Среди нас 3

Глава 13 Бродяга

Прежде чем отправиться в путь, я всё же соорудил себе нечто похожее на снегоступы. Переть напролом через сугробы, которые местами доходили аж до груди, — такое себе удовольствие. А в моём нынешнем состоянии я бы и ста метров не прошёл. Даже просто бродить по опустевшим коридорам АЭС — и то давалось с большим трудом. Я пытался отыскать хоть какое-то подобие мастерской, и когда набрёл на слесарку, радости не было предела.

Для начала я всё же передохнул в пропитанном промышленными смазками кресле. А когда глаза вновь начали закрываться, пересилил себя и взялся за обыск помещения. В идеале сообразить бы лыжи, но в данных условиях это нереально. А вот прикрутить к ботинкам по куску фанеры — вполне себе. Осталось лишь найти хоть что-то для этого подходящее. Вот только, как назло, на глаза ничего не попадалось. Я даже хотел разобрать один из информационных стендов, но тот оказался из пластика. Идти в таких просто нереально, слишком сильно скользит. Дерево подойдёт гораздо лучше…

«Стоп! Вот я осёл!» — В голове промелькнула дельная мысль, и я снова вернулся в коридор.

Сняв со стены два стенда, я принялся за работу. Решение оказалось на поверхности и хорошо, что идея возникла сразу, а не «опосля», как в известной поговорке. Пластик прекрасно меняет форму при нагреве, а значит, короткие лыжи из него выйдут просто загляденье. Сантиметров по двадцать в ширину и почти восемьдесят в длину. Такая площадь должна удержать меня на поверхности снега. Единственное, нужно как-то обеспечить жёсткость конструкции. Слишком уж хлипкий материал. Наверняка будет прогибаться под моим весом, а на морозе, чего доброго, сломается. Видимо, без деревяшек всё же не обойтись.

Я снова принялся шарить по мастерской, но ничего подходящего на глаза так и не попалось. Но когда я в очередной раз вернулся в кресло, чтобы перевести дух, взгляд упёрся в коробку, в которой, среди прочего, лежало несколько баночек с цианокрилатом. А ведь это отличный клей для пластика! К тому же не требует много времени для высыхания. Не факт, что его хватит надолго, но уж до посёлка я точно доскоблю. А там придумаю что-нибудь, может, даже нормальными лыжами разживусь. Наверняка там есть какая-то школа.

Первым делом я сунул обледеневшие баночки с клеем себе в промежность. Пришлось немного пошипеть и перетерпеть неприятные ощущения, но другого способа согреть содержимое я не видел. Мороз слишком крепкий, и я понятия не имел, как цианокрилат себя поведёт. Всё-таки мне нужна максимально надёжная конструкция. Остаться без средства передвижения посреди поля очень не хочется. Затем я выбрался в соседний кабинет, где подхватил несколько папок с документацией и какие-то книги. Приличный костёр из этого не развести, но чтобы прогреть пластик, за глаза хватит.

Несколькими струбцинами я зафиксировал стенд на верстаке, разметил рулеткой и взялся за ножовку. Размеренный физический труд быстро привёл мысли в порядок. Я даже видел финальный результат готового изделия и не спеша двигался к заданной цели. Вот не зря в народе ходит поговорка: «Голь на выдумки хитра». Надеюсь, у меня всё получится.

Четыре ровных отреза легли на соседний стол, и я принялся кроить остатки пластика, шинкуя его на мелкие кусочки. Им суждено стать рёбрами жёсткости. Затем пришла очередь наждачной бумаги. Вначале нужно сгладить линии отреза, а следом заматовать склеиваемую поверхность. Так детали лучше схватятся.

Когда всё было готово, я перешёл ко второму этапу — сборке. Вначале разложил все детали, примерил и прикинул, как лучше всего их распределить. Разрезал пожарный рукав, сделав из него два ремня, и при помощи рулетки поставил две отметины на заготовках. Затем подумал и отхватил от рукава ещё два куска, которые собирался приклеить к верхней части лыж, чтоб ноги не выскальзывали из петли. Собрав первый макет, я отошёл подальше и довольно кивнул. Выходило очень даже сносно. Осталось доделать и испытать.

