Смертоцвет

Глава тринадцатая Безвременно погибает арбуз

Герман всегда немного недолюбливал вокзальную суету. Стоило ему оказаться на вокзале, как он автоматически начинал испытывать неприятное чувство, словно он куда-то опаздывает, и нужно непременно бежать, высматривать в толпе вокзальные часы, протискиваться сквозь толпу.

Вот и сейчас он поймал себя на мысли, что невольно готовится сорваться с места и перейти на бег. А ведь ему даже ни на какой поезд не нужно!

Герман и Таня старались не привлекать к себе лишнего внимания. Он был одет в коричневый сюртук, руках держал потертый саквояж и изображал молодого чиновника, едущего по делам с женой. На случай осложнений возле входа стояли двое жандармов в штатском, а в зале ожидания лениво фланировали еще трое.

Они с Таней спустились по небольшой лестнице к камере хранения и предъявили квитанцию, после чего им вынесли потертый парусиновый портфель, какой можно было увидеть в руках у гимназиста и мелкого чиновника. Герман взвесил его в руках, и тот оказался на удивление тяжелым, словно кто-то положил в него кирпич или увесистое канцелярское дело. Он с трудом упаковал портфель в свой саквояж, который теперь серьезно оттягивал руку.

— Там бумаги, — проговорила Таня негромко. — Очень много.

— Предлагаешь посмотреть прямо здесь?

— Нет, конечно же. Пойдем.

Бумаги Германа немного расстроили. Честно говоря, он ожидал увидеть в камере какую-нибудь эльфийскую дудочку из рога и шести копыт шестиногого единорога, с помощью которой можно заражать людей смертоцветом. Это было бы триумфальное окончание расследования, после этого оставалось бы только поймать Надежду, но это уже было бы задачей чисто технической. Вся мощь Корпуса жандармов уж как-нибудь справится с поимкой одного человека, который даже магией не владеет.

— Дык, теперь-то владеет, забыл, что ли, барин? — поправил его Внутренний дворецкий, и Герман слегка скривился от этой мысли. Увы, старик был прав. Благодаря его оплошности, Надежда теперь тоже маг. Или, все же, нет? Ведь Узорешитель действует теперь только в его руках, разве не так? Или это касается только разрушения уз, но не наделения магией? Опять сплошные вопросы.

— Это карманник, — проговорила Таня, не поворачивая головы, и Герман вернулся от абстрактных проблем к насущным. Стараясь не вертеть головой слишком уж активно, он слегка повернул ее в сторону, в которую указала подполковник, и заметил суетливого молодого человека с прыщавым лицом в расстегнутом поношенном пальто и мятой фуражке. Он ходил среди толпы, кого-то как будто высматривая и то и дело слегка припадая на одну ногу. Раза три за несколько минут он столкнулся с кем-то из прохожих, один раз принялся при этом шумно спорить и едва ли не лезть в драку.

— Пусть его, — Герман усмехнулся. — Эту штуку ему вряд ли утащить. Далеко с ней не убежишь.

— Тем не менее, — Таня покачала головой. — Тут надо быть настороже. Они знают, что мы рано или поздно явимся. Возможно, стоило вовсе закрыть вокзал, но это же сколько возни и согласований.

Еще находясь в зале, она сделала едва заметный жест рукой и активировала щит вокруг себя и Германа. Он был почти незаметен, и окружающие могли с трудом разглядеть лишь слабое перламутровое сияние, окружающее двоих неприметных пассажиров. Но любое вооруженное посягательство на них

Они вышли из широких дверей вокзала и стали протискиваться сквозь толпу к проспекту, на котором их ждал агент, замаскированный под извозчика. До него оставалось уже не более сотни шагов — Герман видел уже, как тот, приметив их деловито отбросил в сторону окурок и приготовился гнать.

Но едва они сделали еще несколько шагов, как раздался выстрел — чудовищно громкий, хотя и кажется, что где-то вдалеке — и Таня, вскрикнув, рухнула на мостовую, зажимая пальцами рану в бедре, из которой потекла темная кровь, быстро пропитавшая край платья.

