Сосна зимой

Глава 13

Мы как дитя, что недавно явилось на свет, –

Силы ума и усердия в нас ещё нет.

Но, поучаясь, вседневно идём мы вперёд:

Путь наш яснеет – он к яркому блеску ведёт.

Тяжесть умерьте для нас, что на плечи легла,

И покажите нам доблести светлой дела.

Ши цзин (IV, III, 3)

Приговор был вынесен. Руэ Чжиорг, бывший гун Вэнь, сделал все требуемые признания. В ответ я выполнила свою часть уговора и издала указ, по которому все родные и домочадцы простолюдина Руэ, как не вовлечённые в заговор, отделываются Особой ссылкой. Особость в данном случае заключалась в обещанном отсутствии года каторги, обязательного для обычных ссыльных.

Между тем успело наступить лето. По обычаю, казнь следовало отложить на осень – почему-то традиция запрещала казнить летом и зимой. Но я не была сторонницей долгих проволочек в таких делах, заставлять долго ждать казалось мне более жестоким, чем убить сразу. У господина Руэ и так было достаточно времени для того, чтобы приготовиться, подумать о вечном и осознать свои ошибки. Здесь очень любили, назначая наказание, желать преступнику обдумать ошибки, но я сильно сомневалась, что дорогой родственник даже сейчас хоть в чём-то раскаялся. Скорее уж счёл за ошибку свою недостаточную осторожность, позволившую Гюэ Кею поймать его за руку.

В общем, единственное, на что я согласилась, это казнить Руэ Чжиорга не перед Летним солнцестоянием, а сразу после него, чтобы не омрачать праздник – дурная примета. Чиновники торопились доделать то, что не успели в первой половине года, так что время было жаркое и в прямом, и в переносном смысле. В числе прочих аудиенций я приняла и О Тинзе, выслушала его доклад, после чего поинтересовалась, надумал ли он что-нибудь по вопросу разведения лошадей. Тот, почёсывая нос, ответил, что, в принципе, есть люди, готовые заняться массовым разведением в частном порядке, но им нужна уверенность, что дело будет приносить доход. Армия в качестве постоянного покупателя – это, конечно, хорошо, но армия будет стараться отбирать лучших, а остальных куда? Это раз. А два – прошу, отнеситесь с пониманием, ваше величество, но армейские чиновники не самые надёжные плательщики. Так и норовят взять в долг, занизить цену, а то и вовсе, ссылаясь на трудные времена и государственную необходимость, отобрать бесплатно. Вот если бы удалось найти и других покупателей, которые бы помогли удержать дело на плаву…

Я, уныло кивавшая в ответ на его рассуждения, оживилась, чувствуя, что, возможно, настала пора для воплощения ещё одной идеи:

– Сановник О, а как вы посмотрите на то, чтобы пристроить оставшихся лошадей на почтовую службу?

– Почтовую службу?

– Ага, – и я увлечённо пересказала то, что помнила об организации почтовых служб в Европе и России девятнадцатого века. Сановник О, правда, моего энтузиазма не разделил и осторожно высказался, что идея, конечно, интересная, но рискованная.

– Я всё понимаю. Но давайте проведём эксперимент. В конце концов, и лошадей массово будут разводить не сразу. Я выделю деньги из казны, так что даже если ничего не выйдет, ваши друзья ничего не потеряют.

– Но на закупках по-прежнему будут чиновники?

– А если они будут не покупать, а брать в аренду? По крайней мере, поначалу. А если дело выгорит… Знаете, предки моего мужа за услуги государству давали ранги, – я заговорщицки понизила голос. – Возможно, мне стоит возродить эту традицию?

Словом, О Тинзе ушёл думать дальше, пообещав встретиться со мной после праздника и всё обсудить уже с конкретными планами и цифрами на руках. О деньгах я не волновалась – конфискованного имущества Руэ Чжиорга должно было хватить с лихвой.

Жертвоприношение на алтаре Земли и Зерна прошло успешно, и на этот раз Ючжитар смог всё сделать сам – благо, летняя церемония требовала выносливости, но не физической силы. От гордости мальчик так надулся, что забавно было смотреть. Потом был пир. Пиры всегда для меня были скорее протокольной обязанностью, чем возможностью повеселиться: слишком много глаз и ушей вокруг, слишком мало возможностей действительно расслабиться. Честно говоря, я и в родном мире посиделки в кругу семьи предпочитала большим компаниям, но там хотя бы можно было иногда оторваться на танцполе. А здесь я уже и забыла, когда плясала в последний раз. Оставалось любоваться на виданное-перевиданное мастерство танцовщиц, которые крайне редко представляли что-то новое. И музыка, и танцы были столь же регламентированы, как и все прочие стороны жизни императорского двора, и ко всем новшествам относились с бо-ольшим подозрением.