Я намял небольшую кучку шариков из бумаги, чтобы они дольше горели, развёл огонь и принялся разогревать детали. Затем смочил кусок ветоши ацетоном и, обезжирив поверхность, приступил к сборке. Каждую деталь прижимал с помощью струбцины, чтобы максимально надёжно склеить их между собой. На нижнюю часть, поперёк, с равномерным шагом, разместил небольшие отрезы, выждал для верности несколько минут и попробовал их оторвать. Ничего не вышло, а значит, я всё делаю правильно. Теперь пришла очередь верхней части. Её я тоже предварительно разогрел, обезжирил и нанёс клей. Затем установил на предварительную отметку сшитое из пожарного рукава кольцо, ровно уложил поверх кусок пластика и ещё прижал струбцинами к столу.

Спустя несколько минут у меня получилась довольно прочная, но всё ещё гибкая конструкция. Я снова разогрел один из концов, слегка изогнул его, чтобы не черпать снег при ходьбе, и побежал испытывать готовое изобретение. Лыжа прекрасно скользила и выдерживала мой вес, что, собственно, от неё и требовалось. Довольный собой, я вернулся в слесарку и занялся изготовлением второй.

Убив на работу почти три часа времени, я был счастлив как слон, которому почесали спину. Даже про отдых забыл: сразу выскочил на улицу и помчал в направлении посёлка. С палками, конечно, вышло так себе. Пластиковые отрезы из труб сильно гнулись при ходьбе, но это были мелочи, которые я легко игнорировал. Главное, не пришлось пробиваться сквозь толщу снега, завязая в нём по самые помидоры. Мне, конечно, предстоял ещё тот марш-бросок, но сейчас я был хотя бы уверен, что он мне по силам.

До посёлка я добрался на последнем издыхании. В отличие от меня, лыжи прекрасно прошли испытание на прочность. Да, возможно, все мои проблемы — от истощения. Но шутка ли: пробежать почти десять километров без остановки? И это не учитывая качества спортивного инвентаря, который пришлось использовать.

Первые дома в посёлке я пропустил. Они не слишком подходили для ночлега. Во-первых, хотелось тепла, а во-вторых — пожрать. А потому под прицел попадали только строения с печными трубами или банями на заднем дворе. Не исключено, что придётся потрудиться ещё немного, зато впоследствии я расположусь с комфортом и размахом.

Прогоняя в голове имеющийся план, я не сразу почуял сторонний запах, не свойственный оставленному человечеством миру. В то же время он казался таким знакомым, что подсознание не заострило на нём внимания. Но когда очередной порыв ветра принёс новую порцию, я тут же навострил уши. Ведь пахло тем, о чём я думал с тех самых пор, как только увидел посёлок: дымом. Следовательно, рядом огонь и тепло, которое от него исходит.

Уже вечерело. Однако на фоне начинающего темнеть неба столбик дыма просматривался очень отчётливо. Естественно, первой мыслью было то, что мои друзья всё-таки не полные козлы. Да, пусть они бросили меня в здании реактора, но это объяснимо. Там нечем согреться, нет ни еды, ни воды. Слабое, конечно, оправдание: есть запасы сухого горючего в таблетках, есть сухие пайки. В общем, воду можно получить, натопив снега, а про еду и так всё понятно. Однако… Ладно, не мне их судить, потому как я понятия не имею, что произошло в моё отсутствие. Хотя этот вопрос не закрыт, и мы его точно обсудим.

Я сориентировался в направлении и пошмыгал в сторону тепла и уюта, уже предвкушая, как сломаю нос вначале Маркину, а затем Лёхе. Что буду делать со Шкетом, пока не решил, но время ещё есть, так что обязательно придумаю. Вот же… про Коляна забыл, но этому вполне хватит и пары подзатыльников.

