Глава 3


Есть мнение, потому что большинство людей не видят в работе сделки. Их восприятие работы антирыночно — она не договор между нанимателем и работником. Она — долг, уровнем чуть ниже морального. Человек должен работать, работодатель должен платить зарплату. Эта пара, не смотря на свою интуитивную корреляцию, куда как менее коррелированна, чем кажется. Работать надо не потому, что платят зарплату. А просто работать надо. Зарплату платят не в обмен на работу, а чтобы человек мог достойно жить. Вот оно — интуитивное понимание. Работа — долг работника. Зарплата — долг работодателя. Если первый не делает работу, он — гад. Если второй не платит, он — гад.

lexkravetski


«… пересмотреть запись. Закончив сеанс связи с Землёй инженер связи (другой, не Игорь. Тот в этот момент критиковал мои слишком кустистые брови), передал запись на «Сияющий». Мой японский коллега в ответ переслал видеозапись своей речи. Причём был настолько любезен, что передал вариант уже переведённый на русский язык. А мне даже не пришла в голову мысль о переводе.

Сейчас слушаю официальные поздравления произносимые Дайки Сугимото с лёгким, едва заметным, акцентом. Смотрю на экране в его хитрые, непроницаемые глаза похожие на покатые спинки двух закопавшихся в землю чёрных жуков. Парадный мундир товарища Сугимото сияет позолотой. На боку у него висит являющаяся неотъёмлемой частью мундира, однако вполне себе функциональная и остро заточенная, закруглённая сабля. Я знаю, что Дайки одевает клинок только на время официальных выступлений перед экипажем, точнее только тех, которые будут переданы на Землю. Но мне до сих пор очень странно в наше время, в рубке космического корабля, видеть соглаву научной экспедиции таскающего на боку клинок из сплава на основе титана с позолочённой рукоятью. Никак не могу привыкнуть и каждый раз вынужден прятать улыбку, чтобы не обидеть этого решительного и смелого человека.»

Таня закрыла файл и тотчас трёхмерное изображение раскрытой книги пропало. Девушка устало зевнула, прикрывая рот рукой, хотя в небольшой жилой ячейке кроме неё никого не было, да и быть не могло так как ячейка рассчитана только на одного жильца. Кровать, стол, шкаф — всё в одном экземпляре. Хотя нет, стульев было два и вдобавок ещё имелось широкое, чрезвычайно мягкое кресло, на котором Таня сейчас сидела, забравшись в него с ногами. Настолько мягкое и удобное, что она чуть было не уснула за чтением. Тёрла глаза, пытаясь заставить себя встать, застелить кровать и нормально лечь.

Стандартная, обезличенная обстановка. Таня просто не успела загрузить ни в мебель ни в стены ни одной личной программы. И даже из стандартного списка выбрать не удосужилась. Да и какой интерес выбирать из списка стандартных?

Светло-серые стены, пол, шкаф, стол и стулья. Только кресло цвета морской воды, выглядевшее немного странно в этом временном царстве светло-серого цвета, в котором пока пребывала выделенная молодому прогноз-статистику жилая ячейка.

Жилые ячейки не имеют полноценной кухни (если кончено в них не живут кулинар-мастера или просто люди умеющие и любящие готовить самостоятельно). Однако крохотная кухонька имелась. Ведь не будешь каждый раз, как захочется перекусить, бегать в общественную столовую располагающуюся на первом этаже каждого дома-улья. В конце концов кто-то, может быть, живёт на втором этаже, а кто-то на пятьдесят втором. Далековато будет бегать, не смотря на шахты скоростных лифтов пронизывающих дом-башню с самого верха до последнего из подземных складских и технических этажей. Поэтому на импровизированной кухоньке размерами два на три метра имелся обязательный чайник, небольшой холодильник, печь для разогрева всего того, что не умеет разогревать себя самостоятельно. И небольшая посудомоечная машина встроенная в нишу под широким подоконником. Подоконники вообще были достаточно широкие, чтобы на них можно было сидеть. Тане это чрезвычайно нравилось.

