Сломанная скрижаль

Глава 2. Академия

Алисса спала в личных комнатах бургомистра Йоры на его обширной кровати, заботливо прикрытая одеялом.

Младенца качала на руках молоденькая служанка. Он дремал, сердито насупившись, с крепко сжатыми кулачками, упрямо высунутыми из пелёнки. И был лысый, точно коленка.

— А этот чего такой… безволосый? — растерянно спросил Фабиус, вглядываясь в изображение любимой женщины и сына.

Алиссе нужно было сгинуть вот так, а магистру помаяться день в безвестности, чтобы он ощутил, как к ней привязался.

Борн пожал плечами и растворил изображение в воздухе. Долго смотреть на спящего — даже в мире демонов означает — нарушать его сон.

— Может, потому что это человечий, а не чертячий младенец? — предположил он. — Тебе, наверное, лучше знать, какие у вас рождаются дети?

Фабиус пожал плечами — он раньше к этой мелочи не присматривался.

— Лысые — чаще рождаются, — буркнул Малко. — Или которые с волосами родятся, так потом волосы истираются и выпадают. Но без зубов — точно.

И он неприязненно посмотрел на повитуху.

— А у чертей в аду — какие дети рождаются? — полюбопытствовала Диана.

— Как кусок глины, — пояснил Борн. — И никогда не понятно, вырастет ли из них хоть что-то разумное. Лет через сто.

Кастор расплылся в улыбке и с гордостью посмотрел на младенца в руках повитухи.

— Герой, герой… — вздохнул Зибигус. — Только что теперь делать с твоим отродьем?

— А что вы делали с украденными детьми? — так и взвилась Диана.

— С недоносками, которых сбрасывали деревенские бабы? — уточнил чёрт ехидно.

Диана сердито насупилась, а Борн сощурился и уставился на чёрта.

— Ну-ну? — поторопил он. — Отвечай, что делали?

Зибигус мялся. Да оно и так было понятно, что жертв самопального деревенского аборта черти забирали не из жалости.

— Большинство недоносков рождались мёртвенькими, — прошептала повитуха, оправдываясь. — Без души…

— Значит, големов делали? — уточнил Борн. — А где те, что с душой?

Зибигус поморщился, но опять промолчал.

— Вот, значит, как вы сохранили свою магию… — произнёс Борн, вспоминая заточённую в трон душу. — Делали артефакты из душ младенцев?

— Мы должны были выжить, когда пути в ад закрылись! — огрызнулся чёрт. — Это ты носишься с людишками, забывая о тех, кто тебе ближе по крови!

Борн нахмурился:

— Учить меня вздумал?

— Прости, господин, — неохотно согнул шею чёрт.

Два года Борну дела не было до того, как живут теперь на земле сущие. И вот — родился как вылупился.

Борн усмехнулся. Все мелкие чертячьи помыслы он видел насквозь — захватить власть и богатство, а там уже рассуждать о гуманизме и правах соплеменников.

— Ну что ж… — сказал он, пристально глядя на чёрта и не давая ему возможности поднять голову так, чтобы не оскорбить своего правителя. — Надеюсь, вы освоили магию нового мира. Потому что больше расхищения душ не будет!

Зибигус засопел от возмущения, но как ему было спорить с демоном? И где взять аргументы?

Борн знал, что низшие черти и бесы питаться могли вообще чем угодно.

Конечно, души людей и для них были самой желанной пищей. Однако адская мелочь не умела потреблять их «сырыми», на то и требовались в аду котлы.

Без котлов душу черти и бесы переварить не могли. А вот поработить, мучить…

Запихать в артефакт — да пожалуйста. Или в свинью.

— Ты понял меня? — оскалился Борн, позволяя глазам вспыхнуть, а силе — выплеснуться и заставить содрогнуться стоящих в горнице.

Он не хотел, чтобы Диана видела его таким, но здесь требовалось пригрозить.

— Понял, — сдался Зибигус.

А куда ему было деваться? Всё-таки… где чёрт, и что демон?..

Борн был способен пожрать не только душу человека, но и средоточие огня сущего. Для него и чёрт, и бес — не страшней куска сахара.

— Ну, вот и отлично, — кивнул Борн, и огонь, пылавший в его глазах, угас. — Лучше скажи, как бес с повитухой вообще сумели дитя зачать?

— Видимо, таковы теперь свойства Серединного мира, — развёл руками Зибигус, поднимая наконец голову. — Мы мало знаем о нём. Его стихии — живые, наверное, у них есть и своя воля.

— Да кто вы вообще такие! — Диана исподтишка показала кулак Зибигусу.

Она не видела внутреннюю суть собравшихся в горнице, но догадалась, что толстый чёрт — какая-то здешняя шишка. Вон как вызверился на него Борн.