По толпе пронесся тысячеголосый крик, люди кинулись врассыпную, толстый мужчина в котелке едва не сбил Германа с ног и чуть не наступил на ладонь Тани, но Герман успел оттолкнуть его.

«Как такое возможно?» — пронеслось у него в голове. — «Мощный щит, поставленный княжной, непробиваем для пули. Магия? Маг в рядах нигилистов?».

Но раздумывать было некогда. Едва Герман наклонился к Тане, лицо которой перекосило от боли, как рядом с ним оказался прыщавый в пальто. Конечно, Герман догадывался о том, что нечто подобное может случиться, и саквояж из рук не выпускал. Но на секунду легка ослабил хватку, и этого опытному вору оказалось достаточно.

Оказавшись рядом, он сначала толкнул Германа в плечо, а затем, когда тот инстинктивно попытался толкнуть в ответ, поймал его руку на противоходе и сильно рванул саквояж из рук, так что Герман невольно выпустил его, на секунду ослабив хватку.

Прыщавый вор, который именно этого и добивался, тут же рванул с места с легкостью, которая поразила бы и бывалого спортсмена. Даже мечущиеся вокруг люди, казалось, не мешали ему, а, напротив, помогали, он же огибал их с просто фантастической грацией. Это был настоящий профессионал, черт бы его побрал!

Герман по части бега тоже был не последним человеком в Москве, а бросился он следом, едва осознал, что произошло. Таню, конечно, тоже без помощи оставлять было нельзя, но он решил, что ей могут помочь и другие агенты, а карманника не упустить очень важно.

— Трофимов! — крикнул он мчавшемуся на помощь усатому сержанту. — Прикрой подполковника! Головой отвечаешь!

Еще один агент, в штатском, тоже бежал навстречу, на ходу разматывая бинт, добытый из сумки. Воздух кругом загудел: другие двое агентов врубили щиты помощнее, запитанные из служебных каналов. Герман изо всех сил надеялся, что хотя бы их таинственный стрелок пробить не сможет.

Скорость беглец развил потрясающую, и беги он налегке, Герман, пожалуй, ни за что бы его не догнал, однако тяжеленный и объемный саквояж в руках противника, все-таки давал Герману заметную фору. Карманник, кажется, не ожидал, что ему придется тащить этакий кирпич, он сперва держал саквояж на отлете, но быстро понял, что так его может выронить или зацепиться за кого-то в толпе, и оттого прижал его к груди, используя, как таран. Но бежать так было не слишком удобно, и Герман стал вора нагонять.

— Корпус жандармов! — рявкнул он. — Расступись!

Несколько человек инстинктивно бросились с дороги, но большинство в поднявшемся гвалте не расслышало его восклицания, и Герману пришлось все так же огибать людей, несущихся, не разбирая дороги. Одна девица влетела прямо в него, вскрикнула, повалилась на мостовую, юбка ее задралась, и все это было бы весьма эротично, но у Германа были нынче более насущные дела.

Вор, впрочем, тоже столкнулся с прохожими раз, другой. Один пожилой господин перегородил ему путь, и вору пришлось его толкнуть изо всех сил, господин в ответ огрел его тростью, вор едва не полетел на мостовую, чертыхнулся, но быстро собрался с силами и побежал дальше, перескочив через тумбу и опрокинув лоток с пирожками.

Герман, в свою очередь, едва не споткнулся об упавшую наземь и закрывшую голову руками дородную торговку, обогнул ту же самую тумбу, едва не поскользнулся на валявшемся на земле пирожке и бросился вдогонку.

На ходу Герман выхватил из кобуры револьвер. Стрелять среди мечущейся по привокзальной площади обезумевшей толпы было безумием. Не стрелять и дать карманнику уйти — еще большим безумием. Он надеялся поймать момент, когда на линии огня никого не будет, но куда там!

Люди метались вокруг, словно перепуганные куры. Некоторые бросились на землю, но большинство норовило разбежаться в стороны: кто-то стремился к дверям вокзала, кто-то побежал через улицу. Ужаснее всего было то, что никто не понимал, откуда стреляли, а значит, и где лучше укрыться.