– Ма-атушка, – канючил Ючжитар, – а можно мне вина?

– Нет, – отрезала я.

– Почему?

– Потому что. Детям вредно.

– А вот Чунань Баю дают. И Ма Туаню дают…

– Я сказала – нет.

– А когда будет можно?

– Когда подрастёшь.

– Ну, ма-атушка…

Я вспомнила, как сама в его возрасте допивала из рюмок взрослых после застолья – из любопытства. Вкус мне обычно не нравился, за исключением домашней наливки, которую делала бабушка по отцовской линии, но я упорно продолжала пробовать. Одно воспоминание потянуло за собой другое, уже из здешнего моего бытия. Дело было ещё при жизни Тайрена. Однажды Кадж пригласила меня в свой дворец Вечной Радости на женские посиделки. Я пришла с Лиутар, и нас там угостили лёгким вином с какой-то добавкой – Кадж назвала какой, но мне это слово ничего не сказало. Меня уверили, что добавка очень полезна для здоровья, а поднеся чарку к лицу, я отчётливо ощутила запах чеснока. Чеснок у меня опасений не вызывал, так что я не только сама выпила, но и разрешила налить немного Лиутар – так уж и быть, в виде исключения. Вино было действительно лёгким.

Вероятно, я бы и не заподозрила ничего плохого, если бы после второй чарки кто-то в разговоре не упомянул, что эту таинственную добавку не так уж легко найти даже для императорского стола. Я насторожилась, ибо чеснок в здешних огородах был обыденностью, и наконец догадалась спросить, так что же это такое. Оказалось – красного цвета кристаллы, которые добывают в термальных источниках, и которые к тому же приходится хранить в темноте, ибо на солнечном свету они быстро рассыпаются в жёлто-оранжевый порошок, безусловно теряя часть своих чудесных свойств. И вот тут меня прошиб холодный пот, когда я вспомнила наконец, какое химическое вещество даёт чесночный запах.

Так что же, я эту гадость пила?! Ещё и ребёнку давала?!! Однако орать и что-то доказывать остальным смысла не было. Оставалось срочно вспомнить о важном деле, извиниться с милой, давным-давно отработанной улыбкой, и увести разочарованную быстрым окончанием праздника дочь. Гань Лу, должно быть, изрядно удивился, когда я примчалась к нему с выпученными глазами и потребовала рвотного. Между прочим, реальгар тут считался также проверенным средством против нечисти, так что могу себе представить, какие бы слухи пошли по дворцу, если б стало известно, что императрицу и принцессу от него рвёт. Хорошо, что лекарь Гань не из болтливых.

Тем временем мои заскучавшие сыновья затеяли перебрасываться засахаренными ягодами через свои столики, и я поняла, что официальную часть пора сворачивать. Веселье продолжится и после моего ухода, и будет, пари можно держать, куда более искренним. Кое-кто, наверное, и вовсе потом отправиться продолжать празднование куда-нибудь в винный дом, чтобы упиться в хлам уже безо всяких формальностей.

Утро после праздников, как обычно, было тихим. Каких-нибудь дел или аудиенций на это время не назначали, так что можно было встать позже обычного, неторопливо одеться и позавтракать, после чего заняться чем-нибудь бесполезным, но приятным: покормить карпов в пруду, покатать шарики с младшей дочерью, почитать наконец-то не бесконечные отчёты и доклады, а какой-нибудь занимательный рассказик или сборник стихов.

Я как раз устроилась на любимой скамейке в тени рядом с искусственным водопадом, предвкушая часик-другой безмятежного чтения, когда ко мне с поклоном подошёл один из евнухов. Не из моей личной обслуги – я знала его в лицо, но не могла вспомнить имени. Скорее всего, мне его никогда и не называли.

– Ничтожный слуга осмелится доложить…

– Да?

– Вчера вечером после окончания пира группа сановников отправилась в заведение рядом с мостом Нефритового Пояса. Вместе с ними был и господин Чжуэ Лоун.

– И что же?

