Сломанная скрижаль

Глава 5. Фурия и шершни

После завтрака, слуги и вовсе попрятались. Дворец стал пустым, и каждый шаг отдавался в нём глухим стоном.

Борн велел Ханне одеться, как подобает новой правительнице Вирны, и она собственными руками честно перебрала всю одежду в шкафу, что нашлась в спальне.

И не обнаружила ничего подходящего: платья супруги правителя не годились для правительницы.

Платья были совсем не так пафосны и нарядны, как было принято. И сшиты, наверное, для того, чтобы супруга не затеняла мужа своим величием и красотой.

Ханна никогда не видела правителя Вирны, но рассказывали, что он был мелок, плешив и плюгав. И платья жены говорили об этом же — кричащие цвета, слишком закрытые руки и грудь…

— Плохо, — задумчиво произнёс демон, просачиваясь сквозь запертую дверь. — Нужно найти опытных швей, но это после. Сейчас надень лучшее платье из тех, что видишь.

Он отвернулся, и Ханна безропотно облачилась в красное бархатное платье.

Затянуть корсет и надеть колье ей помог демон. Ему, кажется, даже понравилось играть роль горничной.

— И что не так в этом платье? — спросил он, с любопытством разглядывая женщину.

Красное платье очень шло к рыжим волосам Ханны, а гармония цвета — вещь, понятная даже демону.

— Оттенок красного слишком плебейский, — пояснила она. — Здесь должен быть пурпур. И отделка не серебром, а золотом. Серебро допускается только на синем или зелёном бархате, особенно если это костюм для конной прогулки.

Всё это она узнала, когда обучалась шитью, и вот, наконец, пригодилось.

— Так? — спросил демон, и платье послушно изменило цвет.

Ханна, прикусила губу, чтобы не вскрикнуть от удивления. Она никогда не видела такой сильной магии.

Ведь одно дело убить человека — он же совсем кое-как сделан, а с другой — заставить бархат, что и полиняет не враз, — изменить тон.

— А можно ещё темнее? — попросила. — Как те, виренские розы, что растут возле ратуши?

Борн задумчиво погладил голову ящерицы, обвивающей его локоть, и платье потемнело ещё на один тон.

— Уже неплохо, — вежливо улыбнулась Ханна.

Бархат был всё ещё другого оттенка, но в его ворсинках появился дополнительный цвет — изнутри, из самой глубины ворса шла чернота. Красное и чёрное сразу… Пожалуй, такой чудесный цвет будет достоин платья правительницы.

— А теперь — нужно поменять нить… — Ханна порывисто шагнула к Борну, чтобы показать ему, где должна располагаться вышивка золотом…

И тут раздался звук удара, потом звон!

От окна прыснули осколки, и Борн в то же мгновение вырос перед Ханной, прикрывая её своим телом от посыпавшегося разноцветного стекла.

Она запоздало вскрикнула, больше от сожаления: витражное окно спальни было разбито, а… на низеньком кованом подоконнике стояла страшная женщина с чёрно-синими крыльями.

— Ты спятил! — закричала она, широко разевая рот, больше похожий на клюв. — Баба не может сидеть на троне правителя! Это против всех законов этого мира! Гони её прочь!

— Это ты свихнулась, Алекто, — холодно отозвался демон. — Зачем ты решила перечить мне? Захотела навечно остаться кошкой?

— Ты не посмеешь меня тронуть! Моя месть будет страшна!

— Это ещё почему? — удивился демон. — С чего мне бояться мести облезлой кошки?

— А с того, что твоя Алисса родит тогда лавовое отродье без разума и души! — заорала женщина, хлопая крыльями. — Она у нас! Она скоро разродится твоим зверёнышем! И мы не допустим, чтобы в ребёнка вошла человеческая душа!

— Убирайся прочь, Алекто! — Демон сделал вид, что слова женщины не произвели на него вообще никакого впечатления, никакой Алиссы он не знает, а детей десятками ест на завтрак. — Ты точно не в себе, видимо, мозг у тебя так и остался кошачий.

— Убей эту смертную дуру, и я уйду! — зашипела Алекто.

— Не твоё дело, кого я решил посадить на трон! Прочь, я сказал!

— Ты не сумеешь! Только посмей ввести в тронный зал эту бабу! Трон пожрёт её! Ты оскорбляешь своими поступками Землю и Ад, Изгой!

— Я сказал — убирайся! — холодно отрезал Борн. — Или я посажу тебя в клетку, и будешь сидеть там кошкой, пока не сдохнешь от немочи и старости!

— Раньше я откушу голову твоей Алиссе! — огрызнулась женщина.

— У тебя нет зубов, — отмахнулся демон. — Лучше отпусти Алиссу, или ты никогда не увидишь больше своего любимого Ада.

Эти слова почему-то ужасно разозлили женщину.

— Мразь! Предатель! Отдай мне замок правителя! Он мой по праву! — заклекотала она, топыря в ярости крылья.

Борн только рассмеялся, глядя как она бесится.

Женщина хлопала крыльями, вырастила когти на пальцах, но приблизиться к демону не могла. Она словно бы ударялась в прозрачную стену.