А вот карманник отлично все понимал. Да ему и ни к чему было опасаться таинственного стрелка. Он прокладывал себе путь через толпу тумаками и толчками, протискиваясь к повороту в переулок. Германа он опережал всего на несколько шагов, и была надежда, что тот сумеет нагнать его, даже и не пуская в дело револьвер. А это было бы нелишне — перед ним был важный свидетель.

Вот только поди еще доберись до этого свидетеля! Сейчас нырнет в переулок, а там, быть может, и экипаж у него! Герман понял, что стрелять, видимо, все-таки, придется, однако едва он попытался на бегу прицелиться, как раздался выстрел, но не его собственный, а снова того же невидимого стрелка.

Вскрикнул бежавший навстречу высокий железнодорожник в синем мундире, повалился прямо на Германа, увлекая его за собой и отчаянно ругаяясь и шипя от боли. Герман, тоже выругавшись, попытался увернуться, поскользнулся на каком-то валявшемся на мостовой мусоре, чуть не повалился наземь, однако на ногах удержался и вновь бросился за карманником, который за это время успел заметно оторваться.

Всего несколько шагов отделяло его от поворота, за которым Герман рисковал его потерять. Сам же он буквально спиной ощутил пристальный взгляд стрелка. В первый раз тот, вероятно, промазал, но сейчас наверняка выцеливал Германа в толпе и в любую секунду мог нажать на спуск. Раздумывать было некогда: Герман прицелился навскидку и выпалил беглецу в спину, а затем для верности еще раз.

Поначалу ему показалось, что он промазал. Вор продолжал бежать дальше, чуть наклонившись вперед корпусом и сжимая в руках портфель. Но секунду спустя что-то в нем надломилось, он сделал несколько неловких сбивчивых шагов, затем рухнул вперед, а его пальто окрасилось кровью. Саквояж при этом вывалился из его рук.

Герман в два прыжка преодолел разделявшее их расстояние, схватил вора за ворот пальто притянул к себе, другой рукой крепко схватил ручку саквояжа.

— Кто⁈ — рявкнул Герман, перевернув карманника прыщавым лицом к себе, и тот зашипел от боли. — Кто тебя послал⁈ Отвечай мне!

— Да пошел ты! Барин! — прошипел тот и сплюнул Герману на сюртук.

— Ну, ты у меня заговоришь, мразь! — пообещал Герман, но стоило ему это проговорить, как где-то позади него раздался хлопок нового выстрела, и Герман на секунду машинально сжался ожидая, что пуля сейчас пробьет ему в лучшем случае спину, а то чего доброго — и голову. Впрочем, если бы это случилось, съеживаться, конечно же, было бы уже поздно, но разве о подобных вещах думаешь в такую минуту!

Мгновение ушло у Германа на то, чтобы осознать: нет, с ним-то самим все в порядке, а вот прыщавое лицо карманника превратилось в чудовищную кашу, буквально разорванное в клочья выстрелом. Матюкнувшись, он отбросил от себя безжизненное тело, всплеснувшее руками в последней рефлекторной судороге, и огляделся по сторонам в поисках хоть какого-нибудь укрытия. Вне всякого сомнения, следующая пуля предназначалась ему.

Можно было бы, конечно, поднапрячься и поставить щит, вот только по опыту Тани было очевидно, что поможет это едва ли. Тем более, что сил у Германа в запасе было куда как меньше.

Лучшим укрытием, которое Герман заметил поблизости, оказалась распряженная телега, груженая арбузами, возница которой, здоровенный рыжебородый детина, прятался за ней же, по-детски вжав голову в плечи.

Герман отчаянным рывком преодолел отделявший его от телеги десяток шагов, бросился наземь, и в этот самый момент услышал новый выстрел. На землю шмякнулись кроваво-алые брызги, но это пуля всего лишь разнесла один из наваленных грудой арбузов. Герман почувствовал, как от зрелища этих ошметков его отчего-то разбирает хохот. Это, несомненно, было нервное, но поделать он с собой ничего не мог. Сидя на грязной мостовой, прижимая к груди тяжелые саквояж, он расхохотался от души, и прекратил только тогда, когда заметил на себе осоловелый взгляд рыжебородого возницы, а затем еще одного свидетеля — спрятавшегося здесь же усатого городового.

