Список обреченных 1

Глава 5

— Это сложно. Давайте по порядку.

— Вы исполняете приказы Альбицкого?

— Мы подчиняемся Лиге. Беспрекословно. Каждый, кого принимают в отряд исполнителей, дает клятву подчиняться, как труп. Как в ордене Иезуитов. Иначе Лига снимает с себя ответственность за нашу безопасность.

— Вы надеетесь уйти от ответственности?

В голосе Олега появились жесткие нотки, как в Психологическом Центре. Вроде бы отвык за время частной практики, с клиентом надо ласково, чтобы он там не натворил, ибо он деньги платит. Женя — клиент, но он убийца, причем раскаяния нет и не предвидится.

Молодой человек не смутился.

— Пока никого не поймали, — еще шире улыбнулся он. — Из исполнителей. Из пропагандистов пару ребят замели. Пропагандисты в принципе больше рискуют, это же публичная деятельность. Зато им смертная казнь не грозит.

— Значит, есть еще отряд пропагандистов?

— Структура Лиги есть на сайте, так что я вам никаких секретов не выдаю. Можно я покажу?

— Давайте.

И Олег пропустил Женю за компьютер.

— У Вас есть VPN?

— Давно прикидываюсь голландцем, — усмехнулся Олег.

Сайт Лиги загрузился мгновенно, несмотря на VPN.

Сдержанный дизайн, слева наверху изображение цветка какого-то зонтичного растения. Ниже надпись: «Лига свободы и справедливости».

— А что за растение? — спросил Олег Николаевич.

— Пятнистый болиголов. Иногда его путают с цикутой. Но это другое растение. Именно из пятнистого болиголова делали официальный яд в Древней Греции, который использовали для казней.

Клиент нажал на иконку «Структура Лиги», и на экране появились разветвленная схема.

— Вот, смотрите, — начал объяснять Женя, — Отряд исполнителей на последнем месте. Видите, первым стоит Следственный Комитет Лиги (СКЛ). Под ним кнопка: «подать заявку на работу в комитете».

Женя кликнул по кнопке.

— Здесь условия. Работа в СКЛ платная, в отличие от работы в отряде пропагандистов и в отряде исполнителей. В нашем случае Лига только гарантирует финансовую поддержку в том случае, если материальные проблемы у члена отряда возникли в связи с работой в ЛИГе. В СКЛ зарплату платят. Но там надо иметь юридическое образование и опыт работы в правоохранительных органах.

— И есть желающие?

— Даже в исполнители конкурс, хотя членство в нашем отряде требует наибольшего самоотречения, и у нас самая суровая дисциплина. Меня три месяца проверяли прежде, чем зачислить в отряд. И проверки иногда жестокие.

— Например…

— Например, прихожу я домой после университета, и мне падает сообщение на «Телеграм»: «В левом верхнем ящике вашего письменного стола лежит ампула с красной маркировкой. Налейте полстакана воды, сломайте ампулу и вылейте ее в воду. Выпейте содержимое. Время исполнения: десять минут с момента прочтения сообщения».

— И?..

— Я все исполнил. Честно говоря, было очень страшно. Ампулу ломал, зажав полотенцем, руки дрожали. А питье безвкусное, ну, чуть-чуть с кислинкой.

— Вы считали, что там яд?

— Там и был яд, — усмехнулся Женя. — Я тогда уже был зачислен кандидатом в отряд и дал клятву кандидата: «Клянусь беспрекословно подчиняться любым приказам Лиги, сознавая, что и исполнение, и неисполнение приказов может стоить мне жизни».

— Лига ликвидирует исполнителей?

— Не знаю. Но мы на это подписываемся. Если Лига прикажет выпить любую неизвестную мне гадость, я буду обязан это сделать. И тогда я должен был доказать, что сделаю это.

Минут через десять после того, как я выпил мои полстакана воды с содержимым ампулы, мне пришло новое сообщение: «Как бы плохо вы себя ни почувствовали, обращаться за медицинской помощью, в частности, вызывать скорую помощь строго запрещено». По-настоящему дерьмово мне стало где-то через полчаса. Меня тошнило, я начал задыхаться.

Хорошо, что я живу один, родственники или друзья обязательно бы поинтересовались, что со мной. Думаю, Лига вообще зачисляет в исполнители только таких одиночек, это в анкете надо указывать.

— Хотелось вызвать скорую?

— Я не железный, но держался. Потом пришло новое сообщение: «Ложитесь на кровать и закройте глаза». Я лег и потерял сознание.

