Сосна зимой

Глава 9

Ручей вытекает струёй из земли,

В ручье мы душистые травы нашли.

Мужи благородства спешат ко двору –

Знамёна с драконами видны вдали.

Знамёна полощутся их на ветру,

И звоном звенит колокольчик сильней,

И тройки пришли, и четвёрки коней –

Мужи благородства спешат ко двору.

Ши цзин (II, VII, 8)

– Матушка, а можно мне ещё соевого молока?

– Сперва лапша, – строгим тоном сказала я. Ючжитар вздохнул и поболтал ложкой в пиале для супа. Лапша, сперва красиво скрученная поваром и плававшая в грибном бульоне словно белая хризантема, разошлась по сторонам, заняв всё пространство пиалы. Я покосилась на старших, но те спокойно ели, лишь изредка поглядывая на ждущие своего часа в центре стола рисовые пончики и вываренный в меду хворост.

– Ну, что случилось? – сдалась я наконец. Не то, чтобы я была матерью-тираном, считающей, будто ребёнок обязан есть всё, что дают. Но лапша у Ючжитара обычно возражений не вызывала. Что ж он сейчас-то над ней сидит, словно над водянистым бульоном старой девы?

– А батюшка мне никогда не отказывал, – пробурчал Ючжитар в тарелку. Ну вот, приехали. Да, водился за Тайреном такой грешок – закармливать любимого сына сладостями, словно Ючжитара без него голодом морили. Все мои возражения, что он попортит ребёнку зубы, отскакивали как от стенки горох. И вот теперь сыночек и спустя годы помнит, как его любящий папа конфетами угощал.

– Тогда ты был маленький, а теперь уже большой. Ты не можешь есть одно сладкое.

– Почему?

– Потому что одно только сладкое вредно. Есть надо всё – овощи, мясо, рыбу, рис. Тогда вырастишь здоровым и сильным, как отец-император.

– А он сам врагов убивал, да?

– Да, он был воином.

– А пленных?

Я едва не поперхнулась.

– Почему ты спрашиваешь?

– Мы играли в войну, – объяснил Шэйрен. – Против дяди Эльма. И когда мы победили, Ючжитар сказал, что пленных изменников надо закопать живыми в землю. Как И Муэнь воинов царства Цунь.

Плоды просвещения, мрачно подумала я. Ючжитару начали преподавать историю.

– А я сказал, что это несовместимо с путём добродетели и гуманности. И что императоры так не делают.

– Конечно, не делают! Даже за измену не карают тяжелее, чем отсечением головы. Твой отец подготовил кодекс законов, в котором это ясно сказано. И он уж точно никогда никого не закапывал живым в землю.

– А я говорил! – наставительно сказал Шэйрен.

– А раньше так делали, – буркнул Ючжитар.

– Не всё, что было раньше, надо повторять. И Муэнь был полководцем Великой империи, которая всеми порицаема за жестокость и неправедность. И те, кого он закопал в землю, не были изменниками, они пытались отстоять свой дом и свою свободу. Командующий И хотел запугать всех, чтобы никто больше не пытался противиться завоеванию, и за это его и Великого императора возненавидели во всех восьми концах света.

Ючжитар снова поболтал ложкой, хмурясь в глубокой задумчивости.

– Но ведь папа казнил изменников.

– Казнил. Но по закону.

– И пленных не убивал?

Я замялась. Я старалась привить сыновьям ту самую гуманность, в тех пределах, которую они смогут себе позволить. И ссылка на отца-императора была самым простым способом доходчиво объяснить, что делать можно, а что нельзя. Но во время его степного похода Тайрену случилось избавиться от балласта в виде захваченных в плен степняков, и я сильно сомневалась, что он просто отпустил их на все четыре стороны. Врать, пусть и ради благих целей, мне не хотелось.

