Спасите меня, Кацураги-сан! Том 6

Глава 15

— Анатолий Сергеевич, вам говорили о том, что у вас сильно увеличено количество тромбоцитов в крови? — спросил я.

Васильев пожал плечами.

— Да, доктор Кацураги, что-то подобное мне говорили год назад, — ответил он. — Но я пью кроверазжижающие препараты. Разве этого недостаточно?

— Что конкретно вы пьёте? — поинтересовался я.

— Аспирин. Ацетилсалициловую кислоту, — назвал препарат он.

— Недостаточно, — помотал головой я. — Уровень тромбоцитов слишком высокий. Здесь обычными антиагрегантными препаратами не обойтись.

Но корень всех проблем крылся не в общем анализе крови, а в заключении ультразвукового исследования органов брюшной полости. Одного органа там попросту не было, хотя он там быть должен. Иногда УЗИ-диагносты его игнорируют и не описывают, будто его и вовсе нет. Но этот орган очень важный, и если его в теле Васильева действительно нет, то это многое объясняет.

— Что у вас с селезёнкой, Анатолий Сергеевич? — спросил я. — Меня смущает заключение вашего УЗИ брюшной полости.

— А, так её удалили ещё несколько лет назад, доктор Кацураги, — ответил мужчина.

— Из-за чего?

— Я попал в аварию. В целом отделался малыми травмами, если учесть, что моя машина рухнула с моста, — сухо усмехнулся он. — Сломал таз и повредил селезёнку. Таз уже давным-давно сросся, а вот селезёнку пришлось удалить.

— Логично, — кивнул я. — Но вам не рассказывали, чем это чревато?

— Отсутствие селезёнки? — переспросил он. — А что, она в принципе зачем-то нужна? Мне один врач говорил, что это относительно бесполезный орган.

Ох, ну и кто же умудрился такое сказануть? У нас в организме практически нет бесполезных органов. Речь, конечно, не идёт об атавизмах и рудиментах — признаках организма, которые не несут практичной функции для организма. Селезёнка таковым точно не является. Она — один из главных компонентов иммунной системы — её «мозг». В селезёнке образуется часть лимфоцитов. Но что особенно важно при рассмотрении этого клинического случая — это разрушение старых клеток крови и депонирование, то есть сохранение и накопление тех клеток, которым ещё рано выходить в кровоток.

Селезёнка уничтожает устаревающие клетки крови и накапливает в себе тромбоциты. А поскольку у Анатолия Васильева этого органа нет, то и накапливаться тромбоцитам попросту негде.

— Анатолий Сергеевич, этот орган играет очень важную роль, поверьте мне на слово, — произнёс я. — Всё, что вас беспокоит, связано с увеличением числа тромбоцитов, которые не уничтожаются селезёнкой. У вас они уже перевалили за тысячу.

— А норма? — напрягся Васильев.

— От ста пятидесяти до четырёхсот пятидесяти, — ответил я. — По грубым прикидкам. Все эти головные боли, головокружение, слабость, одышка — причиной тому тромбоцитемия.

— И чем это опасно, доктор Кацураги? — спросил Васильев.

— В первую очередь тромбозами, что очевидно, — ответил я. — Сами понимаете, чем больше у вас в крови тромбоцитов, тем больше риск того, что в сосудах начнут откладываться тромбы. Особенно при удалённой селезёнке высок риск тромбоза воротной вены — той, которая ведёт кровь к печени.

Причём такая ситуация, как у Васильева, происходит далеко не у всех людей с удалённой селезёнкой. Обычно риск осложнений проходит в течение нескольких недель, а потом организм адаптируется к жизни без этого органа. Большую часть нагрузки берёт на себя печень. Но в данном случае всё пошло по совсем другому сценарию. Печень явно не справилась с задачей, что, кстати, может говорить о нарушении и её функции тоже.