Пришел в себя через несколько часов, было ранее утро. Думаю, очнулся от сигнала сообщения, которое пришло на телефон: «Вы должны взять у себя анализ крови. Оборудование и инструкция в нижнем ящике стола. Инструкция имеет силу приказа Лиги». Труднее всего было попасть в вену, я никогда раньше этого не делал. Но ничего, справился. Инструкция очень подробная, на флэшке, с фотографиями. Флэшку надо было уничтожить, а контейнер с кровью оставить в определенном месте. Все по времени. Надо было успеть до семи утра. Я успел.

Когда я пришел домой, мне снова стало хуже, и я понял, что никуда больше не пойду. Но приказа Лиги не было. Я колебался. Вдруг, я обязан идти? Сообщение пришло около восьми: «Вы не должны выходить из дома вплоть до приказа Лиги. Пейте только воду. Ничего не ешьте». Есть и не хотелось. Меня несколько раз рвало. Новый приказ Лиги пришел только на следующее утро. Совсем рано. Мне нужно было пойти в парк. Определенный. И сесть на скамейку. Определенную. Третью по счету на определенной аллее. И ждать указаний. Были даны точные координаты. Так что ошибиться трудно. Смарт подтвердил, что я в правильном месте.

Было около пяти утра. Весна. Чуть-чуть светает. Пахнет свежей землей. В общем, класс. Я думал, что, если меня все-таки убьют, здорово, что у меня было такое утро. Я ждал минут пятнадцать. Потом пришло сообщение: «Не двигайтесь. Не оборачивайтесь. Не трогайте иглу. Потерпите».

Я сначала не понял, что за игла, но приказал себе замереть. Ждал еще несколько минут, пока плечо не обожгла боль. И я понял, что за игла. Очень хотелось ее выдрать, но я терпел. Хуже всего, что я не знал, сколько терпеть. Указаний не было. Я стал считать в уме. Досчитал до ста. До двухсот… До тысячи. Боль не утихала. Сообщений не было. Я начал сначала. Досчитал до пятисот. Наверное, прошло минут десять, но это были ужасные десять минут. Наконец, пришло сообщение: «Аккуратно удалите иглу и выбросите ее в урну рядом со скамейкой».

Легко сказать! «Удалять иглу» оказалось еще мучительнее, чем получить ее в плечо. Я сжал зубы, чтобы не закричать. У иглы оказалось оперение, из сарбакана что ли стреляли, или из арбалета. По крайней мере, никакого звука выстрела я не слышал. Мне удалось ее выдернуть через несколько минут мучений. Я ее выбросил и остался сидеть на скамейке.

— Вы вообще ничего не должны были делать до приказа Лиги? Даже встать со скамейки.

— Да, безусловно.

— И всегда так?

— Нет, конечно. Но, если получаешь приказ Лиги, переходишь в этот режим жизни только по приказам, пока тебя не отпустят. Так что ничего не имеешь права предпринимать без очередного указания, даже встать со скамьи. Я ждал еще минут десять, прежде, чем пришло сообщение: «Идите домой и ложитесь спать». Я вернулся домой и проспал часов до двенадцати.

Проснувшись я обнаружил, что все неприятные симптомы прошли. И меня ждало очередное сообщение: «Евгений, поздравляю. Вы прекрасно прошли первую проверку. Нигде не оступились. Любое отступление от приказов Лиги могло стоить Вам жизни. На первой проверке отсеиваются до пятидесяти процентов кандидатов. Так держать! Однако это не последняя проверка. Все последующие проверки будут сложнее и суровее. Поэтому, если вы не готовы к ним, еще можно отказаться.

Если Вы не хотите больше бороться за членство в отряде исполнителей Лиги, просто напишите „нет“ в ответ на это письмо. Это ничем Вам не грозит. Если Вы намерены продолжать борьбу, просто напишите „да“. С уважением, Андрей Альбицкий».

— Вы были рады получить это письмо?

— Очень. Я понимаю, о чем вы. Да, Андрей — харизматический лидер, и мы премся от того, что он пишет нам личные письма. Это очень здорово. Но если с ним что-то случиться, Лига не умрет. Мы найдем другого лидера, от которого будет приятно получать письма.

— Не вам одному приятно их получать?

— Совсем честно? Не знаю. Члены Лиги не знают друг друга. По крайней мере, рядовые. Даже кандидаты. Тем более, исполнители. Так что по себе сужу.

— И вы ответили «да»?

— Конечно.