Также как и в комнате, на кухне всё: и стены и посуда, были однотонного светло-серого цвета, очищенные от личных программ предыдущего владельца жилой ячейки. Любопытно: кем он был и куда уехал. Но боюсь Тане никогда не узнать этого, так как личная жизнь граждан, до определённого предела, защищается законом от не в меру любопытных девушек. А с интеллектом Новосибирском она знакома недостаточно хорошо, чтобы тот разглашал ей почти секретные сведения.

Но гораздо хуже другое. В кухонном шкафу нашёлся набор тарелок, включая праздничные, посвящённые двадцатипятилетию Кировского БиоМата, видимо завода по выращиванию материалов имеющих сложную внутреннюю структуру, например пластика или сверхпрочных углеродо-цинковых нитей. Праздничные тарелки были полностью отлиты из очищенного от примесей серебра, в центре красовались выдавленные цифры «25» и по краю шла надпись надписью «Кировский БиоМат». Таких тарелок имелось три штуки и это были обычные серебряные тарелки не имеющие интерфейса для загрузки в них самой коротенькой программки.

Так вот: тарелки имелись в избытке, даже праздничные, из серебра. Наличествовали в достаточном количестве ложки, вилки, ножи и запас палочек для китайской еды, но вот ни кружек, ни чашек, ни самого простого стакана как-то не наблюдалось. То есть вообще не было ни одной чашки!

Искать посудный магазин Тане сегодня было откровенно лень и потому когда она захотела напиться, ей пришлось набирать воду из крана в сложенные лодочкой ладошки и торопливо пить пока она не просочилась сквозь пальцы. Ну или можно было попробовать пить из носика чайника.

Таня воспользовалась ладошками. Вода оказалась вкусной, хотя тётя Даша предупреждала, что в большом городе вода может быть не такого хорошего качества как в небольших Топках. Видимо тётя Даша давно не бывала в Новосибирске. Предупреждение тёти ещё тогда показалось Тане странным. Ну кто, какой больной человек, стал бы подавать в городской водопровод плохую воду? Нет таких людей!

Однако, друг мой, возможно ты в недоумении. Почему опять Таня? Где же обещанный третий герой нашей истории? Уверяю тебя: он был, ненадолго появлялся во второй главе. И совсем скоро третий и последний главный герой нашей истории возникнет снова.

Доехав от главного вокзала до остановки имени марсианского города «Семикупольного» (уже лет десять как инициативная группа жителей Семикупольного пытается добиться смены названия. Но референдум ещё ни разу не набрал нужного числа голосов. И город, в котором к слову девять больших куполов построенных в то время когда на Марсе ещё толком не имелось нормальной атмосферы — по-прежнему называется Семикупольным. Видимо полмиллиона жителей города данное конкретное несоответствие вполне устраивает. И они согласны мириться с ним). Выйдя на «семёрке» Таня прошла две остановки по направлению к проспекту большевиков с открытым ртом и не уставая удивляться вздымающимся в небо зданиям вырастающим из зелёных озёр микропарков. Наконец у девушки зародилось смутное подозрение, что она идёт куда-то не туда. Вызванная на помощь локальная сущность сформировала интерфейс на ближайшей стене в виде ворчливого медвежонка и подтвердила: всё это время Таня шла в сторону находящуюся под прямым углом по отношению к нужной ей.

— В этом городе два проспекта большевиков?! — возмутилась Танечка.

Мишка почесал лапой волосатую макушку: — Один. Только он закручивается.

— Как закручивается?

Рядом с медвежонком вспыхнула карта показывая выделенный цветом проспект большевиком похожий на гигантскую квадратную скобу. Таня шла к одной нижней стороне скобки, когда требовалось идти к боковой.

Медвежонок пояснил с непонятной гордостью, как будто лично построил проспект и половину города в придачу: — Вторая по длине улица города.

— Какая первая? — поинтересовалась Таня.