— Знакомься, — кивнул Борн на приятеля повитухи. — Это бес из Верхнего Ада, Кастор… — Бес расплылся в улыбке и протянул Диане руку, которую она проигнорировала. — А это… Гм…Господин Зибигус — твой будущий ректор, — демон указал на чёрта.

— Чё? — Диана непонимающе посмотрела на отца-демона, потом на отца-человека. — Вы чё задумали? Какой ректор?!

Фабиус тоже глянул на Борна с подозрением.

— Вчера я основал академию, где Диана будет учиться наукам и магии, — пояснил тот туманно.

— И этот?.. Вот этот… — Фабиус указал на чёрта, жалея, что не прибил его сразу. — Этот будет там заправлять всем?

— Лучшей кандидатуры я не нашёл, — усмехнулся Борн. — Ведь ты не возьмёшься?

Фабиус поморщился, словно ему предложили касторки:

— Да что он знает, этот чёрт?

— Он постиг магию стихий нашего мира, — пояснил Борн. — И ты имел возможность это увидеть сегодня. Зибигус умеет перемещаться и творить малые чудеса.

— А математику этот чёрт знает? — нахмурился магистр.

— А математику я заставлю преподавать бывших магистров, — осклабился Борн. — Представляю, как они начнут отпираться!

Фабиус рассмеялся как шутке, представив Грабуса, преподающим математику.

Однако Диану всё это совершенно не развеселило.

— Так это что же? — взвилась она. — Я должна учиться магии у чертей?

— Должна, — подтвердил Борн, подозревая в глубине своей демонической души, что подписал сейчас если не смертный приговор Зибигусу, то многостраничное уложение об унижениях и пытках. — Неужели ты не хочешь учиться магии?

Диана посмотрела на Фабиуса, у которого никогда не находилось времени на то, чтобы учить чему-нибудь дочь, потом на Борна, которого вообще невозможно было застать дома, и, схватив Малко за руку, выбежала из горницы.

— Вот ещё гадость! — ругалась она. — Буду я у чертей учиться! Да провались они все в ад!

***

Ханна весь день провела одна в огромном и чужом дворце правителя Вирны.

Он пугал её мощью каменных стен и высокими потолками. Длинными коридорами, где прятались тени сотен тех, кто жил здесь и умер, не оставшись ни в летописях, ни в амбарных книгах.

Большинство живущих не оставляет рубцов на плаще нашего мира. Они, словно бы водомерки, что невесомо скользят по глади родного пруда. Их предназначение — быть кормом для более сильных.

Вот и Ханна была таким кормом, пока не захлопнула дверь дома Александэра, мужа, данного Сатаной и людьми.

Только тогда она стала вершить свою судьбу. И вот что с ней сталось теперь.

Решилась бы она бежать из дома супруга, если бы знала, что этот путь приведёт её в мрачный дворец к чёрному трону правителя всеми оставшимися людьми?

Ведь это только звучит так громко — Серединные земли. На деле от мира людей сохранился такой маленький кусочек, какой оставляет ребёнок от именинного пирога, чтобы положить его под подушку и загадать желание.

Нет больше мира людей. А пара сотен городов… Нужен ли им правитель?

Ханна подошла к тронному залу, заглянула в двери, и сердце её забилось ровнее.

Только здесь она ощущала покой и поддержку какой-то доброй неведомой силы. Камень теплел от её прикосновений и, кажется, даже делался мягче.

Может быть, это знак? Может, миру всё-таки нужен тот, кто возвышается над людьми?

Только не грозный правитель, а добрая правительница. Та, кто будет заботиться о людях, помогать им.

Вот только суметь бы?

Ханна постояла, обняв чёрный камень, и со вздохом отправилась «царствовать».

Она заставила себя начать изучение мудрёного хозяйства дворца. Устроила смотр слугам, пролистала учётные книги.

Это отвлекло её от мучительных мыслей о фурии и судьбе дочери, и странный шум за окнами насторожил только за ужином.

— Что там? — спросила она служанку.

— Народ собирается возле ратуши, госпожа, — пояснила та робко. Ведь непонятно было, как примет новая правительница плохие вести.

Ханна нахмурилась — что за народ? И только потом вспомнила, что с балкона можно увидеть площадь перед ратушей.

Дворец по традиции располагался не в глубине сада, а на самом его краю. Считалось важным, чтобы правитель мог посмотреть на свой народ и показаться ему.

Сад и дворец были обнесены стеной, но не очень высокой. И с балкона третьего этажа, расположенного на той же стороне, что и обеденный зал, правитель мог созерцать самую древнюю и нарядную площадь Вирны — ратушную, а подданные могли любоваться на своего государя.

Ханна ещё в обед хотела распорядиться, чтобы ужин подали в малом зале, выходящем окнами в сад. Её смущали торжественность и одиночество за огромным столом.

Но позабыла об этом. И ей пришлось опять сидеть одной в зале на пару сотен гостей и слушать всё нарастающий шум.

Впрочем, трапезу скрашивало то, что слуги суетились вокруг новой правительницы с удовольствием и усердием. Улыбались, ловили каждый жест.