— Женя, зачем вам это? Вы готовы были терпеть боль и страх, чтобы получить право убивать?

— Не совсем так. Законного права убивать у меня не было и нет. Я хотел, чтобы мне помогли творить справедливость. Я ненавижу несправедливость, Олег Николаевич. Мне реально больно, когда я узнаю о ней. Мне кричать хочется.

— Ладно, допустим, — вздохнул Олег. — Вы ответили «да».

— И мне ответил Альбицкий: «Евгений, я очень рад, что Вы остаетесь в наших рядах. На этом этапе отсеивается еще треть кандидатов. Живите обычной жизнью до следующего приказа Лиги. С уважением, Андрей».

— И долго вам дали пожить обычной жизнью?

— Около месяца. Потом была следующая проверка.

— Она была труднее?

— Она была другой. Во время первой проверки я рисковал только собой. Вторая касалась другого.

— А как вы понимали, что приказ от Лиги?

— Очень просто. Все приказы Лиги приходили с одного и того же короткого номера, который мне сообщили заранее, на один и тот же телефон. На этот раз я должен был пойти в определенное место и взять там пакет.

— Камера хранения?

— Лига не любит камер хранения. Там везде видеонаблюдение. Либо весь реквизит я находил у себя дома, либо в менее формальных местах.

— А как они попадали к вам домой?

— У них был ключ. Я сам сделал копию и оставил в определенном месте. Это условие поступления в кандидаты.

— На этот раз было менее формальное место?

— Чердак заброшенного дома. Я поднялся туда по полуразрушенной лестнице, которая страшно скрипела. Было уже темно, около семи вечера. Я нашел пакет под чердачным окном с разбитыми стеклами. Ничем не примечательный пластиковый пакет, как в магазине. И мне было приказано ждать.

— Долго?

— До полуночи. Мне было приказано прислониться к стене рядом с окном и сидеть неподвижно. Пакет пока не открывать. Я не знал, что в нем. Через некоторое время я услышал писк. Чердак кишел мышами. Очень наглыми. Они норовили подбежать ко мне поближе и как минимум, обнюхать.

— Вы боитесь мышей?

— Нет, конечно. Но я знаю, что они могут переносить бешенство. Так что было не очень приятно. Но обошлось. Около двенадцати пришел приказ открыть пакет. Я пошевелился, и мыши разбежались. Все надо было делать вслепую, мне разрешалось только посветить телефоном, когда приходили сообщения.

В пакете было три пакета поменьше. У них была разная фактура, так что я мог различить их наощупь. «В гладком пакете вы найдете резиновые перчатки. Наденьте их», — пришло сообщение. В темноте это было нетривиальной задачей. Я сначала перепутал руки. Потом надел одну перчатку ладонью вверх. Справился, но минут за пять, по-моему. «В том же пакете вы найдете влажные салфетки. Тщательно протрите перчатки», — пришло сообщение.

— Чтобы не осталось следов пота на той вещи, которую вы возьмете этими перчатками, — сказал Олег.

— На винтовке, — спокойно пояснил Евгений. — У нас чище, чем в операционной.

— Охотно верю. Продолжайте.

— Винтовка была в третьем пакете. Сначала мне приказали открыть второй: «В пакете с выпуклым рисунком вы найдете прибор ночного видения, наденьте его». Пакет был с такими выпуклыми пупырышками, в таком полиэтилене хранят бьющиеся вещи, ни с чем не спутаешь. Я надел очки, и проблема темноты тут же исчезла. Все было видно прекрасно. В том числе мышей по углам. Эти твари, естественно никуда не делись. Винтовка была в разобранном виде. Мне приказали собрать ее, согласно инструкции на прикладе. Отлична видна была инструкция, хотя я в ней не особенно нуждался.

— Вы не первый раз держали в руках винтовку?

— Далеко не первый. Я люблю пострелять в тире. Кандидат в мастера спорта. Правда, из короткоствола. Я упомянул это в моем резюме. Думаю, Лига учла. Но, как только меня зачислили в кандидаты, мне запретили посещать тир.

— Почему?

— Лига ничего не объясняет. Более того, считается очень дурным тоном задавать вопросы. А гуглить прямо запрещено.

— Думаю, чтобы вы не засветились.

— Я тоже так думаю. Винтовка была с оптическим прицелом. Эту систему я тоже знал. «Встаньте у окна и держите под прицелом уличный фонарь на высоте около метра от земли. Ждите приказа», — это сообщение показалось несколько смешным, пока я не увидел человека, который подошел к фонарю и встал перед ним. Фонарь, кстати, горел очень тускло, и то и дело норовил погаснуть. Человек стоял и чего-то ждал. Приказа не было.