— Анатолий Сергеевич, самым оптимальным вариантом для вас будет прохождение перечня анализов, которые я распишу, с дальнейшей консультацией гематолога, — посоветовал я. — Ваши кровяные клетки ведут себя неадекватно. По-хорошему, нужно исключить другие заболевания, которые могут увеличивать количество тромбоцитов.

— Например, какие? — поинтересовался он.

— Болезни костного мозга, онкологические заболевания и, что наиболее вероятно, судя по вашей клинической картине, наследственные. Таким же образом себя часто проявляет так называемая эссенциальная тромбоцитемия. Из-за поломки нескольких генов тромбоциты начинают накапливаться в крови даже при нормально функционирующей селезёнке. Просто орган в таком случае перестаёт справляться с нагрузкой и не может уничтожить все клеточные излишки.

— Удивительно, — кивал Васильев. — Я впервые в жизни слышу обо всём этом, доктор Кацураги. Прошу, перечислите мне все обследования, которые нужно пройти. Я займусь этим сегодня же.

— Перед походом к гематологу нужно повторить общий анализ крови и ультразвуковое исследование органов брюшной полости — то, что вы уже делали. Для исключения онкологического процесса не помешает сделать рентгенографию органов грудной клетки, а также УЗИ почек и половых органов. Чтобы подтвердить наследственную тромбоцитемию, придётся сделать пункцию костного мозга и провести генетические исследования, но на эти процедуры вас отправит уже гематолог.

Васильев активно участвовал в беседе и записывал каждое моё слово, несмотря на то, что я обещал отправить ему заключение на русском языке.

— И последний вопрос, доктор Кацураги, — решил подытожить он. — Нужно ли мне сейчас принимать что-то кроме аспирина?

— Препараты гидроксимочевины могут снизить активность костного мозга и подавить выработку новых тромбоцитов. Схему приёма я сброшу на вашу электронную почту вместе с заключением, — ответил я. — И не переживайте, Анатолий Сергеевич. С этим заболеванием люди живут, и срок жизни никак не сокращается, если правильно поддерживать уровень тромбоцитов и не допускать осложнений.

— Спасибо вам огромное, доктор Кацураги, — неряшливо поклонился Васильев.

Первое время я кланялся точно так же. Не сразу привыкаешь ко всем особенностям японской коммуникации.

— Я бы пожал вам руку, если бы была такая возможность, — добавил он. — С сегодняшнего дня займусь своим здоровьем.

— И никаких вегетососудистых дистоний, — напомнил я. — Помните, что это — временный диагноз. На самом деле за ним всегда стоит что-то другое.

Правда, далеко не всегда это какая-то серьёзная генетическая поломка. Под диагнозом «ВСД» может скрываться даже депрессия или тревожное расстройство.

Я попрощался с Васильевым и прервал видеосвязь. Затем заполнил медицинские осмотры на обоих осмотренных пациентов. И сделал это на русском языке, чтобы нашим коллегам из России не пришлось переводить заключение с японского. Это стало бы настоящей пыткой.

Когда я покинул кабинет телемедицинских консультаций, то сразу же обнаружил, что в коридоре меня до сих пор ожидает Кацураги Казума и Эитиро Кагами.

— Ну как всё прошло, Кацураги-сан? — спросил заведующий. — Ваш предыдущий пациент уже успел прислать благодарность. Первая консультация прошла успешно. Но как обстояли дела с русским? Получилось воспользоваться знанием языка?

— Ещё бы, — усмехнулся я. — Можете прочитать моё заключение, Эитиро-сан. О подробностях я с радостью поговорю с вами позже. Прямо сейчас мне нужно в терапевтический стационар. У нас с Акихибэ-сан и Накадзимой-сан сложный пациент.

— Хорошо, Кацураги-сан, бегите, — кивнул Эитиро Кагами. — Я здесь до шести вечера. Будет время — заходите.

Я поклонился заведующему и рванул в терапевтическое отделение. Когда добрался до места, Накадзима Хидеки как раз корпел над бумагами моего пациента Фудзитару Комацу.