Под этими взорами Герман как-то невольно подобрался, а затем, чтобы пресечь какие-либо подозрения грозно произнес: «Корпус жандармов!».

Рыжебородый посмотрел на него с недоверием и почесал в затылке, городовой машинально козырнул и снял шапку.

Тут только Герман решил, что пора бы, наконец, разобраться, что же такое он извлек из камеры хранения, что вокруг этого предмета столько шума, в том числе, и в буквальном смысле. Поначалу-то он думал, что можно отложить знакомство с содержимым до визита в Московское управление, но теперь стало ясно, что важность этой поклажи еще выше, чем ожидалось. Любопытство взяло над ним верх, тем более, что здесь он был худо-бедно в безопасности, а вот наружу высовываться было бы сейчас плохой идеей.

Герман раскрыл саквояж, затем достал оттуда портфель и расстегнул стягивавший его потертый ремешок. Внутри в самом деле оказалась тяжелая кипа бумаг, разложенная по нескольким папкам с тесемками. Каждая из папок была подписана, вот только прочесть надпись было невозможно: буквы расплывались перед глазами, перемешивались, превращались в непонятные китайские иероглифы и наезжали одна на другую. Как будто этого мало, одна лишь попытка вглядеться повнимательнее и все же прочесть надпись на одной из папок привела к тому, что голова Германа заболела, и он почувствовал тошноту, а перед глазами у него поплыли разноцветные пятна.

Почувствовав это, он оставил попытки ознакомиться с содержимым папок. Тут нужен был штатный жандармский маг-дешифровщик, имевшийся в управлении. Герман видел такие тексты раньше: армейская криптомантия, будь она неладна.

Стараясь не думать о том, что стрелок все еще может где-то сидеть и целиться в него, Герман бросился через площадь обратно к Тане. Та, защищенная мощными щитами лежала на мостовой, а над ней колдовал — в буквальном смысле — штатный целитель в чине штаб-ротмистра, дежуривший возле вокзала под видом сбитенщика. Теперь его белый фартук был забрызган кровью, а руки делали ритмичные пассы над оголенным бедром Тани, кровь на котором уже запеклась, но все еще виднелась отвратительная темная рана.

Таня была в сознании и лицо ее было перекошено от боли. Она шипела и закусывала губу: похоже, что процедура лечения сама по себе причиняла дополнительную боль.

— Сейчас-сейчас, — шептал штаб-ротмистр, делая руками движения, словно старается что-то вынуть из раны. — Пуля. Придется немного потерпеть. Вот так… еще чуть-чуть…

Таня в ответ грязно выругалась.

— Все хорошо, — прошептал ей на ухо Герман.

— Да идите… вы… поручик… в гномью волосатую задницу… — прошипела в ответ Таня. — Хорошо ему…

— Я его догнал, — продолжал Герман. Ему хотелось отвлечь подполковника от неприятной процедуры. — Там бумаги. Зашифрованные. Армейский криптомантический шифр, нужен дешифровщик, я прямо сейчас несусь в управление.

— Только не в управление! — торопливо простонала Таня. — Не в Московское! Я дам транспорт! Живо в Тверь, а оттуда в Петербург! Я отправлю двоих людей с вами! И сразу же в приемную к Оболенскому, немедленно! Будут пытаться по дороге остановить — кто угодно, хоть именем самого императора — стреляйте!

Герман мысленно присвистнул, но понял, что она, конечно, права. Армейская криптомантия — это значит, в деле замешаны серьезные маги из аристократии, да еще и не в последних чинах. От таких людей можно ожидать чего угодно, особенно если они сотрудничают с нигилистической организацией. Это ведь дело, пахнущее для любого офицера расстрелом. Гражданского дальше каторги не пошлют, но вот военному подобного не простят точно.

Что ж, ставки поднимаются все выше. Значит, в Петербург. Повезем князю Оболенскому сюрприз.