Я не знаю, сколько прошло времени. Наверное, немного. Но минуты тянулись, как часы. Наконец пришло сообщение: «Тщательно прицельтесь в живот человеку у фонаря и сделайте три выстрела». Я подчинился. Выстрелы прозвучали как три хлопка, и на них наложился крик боли. По-моему, тот человек упал, но я не вполне в этом уверен, потому что пришел новый приказ: «Отвернитесь от окна. Сделайте два шага вправо. Прислонитесь к стене. Сядьте на пол».

— Инструкции стали такими подробными?

— Да. Так всегда после акции. Когда нервничаешь, очень помогает. Инструкции становятся очень подробными и приходят каждую минуту. «Разберите винтовку. Сложите в пакет. Снимите очки. Положите в пакет от очков. Поставьте оба пакета под окно». Я исполнял и слышал стоны человека на улице. Наверное, я его ранил. Потом стоны прекратились. Думаю, он умер или потерял сознание. Или ему стало лучше, если я выстрелил в него противоядием, как в меня во время первой проверки. Очень хотелось в это верить.

Инструкции шли чередой: «Возьмите пустой пакет, в котором лежали остальные пакеты и спускайтесь вниз». Глаза быстро привыкли к темноте, но все равно это было сложно. Пакет я нашел не сразу и по аварийной лестнице спускался еле-еле, держась за деревянные перила рукой в перчатке, и рука норовила соскользнуть. Наконец, внизу: «Снимите перчатки. Положите их в пакет. Возьмите с собой. Выбросите в контейнер, справа от выхода».

— Такие предосторожности, хотя вас элементарно было поймать по билингам с телефона.

— Может быть, но не поймали. Возможно, не ловили.

— Телефон на вас записан?

— Не знаю. Я его получил в обмен на ключи от квартиры. Все приказы Лиги приходили только на него и с одного и того же номера, как я и говорил. Этот телефон я всегда должен был носить с собой.

— Он и сейчас у вас с собой?

— Уже другой. Мне его дважды меняли.

— И вы тогда поехали домой?

— Не сразу. Меня долго водили по ночным переулкам. Шли приказы как от навигатора: «Идите сто метров прямо. Поверните налево. Поверните направо». Я ужасно устал, пока не вышел к метро. Это было незнакомое метро другой линии, где я никогда не был. Светало. Метро только открылось. «Спуститесь в метро и поезжайте домой», — пришло сообщение.

Я вернулся где-то к половине седьмого. Хотел уже было упасть в кровать, но пришел приказ: «В верхнем ящике письменного стола зеленая коробочка. В ней таблетка. Примите ее и ложитесь спать». Я выпил таблетку почти без страха и не раздумывая и завалился спать, хотя не был вполне уверен, проснусь ли утром.

— Наркотик?

— На этот раз вряд ли. Я бы и без него отрубился. И на следующее утро помнил все очень четко. Чувствуете, как я вам рассказываю? Я помню все приказы. Дословно. Утром пришел приказ написать подробный отчет и отправить на определенный электронный адрес. Вот адреса не помню. После отправки отчет надо было уничтожить вместе с адресом.

— У Лиги есть психологическая служба?

— Конечно.

Женя вернулся назад на основную страницу сайта Лиги.

— Вот она центре композиции. Следственный Комитет Лиги. Юридическая Служба Лиги. Суд присяжных Лиги. Оперативный отдел. Психологическая Служба Лиги. Аналитическая Служба Лиги. Финансовый Комитет Лиги. Отряд пропагандистов. Отряд исполнителей. А что?

— Чувствуется рука психолога.

— Не сомневаюсь. На Лигу работают отличные специалисты. Я отправил отчет и мне пришло сообщение: «Ваш отчет получен. Спасибо за отчет». И тогда черт меня дернул сделать то, на чем я схлопотал целых два штрафных балла. Я задал вопрос: «Я убил человека?»

«Вы исполнили приказ Лиги», — пришло сообщение.

А потом я получил письмо от Альбицкого: «Евгений, здравствуйте! Со вторым заданием вы справились хуже, чем с первым, причем, прокололись в самом конце. У вас два штрафных балла. Первый за излишнее любопытство, второй — за недостаток доверия к Лиге. Член отряда исполнителей должен доверять Лиге безгранично иначе ему там делать нечего. Запомните: „Все, что вы сделали по приказу Лиги, сделано для блага общества, чем бы это ни казалось. Никакой цели, кроме блага общества у Лиги нет“. Запомните и повторяйте, как молитву.