– Все участники застолья напились допьяна, и когда наутро прислуга заведения убиралась после них, то нашла забытые господином Чжуэ стихи. Должно быть, они были написаны накануне вечером во время застолья. Возможно, ваше величество захочет взглянуть… Но умоляю ваше величество не гневаться, слуга всего лишь передаёт…

Да, подумала я, ознакомившись с пляшущими по листу иероглифами, должно быть, Чжуэ Лоун действительно был пьян до изумления, когда это писал. Впрочем, мастерство не пропьёшь, немного подправить, и будет вполне приличное стихотворение. По форме, не по содержанию. Потому что содержание…

Лучше бы я этого не читала. Говорят, что у пьяного на языке, то у трезвого на уме, и мне как-то не хотелось узнавать, что человек, которого я считала своим другом, действительно думает обо мне нечто подобное. Сравнение с лисой и обезьяной было ещё самым мягким из того, что там оказалось написано. Даже удивительно, сколько ругани, оказывается, можно уместить в один небольшой текст, к тому же стихотворный.

– Ваше величество, верховный командующий Гюэ просит о срочной аудиенции!

Судя по тому, как вытянулось лицо у Кея, когда он увидел стишок у меня в руках, мой глава тайной службы был в курсе происшедшего.

– Вы уже прочли, – констатировал он.

– А ты это читал? – я приподняла лист за уголок двумя пальцами.

– Нет. Но мне доложили… Он зачитывал его вслух.

– Что ж, значит, все его собутыльники уже знают, какого он мнения о моей персоне, моей личной жизни и методах правления.

– Все были пьяны, ваше величество. Сомневаюсь, что, проспавшись, они вспомнят подробности. И… он тоже был пьян. Уверен, что Лоун уже сгорает от стыда.

– Если вообще помнит, что написал, – буркнула я.

И вот что теперь делать с этим не умеющим во хмелю проглотить язык вместе с зубами пиитом? Если бы не публичное чтение, я предпочла б не делать ничего – просто перестала бы приглашать его во дворец. Но здесь, как ни крути, имеет место быть оскорбление величества, и сделать вид, будто я ничего не знаю, уже не получится. Коль скоро мне позаботились донести, я уже не смогу оставить всё между мной и Кеем. Однако рубить голову за всего лишь слова, пусть даже несправедливые и оскорбительные, всё же казалось мне чрезмерным. Тем более, что это не какой-то чужой человек, а мой хороший знакомый и друг Тайрена. Ну и наконец – поэтический дар в моих глазах тоже играл не последнюю роль. Смерть Чжуэ Лоуна серьёзно обеднит здешнюю литературу, и пусть он не единственный ныне живущий стихоплёт, никого, равного ему, я не знала.

– Я поговорю с ним. Он принесёт вам свои извинения, искупит вину любой службой. Это было помутнение рассудка, не более.

– Я сама с ним поговорю, – я поднялась. – Заодно и извинения выслушаю. Не беспокойся за него, я буду настолько мягка, насколько возможно в этой ситуации.

Кей кивнул, в его глазах читалось явное облегчение.

Но мне не удалось ни побеседовать с Лоуном, ни выслушать просьбы о прощении. Посланные за ним евнухи вернулись с извинениями и сказали, что поэта не нашли. Ни в его доме, ни у кого-либо из его друзей его не оказалось. Не нашли его и во второй половине дня, и следующим утром. Я даже начала тревожиться – не случилось ли с ним чего? Но потом мне доложили, что в своём доме господин Чжуэ всё-таки побывал – вечером первого дня. Быстро взял деньги, кой-какие вещи, и выехал из столицы перед самым закрытием ворот. Где он отсиживался до того, я не узнала, да это было и не важно. Всё стало ясно – кто-то предупредил Лоуна, что на него уже донесли, и поэт предпочёл не проверять, какой силы гнев на него обрушится. Тут уже с облегчением вздохнула я – всё же, что ни говори, а разговор вышел бы тягостный. Оставалось только задним числом запретить ему возвращение в столицу, и на том счесть инцидент исчерпанным. Уверена, что если б дело получило огласку, мне пришлось бы повоевать за такое мягкое наказание – к престижу монархии тут относились трепетно. Но собутыльники Чжуэ Лоуна хранили деликатное молчание, доносчик, кто бы он ни был (я не стала доискиваться) удовлетворился результатом, и потому столице и двору стало лишь известно, что поэт чем-то вызвал моё недовольство. Чем именно, слухи ходили самые разные, но большинство сходились на недалёкой от истины версии, что мне что-то не понравилось в его стихах.