— Красный проспект.

— Ну конечно. Надеюсь, он-то у вас не закручивается?

— Прямой как стрела — подтвердил медвежонок: — Разве вы хотите попасть на красный проспект?

— Да ну тебя! — рассердилась Таня: — То есть спасибо за помощь.

Она была вежливой девушкой, когда вспоминала об этом. Мишка собрался исчезнуть превратившись в золотистый контур, когда Таня окликнула его: — Подожди, как лучше доехать вот сюда.

И ткнула пальцем в выцветшую карту. Тотчас карта вспыхнула изначальным цветом и вернувшийся медвежонок предложил на выбор три различных маршрута. Один проходил через метро, два других шли по поверхности. Залезать под землю Таня не желала и поэтому выбрала автобус. Весь путь она не отлипала от окна и терзала контекстную справку на предмет того, что именно она сейчас видит. Вернее видела секунду назад, так как автобус уже проехал мимо. А точнее две секунды назад. Ух-ты, а это что за штука? Вот, опять проехали.

Её будущий дом Тане понравился. Не такой высоки как окружающие колоссы, но тоже не маленький — два десятка этажей. Вокруг довольно большой и немного запущенный парк с поломанными и ещё не убранными после отгремевшей несколько дней назад последней весенней грозы ветвями. Берёзы соседствовали с клёнами, те безуспешно пытались забить рябиновые заросли и Тане пришлось пригнуться проходя под раскидистыми ветвями черёмухи усеянными завязями будущих ягод на месте недавних цветов. Молодое, сильное дерево почти не пострадало от недавней бури и только миллионы лепестков на шесть метров в обе стороны устилали дорожное покрытие белым, стоптанным ковром. Видимо у районного управления благоустройства до этого парка руки доходили сугубо по остаточному принципу.

Но именно это Тане и нравилось. В Топках тоже далеко не каждый парк и не каждый дом сиял ежедневным идеальным уходом. Случайно ли её поселили именно сюда или постарался кто-то из будущих коллег, а то и сам городской интеллект, глава многих служб занимающихся его собственным благоустройством и статистического управления в том числе? Таня склонялась в пользу предположения о счастливой случайности. Но дело в том, что её работа отчасти и заключалась в том, чтобы такие «счастливые случайности» происходили как будто бы сами собой. Позволяя большинству людей уделять как можно меньшее внимание примитивному быту, сосредоточившись на решении по-настоящему важных вопросов.

Остановившись, Таня ещё раз оглядела свой новый дом. Чем-то он походил на сказочный замок, только на башенках ретрансляционных антенн не хватало развивающихся флагов. Сверкающие односторонней поляризацией окна, как будто замысловатые украшения. усеивали всю поверхность дома. Неизвестный бородатый человек в нелепой, старинной одежде опирался на перила набережной, вполоборота глядя на замершую девушку со стены. Кто-то из древних. Не Ленин, потому как его характерную лысину Таня уж наверняка бы узнала и не Сталин потому, что без трубки и без усов. А никаких других политических деятелей тех времён она не знала в лицо. Конечно портрет был подписан, но надпись закрывали верхушки деревьев окутавшихся зелёными шапками листьев.

Древний с минуту подождал, словно надеясь на то, что девушка вспомнит его. Затем покачал головой и медленно ушёл вглубь стены тяжело опираясь на перила и немного подволакивая правую ногу. Почему-то Тане вдруг сделалось стыдно за непреднамеренную забывчивость. Чтобы рассеять это неприятно чувство она громко произнесла: — Здравствуй новый дом!

Внезапно откуда-то сбоку послышался ответ: — И тебе не хворать красавица.

Будучи до этого момента полностью уверенная в том, что она одна на тенистой алее, Таня испуганно ойкнула и подпрыгнула теряя сумки из рук и невольно принимая оборонительную позу из курса элементарной самообороны вбитого в неё на уроках военки в школе.

