Неровный свет керосиновой лампы сообщал внутренностям кабинета уютную и немного таинственную атмосферу. Герман сидел за столом и вглядывался в осеннюю ночь за окном. Немногочисленные сотрудники давно разошлись по домам. Сбежал в родительский дом корнет Вихров: должно быть, его сейчас маменька укрывает одеялом. А губернский секретарь Нагулькин наверняка клюкнул перед сном рюмку, крякнул от удовольствия и тоже улегся. Поручик Рождествин, вероятно, читает на сон грядущий какую-нибудь книгу по истории Сопряжения — Герман видел у него дома таких целую полку. Все отдыхают, один он на посту. Еще есть на сегодня одно важное дело.
За окном раздалось сперва отдаленное гудение, а затем низкий гул. Чуть звякнули стекла, ветер бросил в них пригоршню мелких капель дождя. Герман подобрался и бросился вниз по скрипучей лестнице. Несколько мгновений спустя с ним вместе в темную приемную вошла Таня, одетая в изящный непромокаемый плащ, под которым угадывалось синее форменное платье, отлично подогнанное к ее фигуре.
— Я проездом, — пояснила она. — Есть срочное дело в Новгороде, но вот летела мимо. На метле.
Она усмехнулась, Герман взял ее руку в перчатке и поцеловал запястье.
— Так, сперва о деле, — она вырвала руку и стала подниматься наверх. Герман последовал за ней. — Как я понимаю, у тебя какие-то важные новости? Зачем было теребить магический канал?
— Важные новости, — протянул Герман, — это мягко сказано.
— Ну, давай, что из тебя, клещами тянуть? Вот этого я не люблю! — она остановилась посреди его кабинета, требовательно сложив руки на груди. — Если ты про убийство графского лакея, то не трудись, оно уже прошло в сводке, я читала. Подозрительная история, но, если ты вызвал меня ради нее одной…
И тут Герман рассказал про Ферапонтова и про свою вылазку в эльфийскую гробницу.
— Господи, но какого черта ты не предупредил⁈ — только и смогла проговорить Таня, когда он закончил свой рассказ на моменте, когда удивленный вахмистр доставил их к дому графа, где Герман позаимствовал у графского лакея чистое пальто и попрощался со своими спутниками. Ариадна, насколько было ему известно, до сих пор болела и никого не принимала, хотя ничего опасного, вроде бы, не было. Герман специально побеседовал на этот счет с навещавшим ее доктором.
— Не предупредил, потому что было некогда, — виновато ответил Герман. — Нужно было решать быстрее. И потом, разве вы санкционировали бы такую операцию?
— Ну… — она слегка поколебалась. — Нужно было бы, конечно, сперва согласовать, я бы направила запрос…
— Вот поэтому я и не предупредил, — огрызнулся Герман.
— Ну, молодец! — подполковник Ермолова всплеснула руками. — Просто золото, а не сотрудник! Взял на себя ответственность, единолично принял важное решение, ни с кем не посоветовавшись! И в итоге героически провалил операцию!
— Я бы не сказал, что она провалена!
— Я бы тоже не сказала, потому что слово «провал» недостаточно емко описывает весь тот пердюмонокль, который ты мне тут сейчас описал! Слово «катастрофа» будет куда точнее!
Герман невольно ей залюбовался — в гневе подполковник Ермолова была невероятно эффектна.
— Серьезно! — продолжала она негодовать. — Мы ведь могли бы оцепить портал, зайти туда с целым взводом жандармов… Зачистить всю эту гробницу к чертям собачьим, провести нормальное исследование. А теперь осколок уничтожен, информация потеряна, даже казенный профилизатор ты потерял.
— Профилизатор я вернул, — кисло ответил Герман. — Но вот ничего стоящего он не зафиксировал, это да.
— Да если бы только это! — Таня поморщилась. — А то, что ты засветил свое умение перед неподготовленными людьми, которые не должны ничего знать об Узорешителе, это как? А одна из них, между прочим, дочь известного консерватора, человека из другого лагеря. Человека очень опасного. Да, мы, конечно, хотели бы привлечь его на свою сторону, но пока он еще наш противник.
