источника сверхъестественной энергии. Допустим Катя, ее отец, и мать — эволюционисты, кто четвертый? Он не помнил, чтобы в прошлой жизни у социопатки имелись другие родственники.

— Четыре точки? Где четыре точки? — Вениамин с недоумением обернулся, предполагая, что обратились к нему. Однако когда увидел движение ладони «кш-кш» со стороны Павла, тут же вернулся к своей бараке.

«Платят хорошо, но начальник то еще говно…».

Появление непредвиденных обстоятельств заставляло нервничать сильнее, однако Паша не собирался отступаться из-за страха неведомого.

Засунув детектор в, и без того распухший, карман брюк, рядом с гранатой, он быстро пронесся сквозь снежный занавес. На квадратной роже кристаллики льда мгновенно расплавились, а вот на одежде, и на небрежно растрепанных волосах остались лежать естественной пудрой.

«Оп-па… Какие люди, ко мне на блюде».

В подъезде, на самом первом пролете, встречала Катя, одетая в вечернее синее платье. Совсем не в тот откровенный наряд двадцать первого века, едва прикрывающий грудь и задницу. Нет, все прилично: плотная непрозрачная ткань, скромная зона декольте, отсутствует разрез по бедру до самой пилотки, ножки видны чуть выше колен. Однако вечернее на то и вечернее, чтобы выгодно подчеркивать фигуру.

И как бы Паша не относился к Снежной королеве, выглядела она сногсшибательно.

— Пойдем? — Он не стал делать комплиментов, и не спрашивал, сколько времени она проторчала в подъезде из-за того, что в школе забыла сообщить номер квартиры.

Девушка коротко кивнула, и повела спутника на третий этаж, к дверям, по косякам которой расходился замысловатый лепной узор. А сверху и вовсе красовалась выпирающая из стены статуя совы, распахнувшей крылья и клюв.

— Вы бы постеснялись так жить. Еще не квартира, а уже раскулачить хочется. Советский союз вроде про равенство и одинаковость, разве нет? — Покосившись на флегматичную красотку, Паша спросил с нескрываемой иронией.

Отец Кати значился высокопоставленным чиновником. Аж заместитель председателя Верховного совета Горьковской области. Фактически, второе политическое лицо в регионе. Кто бы что предъявил такому чинуше за роскошь?

Ответа не последовало, да и не требовался он.

Дверь была открыта, и пара без труда вошла внутрь, лицом к лицу столкнувшись с родителями.

Оба светловолосые, светлолицые, элегантно одетые, словно из влажных фантазий Гитлера. Правда красные глазки отца семейства немного напрягали. Даже арийцам они бы вряд ли зашли. Хотя кто их знает?

— Выглядите гораздо лучше, чем во время прошлой нашей встречи… — «И больше… » про себя добавил хозяин квартиры, придирчиво оглядывая дорогой костюм, шелковую рубашку, и кожаную обувь гостя.

Его жена тоже немного оторопела, столкнувшись с кем-то настолько большим и мускулистым. В красивой головушке тут же пронеслись образы Павла без всей этой одежды, в напряженных позах культуристов из спортивных журналов. Она немедленно залилась краской, что было довольно заметно на светлой коже.

— Чего нельзя сказать о вас. — Резкие слова Павла, не торопившегося отвечать на рукопожатие отца Кати, заставили глаза последнего опасно сузится. — Выглядите неизменно безупречно, лучше попросту нельзя.

Все-таки пожав руку, Паша объяснился с улыбкой. Он должен производить плохое впечатление на родителей, но не с порога же. Хотелось немного пообщаться, и выяснить мотивы противоположенной стороны. Будут ли эти гады трепаться почем зря, или удержат язык за зубами. А для исследования нужно проявить немного учтивости, и вежливости.

Лицо мужчины разгладилось, почти до такой степени, что уже и не хотелось бить кулаком. Так, отвесить слабую пощечину, чтоб хлебальник попроще сделал.

— Юлиан Демченко. А это — моя ненаглядная жена, Василиса Димченко. Кате представление не требуется. — Перешел к личному знакомству отец семейства, после того как закончил рукопожатие.

Тут же в богатой прихожей воцарилась тишина.

— Ю… лиан?.. Типа как у Цезаря? Только «ан» вместо «и»-краткой? — Паша скуксился всем лицом, однако даже так всем стали очевидны тщетные попытки скрыть смех. — Родители в роддоме такие: «Мляяя, ну это, конечно, не какой-то там Вовка описался в штаны, и не Мишка обрыгался, это че-то по благородному… О! ЮЛИАН! Базаришь мать!».

Подергивающимися дугами очертились губы мамы и дочери, однако в отличие от Павла они справлялись с эмоциями гораздо лучше, и вскоре вернулись к равнодушному выражению.

А вот жертва издевательств, казалось, никак не отреагировала. Просто снисходительно посмотрела на Павла, одним лишь этим показывая разницу в воспитании.

«Приплыли… еще одни Сергеевы».

— Ужин стынет. — Вот и все, на что сподобился Юлиан Цезаревич.

Паша внутренне присвистнул, завидуя крепкой держалке. Он бы точно так не смог. Если бы на улице облаяла собака, Паша бы тварину блохастую со словами: «Гав-гав сиамский ушлепок» побрил бы на лысо скотчем.