– Я ни разу не видела и не слышала, чтобы он так поступал, – выкрутилась я. А что, чистая правда, Тайрен мне тогда ничего на этот счёт не сказал, а переспрашивать я не стала. – Но твой отец-император, Ючжитар, никогда не был жесток. Если он кого-то карал, то только потому, что это было необходимо, и так, как было необходимо. А все эти изуверства, вроде закапывания в землю, сожжения или разрубания на части – это жестокость ради жестокости. Так нельзя обращаться даже с изменниками. Потому что тогда ты станешь ещё хуже, чем они.

– Но головы рубить можно?

– Если по приговору суда, то можно.

– Тогда я так и сделаю, – решил Ючжитар.

– Но только изменникам! – напомнила я. – Не всем подряд, не простым воинам.

– Почему? Они тоже изменники.

– Сынок, солдат должен подчиняться приказам своих командиров, это основа любой армии. Всем приказам. А потому, если командир отдал изменнический приказ, то виноват он, а не те, кто его выполняли. Даже у разбойников выделяют зачинщика и карают его строже, а соучастников мягче.

– Верность старшим, командирам и хозяевам – основа добродетели младших. Помнишь? – подхватил Шэйрен.

– Но государь выше всех старших! Даже отца, – возразил Ючжитар. Что ж, против факта не попрёшь – дела о государственной измене единственные, в которых сыновьям позволительно идти против родителей и доносить на них.

– Но если государь не добродетелен, то он лишается милости Небес, – после короткого раздумья выдвинул финальный аргумент Шэйрен. – И они отдадут свой мандат более достойному. И тогда восставшие будут вовсе не изменники, а наоборот.

Ну да, мятеж не может кончится удачей… И здесь это верно, как нигде. Ючжитар насупился, а я не в первый раз подумала, что процарствуй Иочжун ещё хотя бы лет пять, быть бы Тайрену низложенным с поста наследного принца. Со второго раза у моего первого мужа получился именно такой сын, о котором он мечтал – спокойный, рассудительный, вдумчивый и усидчивый. Не то, что ветротекучий старший. И, зная Тайрена, не нужно было ходить к гадателям, чтобы предсказать: он бы со своим низложением не смирился. И бог знает, чем бы всё это закончилось.

Всё же хорошо, что тогда всё сложилось именно так, как сложилось.

– Матушка, – прервал мои размышления Ючжитар. – А я похож на батюшку?

– Похож, – рассеянно отозвалась я. – Очень похож.

– А я слышал, что похож на матушку…

– Да? – ну, кое-что общее у нас было. Занятно, но чем младше были мои дети, тем больше они внешне походили на меня. Хотя о Хиотар пока было трудно сказать что-то определённое. Но если Лиутар была копией отца, только в женском варианте, то у Шэйрена уже были мои губы и брови, изгибающиеся у виска – мой отец называл такие «мефистофельскими». А Ючжитар и вовсе унаследовал от меня всю нижнюю половину лица, включая нос-картошку. Так что не быть ему красавцем по местным понятиям. Ну ничего, императорский венец украсит любого мужчину.

– А ещё говорят, что у меня лицо обезьяны, и я таким родился, потому что матушка гуляла по горам, а потом обманула императора, соврав, что была в монастыре…

Шэйрен пнул брата ногой, прервав поток откровений, и тут же получил ответный пинок. Возня сыновей дала мне возможность взять себя в руки и сохранить спокойствие.

– Это кто же такой разговорчивый? – ласково поинтересовалась я, сделав глоток из своей чашки.

– Слуги. В…

– Где? – с нажимом переспросила я. Мальчишки переглянулись.

– В прачечной, – сдался Шэйрен.

– Вы были в Боковом дворце?

– Ну-у…

– Матушка, они врут, да? – быстро спросил Ючжитар. – Ты же никогда не обманывала батюшку?

– Разумеется, они врут. Низкие люди от злости и скудоумия всегда рады назвать оленя лошадью. Вам не нужно обращать внимания на всякую болтовню, которой только злой дух и поверит.

Ючжитар кивнул, но видно было, что какое-то сомнение осталось неразрешённым.

– А почему, если гулять по горам, то рождаются похожие на обезьяну? – решился он всё же после некоторого колебания. – Я вовсе не похож на обезьяну!