— Сомневаюсь, что она побежит рассказывать отцу о случившемся, — вставил реплику Герман. — Нет, для мадемуазель Уваровой это была просто шалость, приключение, о котором ее родителям лучше не знать, если только она не хочет быть запертой в своей комнате с приставленной охраной.
— Твое счастье, если так, но мы не можем так рисковать, слышишь ты⁈ И потом, это само по себе еще полбеды, но главное-то в том, что ты держал в руках улики, которые позволили ли бы изобличить флороманта! Держал — и упустил! Все расследование пошло псу под хвост, результатов — ноль!
— Как это ни странно, результаты есть, — произнес Герман. Таня вопросительно на него уставилась, снова сложив руки на груди.
— По крайней мере, есть версии, — продолжил он несколько менее уверенным голосом. — Вот смотри. Мы точно знаем, что в осколке действительно кто-то был, и это, вероятнее всего, человек, связанный с Залесским. Напрашиваются две версии. Первая — что это был Пудовский. Он-то и прибрал к рукам эльфийский артефакт из гробницы.
— Что это вообще за артефакт? — спросила Таня. — Как он выглядел?
— Вот это, конечно, вопрос, — протянул Герман. — Я видел только, как плющ растет из мертвых тел. Быть может, всех этих людей… в смысле, эльфов… казнили там? Или они покончили с собой? И орудие их казни находилось там, но затем убийца забрал его.
— Сплошные вопросы, — Таня с отвращением поморщилась. — И ни одного ответа. Ну, допустим, что это было Пудовский. И? Нынче он восстал из могилы и убивает крепостных, излишне верных своим хозяевам? Зачем?
— Не думаю, что это он сам, — Герман поморщился, вспомнив купца первой гильдии, протянувшего корни по всему своему бывшему заводу. Зрелище это время от времени являлось ему во снах. — Впрочем… может быть такое, что он каким-то образом выжил?
— Смеешься? — Таня приподняла бровь. — Да его тело потом несколько врачей изучало. Собственно, до сих пор изучают… под страшным секретом. Нет, уж будь покоен, его степенство, господин Пудовский совершенно точно мертв.
— И это приводит нас ко второй версии, — продолжил Герман. — Что если при жизни ли Пудовского или после его смерти артефактом завладел кто-то еще? Кто-то из его окружения?
— Ты на кого-то конкретного намекаешь? — спросила Таня.
Герман глубоко вдохнул. А затем рассказал ей о своей встрече с Надей и о ее ультиматуме. И чем дальше он рассказывал, тем мрачнее становилась его бывшая начальница.
— Какого черта ты не с этого начал? — спросила она. — Это даже важнее, чем твои похождения по гробницам. Мне нужно немедленно доложить об этом наверх.
— Я бы просил тебя пока не докладывать, — произнес Герман твердо. Подполковник Ермолова взглянула на него вопросительно.
— Если ты доложишь о таком, их судьба будет решена, — пояснил Герман свою мысль. — Но я считаю, что есть и другой путь.
— И какой же?
— Очень простой. Освободить их.
В комнате повисла тяжелая густая тишина. Дождь сильнее забарабанил по оконному стеклу. Вокруг керосиновой лампы вился каким-то образом затесавшийся под крышу посреди осени ночной мотылек. Герман подумал, что бедолага, должно быть, доживает последние дни. Осень. Все понемногу умирает.
— Ты в своем уме? — негромко проговорила Таня. — Ты понимаешь, что ты вообще предлагаешь? Да малейшая утечка… а на свободе за ними будет не уследить…
— Я и не предлагаю распускать их на все четыре стороны, — пояснил Герман. — Но давай уже посмотрим правде в глаза. Есть только два варианта того, как мы можем поступить с этими людьми. Мы можем их убить и сделать вид, что ничего никогда не было. Либо мы можем сделать их нашими союзниками, участниками вашего чертова заговора, в чем бы он ни заключался. Во втором случае мы должны предоставить им хоть какие-то человеческие условия и хоть какую-то свободу. Без этого они не будут сражаться на нашей стороне.