— Да ты никак драться со мной собралась, милая? — засмеялся ветхий старичок, сидящий на скамейке под березой в стволе которой было такое большое дупло, что в него можно было без труда засунуть кулак. Танин кулак, ну или этого хитро улыбающегося старичка. А сжатый кулак Николая Подводного пожалуй бы войти всё-таки не сумел.

Берёза была старая и довольно сильно истерзанная недавней грозой. Вокруг скамейки валялись обломанные ветви, но сам ствол крепко сидел в земле. Дупло на уровне головы сидящего человека как будто нарисовано углём на белом стволе. Основание дерева бугрилось выступающими из земли корнями и оно явно намеревалось простоять так ещё не один год и увидеть, что же эти удивительные люди сделают с миром дальше.

Старичок был маленький и сморщенный, будто печённое яблоко сверх мере передержанное в печи. Он неподвижно сидел наполовину закрытый спускающимися, словно коричнево-зелёные косы, ветвями берёзы, поэтому Таня поначалу не заметила его.

Ей и вправду недостаёт внимательности. Правильно говорил учитель на военной подготовке, когда объяснял почему она не может изучать диверсионное дело — голубую мечту всех мальчишек и девчонок учащихся в начальных классах. Ещё бы они не мечтали об этом! Количество голофильмов и книг посвящённых разведчикам и автономным отрядам диверсантов перерезающих линий коммуникаций гипотетического противника уступает только количеству фильмов прославляющих пилотов «боевых ангелов» — властелинов воздушного океана от земли и до безвоздушного пространства. Таня прекрасно помнила: с каким восторгом и даже немного с завистью вся школа смотрела на немногих счастливчиков допущенных к факультативным занятиям по основе разведывательных операций. Конечно большинство из «счастливчиков» были избыточно модифицированными и если бы конкурс прошли только избыточники, то никто бы особенно и не завидовал. Ну повезло им, что тут поделаешь. Но с Таниного потока в разведчики допустили двоих «обычных». Одного, правда, вскоре отчислили с факультативных занятий, а другой честно прошёл весь курс. Каким героем он ходил по школе!

Разглядев неожиданного собеседника, Таня смутилась. Покраснели даже выставленные вперёд кисти рук приготовленные для мягкого отражения ударов направленных в голову и в корпус.

— Простите пожалуйста — пролепетала девушка.

С интересом наблюдая за сменном цвета её щёк, старик поднялся держась за ствол дерева и за спинку скамейки. Таня бросилась собирать выпавшие из зелёной сумки продукты. Туго свёрнутый пакет с пирогами подкатился под ноги её новому знакомому. Прежде чем она успела наклониться, старик сам поднял свёрток и протянул ей крепко держа в высохшей, тонкой руке.

Какой же он старый — подумала Таня.

Пряча глаза она пробормотала: — Я бы сама подняла. Спасибо.

— Бетта шесть? — поинтересовался неугомонный старик.

— Что? — сначала не поняла Таня. Поправилась: — Бетта пять. Базовый уровень подготовки.

— Вот и смотрю, что на шестёрку ты не тянешь — заметил старик: — Чуть дальше отставляй ногу — будет легче удерживать равновесие в схватке с массивным противником. И расслабь плечи. С твоей комплекцией ты должна стать не камнем, а пружиной из мягкой стали. Твоя сила в плавных обхватах и обводах, а не в моще удара или в жёсткости блоков.

— Учитель на военке говорил тоже самое — улыбнулась Таня.

Словно не слыша её, странный старик продолжал: — Самое главное это быть всегда настороже. Самый искусный боец проиграет, если подпустит врага слишком близко.

Стоящий в шаге от девушки старик сделал неуловимое движение ладонью вывернув ей запястье и обездвижив до того как Таня поняла, что происходит. При этом он успел подхватить выпавшую из рук сумку ужасного ядовито-зелёного цвета и в сохранности поставить на траву.

— Поняла? — спросил старик.

