Сломанная скрижаль

Глава 1. Правитель

— Но как ты вынес расставание с сыном? Ведь это же плоть от плоти твоей? — Борн спрашивал это уже во второй раз.

Они сидели с Фабиусом в саду, что вольно разросся вокруг трёх дворцов резиденции правителя.

За садом два года никто не ухаживал так, как это бы полагалось. Демону буйство природы нравилось, и он не собирался пока вразумлять ленивых садовников.

Только у входа в главный дворец, где недавно бушевала химера, опалённые кусты были аккуратно подстрижены.

Беседку Борн создал в бойком месте возле фонтана, где сходились пути ото всех трёх дворцов. И накрыл магическим куполом, чтобы вездесущие студенты не приблудились прямо к секретному разговору.

— Плоть-то как раз была адская. — Фабиус развёл руками. Вымученно улыбнулся. Потом вздохнул и налил ещё по стопке рябиновой водки, что привёз специально для Борна.

После приснопамятного разговора с Сатаной Фабиус пару недель ощущал себя больным и разбитым. Наука не шла ему в ум, и потому он наконец подыскал бургомистра для Йоры. Из бывших магов, но не бесхарактерного, чтобы сумел приструнить разросшийся ковен ведьм.

После Фабиус перевёз на остров Гартин Алиссу с ребёнком, захватил из подвала своей колдовской башни рябиновой водки и поехал в столицу на мерине. Любимый конь магистра, Фенрир, бездельничал в одной из гостиниц Вирны, поджидая, пока Диана отправится домой на каникулы.

По пути непривычный к характеру и иноходи мерина Фабиус пребывал в таком раздражении, что почти напрочь испепелил адское покрывало, безобразничающее в Пустоши. И разоблачил сонмы легенд, доставив в Вирну кусок его мохнатой обгоревшей шкуры, величиной в две коровьих.

Шкуру выставили на ратушной площади на обозрение досужих, а Фабиус отправился к Борну пить и разговаривать. В этом лечении они сейчас нуждались оба.

Фабиус был расстроен окончательной утратой иллюзий о том, что старшего сына, Дамиена, ещё можно вернуть из ада, а Борн — угнетён непрекращающейся болезнью Ханны.

Казалось, обычный магический сон не должен был причинить ей особенного вреда. Но проспав три дня и три ночи, Ханна очнулась слабой, ощущала головокружение и тошноту, перестала выносить резкие запахи и постоянно плакала.

Борн очень ждал Фабиуса. Магистру, хоть он и не был патентованным лекарем, уже полтора столетия по нужде приходилось лечить дворовых и слуг. Демон надеялся, что уж в магическом сне друг разберётся.

С настоящими лекарями в Вирне, как и в прочих городах, было сейчас очень плохо. Специальность эта была магической, и, утратив дар, лекари потеряли и квалификацию.

Конечно, многих выручал опыт, но такие умельцы боялись показываться на глаза демону.

«А что если диагноз будет ошибочным? — спрашивали они себя. — Неужели тогда на столе разложат самого эскулапа? И не на диагностическом, а на обеденном?»

Черти же в лечении людей понимали мало. Сущие не болеют, а тяжело занедужившего слугу проще съесть, чтобы не пропадало добро.

Демон очень ждал Фабиуса, и вот сегодня он наконец приехал.

Ханна ещё спала, хотя дело уже шло к обеду.

Борн велел служанкам ни в коем случае правительницу не будить, а доложить, как только она встанет с постели.

Сам же демон создал беседку в саду, велел слугам принести закуски и напитки. Он тоже понимал, что им с Фабиусом нужно даже не поговорить, а выговориться.

Ну и дела разрешить, конечно. Их тоже накопилось без меры.

— А как же душа? — Борн с удовольствием поднёс стопку к губам, и рябиновая мгновенно испарилась. — Думаешь, это был всё-таки не твой сын? Что Сатана подменил его душу и хотел тебя обмануть?

— Да даже если и не подменил… — Фабиус тоже поднёс к губам серебряную стопку тонкой работы, выпил, отправил в рот кусочек томлёной баранины. И посуда, и закуски — всё было превосходным. А вот на душе… — Душе-то я, наверно, и не отец. Никто не знает, откуда берётся у смертных душа. Чьи она наследует черты… На кого похожа…

Он сразу налил ещё. Уж лучше пить, чем такие речи.