– Конечно, ты не похож, – вздохнула я. Вот и объясняй невинному дитяти, при чём тут прогулки по горам. А ведь со сплетников сталось бы спарить меня и с обезьяной, оборотнем здесь может оказаться любое существо, да и рассказы о натуральных обезьянах, похищающих женщин, имеются в количестве. Одному такому полупримату, плоду подобного союза, даже приписывают чиновничью карьеру и серьёзные достижения в области каллиграфии.

– Просто некоторые люди верят, что если беременная женщина посмотрит на что-то уродливое, то и ребёнок будет некрасивым. Поэтому женщин в тягости стараются окружить красивыми вещами и людьми, и не огорчать. Чтобы дети родились красивыми и здоровыми. Ну а в горах водятся обезьяны, вот и…

– А матушка видела обезьян?

– В горах? Нет, не доводилось. В клетках видела. Но на самом деле никто не родится похожим на обезьяну только потому, что его мать на неё посмотрела. Иначе все люди походили бы на лошадей, собак или ослов. Их-то мы каждый день видим. Ты ешь, суп-то, наверное, уже остыл.

Ючжитар сунул ложку в рот и поморщился. Должно быть, действительно остыл.

– Я же говорил, они всё врут, – с удовлетворением констатировал Шэйрен.

– Ага, – согласился младший. – Матушка – самая красивая! И батюшка так говорил.

Я улыбнулась и потрепала его по голове.

– Он рассказывал, как долго-долго мечтал встретиться с матушкой, и летел галопом, чуть коня не загнал, – воодушевлённо продолжил Ючжитар. – И когда увидел её в монастыре, у него дыхание перехватило – такая она была прекрасная!

Надо же, оказывается, Тайрен рассказывал сыну такие подробности. И тот не забыл! В моей памяти невольно воскрес тот весенний день: наша встреча после двух лет разлуки, моё потрясение. Я совсем не была готова и оказалась захвачена врасплох. Но именно в тот момент я осознала, насколько сильно люблю Тайрена…

– Матушка? – испуганно спросил Ючжитар, заставив вынырнуть из воспоминаний. Я улыбнулась и торопливо вытерла глаза:

– Ничего. Просто я вспомнила твоего отца-императора и расчувствовалась.

– Матушка? – подала голос весь обед промолчавшая Лиутар. – Нам уже можно сладкое?

– Можно, – со вздохом разрешила я. Всё равно эту несчастную лапшу уже никто не доест. Ючжитар, опередив брата и сестру, тут же цапнул полную горсть хвороста.

Оставив их уплетать вожделенные сладости, я вышла из-за стола и поднялась в свой кабинет. С этими сплетниками определённо нужно что-то делать. Обычно я смотрела сквозь пальцы на то, что обо мне болтают, но не тогда, когда это слышат дети! Запрещать им ходить в Боковой дворец бесполезно, наказывать недоглядевших нянь и наставников тоже не хотелось – в конце концов, мальчишки на то и мальчишки, чтобы везде лазать и искать приключений. Без этого и детство не детство, а мне хотелось, чтобы оно было у них нормальным настолько, насколько это вообще возможно. Оставалось выявить тех, кто зубы съел, а язык не сумел, в надежде, что остальные после этого посадят свои языки на привязь, хотя бы на время.

Однако, прежде чем я отдала распоряжения о проведении расследования, новости, которые в своём регулярном отчёте принёс Гюэ Кей, едва не выбили из меня все остальные мысли. Оказалось, что бывший ван Лэй с сыновьями нашлись. И где – при дворе моего южного царственного собрата!

– Император Цинъяу принял их на личной аудиенции. Эльму Чжаоцину были пожалованы титул бо, семьсот дворов, почётная должность Стоящего посредине и должность распорядителя Конюшенного приказа. Его старшему сыну Эльму Хонгу пожалован чин начальствующего пристава и почётная должность Мужа собраний. Младшему сыну Эльму А пожалована почётная должность Распространяющего долг и чин исправника гвардии Воинственной, как драконы.