Но чем дальше я продвигался, тем больше убеждался в том, что этот дым не имеет отношения к моим приятелям. Если их ещё можно так называть? В первую очередь потому, что вокруг отсутствовали следы жизнедеятельности. Единственная двойная колея вела к бане на заднем дворе частного дома. И тот, кто там сейчас находился, тоже использовал лыжи. Насколько я помнил, Колян привёз нас к станции на грузовике, и вот его поблизости что-то не видно. Такое в принципе невозможно, чтобы Колян оставил машину. Когда нашу «Газель» расстреляли тени, он мне чуть весь мозг не проел, упрашивая вернуться и забрать тачку. Так что нет, здесь обитает кто-то другой. Но кто?

Я с большим трудом представляю себе человека, который способен выживать вот так, в одиночку. А в том, что в бане засела не группа, я был уверен на сто процентов. Колея свежая и не так сильно продавлена для того, чтобы по ней прошли группой. Мне прекрасно было видное её в бинокль. А ещё — слышно, как кто-то крадётся сзади, пытаясь не производить лишнего шума. Вот только на таком морозе снег всё равно предательски скрипит, даже если использовать уже проторенную мной лыжню.

— Уверен, что хочешь начать знакомство именно с этого? — не отрываясь от бинокля, спросил я.

— Может, хоть ради приличия руки поднимешь? — прозвучал в спину густой, сочный бас.

— Может, и подниму, — флегматично пожал плечами я. — Дай только убедиться, что ты точно один.

— Я ведь могу и стре́льнуть, — сделал неправильное ударение собеседник. — Не посмотрю, что ты человек.

— Как догадался? — спросил я и всё-таки убрал бинокль от глаз. Медленно поднял руки и обернулся. — Ты ведь лица моего не видел.

— Голос у тебя человеческий. А эти выродки, вообще-то, болтать не любят.

— Это факт, — согласился я. — Может, ружьишко тогда опустишь?

— Подумаю, — усмехнулся мужик.

С виду крепкий. Нет, не здоровый, как шкаф, но чувствуется внутренний стержень. Руки не дрожат, смотрит уверенно, нижнюю часть лица скрывает густая рыжая борода, которой уже успела коснуться седина. Одет обычно, в зимнюю «горку», на ногах — настоящие охотничьи лыжи. Широченные и наверняка дорогие, если судить по креплениям и ботинкам. В таких можно даже без палок ходить. Уж с моими самопальными точно не сравнить.

— Ты откуда такой нарядный?— Словно прочитав мои мысли, мужик кивнул на мой инвентарь.

— Из реактора, — честно ответил я.

— А туда тебя каким ветром занесло?

— Долгая история.

— А по мне видно, что я спешу? — усмехнулся в бороду он.

— Можно мне хоть руки опустить? Затекают.

— Ну опусти. Только цацу свою не трогай, я всё равно на крючок быстрее тебя надавлю.

— Спорный вопрос, — нагло ухмыльнулся я.

— Чё? Типа крутого из себя строишь?

— Да какой там… — буркнул я и тяжело вздохнул. — Погреться-то пустишь?

— А может, ты лучше на хер пойдёшь? Ну или куда ты там шёл?

— У меня две банки тушёнки в рюкзаке и сухой паёк в заводской упаковке.

— По-твоему, я похож на того, кто нуждается?

— Нет, надеялся, что я похож.

— Так кто ты и откуда?

— Я же сказал: из реактора.

— Слушай, мужик, мне глубоко насрать на твои секреты, я просто хочу понять, можно ли к тебе спиной поворачиваться?

— Если я скажу «можно», ты поверишь?

— Нет, конечно.

— Тогда какой в этом смысл? Ладно, бывай… Извини, что побеспокоил.