— Добрый день, Накадзима-сан, — поприветствовал старика я. — Акихибэ-сан передала мне, что у вас затруднения с постановкой диагноза. И что пациенту стало хуже. Что случилось? Мы ведь ввели ему дексаметазон. Аллергическая реакция должна была пройти.

— Она прошла, — кивнул Накадзима Хидеки. — Больше он не чихает.

— Тогда в чём ухудшение? — не понял я. — Он ведь терял сознание из-за увеличения давления в грудной полости.

— Согласен с вами. Потому я и в затруднительном положении, Кацураги-сан. Пациент больше не чихает, но сознание продолжает терять. Мы снова привели его в чувство, выполнили электрокардиографию, взяли анализы крови по «цито», но каких-либо серьёзных изменений не обнаружили.

Значит, потеря сознания происходит из-за другого заболевания. Вернее, из-за нескольких сразу. Реакция на чихание была лишь маской. За всей этой клинической картиной скрывается что-то более серьёзное.

— Хм, — задумался я. — Накадзима-сан, а ведь Фудзитару Комацу обратился изначально не к нам. Давайте восстановим хронологию событий.

— Не к нам? — удивился Накадзима. — Об этом мне ничего не известно. Он стоит на учёте у кого-то из узких специалистов?

— На учёте не стоит, но какое-то время наблюдался у невролога, который назначил ему витамин В-12 в инъекциях. Из-за этого витамина у Фудзитару Комацу началась аллергия, которая привела к бронхоспазму и обморокам, о которых мы с вами уже знаем. Но теперь мы аллергию убрали, а обмороки сохраняются. Назревает вопрос, а с какими жалобами вообще пациент обратился к неврологу? Может быть, в этом и кроется причина всей этой клинической картины?

— Пойдёмте к компьютеру, — позвал меня заведующий. — Посмотрим выписки. Думаю, что вы мыслите верно, Кацураги-сан. Причина основного заболевания появилась уже давно. Только пришёл Фудзитару Комацу не к тому специалисту.

Мы вошли в ординаторскую и сели за компьютер. В медицинской информационной системе быстро нашлись выписки с прошлой консультации невролога.

Врач описывал жалобы пациента на боли в мышцах и суставах, потерю веса и что самое любопытное — онемение в пальцах рук и изменение цвета кожи.

— По описанию похоже на синдром Рейно, — заметил я.

— Согласен, — кивнул Накадзима Хидеки. — Спазм сосудов пальцев. Неврологи часто назначают витамин В-12 для того, чтобы убрать покалывания и дискомфорт в конечностях. Только я не знаю случаев, чтобы от синдрома Рейно возникали синкопальные состояния. Откуда обмороки — всё равно непонятно.

— Значит, синдром Рейно в данном случае — это следствие заболевания, из-за которого возникает обморок, — продолжил рассуждать я.

— Например? — нахмурился Накадзима.

— Например, новообразование, которое выделяет вещества, вызывающие спазм сосудов, — объяснил своё мнение я. — К примеру, активное вещество крови — интерлейкин-шесть — может вызывать такую картину. И вырабатывается он некоторыми онкологическими образованиями.

— Значит, мы недостаточно хорошо обследовали пациента, — подытожил Накадзима Хидеки. — Мы уже сделали ему рентген органов грудной клетки, изучили всю брюшную полость. И ничего. Всё чисто.

Значит, пора ещё раз пробежаться по нему «анализом». Неспроста моя магия автоматически активировалась, когда Фудзитару Комацу вошёл в мой кабинет. Вряд ли «анализ» включился из-за аллергии. Это была его реакция на главную причину заболевания, которую мы пропустили, поскольку были заняты мероприятиями неотложной медицинской помощи. В тот момент я лишь думал о том, как сохранить жизнь пациенту, но не о том, что скрывается за всей клинической картиной.