– Однако, – задумчиво проговорила я. Нет, то, что мятежники подадутся на юг, было ожидаемо. Но я не думала, что их примут открыто и осыплют милостями. Определённо, со стороны южан это был вызов.

Что ж, наши отношения и раньше были далеки от безоблачных. И хотя я не желала новой войны, всё же чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы её не бояться. Так что пусть южане демонстративно дружат с моими врагами, пока это не более чем бряцание оружием. А если они вздумают пустить это оружие вход – что ж, поднимется паводок, остановят дамбы, вторгнутся войска, найдутся генералы. Я сумею достойно ответить.

Однако новая война пришла не с юга, а с северо-запада. Летняя степь снова зашевелилась, выплюнув из себя кочевую орду – к счастью, на этот раз меньшего размера, чем в прошлый. И шла эта орда теперь честно и откровенно пограбить, поспев как раз к сбору первого урожая. Опрокинув реденький частокол застав и один из гарнизонов, степняки прошлись по градам и весям приграничья, пока не наткнулись на спешно собранный заслон из отрядов империи под командованием начальника округа Лимису гуна Вэня.

Мне, сидящей в своей столице и узнавшей о вторжении, когда оно уже вовсю шло, оставалось лишь задним числом одобрить его самоназначение.

– Есть свидетельства, что гун сознательно придерживал сведения, – хмуро доложил мне Кей. – Ему надо восстанавливать свои позиции, а если бы обо всём было доложено как полагается, вы, возможно, успели бы назначить иного командующего.

Я так же хмуро кивнула. В принципе, можно было бы придраться и сместить его, а то и казнить – но вот как посмотрят на это в войсках? Руэ Чжиорг был достаточно популярен среди солдат и офицеров и по старой памяти, а после того, как получил назначение в Лимису, удостоился новой порции любви, вскрыв злоупотребления среди верхушки округа – и сколько же их там оказалось! Неудивительно, что эти области были самыми проблемными в империи, постоянным рассадником недовольства и брожений. Мне, конечно, и самой бы следовало ими заняться, но всё как-то хватало иных проблем, а вот гун Вэнь собрался – и сделал. По-хорошему, там надо было отдать под суд половину, если не больше, всего управленческого аппарата, но пресловутый кадровый голод делал это невозможным, пришлось ограничиться наказанием верхушки. Зато гарнизоны, наконец-то получившие задолженности по жалованию и нормальное снабжение, возликовали, приносили богам жертвы и возжигали благовония за здравие гуна, и попытка притянуть его к суду даже по наисправедливейшему обвинению грозила если не бунтом, то в любом случае серьёзными проблемами.

Гун Вэнь был что та кошка, которая всегда падает на лапы, даже из своей опалы он ухитрился извлечь пользу, и когда он прислал мне прошение разрешить ему не просто отразить нашествие, а отправиться в погоню за спешно отступавшими с добычей степняками, я серьёзно задумалась. Маленькая победоносная война была как раз тем, что гуну и требовалось для полноты счастья, а вот мне его новый взлёт был совсем ни к чему. Но среди захваченной добычи были пленные, мирные жители, угнанные из своих домов, и это решило дело. Дорог был каждый день, пока прошли бы дебаты о назначении нового полководца, пока он прибыл бы на место, захватчики вместе с добычей могли раствориться в степи, и пленные уже никогда б не вернулись домой. Так что я махнула рукой и дала согласие, сама не зная, желаю я ли Вэню удачи или надеюсь на его поражение, которое подрежет ему крылья, при этом не вгоняя меня в угрызения совести перед попавшими в рабство подданными – ведь я-то сделала для их спасения всё, что могла. Но тайные надежды не сбылись – гун вернулся с победой, изрядно потрепав налётчиков, окружённый ликующими освобождёнными людьми. Бывший Великий защитник не зря получил в своё время этот пост – похоже, он был таким полководцем, что рядом с ним так гордившемуся своими достижениями Тайрену, как той реке, гордившейся своими разливами, оставалось только посмотреть на море и вздохнуть с сожалением.