Я практически заставил себя повернуться к нему спиной. В этот момент все мои чувства обострились, адреналин разлетелся по крови и, кажется, я даже смог услышать, как опускаются редкие снежинки на мягкий покров. Однако как психологический тест мой поступок преследовал другую цель. Я хотел показать незнакомцу, что доверяю ему, и тем самым должен был вызвать ответные чувства по отношению к себе.

И это сработало.

— Постой, — прогудел бородач. — Пойдём, я тебя чаем угощу.

Хруст снега оповестил меня, что незнакомец начал движение. Думал я недолго, точнее, совсем не думал. Все мысли были заняты только теплом и горячим чаем. По идее, по прямой до бани оставалась пара сотен метров, но бородач повёл меня в обход, специально делая большой крюк. Возможно, проверял меня ещё раз, а может, просто не хотел оставлять дополнительных следов.

— Тебя как звать-то? — бросил ему в спину я.

— Швеллер, — буркнул в ответ он.

— Сурово, — хмыкнул я.

— А тебя?

— В народе Могилой окрестили.

— Угу. И кто теперь из нас более суровый? — насмешливо спросил он. — А почему Могилой?

— По профессии. Я на местном кладбище работал, ямы копал, а потом закапывал.

— Тоже дело нужное.

— А тебя почему?

— Не знаю, в тюрьме прилепили. Цыганёнок один всякую ерунду выкрикивал, а я возьми да на «швеллер» и обернись. А он и говорит: «Всё, теперь ты Швеллер будешь». Я вначале подумал, что он шутит, а нет, на полном серьёзе. А потом как-то прилипло…

— Я думал, у тебя более поэтичная история выйдет, типа: несгибаемый, суровый как металлоконструкция, — подколол я.

— Ну извини, — не оборачиваясь, пожал плечами он.

— А сидел-то за что?

— За дело, — сухо отрезал Швеллер.

— Извини, понимаю, что такие вопросы обычно не задают, но почему-то вдруг любопытно стало. Ну не похож ты на лютого преступника, разве что украл чего-то?

— Я не вор! Никогда чужого не брал! — На сей раз он обернулся и сверкнул недобрым взглядом.

Выходит, я зацепил его за живое. Вообще, он производил впечатление принципиального человека, местами даже слишком. Хотя опять же, это не мне судить. Ладно, может, за чаем расскажет. А нет — да и хрен с ним. Каждый имеет право на свои скелеты в шкафу, у меня их там тоже с избытком.

— Ладно, не заводись, — повинился я.

— Очень надо, — хмыкнул Швеллер, и остаток пути мы преодолели в неловком молчании.

Прежде чем войти в баню, мы скинули лыжи и оставили их снаружи. Внутри было жарко, лицо сразу приятно защипало. На печи стояла небольшая алюминиевая кастрюлька, в которой вовсю что-то бурлило. Швеллер первым делом заглянул в нее и поворошил содержимое деревянной ложкой. Аромат, что оттуда исходил, тут же напомнил мне о голоде, а живот предательски заурчал, выдавая меня с потрохами.

— Раздевайся, садись, сейчас жрать будем, — кивнул на скамью Швеллер.

Баня была хоть и небольшая, но видно, что хозяева относились к ней с большой любовью. Чистенькая, вся обшита вагонкой. В предбаннике — кухонный уголок, за которым приятно отдохнуть от пара. Даже печь с виду обычная, самодельная, но дверцу к ней приладили со стеклом, чтобы любоваться огнём. На стене у входа прикручена резная вешалка, на которую я и повесил куртку. Шапку сунул в рукав, разгрузку и автомат аккуратно пристроил в угол, на табуретку. Затем пришла очередь вязаного свитера и тёплых, пуховых штанов. В итоге я оставил на себе лишь термобельё. Впрочем, как и Швеллер, который тоже укутался, словно капуста.

— Миска есть у тебя? — спросил он, водружая на центр стола кастрюлю с варевом.

— Ага, и ложка где-то завалялась, — кивнул я и полез в рюкзак. — Кофе вот ещё есть в пакетиках.