— Поняла — согласилась девушка. Он отпустил и растирая руки Таня на всякий случай сделала шаг назад, подальше от нового знакомого выглядевшим таким же старым как время, однако на деле оказавшимся весьма необычным пенсионером.

Когда она шагнула назад, уголки губ старика раздвинулись в улыбке и он кивнул: — Правильно. Только мало понять, надо ещё и помнить. Всегда помнить и оставаться настороже.

— Я только не понимаю где те враги, которых нельзя подпускать слишком близко? — поинтересовалась девушка.

Старик как-то сник и кряхтя развернулся потрусив к облюбованной скамье: — Верно говоришь, нет больше врагов. А может и есть, только слишком далеко. И сидят тихо как мыши. Вчера враг, сегодня друг, завтра опять враг.

— Так не бывает — сказала Таня.

— Как не бывает?

— Чтобы сегодня друг, а завтра враг. Значит: он не был настоящим другом, если потом стал опять врагом.

— Может быть и не бывает — согласился старик усаживаясь на скамейку. Сиденье под ним пошло волнами, изменяя форму, чтобы было удобнее сидеть.

Таня собрала продукты в сумку. Неподвижно сидящий старик закрыл глаза. На его лицо падала тень от листвы и солнечные лучи — редкие и от того более ценные, сумевшие пройти между тысяч листьев.

— Как хорошо здесь в начале лета — прошептал необычный пенсионер.

— Вы здесь живёте? — спросила Таня.

— Жил когда-то давно. Сегодня я ускользнул от докторов. Было бы преступлением продолжать лечиться в такой хороший день.

Таня растерянно хлопала глазами.

— Решаешь должна ли ты известить медиков о моём местонахождении? Пустое. Доктор Галишенко прекрасно знает где меня искать, так как сбегая из под его присмотра я каждый раз прихожу сюда. Тем более если бы я не хотел, чтобы меня нашли, то меня бы и не смогли найти.

Заинтригованная Таня запросила через спутник, личную программу-секретаря, информацию о странном пенсионере подставляющем сморщенные щёки под пронзающие листву лучи. Она надеялась узнать по крайней мере имя. Но в ответ пришло только «не хватает прав для доступа к информации».

Подтащив сумки к скамейке, Таня села рядом. От места где они сидели открывался прекрасный вид на затенённую алею по которой она недавно пришла сюда.

— Это хороший дом — неожиданно произнёс старик: — Раньше в нём жило очень много прекрасных людей. И сейчас, наверное, живут. Только уже совсем другие люди…

— Сколько вам лет? — поинтересовалась девушка.

— Много. Гораздо больше, чем хотелось бы и мне и моему доброму доктору Галишенко. А ведь мы с ним родственники. Доктор Галишенко правнук моей двоюродной сестры. Как по твоему называется степень нашего родства?

— Не знаю.

Старик кивнул. Помолчал немного, потом сказал: — Иди, знакомься с домом и своими новыми соседями. Ведь завтра, наверняка, первый день на новой работе? Так иди, а я посижу ещё немного.

Таня колебалась, пока старик не цыкнул на неё. Подхватив сумки и отойдя на пару шагов, девушка оглянулась. Её знакомый, казалось бы, спал лёжа с закрытыми глазами на скамейке прогнувшей спинку чуть ли не вдвое против стандартного положения.

— Всегда будь настороже. И отставляй правую ногу чуть дальше — не открывая глаз посоветовал старик.

— Хорошо, я постараюсь — пообещала Таня.

Пройдя две сотни метров до входа во второй подъезд, Таня наткнулась на мужчину натягивающего волейбойную сетку между двумя столбами. Справа располагался спортивный городок, а слева, защищённые от разошедшихся игроков стеной из прозрачного пластика, росли цветы. Среди цветов стояли друг напротив друга две скамейки. На одной сидела девушка в светлом летнем комбинезоне оставляющем открытыми руки до плеч и загорелые бёдра. От плеч и выше она была окутана золотым сиянием преломляющего поля выглядевшем довольно блекло на солнце. Наверное, кому-то звонила или просто желала посидеть в одиночестве, чтобы никто не беспокоил.