— Мне нужно ещё раз его осмотреть, Накадзима-сан, — сказал я.

И мы с заведующим проследовали в палату, где лежал Фудзитару Комацу.

— Я опять свалился, Кацураги-сан, — вяло улыбнулся пациент. — Похоже, мне уже никто помочь не сможет…

— Если бы вам никто не мог помочь, вы бы здесь не лежали, Фудзитару-сан, — успокоил его я. — Скоро мы докопаемся до истины. Не переживайте.

Этот случай меня не на шутку заинтересовал. Благодаря имеющемуся опыту и магическим навыком почти что никакое заболевание не вызывало у меня трудностей. Но клиническая картина Фудзитару Комацу зацепила мою любознательность. Я жаждал добраться до ответа на свои вопросы. И во имя здоровья пациента, и для удовлетворения своего профессионального любопытства.

Я надел фонендоскоп и начал прослушивать лёгкие и сердце пациента, а сам, тем временем, подключил «усиленный анализ» и устремил своё внимание к тем органам, которые были изучены меньше всего. Никто так и не проверил головной мозг Фудзитару Комацу и его сердце. ЭКГ — это стандартная процедура, но она, как правило, говорит только об электрической активности сердечной мышцы. А я захотел осмотреть орган подробнее и не прогадал.

Головной мозг оказался чист. А вот сердце…

В его полости — в левом предсердии — находился объект, которого там быть попросту не должно. Гладкое шарообразное образование на ножке висело на перегородке, которая отделяла левое предсердие от правого. Ток крови заставлял этот пятисантиметровый шарик метаться туда-сюда.

И время от времени образование перекрывало атриовентрикулярное отверстие — выход в левый желудочек. А значит, именно оно отключало кровоток пациенту. Когда шар не давал крови пройти в нижние отделы сердца, временно останавливалось кровообращение всего организма, включая головной мозг.

Вот она — причина обмороков.

Во время движения шара на ножке я слышал через фонендоскоп очень специфический звук. Низкочастотный шум. И я знал этот звук. В медицинской литературе его называют опухолевым хлопком.

— Я знаю, что с Фудзитару-сан, — обратился я к Накадзиме Хидеки, снимая фонендоскоп. — Это — миксома.

Миксома — это доброкачественная опухоль сердца. Крайне редкое заболевание. Сердце вообще нечасто поражается опухолями, но миксома в сравнении с остальными образованиями встречается чаще. И это к лучшему. Она не злокачественная, и может быть удалена без вреда для здоровья.

Единственная проблема в том, что это заболевание выявляется с большим трудом. Встречают его редко, а потому далеко не всегда жалобы пациента соотносятся с возможностью возникновения миксомы сердца.

— Миксома⁈ — удивился Накадзима Хидеки. — Как вы это поняли, Кацураги-сан?

— Во-первых, послушайте сами, — предложил я. — Услышите опухолевый хлопок. Во-вторых, пациенту были выполнены все обследования, кроме эхокардиографии. Кроме единственной процедуры, благодаря которой можно было бы стопроцентно найти миксому. И, в-третьих, синдром Рейно. Как я и сказал ранее, спазм сосудов может произойти из-за выделения интерлейкина-шесть. А миксома часто производит это активное вещество.

Накадзима Хидеки провёл аускультацию — выслушал сердечные тоны Фудзитару Комацу и, тяжело вздохнув, кивнул.

— Высший пилотаж, Кацураги-сан, — заключил он. — Да. Вы правы. Это оно. Я этот хлопок услышал не сразу.

— Значит, пациента нужно переводить в отделение сердечно-сосудистой хирургии и приступать к оперативному вмешательству, — подытожил я.

— Насколько это серьёзно, Кацураги-сан? — напрягся Фудзитару. — Что же это получается… Мне сердце будут резать?