— Ты так говоришь, — Таня еще сильнее понизила голос, — словно и впрямь ожидается какое-то сражение.
— А ты думаешь, что нет? — Герман выразительно взглянул на нее. — Вдумайся сама в то, что происходит. Против императора никто не выступал двести лет, и когда против него выступали в прошлый раз, то…
— Тише ты! — воскликнула она и закрыла ему рот ладонью. — Совсем с ума сошел! Ты соображаешь вообще?..
— Я-то соображаю! — проговорил он, убирая ее пахнущую жасмином ладонь от лица. — А вот ты как будто не понимаешь, в чем участвуешь! Так я тебе объясню!
— Не надо объяснять, я не маленькая, — ответила она, поморщившись. — Все я понимаю, но пойми и ты: то, что ты предлагаешь, это… чудовищный риск. Совершенно неприемлемый. Я не представляю, как я даже в кабинет к князю зайду с подобной идеей.
— Давай я поясню еще раз, — Герман вздохнул. — Я не предлагаю немедленно распустить всех мастеровых на все четыре стороны. Я предлагаю другое: мы сформируем из них отряд, подчиним его мне. Это будет наш резерв на случай… ну, на случай каких-нибудь осложнений, при которых на понадобятся силы.
— У нас есть силы на случай осложнений, — отрезала Таня. — Ты их видел тогда, во время штурма Залесского.
— Видел! И я видел, что их недостаточно! А что если бы мы тогда не смогли повредить портал своими силами?
— Даже думать об этом не хочу… — Таня покачала головой.
— Вот! — Герман поднял палец вверх. — А теперь представь, что у нас есть большой и сплоченный отряд магов, которым не нужны крепостные, и которые готовы драться не за страх, а за совесть. Которых не требуется использовать втемную, потому что они сами заинтересованы…
— И у тебя есть конкретные предложения? — спросила она. — Такие, которые я могла бы положить на стол к Оболенскому?
— Кое-какие есть, — ответил Герман. Всю прошедшую ночь он думал об этом. Отряд. Его собственный. Экспериментальный. Напрямую подчиненный князю. Вероятно, с оборудованием для быстрого реагирования. Почему бы не придать ему самолетный экипаж, например?
Все мастеровые получают офицерские звания и личное дворянство. Заодно получают какую-нибудь захудалую деревеньку в коллективное владение. Князь Кропоткин обучает их магии — он наверняка не откажется. Карасев работает с ними в качестве духовного целителя. Над всем этим висит обстановка секретности, живут они в каком-нибудь отдаленном месте, но при этом имеют право посещать город время от времени, ходить в увольнительные, развлекаться, тратить жалование. Желательно по несколько человек — чтобы все друг за дружкой немного следили.
Но главное, что в любой сложной ситуации у Оболенского будет под рукой отряд боевых магов.
— Ну, насчет экипажа, это ты загнул, конечно, — задумчиво проговорила Таня. — Никто на такие траты не пойдет. Ты знаешь, сколько он жрет магии? Да если ты попробуешь им управлять на своих собственных ресурсов, то помрешь через пять минут и шлепнешься на землю вместе с дорогущей машиной.
— Ну, это детали! — Герман махнул рукой, он чувствовал, как его несет, и мысленно порадовался, что Ермолова не стала возражать по главным пунктам. — Мне нужно только заручиться твоим согласием, чтобы…
— Погоди, погоди, — Таня выставила узкие аристократические ладони перед собой. — Все это, конечно, прекрасно, но на это требуется время. В этой системе такие решения так быстро не принимаются.
— А надо, чтоб принимались, — напирал Герман. — Шутки закончились, мы все влезли в это по самые уши, а князь Оболенский и прочие, кто там с ним еще, сидят себе и раздумывают: «Ой, а как бы чего не вышло? Ой, а что если с этой стороны взглянуть?». Тьфу! А время уходит! Если мы не сделаем этих людей своими, их приберут руками другие, которые не будут раздумывать.
— Ты про эту… Надежду? — глаза Тани скептически сощурились. — Что у тебя там с ней было, кстати, рассказывай?