— Думаешь, души не создаются отцом и матерью при зачатии? — заинтересовался Борн, скупо и вымученно улыбаясь.

— Если бы вместе с телесным шёл и душевный процесс зачатия, то откуда бы взялись дети у пьяных и у насильников? — невесело усмехнулся Фабиус. — Откуда там душевная работа?

— Значит, обретение души — совершенно случайный процесс? — нахмурился демон. — Как игра в кости — что выпадет, с тем и живи?

— Ах, если бы я знал это точно! — произнёс Фабиус с болью в голосе. — Но я видел: мой сын оказался чужой мне. Может, он сразу таким родился, а может, я сам виноват. Ведь я убил его мать, демон. Убил, а мог бы попытаться спасти. Я решил, что такова воля нашего мира. Что жёны магистров всегда умирают в родах, если ребёнок рождается с магическим даром, вот и…

Фабиус замолчал и подвинул стопку с рябиновой Борну.

Ну о чём тут было спорить? Демон и сам видел Дамиена, от того и сказал, что душа его умерла. Он-то врать не умеет.

— Так было написано в ваших книгах? — уточнил Борн. — Что жёны магистров умирают, родив нового мага?

— Да, но это не снимает с меня вины, — отмахнулся магистр.

— А воспитание? — аккуратно напомнил демон.

О воспитании они всегда много спорили. Фабиус, как упрямый осёл не желал признавать очевидного: сына-то он как надо не воспитал. Ладно бы, если не смог, но ведь и не пытался.

— А что — воспитание? — отмахнулся магистр и сейчас. — Как бы я смог воспитать его душу? Душа эфемерна, она не подчиняется смертным. Вечно ты коришь меня таким пустым и никчёмным убийством времени, как воспитание. Как будто кто-то воспитывал меня самого!

— У тебя была любящая мать, ты рассказывал, — не согласился демон.

— Она тоже умерла. Рано.

— Но не сразу, — парировал Борн. — Ведь ты ее помнишь!

Фабиус сердито нахмурился, вцепился пятернёй в бороду и дёрнул так, точно хотел оторвать.

— Ты хочешь сказать, что я сам его воспитал таким? Своего сына? И виноват только я? Я сделал с ним что-то такое, что душа его осатанела?

— Я не уверен, — признался Борн. — Это гипотеза. Но мы могли бы… проверить её.

Он сказал это наудачу, зная любовь Фабиуса к наукам, и угадал.

— А как? — сразу заинтересовался магистр.

Как ни страдал Фабиус от боли и воспоминаний, он очень соскучился по научной работе.

— Позволь, я повременю с этим разговором? — схитрил Борн, понимая, как трудно ему будет убедить магистра, когда он узнает, ЧТО это за гипотеза. — Нам сначала нужно ещё кое-что обсудить.

Фабиус посмотрел на него с недоумением: что могло быть важнее науки?

— А что мы ещё не обсудили? — спросил он.

— Мы не обсудили наше возможное будущее. Ты говорил с Сатаной, маг. Как ты считаешь, что он предпримет следующим шагом? Ведь Безликий не успокоится, не в его это духе. Сатана скучает в аду и всё время выдумывает для себя новые забавы.

— А уверен ли ты, что Сатана — настоящий хозяин ада? — вдруг спросил Фабиус.

— А с чего тебя вдруг взяли сомнения? — удивился Борн. — Сатана владел адом всегда…

— Или столько, сколько ты себя помнишь? — хитро сощурился магистр.

— Ну, можно сказать и так, — нехотя согласился Борн.

Никто из знакомых Борна не жил так долго, чтобы помнить наверняка, всегда ли Сатана владел сущими и считался их отцом и покровителем.

Жители ада были, конечно, бессмертны. Потенциально. Но от безделья и скуки они усыхали и развеивались.

— Сатана проговорился о чём-то, когда был в Йоре? — осенило Борна.

Фабиус кивнул.

— Не в лоб… Но из разговора с ним я понял, что Многоликий бесплоден. Он так ухватился за воссоздание моего сына, так хотел меня уязвить, что затратил неимоверные усилия. И я подумал тогда: а где у него свои сыновья? Если он создал ад, то почему не может создать и сына, плоть от собственной плоти? Не попади ему душа Дамиена, он бы не сумел спародировать человека.