— Я чай люблю, — отказался бородач и установил небольшой ковш с водой на печь.

— Как скажешь. Ну, и какими судьбами тебя в наши края занесло?

— Жри давай, потом языками почешем.

Вот правда что Швеллер. Прямой и жёсткий, как тот металлопрокат. Но именно этим он мне и понравился. Вот бывает такое: встречаешь случайного человека и понимаешь, что вы родственные души.

В кастрюльке оказался суп. От одного его вида рот наполнился слюной. Я едва смог дождаться, когда Швеллер начерпает свою порцию. А затем набросился на еду, будто неделю голодал, даже язык обжёг, забывая дуть в ложку. Моя миска быстро опустела, в отличие от хозяина. Он ел не спеша, вдумчиво, посматривая на меня с эдакой хитрецой.

— Если хочешь, добавки — подложи, — кивнул он на кастрюльку. — Заодно и посуду помоешь.

— Спасибо, — поблагодарил я и прямо через край перелил остатки супа в свою тарелку.

На этот раз постарался не метать ложкой как сумасшедший, хотя всё равно опустошил свою тарелку быстрее Швеллера. Затем выбрался на улицу, зачерпнул снега и поставил посуду на печь, рядом с ковшом. Пусть пока греется, потом отмою.

— Ты так и не рассказал, чего в реакторе забыл? — напомнил о беседе бородач.

— Да ты тоже не особо откровенничаешь, — заметил я.

— Ну как знаешь, — пожал плечами он. — Здесь ляжешь или в парной?

— Ты хозяин, тебе и решать.

— Тогда я в парную пойду.

— Дежурство распределять не будем?

— Не нужно, я камнями периметр отсёк.

— Ясно. И давно ты в одного путешествуешь?

— Почти с самого начала.

— И что, ни разу не хотелось к кому-нибудь примкнуть? Общин вроде хватает.

— Не люблю людей, как и они меня.

— А здесь чего забыл? Или ты так, без особой цели?

— Тебя ждал, чтоб ты мне о реакторе поведал.

— Дался тебе этот реактор.

— Чую, что-то важное там происходит. Просто так люди в подобные места соваться не станут.

— И то верно. Ладно, умеешь ты уговаривать, чертяка языкастый. В общем, хреново всё…

И я вкратце рассказал Швеллеру свою историю, не вдаваясь в особые детали. Вышло не так уж и долго, как мне поначалу казалось, минут в пятнадцать уложился. Он слушал не перебивая и всё это время внимательно смотрел мне прямо в глаза.

— Стало быть, от тебя наши жизни зависят? — усмехнулся в бороду он.

— Выходит, что так, — кивнул я.

— И сколько нам осталось?

— Может, неделя, а может, год. Я ведь не физик-ядерщик, понятия не имею, как всё это работает.

— М-да, херово, — впрочем, без особого сожаления произнёс Швеллер.

Он вышел из-за стола подхватил рюкзак и забросил его на поло́к, куда вскоре завалился сам, разместив поклажу под головой. Я поступил его примеру, только на узкой лавке кухонного уголка.

— Фонарь погаси, — буркнул из парной Швеллер. — Батарейки нынче в дефиците.

Я приподнялся и щёлкнул клавишей. Баня погрузилась в темноту, лишь из топки разливался слабый свет от томящихся там углей. Внизу, на скамье, уже не было так душно, а значит, поспать получится в относительном комфорте. В любом случае это гораздо лучше, чем на полу возле реактора.

— Мстительный я, — вдруг прозвучал голос Швеллера в темноте, — Потому и сел.

Я промолчал. Не потому что боялся спугнуть его откровение, просто не знал, что на это ответить.

— Спишь?

— Нет, рассказывай.