Сняв обувь, Паша СПУСТИЛСЯ в просторную гостиную, и с удивлением обнаружил, что квартира — не квартира в вовсе. Огромное помещение явно было объединением всех жилплощадей в крыле, и занимало более трехсот квадратных метров.

— Богато живете… — Тут он скорее преуменьшил, нежели констатировал.

С высоких потолков свисали трехъярусные люстры, с витиеватыми кристаллами. Мебель из редких пород дерева была образчиком роскоши. Стены украшали полотна европейских художников времен ренессанса, и даже более ранних.

Одну стену полностью занимал гобелен с деревом родословной, восходящей к портрету статной женщины. Ее абсолютно седые волосы были заплетены во множественные косы, а старинное норманнское платье украшалось бусами из фаланг человеческих пальцев.

— Акке — предок нашей семьи, первая, кто в роду обладала СИЛОЙ. — Заметив интерес Павла к родоначальнице, Юлиан решил проявить инициативу в общении. — След ее потомков не угас во многих странах, ветви и листья великого древа сохранились во Франции, в Англии, в Бельгии, в Америке, и, разумеется, здесь. А что ты интересного можешь рассказать о своих предках?

Вопрос был задан без всякого сарказма. Казалось, альбинос проявлял искренний интерес.

— Наверное, коней валили, раз Коноваловы… А те, кто по матери, их наверняка жрали. — Пожав плечами, Паша потерял интерес к гобелену, и проследовал за Василисой. Он сел на краю большого, богато обставленного стола, с легкой завистью глядя на все это.

«Китайские товары могут выглядеть круто, но подлинной роскоши они не заменят…».

Расписная посуда вся из старинного фарфора, приборы серебряные, сам стол из красного дерева. Не хватало только золотых слитков на тарелках.

— Никогда бы не подумал, что ты… один из наших. — Разочарованно покачав головой, заметил Юлиан, после чего присоединился к столу.

— Да не, я на сто процентов гетеросексуал. — Похлопав себя по груди, с некоторым возмущением ответил Павел.

Мать и дочь, расправлявшие салфетки, едва не поперхнулись воздухом. Особенно Василиса, прыснувшая сквозь плотно поджатые губы, и тут же спрятавшая лицо за салфеткой.

Кажется, за снобизмом семейства скрывалось гораздо больше человеческого, чем они пытались показать. По крайней мере, когда речь не заходила о Юлиане.

— Так какая у вас сила, Павел? — Поняв, что нормального диалога у них не выйдет, глава семьи, проигнорировав все приличия, перешел непосредственно к делу.

Жена посмотрела на него с выражением: «А как же ужин?… Горничные так старались…». Однако альбинос начисто проигнорировал супругу, не сумевшую справиться с простыми эмоциями.

— Хорошо что спросили, я и так собирался показать. — Паша широко улыбнулся, расправляясь на не слишком удобном стуле. Хотя для нормальных габаритов он был бы в самый раз. — Моя сила… моя сила — огромный член.

Напрягшиеся было лица Димченко застыли. Их вместо кипятка будто окатили холодной водой. Тревожные ожидания сменились… это даже словами не описать. Удивлением? Недоумением? Разочарованием? Стыдом?

— И когда говорю огромный, это прям преуменьшение. Им можно людей охолащивать не хуже чем бейсбольной битой. Настоящее оружие, а не половой орган. — Глядя на выбитых из колеи сверхлюдей, Паша почувствовал себя немного неловко. «Если есть жалобы, обращайтесь к своей на башку двинутой дочери, выполняется ее просьба». — Даже не знаю, к физическим это мутациям относится, или к системе ментального контроля. Скорее к последнему, ведь на мужчин это оказывает подавляющее психологическое воздействие, в то время как на женщин порабощающее и подчиняющее.

Закончив с фарсом, Паша подмигнул Василисе, не знавшей, куда деть смущенное личико. Действуя настолько нагло он рисковал нарваться на проблемы с Юлианом, но разве не в этом цель? Прощупать мотивационную почву недостаточно, важно выяснить, обладает ли все семейство силами, похожими на Катины, или иными способностями. Если дело, в конце конов, примет скверный оборот, лучше знать, на что способны враги.

Размышления прервало едва заметное болезненное ощущение на бедре. Катя, севшая по соседству, ущипнула его со злобным, и одновременно смущенным видом.

«Ты ж сама блин об этом просила, хватит строить из себя непричастную!».

Одним взглядом и мимикой всего этого Павел выразить не мог, но постарался, заставив девушку с фырком отвернуться. Родители девушки заметили немую перебранку, но выяснить в чем дело не успели, озадаченные следящими словами гостя.

— Я ведь на разговор пришел, а не на допрос, верно? — Паша уже без ребячливости обратился к главе семейства, а когда тот кивнул, спросил: — Тогда развейте и вы мои сомнения. Как так вы узнали о том, что рядом с Катей был еще один эволюционист в тот вечер? Может ли быть, что она сама все рассказала, а для меня выдумала удобный предлог?

Несмотря на ровный и спокойный тон, не изменившийся на протяжении всей речи, глаза Павла становились холоднее с каждым словом. Он пристально глядел на Юлиана, не обращая внимания на девушку, крепко стиснувшую ручку вилки рядом с ним.