Сейчас вы не уверены, совершили ли убийство. Когда вы будете зачислены в отряд, будут случаи, когда вы будете точно это знать. Привыкайте. Это ваша миссия.

Кроме этих двух моментов, все остальное хорошо. Особенно нам понравилось точное следование инструкциям. На всякий случай предупреждаю: любое неисполнение приказа, даже, казалось бы, незначительного (не выпил таблетку, повернул не туда), — это гарантированный вылет из кандидатов, если конечно живы останетесь. За вами пока не водится, но запомните. За меньшие провинности — штрафные баллы. Для вылета достаточно пяти. Вы пока можете остаться в числе кандидатов, если по-прежнему этого хотите. Если нет, просто напишите „Нет“ в ответ на это письмо. Альбицкий».

— Вас очень расстроило это письмо?

— Ну, меня распекали, конечно. Причем, лично Альбицкий. Но меня не гнали, и это было здорово. Я ответил тут же: «Спасибо огромное, что позволили мне остаться. Простите. Больше не повторится. Конечно „да“».

— И что Альбицкий?

— Он ответил: «О-кей. Штрафные баллы остаются на вас. Их нельзя снять, просто попросив прощения. Надеюсь, вы сможете реабилитироваться в ходе выполнения следующих заданий. Живите обычной жизнью до следующего приказа Лиги».

— Давайте обедать, — сказал Олег. — Вы исключительно интересный собеседник, но мы с вами с голоду умрем.

Это был семейный обед с участием Марины Юрьевны и Димы. Женя вел себя исключительно скромно и даже застенчиво. О себе не говорил вообще. Видимо, у него не было приказа исповедоваться кому-то, кроме хозяина.

После обеда они вдвоем вернулись в кабинет Олега, и разговор продолжился.

— Итак, — начал Олег. — Когда был следующий приказ Лиги? Опять через месяц?

— Гораздо раньше. Точнее было много мелких приказов. Первый казался почти несерьезным. В ящике стола я нашел набор резиновых медицинских перчаток. Я должен был научиться надевать их наощупь в темноте. В спокойной обстановке это оказалось совсем несложным. Однако я честно потратил на это в общей сложности часов восемь, пока довел навык до абсолютного автоматизма. Отчитался. «Не прекращайте тренировок, — ответили мне. — По пятнадцать минут каждый день. Во время акции ошибка может стоить вам жизни».

— А другие приказы?

— Они были трех типов. Выпить таблетку. Сделать укол в вену. Сдать кровь. Иногда таблетки были совсем безобидными, я ничего после них не чувствовал. Иногда от них клонило в сон. Пару раз они были исключительно противными на вкус, причем их надо было медленно рассасывать.

— А инъекции?

— Подозреваю, что в большинстве случаев это был физраствор. Ну, или с какой-то безобидной примесью, которую можно было обнаружить при анализе, чтобы убедиться, что я исполняю приказы. Как правило, после инъекций я вообще ничего не чувствовал, пару раз закружилась голова, но быстро прошло. Мне кажется, меня просто дрессировали на умение делать себе уколы в вену: быстро, ловко и не раздумывая. Я сейчас могу это вслепую делать, наощупь.

— Преувеличиваете.

— Нисколько. У меня было три таких задания. Ампула в черной бумаге и шприц в ящике. Все в трех экземплярах. Надо запереться в ванной и выключить свет. Вслепую надеть перчатки. Вслепую собрать шприц. Вслепую вскрыть ампулу, заполнить шприц и попасть в вену. В первый раз я пролил половину ампулы и исколол себе руку, в вену попал с третьего раза. Во второй получилось чуть лучше, но тоже не сразу, и часть препарата утекла на пол. В третий — почти чисто.

— Они заметили ваши неудачи?

— Конечно, по анализу крови: «У вас недодозировка. Пришлите подробный отчет».

— Сколько было штрафных баллов?

— Нисколько. Поблагодарили за честный отчет. Прописали тренировки. Сборка шприца. Ампулы с физраствором и пока без инъекций. Вторую проверку я прошел гораздо лучше. Третью — идеально. Так что это возможно.

— А зачем это нужно? Вам приходилось потом делать себе инъекции вслепую?

— Вслепую нет. Инъекции неоднократно. Это помогает, на самом деле. Могу в больнице работать. Могу моды себе ввести.