Ханна понимала их радость. Два года дворец переходил из рук в руки — то в нём командовали маги, то городской совет, а то и нечисть.

Слуги ложились спать, не зная, уцелеют ли. И вот трон принял правительницу. И значит — жизнь, наконец, налаживалась.

У дворцовых будет работа, будет, чем накормить детей. А главное — в городе наступит мир…

Чего, к сожалению, шумная толпа за стеной замка не подтверждала…

Судя по звукам — толпа росла.

Закончив ужин и глотнув для храбрости вина, Ханна вышла на балкон и уже там поняла, отчего собираются люди.

Вечерело. И в густеющем воздухе стало явственно видно, что дворец правителя, словно тоненькими нитями алой паутины, оплетён заклятиями Борна.

Нити то меркли, то вспыхивали, потревоженные птицами.

Горожане боялись этого чудного сияния, подозревая в нём волю нечистого. И весьма прозорливо.

Ханна появилась на балконе, и её сразу заметили и узнали в ней правительницу. Несмотря на то, что вышла она в платье без единого украшения, самом скромном из найденных во дворце — тёмно-синем, простого кроя.

В толпе закричали. В воздух полетели шапки.

А Ханна хватала ртом чистый свободный воздух, только сейчас понимая, как угнетала и давила на неё дворцовая духота.

Будь она птицей — расправила бы крылья и бросилась вниз. Но дочь…

Ратушная площадь шумела, как море. Теперь от радости.

Наверное, жители Вирны решили, что едва обретённую правительницу пожрал демон. Потому и стали собираться на площади.

Ханна оказалась живёхонька, а толпе — много ли надо для радости или бунта?

Простые люди устали от безвластия. Они искренне ликуют, видя, что трон больше не пустой.

А вот что скажут магистерские советы — большой и малый? А городской совет и торговый люд?

И тут сердце Ханны похолодело: ведь Борн отменил встречу в ратуше!

Скоро ночь. Что ей делать, если он и к завтрему не вернётся?

Магистры тоже видят пылающие над дворцом нити. Наверное, и магический, и городской советы заседают сейчас в ратуше, а утром выборные могут потребовать впустить их во дворец, чтобы узнать, что происходит внутри.

Ханна не сумеет впустить во дворец ни членов городского совета, ни магистров, но они-то решат, что не захочет! И снова пойдут разговоры, снова соберётся толпа…

Это сейчас люди машут ей шапками, завтра они будут махать кольями, если алая паутина не померкнет и не пропустит сильных этого мира во дворец.

Ханна стояла на балконе, пока первые звёзды не пробились сквозь потемневшее небо. В ратуше тоже светились окна, видимо, заседание там продолжалось.

Служанка вынесла шаль, опасаясь ночной сырости, и Ханна сдалась — шагнула под крышу дворца, как в клетку.

За что ей всё это? Чем заслужила она такую судьбу?

Даже у демона есть любимая женщина и ребёнок. Он сказал: дочь. У него есть дочь!

Ханна, сжав зубы, чтобы не начать рыдать или молиться в голос, пошла в новую спальню, где слуги уже заложили кирпичами окно.

Но один вид кровати вызывал в ней страх.

А что если фурия вернётся? Сумеет преодолеть магическую защиту? Что ей тогда какие-то кирпичи?..

Правительница нервно оглянулась: она не знала, где ей переждать эту страшную ночь. В кресле за книгой?

В библиотеку, где обосновался Борн, Ханна идти побоялась. Послала служанку с приказом принести ей что-нибудь почитать.

Служанка выбрала то, что сумела, и правительнице пришлось довольствоваться философскими измышлениями магистра Аргамуса Хитрого о нравственности женщин и семейной чести.

Прочитав пару страниц о терпении, что должна была проявлять мужу жена, Ханна отшвырнула книгу.

Все хотят от женщин терпения? А что взамен? Иллюзия счастливой семьи?

Да лучше бы она набралась мужества, зарезала мужа во сне, сварила и съела! Была бы хотя бы на миг счастлива местью!

Как она могла оставить ему жизнь, когда он продал единственное дитя?!

Ханна в раздражении поднялась из кресла, в котором читала, набросила на ночную рубашку халат и пошла в тронный зал.

Только здесь ей было спокойно, только тут она ощущала радость. Может быть, она сумеет уснуть на троне?

Трон словно бы ждал её. Камень был тёплым, а сидение легко вместило её с ногами, раскрывшись, словно цветок.

Ханна свернулась, положила голову на подлокотник и… уснула.

***

Борн вернулся, когда Ханна уже спала, и долго с печалью смотрел на трон.

Теперь он знал, почему камень так тепло и радушно принял новую правительницу.

Трон был формирующимся порталом в ад. И ключом к пути была душа дочери Ханны.

Возможно, её ещё можно было извлечь, но кто бы знал — как?