Ханна потихоньку перестала робеть, и из-за плеча Борна разглядывала страшную гостью, покрытую крошечными иссиня-чёрными пёрышками, гадая, что же это за тварь? Демоница?

— На трон сядет женщина, Алекто, — отрезал Борн. — И посажу её туда я. И не тебе здесь спорить со мной.

— Ты преступил все законы! Ты — преступник!.. Ты украл у меня трон! — горло женщины вздувалось, слова стали неразборчивыми и похожими на птичий крик.

— Да неужели? — усмехнулся демон. — И какие же законы я преступил? Мир стоит теперь на равенстве мужских и женских стихий. Мужские стихии — огонь и воздух — несут семя жизни в стихии женские — воду и землю. В этом мире мужчины и женщины равны от рождения! Я имею полное право…

— Заткнись! Нет! Не бывать этому никогда!

— Здесь будет так, как решил я! Это — мой мир! — Борн возвысил голос, и замок правителя закачался и застонал, подчиняясь ему.

— Ты захватил мой замок! — взвыла женщина. — Но ты никогда не сможешь посадить эту бабу на трон! Трон не примет её!

— Он уже принял, — усмехнулся Борн. — Ты провалила борьбу за трон, Алекто. Так и передай своим трусливым приспешникам-чертям.

— Я отомщу тебе, инкуб! Я выпью всю кровь из твоей Алиссы! Я вырву ей сердце и…

Борн поморщился и заткнул уши.

Все звуки тут же стихли.

Воздух вокруг крылатой женщины раскрутился и… вышвырнул незваную гостью в обезображенное окно.

Ханна вытерла вспотевшие от страха ладони о бархат платья, прижала руки к груди. Ей было страшно, и вместе с тем в душе поднимался гнев.

Да как посмела какая-то тварь решать, кому править в Серединном мире? Баба ей не понравилась! А сама она — неужто мужик?

Да что б она провалилась в этот свой Ад!

Ещё самое малое время назад трон не казался Ханне желанным, но теперь она готова была сесть даже на ежа, только бы назло этой птицепёрой дуре!

Демон одним взмахом руки вернул окну первоначальный вид и обернулся к Ханне.

— Ничего не бойся! — сказал он твёрдо. — Это фурия из глубинного Ада. Её имя Алекто и она совсем не так сильна, как хочет казаться. Фурия оказалась заперта в мире людей случайно, ведь её-то не изгоняли из Ада, как меня. Вот и бесится.

Ханна кивнула. Она слыхала про фурий, способных разорвать тело и пожрать душу.

Ей нужна была защита, но маги теперь бесполезны. А что если тварь проберётся во дворец, когда демон отлучится куда-нибудь по делам?

— Идём в библиотеку, — приказал Борн, прочитав её беспокойство. — Там нет таких больших окон и проще наложить охранное заклинание. Я уже закрыл магической сетью тронный зал. А сейчас наложу сеть и на дворец с его парком. В город ты будешь выезжать только со мной и под моей охраной, а значит, больше Алекто тебя не побеспокоит.

— А как же ратуша? — спросила Ханна. Борн так и не успел украсить платье золотой нитью, значит ли это, что поездка откладывается?

— В ратушу мы отправимся позже, — кивнул демон. — Сейчас мне нужно обезопасить тебя и связаться с моим человеческим другом, магистром Фабиусом. Я должен узнать, где Алисса. Фурия могла лишь пугать меня, но для человека она сильна и зла может натворить немеряно.

Ханна опустила глаза, улыбнулась, как было положено по этикету примерной жене, и покорно пошла за демоном в библиотеку.

«Вот, значит, как… — билось у неё в голове. — У него уже есть женщина! И даже будет ребёнок! Так значит, демоны могут зачинать детей с земными женщинами? И таким детям даже положена душа?»

Ханна понимала, что ей нужно бы сейчас обрадоваться за Борна. Его союз был счастлив, ведь он безо всякого сомнения отыщет и спасёт эту бедную Алиссу.

Однако радости не было. И Ханна сама не понимала, почему известие о любовнице и ребёнке так смутило её душу.

Или он был женат на этой Алиссе?

***

Дождь на острове Гартин лил всю ночь. Под утро траву обсели тяжёлые серебристые капли, такие холодные, что не хотелось идти к реке умываться.

Но Диана себя заставила. Прошлёпала босиком, умылась и полезла через окно к парням на веранду. Будить.

Влезла мокрая, стала тормошить сонных подмастерьев конюха. Ей снова хотелось блуждать по лесу и вдоль реки, разорять птичьи гнёзда и сражаться на мечах.

Но в этот раз девушку ждал сюрприз, ещё более неприятный, чем бич.

Разбудить-то она парней разбудила, но сразу заметила, что глаза у Малко красные, а ладонь распухла и горит огнём.

Парень, конечно, спрятал руку, как только увидел, как разволновалась Диана, но было поздно.

Девушка разглядела, что вчерашняя ранка от ножа на его ладони здорово воспалилась и в ней уже просматривается гной.

— Пойдём к Фабиусу! — решила девушка.