— Нас четверо было. Лучшие друзья, с самого детства друг друга знали. Про таких говорят: «не разлей вода». Потом взрослая жизнь. Всех раскидало: семьи, работа, у каждого свои интересы, но мы всё равно собирались, обычно на Новый год. Дни рождения тоже повод, но не всем удаётся вырваться из водоворота, а тут сразу десять выходных. Не знаю, как так получилось, что мы втроём её полюбили, а досталась она одному. Я сразу отступил. Понимаешь? Дружба — это святое, для меня это не пустой звук. А он не хотел… Каждый раз когда мы собирались вместе, не оставлял её в покое, и в тот вечер тоже. Мы напились… Он даже не знал, что я всё видел, думал, я домой пошёл. Вовка напился в стельку и вырубился, а он… он опять начал к ней приставать.

— Не хочешь произносить его имя?

— Не хочу.

— Он её изнасиловал?

— Нет, тогда бы я ему голову прямо там отрезал. Нет, он её просто ударил. Потом, видимо, понял, что перегнул, не стал продолжать, хотя, наверное, мог бы. Не знаю, я тогда слабо соображал. Гнев затмил разум. Я много раз ему говорил, что так нельзя, что она сделала свой выбор и стала женой нашего друга.

— И что ты сделал?

— Пришёл к нему ночью. Убил его пса, отрезал ему голову и оставил на пороге. А наутро вернулся и доступно объяснил, что если он ещё хоть раз к ней притронется, я поступлю с ним так же, как с его псом. Я не злой человек и собак очень люблю.

— И чем закончилась ваша история?

— Я сел, затем с военной кампанией контракт заключил…

— Бывал, значит?

— Да, немного, в центральной Африке пару лет. Думал, смогу грехи искупить, стать прежним, добрым и улыбчивым человеком, а вышло с точностью до наоборот.

— А с друзьями что стало?

— Он всё-таки смог разрушить семью и уничтожить нашу дружбу. И этого я ему никогда не прощу.

— Подожди… — Я даже на локтях приподнялся, словно Швеллер мог меня видеть. — Ты что, за ним сюда пришёл?

— Угу.

— Хуясе, — только и смог вымолвить я. — А ты упёртый. И с чего ты взял, что он где-то здесь?

— Люди говорят, а я умею слушать.

— Выходит, он жив? Если так, то он может быть только в одном месте: в кремле.

— Нет, там его точно быть не может. Выродкам туда ходу нет.

— А, так он одержимый, — наконец понял я и снова улёгся на рюкзак.

— Одержимый, — повторил Швеллер. — С горящими глазами.

Я аж подскочил, услышав последнюю фразу.

— Блядь, ты это серьёзно сейчас⁈ Ты хоть понимаешь, о ком говоришь⁈ Как ты вообще себе это представляешь?

— Не знаю, пойму, когда его найду, — всё тем же спокойным голосом ответил Швеллер. — Спать надо, я весь день на ногах.

— Как ты вообще умудрился выжить в одиночку?

— Как-то, — неопределённо ответил он.

— М-да, по твоей истории хоть книгу пиши, — усмехнулся я. — Жаль, что финал у неё пока ещё открытый. А вдруг это твоя судьба, предназначение? Может, вовсе и не я избранный, а ты?

Однако ответом мне было мерное сопение. Не знаю, слышал он меня или действительно уже спал? Я ещё долго смотрел в потолок. Несмотря на усталость, сон никак не хотел идти. Его слова раскалённой иглой засели в мозгу, не давая покоя. Впервые за всё это время, с того самого момента, когда я узнал о бесах, посвящённых и прочих не поддающихся логическому объяснению вещах, я вдруг кое-что осознал: никакой я не избранный. Не всё в этом мире крутится возле меня.

Нет, я никогда не страдал эгоизмом… Хотя кого я обманываю? Именно на себе я был зациклен всю свою жизнь. Что в ссорах с отцом, что в ситуации с парнями… И даже сейчас, когда жизнь во всём мире висит на волоске, я вдруг решил, будто это зависит лишь от меня.

— Спасибо, дружище, — едва слышно произнёс я и провалился в сон, словно младенец.