— Моды не сможете. Человек слишком хреново себя чувствует от кондактина, чтобы ввести себе моды.

— У меня было такое задание: выпить таблетку, от которой становилось очень хреново, а потом сделать себе инъекцию. Я справился. Поспорим? Я пью кондактин и ввожу себе, ну, например, физраствор тогда, когда скажите.

— У вас нет приказа о введении модов?

— Пока нет.

— Молодой человек, кондактин — слишком опасный препарат, чтобы вводить его по десять раз по поводу и без повода.

— Ну, хорошо. Если мне прикажут ввести моды, тогда пари? Спорим, я смогу сделать все сам?

— А вы штрафных баллов не огребете за самодеятельность?

— Ну, вы же меня не выдадите…

— На что спорим?

— Ну-у… на сто евро.

— Договорились. Только все под моим контролем.

— Хорошо.

— Приходилось еще штрафные баллы зарабатывать?

— О-да! Я нарвался сразу после того, как меня перестали мучить инъекциями. Мне дали примерно недельную передышку. Честно говоря, меня не переставал волновать вопрос, что на самом деле произошло с тем человеком, в которого я стрелял. Это происшествие в новостях не упоминалось. Но это еще не значит, что убийства не было. В огромном городе в сутки совершается несколько убийств. Далеко не все попадают в новости. И я не удержался. Я набрал в поисковике: «убийство, дата, время, место». Название переулка я вычислил по координатам.

Поисковик не выдал ничего интересного. Зато в тот же день мне пришло письмо от Альбицкого: «Евгений! Вы понимаете, что натворили? Поисковик запоминает запросы. Вы не знали, что этого делать нельзя? У вас еще три штрафных балла. Два уже было. Всего пять. Это вылет. Альбицкий».

Я был в отчаянье. Я продержался больше двух месяцев, в меня стреляли, я стрелял, я исколол себе вены и научился вслепую делать инъекции. И все коту под хвост. Но вопросы задавать нельзя. Это еще пара штрафных баллов. Хотя, какая разница? Пять уже есть. Ну, будет семь. И я написал Альбицкому: «Андрей, я очень виноват. Я дурак. Есть ли для меня какой-нибудь способ остаться в рядах кандидатов?» Он ответил: «Способ есть. Имей вы немного терпения, я бы сам вам его предложил. У вас еще один штрафной балл. Всего шесть. Есть способ снять пять. Вы должны понести наказание. Будет очень плохо. Очень! И мы не гарантируем вам жизнь. Если сердце выдержит. Если вы согласны, напишите „да“».

— И вы ответили «да»?

— Конечно. Тут же. Правда «будет очень плохо» — это мягко сказано. Андрею надо было написать: «будет ад». Это адекватнее. Все мои предыдущие мучения ни в какое сравнение не шли с этим.

Приказ пришел ранним утром: «Вы должны выйти в парк. Координаты… Сядьте на скамейку и ждите дальнейших инструкций».

До парка я дошел минут за пятнадцать, он у меня рядом. Сел и стал ждать. Были сумерки перед рассветом. Май. Первые листочки на деревьях, как зеленый туман. Желтые цветы в траве.

Я думал, что, может быть, сегодня умру. Что же они со мной сделают, думал я. И мне представлялось исключительно что-то средневековое: дыба, кнут, железная дева, испанские сапоги. Я ждал, что сейчас из-за кустов выскочат человек пять в масках, и мне прикажут идти с ними в какой-нибудь заброшенный старый сарай. И там будет полный набор этих средневековых пакостей. Я даже не задумывался о том, откуда возьмется сарай в цивилизованном парке.

Это я вам сейчас так весело рассказываю, а тогда мне было ужасно страшно. Потом, когда все было уже позади, мне приказали написать отчет об уроках, которые я извлек из наказания. И кроме очевидного вывода о том, что гуглить что либо, имеющие отношение к Лиге или ее акциям, нельзя ни в коем случае, я написал, что мы сами себя мучаем. Своими средневековыми фантазиями я себе наказание минимум удвоил. Сейчас стараюсь этого не делать. Если я получаю приказ Лиги, я просто исполняю его, не думая о последствиях.

— А если Лига прикажет вам убить меня? — спросил Олег. — Вы исполните приказ?

— Да, безусловно. Но вероятность подобного приказа кажется мне пренебрежимо малой величиной.

— Вы страшный человек.

Он пожал плечами.

— Когда я орудие Лиги — возможно. Когда просто человек — вряд ли.

— Ладно, — вздохнул Олег. — Что было дальше?