После этого мне ничего не оставалось, кроме как вызвать победоносного полководца в столицу для отдачи ему полагающихся почестей. Но в столице, при подаче личного доклада, оказалось, что гун Вэнь сделал даже больше – он не просто победил, он вынудил степняков к переговорам! Прежний Великий Каган кубров погиб в бою, степной союз начал разваливаться, и новому Кагану, ещё не Великому, требовались гарантии мира хотя бы с востока, чтобы разобраться как с разбежавшимися союзниками, так и с оборзевшими родственниками. В обмен на обещание мира и выплаты отступного он требовал освобождения своего дяди, взятого в плен ещё Тайреном. Я, признаться, и забыла про него, а пленный степняк как был посажен в тюрьму ещё в прошлом царствовании, так до сих пор и сидел.

– Этот недостойный слуга сделал лишь то, что требовал от него долг, – скромно сказал господин Руэ, когда я из-за трона засыпала его комплиментами. Перед этим сидевший передо мной на троне Ючжитар старательно произнёс короткую заученную речь, после чего слово взяла я.

– Ваше величество, и вы, государыня императрица, ничтожный гордится тем, что ещё может что-то прибавить к славе и блеску нашей империи. Хотя это и не потребовало от него особых усилий, степных варваров погубила жадность – пленные задерживали их, и брось они обоз, у них был бы шанс уйти. К слову сказать, у слуги есть несколько идей, касающихся усиления наших войск, и он надеется, что ваше величество найдёт их полезными.

– Ваши предложения будут рассмотрены со всем вниманием, – улыбаясь почти нефальшивой улыбкой пообещала я. Вполне искренне пообещала, между прочим.

В награду Руэ Чжиорг получил наградную должность Главнокомандующего конницы (которая никакого командования не предполагала, зато звучит красиво), четвёрку лошадей из лучшего императорского табуна, роскошный паланкин, пару отличных мечей и несколько нефритовых безделушек из императорской сокровищницы, к его немалым владениям присоединилось ещё несколько сотен дворов, а Ючжитар лично вручил гуну высокую шапку и халат с вышитым на нём синим драконом – большая честь, которой удостаивались лишь за большие заслуги. Его офицеры тоже не были обижены – жмотничать в таком деле нельзя, так что я даже задалась вопросом, а не пробьёт ли наградной сезон брешь в казне. Но меня успокоили – запасов драгоценных вещей, накопленных в Правой кладовой приказа Великих припасов, хватит с лихвой ещё на сотню таких массовых пожалований, с землёй в империи пока тоже проблем нет. Обширность территорий и плодородие почв компенсировало гористость, создававшую проблемы для земледелия.

Разумеется, одними пожалованиями отделаться было нельзя, надлежало отпраздновать успех – первый, говоря начистоту, настоящий безоговорочный военный успех в нескончаемой войне против степи, после череды довольно зыбких побед, позволявших, в лучшем случае, оставить при себе своё. Благо траур как раз кончился и можно было наконец-то праздновать с размахом. К тому же гун Вэнь выступил с предложением, от которого я не смогла отказаться:

– Ваше величество, вы с покойным императором Уэн-ди приложили немало сил, чтобы воины в нашей империи пользовались уважением двора и народа. Так почему бы не устроить при дворе воинское состязание, в котором смогут принять участие лучшие бойцы государства? Победитель получит славу, которая укрепит авторитет воинского пути, двор выкажет своё расположение героям и смельчакам, и весь Поднебесный мир увидит, что в Северной империи, несмотря на все испытания, ниспосланные нам Небом, вновь поднялись знамёна и застучали барабаны!

Совет был хорош, что и говорить. Всё-таки гун Вэнь был действительно умным человеком, и я в который раз прокляла его упрямые амбиции, разводящие нас по разные стороны баррикад. Присутствующие на аудиенции сановники предложение также одобрили, оставалось лишь обсудить частности. Решено было – гулять, так гулять – разбить состязание на несколько этапов, дав возможность показать себя и профессиональным воякам, и благородным юношам, в обязательном порядке учившимся владению мечом, и просто любым желающим, кто решит воспользоваться случаем и сделать себе имя. Но поскольку для сбора этих самых желающих, а также на обстоятельную подготовку требовалось время, то решено было перенести состязания на празднование Зимнего солнцестояния.