Натягивающий сетку мужчина подозрительно взглянул на Таню.

— Здравствуйте — сказал девушка: — Я буду здесь жить!

— Ну здравствуй — ответил мужчина неожиданно низким голосом.

Глядя на его мучения с завязками, девушка предложила: — Вам помочь?

— Сам справлюсь.

Пожав плечами она направилась к входу в подъезд.

— Постой — окликнул мужчина: — Волейбол любишь?

— Не очень — честно призналась Таня: — У меня прыгучесть слабая.

Справившись с завязками, мужчина посмотрел на Таню. Взгляд у него оказался твёрдым как гранит, а глаза были светло-синие, практически серые.

— Если слабая, то тем более надо развивать.

Таня немного устала и поэтому не хотела прямо сейчас, ещё не переступив порог жилой ячейки, знакомится с двумя командами составленными из жильцов проживающих в этом доме. Поэтому она неопределённо мотнула головой и торопливо юркнула в подъезд. На площадке перед лифтом столкнулась с парнем и девушкой. Они с любопытством взглянули на Таню, но ничего не сказали. Только приветливо кивнули. Таня тоже кивнула, но, кажется, её жест остался не замеченным. Волосы у девушки были заплетены в тугой хвост, а парень на ходу снимал клипсу-думалку. Похоже волейболисты уже начали подтягиваться к спортивной площадке.

— Добро пожаловать — сказала жилая ячейка.

Чемодан на колёсиках Таня прислонила к стене. На сером фоне он смотрелся вызывающе красным, точно какой-то огромный цветок. Мамины бутерброды сложила в холодильник, а пироги съела, попутно обнаружив удивившее её отсутствие чашек, кружек и стаканов. Задумчиво провела пальцем по ободу серебряной тарелки гадая: уж не работал ли прошлый жилец на этом самом кировском БиоМате. Или это был кто-то из более ранних жильцов?

Не обязательно было представляться старшему по дому прямо сейчас. По неписанным правилам вежливости это можно сделать в течении недели. Зайдя в общедомовую сеть, Таня набросала короткую записку в духе:

«Привет, я Таня. Буду работать в управлении статистики и логистики по октябрьскому району, поэтому если кто-то не найдёт в магазине чай своего любимого сорта или в столовой скажут, что закончилась диетическая колбаса — обращайтесь с этим ко мне. Будем выписывать чай и добывать колбасу. Всем доброго вечера. Очень рада жить в вашем доме, здесь такой замечательный парк и волейбольная площадка.

Сегодня планирую обустраиваться, а завтра буду рада новым знакомствам. До встречи, товарищи!

Поскриптум: вроде бы через пару месяцев близ Новосибирска стартует отборочный тур гонок на автоциклах. Я хотела бы участвовать. Кто-нибудь может помочь с вступлением в новосибирский совет автоциклистов? Если начну проходить официальные процедуры в установленном порядке, то боюсь не успеть до начала гонок. У меня есть рекомендация от Топкинского совета автоциклистов и справка из школьного конструкторского совета, но похоже они не сильно помогут. Очень жду помощи или совета.»

Раз уж она уже вошла в домовую сеть, то, потворствуя неудержимом любопытству, Таня заглянула на информационные порталы её непосредственных соседей по этажу. В квартире слева проживала семья биотехников переживающая радость рождения второго ребёнка. Их портал заполняли фотографии розовощёкого младенца на руках у того или иного родителя. Попадалась одна фотография, где их первый ребёнок — дочка пяти лет — привстав на цыпочки заглядывала в колыбель. У неё было донельзя удивлённое лицо, как будто восклицающее: — Вот те раз. Да у меня теперь есть младший брат, товарищи!

Справа от Тани жил молодой человек о котором можно сказать всего две вещи. Он синтез-химик и он либо скрытный по природе человек, либо просто не любит общаться в сети. Даже фотографию не стал выкладывать.