Паскудный стишок я сожгла. Осадок от происшествия чувствовался ещё долго, напоминая о себе притаившейся на дне души горечью, но в конце концов время и дела его смыли.

Есть в Северной империи такая ехидная байка о человеке, который отправился покупать себе скакуна, зная лошадей только по описаниям в книгах. В этих учёных книгах было сказано, что хороший скакун должен иметь длинные ноги и хорошо прыгать. В результате высоколобый умник купил себе… жабу. А что – ноги длинные? Длинные. Прыгает? Прыгает. Чего вам ещё надо?

Именно таким человеком я чувствовала себя, когда выслушивала отчёты о строительстве канала между Чезянь и Тигровой рекой. Когда большая часть канала была уже прокопана и казалось, что через месяц-другой основные работы закончатся, Тигровая река вдруг взяла и сменила русло. Да так, что между ней и каналом оказалась гряда каменистых холмов, пробиться через которые, быть может, и получится… лет так через тридцать. И кто ж его знал? Ну, вот местные жители знали, что с их рекой такое периодически случается. Но когда это столичные чиновники спрашивали местных? В результате канал с трудом дотянули до притока Тигровой реки, потратив на это куда больше времени и средств, чем предполагалось изначально. Но приток был порожистым, так что своей основном функции – стать транспортной артерией – канал выполнять заведомо не мог. Оставалось надеяться, что хотя бы для полива сгодится.

В общем, зёрнышко подобрали, арбуз потеряли.

Так удивительно ли, что отныне к прожектам такого рода я относилась с большим подозрением? А они время от времени продолжали поступать, и за один из них усиленно ратовали в Водоустроительном управлении, уверяя, что такого конфуза больше не случится.

– Да, ваше величество, Тигровая река ненадёжна, – уполномоченный управления подкараулил меня у самого крыльца, и теперь, пользуясь тем, что у меня рука не поднялась его гнать, бежал за мной до самой приёмной и кабинета. – Но с рекой Веймун такого не бывает!

– Вы уверены?

– Совершенно, ваше величество. Если прокопать канал от верховьев, то можно проложить его до озера Чаша Подаяния. А оно не так уж и далеко от Чезяня!

– А что говорит Строительное управление? Вы с ним консультировались?

– Э-э…

– Дайте я угадаю. Они говорят, что работа будет трудной, потребует много сил и средств.

– Да, ваше величество, но она не невозможна! Я сделал расчёты – мы вполне можем уложиться в два года. Вот, если вашему величеству угодно будет взглянуть…

– Ладно, оставьте, – устало сказала я. Мне не хотелось сейчас заниматься делами, сегодняшний день и без того был нелёгок. Моя приёмная мать, госпожа Фэй, заболела, и, учитывая её возраст, велика была вероятность, что болезнь станет для неё фатальной. И она, и её муж это понимали, и, кажется, мой батюшка паниковал по этому поводу даже больше самой болящей. Когда я, как почтительная дочь, навещала их, а это приходилось делать не реже, чем раз в три дня, то на то, чтобы выслушать и успокоить хоу Фэя, уходило куда больше сил и времени, чем на общение с госпожой Фэй. Ту, похоже, надвигающаяся смерть совсем не пугала, и сожалела она только о грядущей разлуке с внуками, к которым действительно успела сильно привязаться.

Уполномоченный наконец-то ушёл, и я осталась в вожделенной тишине и одиночестве. Посидела некоторое время и поймала себя на том, что не знаю, куда себя девать. Я разучилась со вкусом бездельничать. Мозг настойчиво требовал чем-нибудь его загрузить – если уж не работой на благо страны, то хотя бы чтением, игрой или, на худой конец, вязанием. Вон, рукавички для Хиотар на будущую зиму так и лежат недовязанные. Я уже почти решилась отправить кого-нибудь за оставленным рукоделием, чтобы засесть в теньке на террасе, но тут взгляд опять упал на оставленные расчёты. Я чертыхнулась и вытащила из стеллажа карту, которую всегда держала под рукой. Разложила её поверх бумаг, отыскала на ней пресловутую Чашу Подаяния, провела пальцем от неё до верховья Веймуна. В принципе, не так уж и далеко, не сильно дальше, во всяком случае, чем уже выкопанный канал. И излучина Чезяня действительно близко к озеру, вполне можно прокопать. В конце концов, везти зерно и всё прочее с востока действительно надо, а тут – пусть обходным путём, но можно создать альтернативу неудавшемуся каналу между Тигровой рекой и Чезянем. Веймун – тоже приток Тигровой, и вполне судоходный, так что, хоть и кружным путём, но груз попадёт куда надо. И даже самый длинный путь по воде выйдет быстрее и дешевле необходимости таскать грузы через ущелья и перевалы гор Белых Облаков.