— И ты ему это сказал? — поразился Борн. — Сказал Безликому, что он бесплоден?

— Ну да, — охотно кивнул Фабиус. — Так и сказал. И ты прав — Безликим его называть правильнее. Ведь даже своего лица у него нет. Он просто старый холощёный козёл.

Борн подавил нервный смешок.

— Представляю, как он зол. Нам долго теперь придётся тайком пробираться в ад.

— А что нам там делать? — удивился Фабиус. — Пусть Сатана сам жарится в своей преисподней.

Борн задумался. Ему-то как раз было, что делать в аду. Он хотел сына от Ханны, а для этого ему нужна была лава.

Кастор, конечно, сумел зачать сына каким-то иным путём, но его опыт нужно сначала изучить.

А повторить? Да выйдет ли? Чёрт не демон.

Вернее всего было сделать так, как рассказывал Зибигус: принести кровь двоих и опустить в лаву. Тогда у младенца будет сильная душа сущих — средоточие огня. А родится он от женщины.

Демон вздохнул, вспомнив, что он теперь не совсем одинок. Что есть ещё Хел…

Но с этим мальчишкой всё было очень непросто.

Борн ничего к нему не испытывал. Никаких родственных чувств.

Теперь он понимал, что привязанность к Аро воспитал в себе сам. Воспитал тем, что вырастил мальчика из крошечного кусочка лавы. Что год за годом заботился, учил, играл.

А Хел…

К нему надо было присмотреться сначала. Привыкнуть, как к чужаку, что вдруг является в твой дом и заявляет: он кровь от твоей крови.

В аду родители не очень-то признают детей, пока те не находят способ доказать родителям, что и сами чего-то стоят. Таковы адские нравы.

И Борн с удивлением обнаружил, что привычная мораль давит и на него, заставляет присматриваться и ждать, как покажет себя мальчишка.

Скорее всего, Хел и в самом деле был зачат в один день с Аро, книга-то признала его, но…

А что если душу и в самом деле надо воспитывать? И точно так же — средоточие демонического огня?

— Чего это ты загрустил? — спросил Фабиус. — Давай-ка нальём ещё по одной!

— Давай, — согласился Борн. — И вернёмся к гипотезе о воспитания души. Что, если душа и в самом деле приходит в наш мир из неведомых странствий и нуждается в воспитании?

— А как будем проверять? — спросил Фабиус.

В саду вдруг сделалось шумно: зазвучали голоса, смех. Студенты закончили учёбу и отправились на обед толпой.

Шли они как раз мимо фонтана, рядом с которым сидели невидимые магистр и демон.

Засидевшиеся Диана и Малко побежали до столовой на перегонки. Хел чинно шёл следом, не спуская с девушки глаз. Он радовался каждой минуте вместе.

— Ты должен изучить, как влияет воспитание на такое вот стадо баранов, — усмехнулся Борн. — Мой преподаватель магии погиб, защищая этих детей. Мне нужен новый.

— Ну не я же! — возмутился Фабиус.

— А кто? — нахмурился демон. — После того, как от тебя сбежал сам Сатана, вряд ли я найду более сильного мага! Я хочу, чтобы ты именно преподавал в академии! Мне больше некого попросить об этом!

Демон изобразил максимальную решимость, и Фабиус вытаращил глаз: «Он? Затворник и учёный? Преподавать?»

— Зато у тебя будет шанс проверить, можно ли воспитать из этого отребья достойных правителей мира! — настаивал демон. — Ты не уберёг сына, так дай миру ещё сыновей?

Борн приводил ещё какие-то аргументы, но маг молчал. Он теребил бороду и наблюдал за учениками.

«Если демон прав, — размышлял магистр Фабиус, — и это отсутствие должного воспитание ввергло моего сына в ад одержимости властью, то как надо учить и воспитывать, дабы ребёнок был увлечён науками?»

Он любил загадки и умел признавать временное поражение. Такова была его натура.

Магия стихий — он занимался ею каждую свободную минуту — была необыкновенна. Она требовала любви и доверия к миру.