За ним проживала девушка Нина, а может быть бабушка Нина Александровна. Её собственная фотография отсутствовала так же как указание возраста в анкете. Она выложила в свободный доступ множество трёхмерных голографических моделей со вкусом сконструированных в шестой версии «модель-строя». Там были животные, большей частью кошки от обычных домашних, до саблезубых, обитавших ещё в те времена, когда обезьяна только-только собиралась становиться человеком. Были модели домов, машин, деревьев. Для каждой модели тщательно воссоздавалась её внутренняя структура, позволяя имитировать процесс движения неотличимый от естественного движения объекта. Любую можно было брать и сходу использовать в качестве пользовательского интерфейса для программной сущности. Но ни возраст, ни место работы Нина нигде не указала. И её фотографии Таня тоже не могла нигде найти.

Кстати, о фотографии. Превратив часть стены в зеркало, девушка поправила волосы и отдала команду сделать несколько снимков с разных ракурсов. Потом выбрала лучший, отправив его вдогонку за своим приветствием.

За то ли девушкой, то ли бабушкой Ниной располагалась берлога всего месяц назад закончившего дипломный проект роботехника Никиты. Дипломный проект Никиты было невозможно увидеть невооруженным глазом потому, что размерами он был не больше песчинки. Специализацией Таниного соседа по этажу была сельскохозяйственная нанотехника. Ему двадцать один год, на год меньше чем Тани. И судя по фотографии, как всякий уважающий себя роботехник, Никита с ног до головы обвешан различными штуками увеличивающими скорость мышления, искусственными нейронными сетями и прочими устройствами. Частично стандартными, частично сконструированными самостоятельно. Вполне вероятно, чтобы у него мог быть, например, съёмный третий глаз на затылке. Некоторые роботехники делали себе механические руки или глаза на спине, желая видеть происходящее вокруг них со всех сторон.

За Никитой жила Светлана, тоже работехник и тоже с нано-специализацией. Только её творения занимались не отловом вредителей и микроподкормкой корней сельскохозяйственных культур, а контролем за состоянием зданий и их ремонтом, при необходимости. Светлана работала в управлении строительства. Она и Никита приходились друг другу братом и сестрой. Их жилые ячейки располагались дверь в дверь. И, судя по всему, Тане скучно при таком соседстве уж точно не будет.

Больше ячеек на этаже не было. Таня немного побродила по форуму, наткнувшись на старое сообщение какого-то жильца с вопросом об отсутствии в квартире ложек. Вилки были, а ложек ни одной. Либо в доме существовала дурацкая традиция съезжая зачем-то забирать с собой один вид столовых приборов, либо совсем непонятно.

Сквозь открытое окно в комнату вливался прогретый солнцем воздух. Слышно как внизу кричали мальчишки играя в безопасников и шпионов. День шёл к окончанию. Жалящий свет солнца становился мягким и добрым. Ветра практически не было. Верхушки берёз и клёнов смотрели ровно вверх, а на низкорослых рябинах едва-едва подрагивали длинные, словно указательные пальцы, листочки.

Какая вероятность, что в одном городе два человека будут читать одну и ту же книгу? На самом деле весьма большая учитывая, что книга это переработанный МасКультПросветом дневник знаменитого капитана Позднякова, а город — Новосибирск. Конечно не Пекин и уж тем более не Москва, но всё же добрых десть миллионов жителей. Есть где разгуляться статистической вероятности. Десять миллионов — больше чем проживает в Антарске — подземном городе в советской части Антарктиды.

А какова вероятность, что не сговариваясь друг с другом эти двое решили для себя каждый день прочитывать записи капитана Позднякова примерно за месяц. Вместе с ним и (не зная того) друг с другом участвуя в научной экспедиции проходившей более чем полтора столетия назад? В принципе тоже немаленькая. Форма книги в виде дневника предполагает чтение в соответствии с временными интервалами.