Я раздражённо свернула карту и сунула её обратно на полку. Вообще-то у меня хватает иных забот. Кей докладывает о разоблачённых шпионах Юга, и нужно разобраться, кому и что они успели передать. Параллельно у него возникла идея отправить своих людей под видом купцов в оазисы за степью, чтобы попытаться оттянуть хотя бы часть степных племён от наших границ, и надо найти достаточно рискового и предприимчивого человека, который этим займётся. А главное – оно почти готово, моё любимое детище, то, благодаря чему, я возможно, останусь в истории, как Тайрен останется в истории составителем нового кодекса.

Закон о введении всеобщих экзаменов, по результатам которых простолюдины смогут претендовать на должность и ранг. Социальный лифт, равному которого империя ещё не знала. Шанс для умных и способных, которым не повезло принадлежать к числу аристократии.

Лёгким его принятие не будет, я не обольщалась. Даже у моих вроде бы единомышленников, друзей Тайрена, поддерживавших меня практически во всём, идея вызвала глубокое недоумение. Не поняли меня и сановники первых и вторых рангов, с которыми я на той неделе поделилась планами. Зато спор с ними послужил репетицией перед обсуждением на большой аудиенции, потому что можно было не сомневаться – все аргументы, приведённые ими против, будут повторены. Я тоже привела свои, и главным, на что я напирала, была нехватка квалифицированных кадров.

– Особенно в провинции, особенно в низовом звене. Много ли вы, господа сановники, знаете благородных людей, желающих работать начальниками рынков, переправ, почтовых станций?

Господа сановники переглянулись, далеко не убеждённые, но на данный конкретный вопрос ответить затрудняющиеся.

– Если позволите, ваше величество, – вдруг подал голос канцлер, – ваш слуга, возможно, знает хотя бы частичное решение этой проблемы.

– Говорите.

– Я имею в виду обладателей наградных рангов, вышедших в отставку. Конечно, эти вояки необразованы и неотёсаны. Но они делом доказали преданность империи, многие из них умеют читать и писать, а большего на этих постах и не требуется.

Остальные участники совещания усиленно закивали. В самом деле, как всё просто! Я усмехнулась про себя, вспомнив, что введение уроков грамоты для солдат хотя бы в пределах «Тысячесловника» тоже было моей инициативой.

– То есть само по себе вручение должностей простолюдинам у вас возражений не вызывает?

– Но, ваше величество, для многих из них не обязателен даже ранг. А прохождение экзаменов простолюдинами… Ваш слуга сомневается, что это имеет смысл.

– Не попробуешь – не узнаешь, – жизнерадостно сказала я, и сановники в который раз тревожно и выразительно переглянулись.

– Ваше величество, даже исхудавший верблюд выше лошади. Сдать экзамены – ещё далеко не всё. На службе государству требуются качества, которых бесполезно ждать от низких людей.

– Мне напомнить вам, господа сановники, что образование заключается в привитии не только знаний, но и необходимых для государственной службы качеств? Даже сыновья благородных мужей с ними не рождаются.

– Но где вы найдёте простолюдинов, образованных должным образом?

– В институте Четырёх Врат, в первую очередь. Если помните, туда принимают учеников не только из титулованных семей.

– Ваше величество, это была лишь вынужденная мера для пополнения казны!

– Однако ведь юноши там обучились, правда? И многих из них учителя хвалят. А ещё есть Правовое, Счётное и Каллиграфическое училища, и там тоже не только сыновья благородных. Наконец, есть школы при храмах и монастырях.

– Но они не предназначаются для воспитания благородных мужей!

– Что мешает ввести изменения в программу обучения? И потом – в том же Правовом училище, помимо законов, преподают те же тексты, что и в училище Княжественных сыновей, хотя, быть может, не столь углублённо. А будет ли этого достаточно, как раз экзамен и покажет.