Каждое касание стихий, отдача им всего себя, вызывали в магистре ответный всплеск чувств и мыслей. Он уже мог говорить и с водой, и с ветром, и даже немного с огнём. Но не задумывался, можно ли научить этому чуду детей.

— Если ты заставишь меня преподавать, а это будет ужасно, — воскликнул он, уже загораясь идеей увлечь мальчишек стихийной магией. — Ты тоже должен пострадать хоть как-то, демон!

— Я готов, — кивнул Борн. — Я пойду на ещё большую жертву — займусь управлением человеческим миром.

— Ты? — не поверил своим ушам Фабиус. — Ты сядешь на трон правителя мира людей? Ты сам?

Два года демон только и делал, что избегал ответственности и власти.

Борн печально кивнул.

— Но тогда крещёные уж точно провозгласят тебя богом! — рассмеялся магистр Фабиус.

— Пусть орут, — поморщился демон. — Иного выхода я не вижу. Ханна слишком добра для правительницы. Её муж, Александэр, был слишком большим мерзавцем, способным продать за власть самоё жизнь.

— Ну а ты как хотел? — усмехнулся Фабиус. — Власть над людьми манит тех, кто не умеет властвовать над собой. И потому они ужасно докучливы. Ты думаешь, что я просто так удалился от мира людей на остров посередине реки?

Демон вздохнул.

— Ты прав, маг. Люди страшатся власти или одержимы ей, потому что не освоили ещё власти над собственными душами. Их души — бешеные кони, что несут куда-то растерянных всадников. И всё, что они могут — скакать впереди, или тянуться в хвосте. Выбирать собственные пути им пока не по силам. Я не нашёл среди них правителя, что сумел бы управлять миром твёрдо, но бескорыстно. Но только такой и нужен этому миру.

Маг хмыкнул:

— Тебе нелегко придётся. Люди объявят тебя богом, да и вообще будут всячески изгаляться. — Он разлил остатки водки по стопкам и уточнил: — А как ты решишь проблему с троном? Ведь трон принял Ханну, и её признали законной правительницей.

— Придётся жениться на ней, — Борн развёл руками в шутливом сожалении. — Стану законным мужем правительницы и буду строить этот проклятый мир так, как я это понимаю.

— Ты будешь ошибаться и обманываться, — поддразнил его Фабиус. — Очень много ошибаться и обманываться, демон!

— И пусть! — Борн упрямо сжал зубы, не выпуская жалоб на глупость людей и сущих, которую устал уже наблюдать. В конце концов, у него будет любящая жена. И сын, за которым можно будет наблюдать, чтобы изучить получше. И Диана… — Пусть я ошибусь! — Демон возвысил голос, и птицы, оживившиеся, как только студенты уселись обедать, опять смолкли. — Но это будут только мои ошибки!

— Подожди, а как же я? — вдруг усомнился в себе Фабиус. — Я никогда не преподавал детям.

— Так и я никогда не сидел на троне, — фыркнул Борн.

— А мои исследования? Я мечтал провести в Вирне канализацию…

— Я тебе дам в ученики Хела, — пообещал Борн. — Он самый способный из наших студентов и сможет тебе помогать. И у тебя останется время для науки.

— А ну-ка, подзови-ка его? — попросил Фабиус. — Демонёнку-то еда не нужна, он вполне может пропустить столовую.

Борн кивнул и мысленно окликнул Хела, сидевшего с друзьями в столовой. И снял невидимость с беседки.

Демонёнок выбежал в сад, заметил Фабиуса и заулыбался. Решил, наверное, что магистр привёз ему весточку от Акрохема.

— Знаешь, а ведь Сатана просил у меня отдать ему взамен Дамиена именно Хела, — сказал Фабиус, наблюдая как юный сущий бежит к ним, почти не касаясь травы.

Борн задумчиво промычал что-то неопределённое, но магистр не отставал:

— И чего он нашёл в мальчишке? Хотя… а ведь кроме тебя, он единственный на земле настоящий демон!

Хел был уже слишком близко, он мог догадаться, о чём идёт разговор, но Борн не сумел удержаться от вопроса.

— И что ты сказал Сатане, когда он попросил обменять Дамиена на Хела?

— Да я уже не помню дословно, — отмахнулся Фабиус. — Но это точно не для детских ушей.