— Я это… — Герман аж подавился от того, как резко беседа свернула в совершенно другое русло. — Ничего не было. Это не имеет отношения к делу.
— Так «ничего не было» или «это не имеет отношения к делу»?
— Это не имеет отношения к делу, — вздохнул Герман и торопливо прибавил, — но, все-таки, ничего не было.
— Понятно, — Таня покачала головой. — Я это спрашиваю потому, что… не может ли такого быть, что она… ну, скажем, может шантажировать тебя чем-нибудь?
— Не может, — мрачно ответил Герман.
— Ой ли? — Таня приподняла бровь. — Ты не забыл, она из списка людей, проблемы с которыми ты обещал решить. И она как раз самый проблемный человек в этом списке. Мы должны убедиться, что она либо на нашей стороне, либо… будет молчать по иным причинам.
— Мы можем попробовать ее завербовать, — проговорил Герман. — В конце концов, ее цели не настолько уж расходятся с нашими, если вдуматься. Если она хочет освободить этих людей…
— Она хочет власти! — отрезала Таня. — Знаю я эту породу людей. Будет помыкать и тобой, и ими, стоит только тебе дать ей такую возможность. Я бы предпочла решить с ней проблему иначе. Например, хлопнуть ее при задержании. Она ведь при задержании окажет сопротивление?
— Надо полагать.
— Ну, и прекрасно. Между прочим, на ней не только революционная агитация висит, но и несколько убийств ее же товарищей из «Черного предела». А кроме того, она была помощницей Пудовского, а значит, причастна ко всем его художествам, во всяком случае, в документах ее запросто можно выставить причастной. Да тебе за ее ликвидацию орден дадут, еще один.
— Суровая вы, все-таки, дама, ваше высокоблагородие, — с уважением проговорил Герман. — Всякий раз узнаю вас с новой стороны и не устаю поражаться.
— Есть немного, — протянула Таня задумчиво с ехидной улыбкой. — Но это, конечно, сперва надо хорошенько обдумать. Однако есть еще один вопрос. Ты разговаривал с графом? Что он? Я понимаю, что момент был не особенно подходящий, но…
— Граф готов к переговорам, — ответил Герман. — Но я бы действовал с ним очень осторожно. Бог знает, что у него на уме. Тут еще эта история с лакеем… как бы он не воспринял это, как угрозу с нашей стороны?
— Не учи папу детей делать, — неожиданно произнесла Таня. — В смысле, моего папу не учи. Если граф готов к сотрудничеству, то это первая хорошая новость за сегодня. Как я поняла, нашим очень нужны люди, на которых можно положиться. Ты ведь теперь у графа в доме за своего человека? Можешь, к примеру, явиться в гости к его дочке, проведать ее после случившегося?
— С превеликим удовольствием! — Герман щелкнул каблуками.
— Так, а можно без превеликого удовольствия? — глаза Тани с сомнением сощурились. — В самом деле, будь уже посерьезнее, мы тут не в игрушки играем.
— Я тоже в игрушки не играю, как видишь, — Герман наклонился к ней поближе. — Я, между прочим, блестяще выполнил ваше первое поручение, несмотря на непредвиденные обстоятельства. А награды никакой до сих пор не получил.
С этими словами он провел кончиками пальцев по ее щеке.
— Эй, ты чего! — она чуть отстранилась. — Меня, между прочим, отцовский шофер в машине дожидается. Бог весть, что он еще подумает!
— Подумает, что ты здесь разрабатываешь чрезвычайно важную операцию государственного значения! — проговорил Герман ей на ушко, уже орудуя с застежкой ее платья. — И что тебя ни в коем случае нельзя отвлекать.
— Погоди… — ответила она с легкой хрипотцой в голосе. — Значит так, я предварительно санкционирую тебе операцию… подчеркиваю: предварительно! Так, подожди… да перестань уже ты… ох, ну ладно… но сначала, в общем, пока что никакой самодеятельности, слышишь? Я завтра же попробую переговорить и пришлю тебе инструкции… да что ты делаешь, ты же порвешь шнуровку! Погоди, я сама… Вот же сотрудники, ничего доверить нельзя…