В общем, никто никого, конечно, не убедил. Сановники ушли, качая головами как фарфоровые болванчики и, можно не сомневаться, едва выйдя из ворот дворца, помчались по домам вырабатывать противодействие и мобилизовывать сторонников. Я в свою очередь послала за Тами Суадом. Настоятель храма Небесного Императора был полезнейшим человеком, я не раскаялась, что именно ему поручила разработку моей задумки. И теперь мне тоже нужно было многое с ним обсудить, чтобы подготовиться к грядущей схватке как следует.

Честно говоря, я думала, что аудиенция, на которой будет решаться вопрос моего ноу-хау, станет, возможно, самой трудной в моей жизни. Но нет – всё оказалось куда проще, чем я думала. Легко не было, но имея такого союзника, как Тами Суад, можно было если не расслабиться, то, во всяком случае, и не биться головой о стенку, ибо задачу стать тараном, прошибающим косность сановников, он взял на себя.

Во-первых, он взялся сам высказать предложение о введении общих экзаменов, так что остальные начали возражать ему, а не мне, а я могла сидеть над схваткой и изображать из себя беспристрастного судью. А во-вторых – когда обе стороны высказали свои аргументы, и спор, казалось, зашёл в тупик, настоятель Тами выложил первый из спрятанных в рукаве козырей:

– Ваше величество, слуга считает, что будет справедливо, если общий экзамен будет действительно общим – то есть, если его будут проходить действительно все: и допущенные простолюдины, и имеющие право по «тени»…

– Вы считаете, что это справедливо – заставлять благородных людей проходить по два экзамена: эти ваши общие и отборочные? – тут же перебил кто-то.

– Терпение, сановник, дайте закончить. По два экзамена будут проходить все – и простые люди, и благородные. Но слуга также думает, что нужно будет поощрить лучших. Скажем… прибавлением рангов к допуску. Пусть самый лучший из выдержавших экзамен простолюдин сможет получить должность не девятого, а восьмого ранга. И будет столь же справедливо, если сыновья благородных мужей за блестящую сдачу будут поощряться так же. Прибавлением ранга к полагающемуся им допуску.

Над залом повисло молчание, и я видела появившееся выражение глубокой задумчивости на лицах многих сановников. Да, сыновья высокопоставленных чиновников имели преимущества перед другими кандидатами благодаря «тени» – частичке полученной через посредничество императора небесной благодати, что давала привилегии не только слугам этого самого императора, но и их родне. Но даже «тень» чиновников первого ранга обеспечивала наследникам допуск к должностям не выше седьмого. Шестой могли дать своим детям разве что гуны – или его могло дать близкое родство с императорской семьёй, но такая удача выпадает далеко не каждому. Про пятый и выше и вовсе речи не было, его мог по умолчанию получить только член императорской фамилии, для всех остальных требовался именной указ государя.

А тут перед сановниками приоткрывалась ещё одна возможность дать любимому чаду должность повыше. И всё, что для этого нужно – обойти конкурентов в пока ещё неведомом общем экзамене. Тоже, понятно, повезёт не всем – но уж если повезёт…

– А провал экзамена будет означать полное отстранение? – уточнил один из вельмож.

– Да, так же как сейчас провал отборочного. И точно так же на следующий год можно будет попробовать ещё раз.

Чиновники после паузы снова забормотали про недопустимость низких людей на чиновничьих должностях, но уже без прежнего пыла. Им явно требовалось время, чтобы переварить новую информацию и выработать к ней отношение. И тогда настоятель Тами нанёс новый удар:

– Ваше величество! Этот ничтожный слуга понимает, что предлагает беспрецедентное. А потому для установления истины и отсечения недопустимого в таких случаях надлежит пригласить почтенных учёных, чтобы они рассудили возникший спор. Слуга предлагает провести дискуссию при дворе. Это событие прославит царствование и прояснит все сомнения. Ваше величество, прошу вашего дозволения!

Все взгляды обратились ко мне. Учёная дискуссия при дворе – действительно событие, которым может похвастаться далеко не всякое царствование. Для нас же она была удобна тем, что результаты дискуссии принимаются за истину и ставят точку в любом споре. Правда, и нам тогда уже повернуть назад будет нельзя, но ведь мы и не собираемся, верно? А поскольку судьёй в диспуте буду я, объяснил мне Тами Суад, когда мы только планировали свою кампанию, то всё что нужно ему и тем, кто будет поддерживать его в споре, это привести аргументы и найти ответ на контраргументы противников. Учёных же, готовых предоставить ему поддержку, настоятель взялся обеспечить.

– Почтенный Тами говорит разумно, – постановила я. – Выберите счастливый день для проведения дискуссии.