– …Если каждому хозяйству выплачивать названную сумму за каждую лошадь, крестьяне охотно будут браться за выращивание жеребят, и дефицит лошадей в империи восполнится, – закончил гун Вэнь. – Конечно, это будут далеко не кони из Львиной страны, но хотя бы для вспомогательных конных отрядов они сгодятся, а потом, когда поголовье увеличится, можно будет начать отбирать из них лучших.

Я похлопала веером по ладони. Лошадей в империи всегда не хватало, а после приснопамятной засухи и случившегося за время её массового падежа положение и вовсе стало плачевным. Императорские конные заводы не справлялись, и идея хотя бы частично переложить выращивание молодняка на население, хотя и требовала значительных расходов, выглядела перспективной. Сейчас простолюдины, которым ездить на лошадях по статусу не положено, а пахать они привыкли на волах и ослах, и вовсе не знают, как подступиться к лошади, и учиться не хотят – им просто незачем, а забот в хозяйстве и без того хватает. Но денежная компенсация должна послужить неплохим стимулом. Начать можно будет с раздачи тех лошадей, что гун захватит в качестве добычи у степняков – эти лошадки, как все утверждают, неприхотливы, авось не сдохнут и от неумелого поначалу обращения – и посмотреть, как пойдёт.

– Сановник Руэ, – с недовольным видом сказал распорядитель приказа Великих припасов, – вы готовы взять эти расходы на себя или обремените ими казну?

– Первые выплаты я готов взять на себя, сановник Ки, – невозмутимо отозвался гун. – Но я надеюсь, что эта практика распространится и за пределами округа Лимису, так что…

– Иными словами, вы собираетесь завести новую статью расхода на военные нужды.

– События последних лет не научили вас, что расходы на военные нужды не бывают чрезмерными?

– Я не хочу с вами ссориться, сановник Руэ, – поднял руки распорядитель Ки, – но должен всё же заметить, что помимо военных у государства есть множество иных нужд. Поступления в наши кладовые не бесконечны. Не правда ли, министр Лао?

Лао Ци кивнул. Сегодня сановник, уже больше пятнадцати лет занимавший пост Земельного министра, был молчалив. Я улыбнулась про себя. Говорят, что он надеется с нового года получить пост начальника Правительствующего надзора, поскольку предыдущий начальник недавно занял пост Ведающего нравами вместо покойного Цзаю Чинчуна. Но я собиралась сделать министру Лао сюрприз и назначить его на место третьего верховника, Ведающего работами, дав ему сразу первый ранг. Заслужил старик, несмотря на наши небезоблачные отношения в прошлом.

– Не считайте меня новичком в таких делах, – покачал тем временем головой гун Вэнь. – Я бы не стал предлагать, если бы не был уверен, что казна вполне способна вынести такие расходы. Благодаря монополии на соль и железо поступления значительно возросли по сравнению с прошлым царствованием.

– Но возросли и траты. Одни только расходы на благотворительные дела…

– Наконец-то доходят по назначению благодаря ужесточившемуся контролю за провинциальными чиновниками, ответственными больницы и приюты. А потому не столь уж сильно казна на них тратится по сравнению с прошлыми годами.

– А проверка и ремонт водозащитных дамб и каналов, что по приказу её величества проводятся по всей империи? А постройка военных кораблей? А новый канал, в конце концов? Чем именно мы должны пожертвовать ради вашего нововведения, которое ничего не прибавит к мощи нашей армии?

– Думаю, открытие нового канала вполне можно и отложить, – вместо Руэ Чжиорга ответила я. – Всё равно уже ясно, что в срок не уложимся. И насчёт того, что «ничего не прибавит» вы не правы, сановник Ки. Сила степняков – именно в коннице, и если мы хотим эффективно им противостоять, нам нужна своя конница хотя бы сопоставимого уровня.