— Придётся проводить операцию на открытом сердце, Фудзитару-сан, — кивнул я. — Это — единственный способ вылечить данное заболевание. Но наши хирурги очень хорошо справляются с такими хирургическими вмешательствами. Зато после операции вы сразу же почувствуете себя в разы лучше. Обмороки вас больше беспокоить не будут. Если, конечно, вы не решите снова уколоть себе витамин В-12.

На самом деле операция довольно травматичная, но знать об этом пациенту не нужно. Сначала рассекается кость — грудина, чтобы обеспечить доступ к сердцу. Затем снижается температура, а сердце пациента останавливают. Чтобы больной не погиб, его подключают к аппарату искусственного кровообращения, и лишь потом приступают к удалению опухоли.

Впоследствии на сердце накладывается специальный пластырь, чтобы закрыть дефект. Но иного пути нет. Можно, конечно, решить вопрос трансплантацией сердца, но это ещё сложнее. И выполняется такая радикальная операция только в том случае, если миксома выросла в неудобном месте, откуда её не удалить.

У Фуджитару Комацу ситуация другая. Его опухоль легко извлекут классическим путём.

Пациента перевели в отделение сердечно-сосудистой хирургии, и им занялся Цубаки Арата. Я же направился к Эитиро Кагами, который обрадовал меня хорошими новостями.

— Из России передали большую благодарность за сотрудничество, — сообщил он. — Обе консультации прошли успешно, и русские готовы практиковать телемедицину на регулярной основе. Вскоре к нам присоединятся и другие страны. Это великолепное начало большого дела, Кацураги-сан. Вы потрудились на славу!

— Мелочи, Эитиро-сан, — ответил я. — Главное, что оба пациента пришли не просто так. Мне удалось выявить у них действительно серьёзные заболевания, на которые следует обратить внимание сразу нескольких специалистов.

— Вы заслужили отдых, Кацураги-сан, — улыбнулся заведующий. — Уже вечер пятницы. Если на эти выходные у вас не стоят дежурства, вам бы посвятить себя отдыху. С таким темпом работы и перегореть недолго.

— Перегорание на мне не работает, Эитиро-сан, спасибо, — кивнул я.

Перед тем, как покинуть поликлинику, я заглянул в кабинет своего брата Кацураги Казумы.

— Казума-кун, домой идёшь? — спросил я.

— Тендо-кун, заходи скорее! — подозвал меня он, затем вскочил с компьютерного кресла и запер за мной дверь.

— Что-то случилось? — удивился его поведению я.

— Мне доверили одно важное дело. Ты ведь, наверное, обратил внимание, что рейтинговая система не менялась уже больше месяца? — спросил Казума.

А ведь действительно… Обычно изменения в рейтинге нам сообщают первого числа каждого месяца. Но в октябре об этом пока никто ничего не сообщал.

— Мы меняем прошивку операционной системы, которая отвечает за рейтинг, — сообщил Казума. — Мне доверили этим заниматься. Представляешь?

— Я очень рад за тебя, — улыбнулся я. — Только мне всё равно непонятно, почему ты так взбудоражен.

— А разве ты не понимаешь, Тендо-кун? — хитро ухмыльнулся он. — Я ведь могу поменять твои показатели. Увеличить тебе рейтинг, понимаешь?

— Стой, прекрати, — перебил его я. — Ни в коем случае не делай этого.

— Не переживай, никто ничего не заметит! — уверил меня Казума. — Я могу работать в системе, не оставляя при этом никаких следов.

— Ещё раз повторяю, Казума-кун, влиять на мой рейтинг не нужно. Какой тогда от него смысл? Это не по правилам.

— А ты думаешь, что тут все играют по правилам? — усмехнулся Казума. — Я хорошо изучил рейтинговую систему, Тендо-кун. И накопал много интересных вещей.

— Что ты имеешь в виду?

— Она специально настроена так, чтобы определённые люди всегда держались на своём ранге, — заявил Казума. — И как ты думаешь, кого из терапевтов система специально придавливает к нижним этажам?