Невзирая на неуверенные протесты Малко, она схватила его за здоровую руку и потащила к своему человеческому отцу: маг он или не маг?

Фабиус ещё крепко спал на втором этаже колдовской башни, прямо в своём рабочем кабинете, на мягком самодельном диванчике из перины и сундука.

Диана не церемонясь втащила Малко в круглый зал с пентаграммой на полу, длинными узкими окнами, кучей рабочих стеллажей, столов и механических поделок.

Парень, увидев воочию страшные конструкции из меди и железа, амулеты, горой лежащие на столе, толстые старинные книги на полках, оробел так, что ноги сами понесли его назад.

— Да что ты, как телёнок упёрся! — рассердилась Диана, втаскивая приятеля едва не волоком.

И разбудила магистра.

— А? — подскочил он, не понимая, что уже наступило утро. Хотя и до крайности раннее.

— Да вот же руку ему разбарабанило! — пояснила Диана, пытаясь показать отцу ладонь Малко, которую тот усиленно прятал за спину.

Магистр поднялся, растирая лицо. Он спал одетым, так что нежданные гости его не смутили.

— А ну, покажи, что у тебя там? — нахмурился он, проморгавшись.

Судя по лицу, маг решил, что Малко украл чего-нибудь и прячет.

Деваться было некуда, парень сдался, и Диана вытащила его руку на обозрение магистра.

Тот похмыкал, пощупал и полез на один из стеллажей за снадобьем.

— Вот! — сказал он строго, протягивая Диане две склянки. — Воды надобно вскипятить литр. Добавить туда четверть пузырька. Дать остыть, чтобы рука терпела, и погрузить в воду ладонь на четверть часа. После гной удалить, ладонь смазать вот этой мазью и перевязать чистой, глаженой горячим утюгом, тряпкой.

Диана кивнула и радостно потащила Малко лечиться. Тоже забава.

Не вовремя разбуженный Магистр вздохнул да и глянул в окно. Он любил начинать утро с созерцания восхода солнца.

Посмотрел на небо, потом за реку, на дорогу, ведущую к Лимсу, и увидел одинокого всадника, сломя голову несущегося к мосту.

За всадником тянулось тёмное облако, словно бы он тащил за собой по воздуху сеть.

Магистр Фабиус задумчиво поскрёб бороду, пригляделся…

Всадник уже въехал на мост. Свободной от поводьев рукой он ожесточённо лупил по воздуху, отмахиваясь «от облака», и магистра осенило, что это пчёлы или осы.

Он вскочил, чтобы запереть мост заклятием, но было поздно: всадник с роем летящих за ним насекомых преодолел мост и понёсся к колдовской башне.

Магистр Фабиус живо подскочил, выбежал на улицу, замахал руками, крича:

— К реке! К реке поворачивай!

Всадник его услышал, сообразил, что за крик, поворотил коня к мосткам. Там он спрыгнул на полном ходу и преследуемый роем насекомых кинулся в воду.

Магистр подбежал к берегу, активируя на ходу боевое заклятье.

Насекомые, а это были здоровенные осы, так и посыпались в воду и на песок, агонизируя и шевеля жвалами.

Пожалуй, это были даже не осы, а шершни. И где же гонец сумел перейти им дорогу?

Тут подоспели конюх и мажордом, выловили искусанного рыжеволосого мужчину в одежде гонца — синем кафтане с поясной сумой для перевозки свитков.

Гонец тут же полез в суму распухшими от укусов руками, но было поздно. Письмо, свёрнутое в трубочку и запечатанное личной печатью магистра Грабуса, опять безобразно размокло.

— На словах-то хоть что-то передать велели? — обречённо спросил магистр.

Уж не вода ли обиделась на него? И чем он не угодил этой капризной стихии?

Гонец только руками развёл. Глаза его затекли, превратившись в щёлки, нос распух. Он чуть не плакал от огорчения, мямля, что шершней на него всенепременно напустили враги.

На шум к реке прибежали прачки, пришла Диана с огромной чашкой, из которой торчала рука Малко, а сам он тянулся следом.

А потом и толстая кухарка Малица пожаловала, и ребятня…

— Я же ни сном, ни духом! — рассказывал гонец магистру Фабиусу, пока тот с неудовольствием распоряжался насчёт примочек: лекарь он или маг?! — Еду себе по тракту, и вдруг этот рой!..

На этих его словах гладь воды вспучилась, поднялась стеной вверх, и на ней возникло отражение Борна.

— Врёт, — констатировал демон. — В соломе он валялся с женой трактирщика, когда тот обнаружил измену и запустил в него гнездом шершней. Как штаны-то успел надеть?

Гонец возмущённо открыл рот и тут же закрыл, сообразив, что раз уж странный господин сумел явиться прямо из воды, он и шершней оживить сможет.

— Ну, наконец-то, — сказал Фабиус, завидев Борна. — Нам давно пора обсудить с тобой кучу важных вещей. Я вот тут пристройку задумал для Дианы… — Он сунул руку в карман рабочего фартука в поисках плана своей новостройки.

— Не время! — отрезал демон. Где Алисса?