– Мудрость вашего величества глубиной подобна океану, – с одобрением произнёс гун. При этом в обращённом на меня взгляде промелькнуло удивление, словно довольно банальная мысль, высказанная мной, стала для него приятным сюрпризом. – Если мы не научимся восполнять наши потери сами, то рискуем остаться без лошадей вообще. Сейчас нам неоткуда взять новых, кроме как с запада, но надеяться в этом деле на наших же врагов – всё равно, что совещаться с тигром, как заполучить его шкуру.

– Я преклоняюсь перед военными заслугами гуна Вэня, сумевшего склонить врагов к миру. Так что…

– Сановник Ки меня перехваливает. К миру их склонил не я, а счастливый случай для нас и несчастный для них. Но рано или поздно новый Каган наведёт порядок, кто знает, что будет тогда? Потому и надо всемерно укреплять мощь нашей армии, пока есть такая возможность.

– Армию кормят тысячу дней, а используют один час, – недовольно напомнил известную поговорку распорядитель.

– Но ведь этот час всё и решает, не так ли? – с некоторым раздражением откликнулась я. – А кто не хочет кормить свою армию, рано или поздно начнёт кормить чужую. Сановники, у вас есть ещё какие-нибудь возражения, кроме дороговизны проекта?

– С вашего позволения, ваше величество, – поклонился очнувшийся от своей задумчивости министр Лао. – Я бы сказал, что проблема не столько в деньгах, сколько в банальной неопытности крестьян, никогда не имевших дела с лошадьми. В любом деле требуется навык. Мы не сможем приставить надзирателя к каждому двору, чтобы он вмешался, если что-то пойдёт не так. И потраченные деньги в казну не вернутся, даже если лошадь сдохнет, ведь платить планируется за содержание, а не за конечный результат.

Распорядитель Ки усиленно закивал. Я тоже согласно кивнула, сама понимая, что это слабое место плана.

– Риск есть, – спокойно признал Руэ Чжиорг. – Но если мы не попробуем, то и опыта никогда не возникнет. Штат Великого конюшенного приказа нельзя раздувать до бесконечности. Кому-то придётся доверить это дело.

– Быть может, крупные землевладельцы согласятся устроить у себя конные заводы совместно с государством? – задумчиво проговорила я. – Можно будет оказывать им финансовую поддержку и брать за это часть приплода.

– Возможно, и так, ваше величество. Но, боюсь, мало кто из сановников согласиться иметь дело с непородистыми лошадьми.

– Что ж, это всё надо как следует обдумать, – подытожила я. – Вероятно, мы попробуем и то, и другое. И посмотрим, какой подход окажется лучше.

Сановники поклонились. Распорядитель Ки выглядел недовольным, гун Вэнь, напротив, улыбался, поглаживая бороду. Когда дверь за ними закрылась, я услышала приглушённые голоса, свидетельствующие, что спор продолжится и за пределами моего кабинета. Голоса постепенно удалялись. Я улыбнулась про себя. Хорошо, что данные конкретные мужи слишком степенны, чтобы позволить разногласиям так захватить себя, чтобы нарушить приличия. А то бывало, что ссоры по политическим вопросам доводили до банальных драк прямо во дворце. Драчунов не останавливали даже серьёзные штрафы, которыми карались попытки оттаскать друг друга за бороды в святая святых.

Тем временем началась подготовка к состязаниям. Поскольку мероприятие должно было способствовать популяризации воинских искусств и провести его решили с размахом, то и устраивали бои не во дворе Дарования победы, как обычно, где их могла бы увидеть лишь знать, а за пределами дворца и даже города. На пологом берегу Чезяня, примерно в одном лае от городских стен начали возводить большую арену. Попутно мне докладывали, что желающие выступить уже начали прибывать в город, делая выручку владельцам постоялых дворов, трактиров и чайных, а также ивовых домов – ещё одно вежливое наименование борделей. А заодно добавляя хлопот отвечающей за порядок гвардии Счастливой птицы, потому что некоторые из вояк до дня Зимнего солнцестояния дотерпеть оказались не в силах и начинали мериться силушкой молодецкой прямо на улицах. Не так уж и мало нашлось людей, что умели управляться с оружием, но при этом не являлись ни военными, ни благородными, и жили в радиусе месяца пути от столицы. Досрочно вышедшие в отставку офицеры и солдаты и обученные ими сыновья, по каким-то причинам покинувшие дружины аристократов бойцы, дети чиновников низких рангов, готовившиеся поступить в эти самые дружины, да почему-либо так и не поступившие, потомственные купеческие и чиновничьи телохранители, дети разорившихся купцов, да и аристократов, получившие образование на «благородный» манер, с уроками владения мечом… Всем им предоставился шанс громко заявить о себе и поймать за хвост золотого феникса, найдя себе хорошего покровителя.

Впрочем, и состоятельные юные аристократы, как столичные, так и провинциальные, тоже забряцали оружием с большим энтузиазмом. Эти тоже жаждали славы, пусть она и не была для них вопросом будущего дохода – впрочем, для кого не была, а для кого и очень даже… И далеко не все драчуны, пойманные стражей на улице, оказывались низкого происхождения.

Разумеется, отводилось на трибунах место и для императорской семьи. Сама я собиралась высидеть целиком первый день, когда будут соревноваться военные, а во второй и третий посмотреть лишь последние бои и наградить победителей. Но мальчишки встретили новость о турнире с большим энтузиазмом, считали дни до начала, и, вполне вероятно, проведут на арене на все три дня состязания. А может и больше, ведь будут ещё и отборочные бои – уже ясно, что желающих принять участие слишком много, за отведённое время все пройти не успеют.

Дочки же особого интереса к событию не проявляли – одна была ещё просто слишком мала, а другая мальчиковыми развлечениями не интересовалась. Да, Лиутар росла просто образцовой принцессой – куклы, шитьё, поэзия, красивые платьица, начавший пробуждаться интерес к косметике и прочим женским ухищрениям… И в кого она такая? Не в меня – я ко всем этим дамским штучкам достаточно равнодушна. И точно не в импульсивного отца. Может, в бабушку или в покойную внучатую тётушку?

Впрочем, тихоне в этом мире жить будет точно проще и комфортнее, чем бунтарке, так что у меня нет причин сетовать на судьбу.

– А нам сегодня сыграли песню «Пруды»! – прервал мои размышления голосок Хиотар. Сегодня у меня в кои-то веки выдался свободный вечер и я, решив не быть матерью-кукушкой, проводила его с младшей дочерью. И теперь она трещала, стремясь поделиться своими новостями.

– «Пруды»?

– Ага. Она такая – там-тарирам-там! Там-тирарирам-трирарира-там!

– «Водоёмы»? – после некоторого замешательства опознала я одну из самых известных мелодий. – Она называется «Водоёмы».

– А… Ну да. Матушка, я тоже хочу играть на флейте.

– Вот станешь постарше, и, если захочешь, будешь учиться играть на флейте.

– Постарше – это когда?

– Лет в пять или шесть.

– У-у… – протянула Хиотар, явно расстроенная, что ждать ещё так долго. – А Читар говорит, что на флейтах играют только мальчики.

– Как правило, этому действительно учат мальчиков, – подтвердила я. – Но ничто не мешает научиться девочке.

– Здорово! – Хиотар захлопала в ладоши и заскакала вокруг меня от избытка чувств, снова распевая понравившуюся мелодию.

– Давай во что-нибудь поиграем? – предложила я. – В «крутись, волчок», например? Или воланчики побросаем?

Хиотар ничего не имела против, так что мы и воланчики побросали, и волчки покрутили. Потом я немного почитала ей из местных легенд, но девочка уже начинала отчаянно зевать, хотя и уверяла, что спать нисколечко не хочет. Так что я вызвала няню и передала ребёнка ей, клятвенно пообещав прийти поцеловать дочку перед сном. Но когда я спустя какое-то время заглянула в детскую комнату, Хиотар уже сладко спала.