Как видишь, мой друг: не было ничего особенно удивительного в том, что Николай и Татьяна синхронно двигались по дневнику капитана Позднякова.

Вот и сейчас, Таня забралась в кресло раньше чем оно успело поменять цвет на морскую волну подчиняясь приказу хозяйки. Синее кресло в серой квартире. Круг света падает на поглощенную чтением девушку. У серой стены стоит не распакованный красный чемодан. Там одежда и всякие женские глупости, милые её сердцу.

«…На земле, где-то за полгода до отлёта, соглава планируемой экспедиции и капитан космического корабля «Shining» (в переводе Сияющий) Дайке Сугимото спросил меня: — Знаешь, что означает моё имя?

Разговор проходил часов в девять вечера, когда закончились дневные тренировки, лекции и мозговые штурмы и мы наслаждались редко выпадающим на долю готовящегося к полёту экипажа свободным временем. Основной и запасной экипажи товарищей из Японии прибыли несколько месяцев назад, успели немного пообвыкнуться, попрактиковаться в языке и их забавный акцент уже не так резал слух. Или это мы сами привыкли?

Я ответил: — А разве оно что-нибудь означает?

На правах двух капитанов мы сидели в стороне от братающихся экипажей двух разных народов. Не помню как это называлось по-научному и под каким наименованием значилось в плане совместных тренировок. Но на самом деле мы целых пять дней отдыхали на лесной базе в благодатном Краснодарском крае. Днём читали друг другу обзорные лекции, которые каждый член экипажа должен был подготовить заранее по своей основной специализации. Устраивали мозговые штурмы, стараясь придумать какой-то новый способ эффективного получения кислорода или самовоспроизводящейся биомассы в промышленных масштабах, до которого не додумались учёные предоставившие нам насыщенную программу экспериментов по достижению Марса. Люди из комитета государственной безопасности практически не попадались на глаза. Мы чувствовали, что предоставлены сами себе. Это был отдых после утомительных тренировок.

Вечером мы, в смысле основной и запасной экипаж «Товарища» — угощали коллег шашлыком, истекающем каплями горячего жира, от которого японцы пришли в ужас и традиционными сибирскими пельменями — вызвавшими у заокеанских товарищей недоумение. Они учили наших ребят ловить рыбу в текущей неподалёку речушке. Причём не удочками и даже не сетями, а остро заточенными палочками похожими на длинные иглы или крохотные копья. В прозрачной воде легко увидать покатый рыбий бок. Но нанизать его на «копьё» оказалось удивительно сложно из-за разницы в коэффициентах преломления света водя ной и воздушных сред. Потом японцы разделывали рыбу и ели её сырой. Дикий народ!

Судя по рассказам Дайке и остальных: на родине у них творится что-то невообразимое. Три четверти всей земли скуплено американскими и европейским корпорациями. Большинству японцев негде работать и нечего есть на своей земле. Они вынуждены наниматься в услужение к своим грабителям и помогать им ещё больше закабалять свой народ, чтобы только иметь возможность жить на земле отцов. Прямо какой-то апокалипсис частной собственности. Кажется у нас десятилетия назад и то не было настолько плохо. Словом я не удивлюсь, если к нашему возвращению на месте угнетённой Японии возникнет Японская социалистическая республика. Прогнавшая разжиревших кровососов. Забравшая все их фабрики, заводы, склады и прочее построенное японцами на японской земле. Никто не спорит: братьям-японцам будет не просто, но Советский Союз поможет!

Я говорил об этом с Дайке, шёпотом, в ночное время — потому, что инструкции запрещали вести подобные разговоры. Мол не время ещё. У нас здесь научная экспедиция, а не штаб мировой революционной армии. Пока не время!

Похоже я несколько отвлёкся, что недопустимо для капитана космического корабля. Итак: где-то между девятью и десятью часами вечера мы с товарищем Сугимото сидели в деревянной беседке потемневшей от времени и дождей. Сквозь резные стенки виднелись языки пламени и два наших экипажа рассевшихся вокруг костра. Этакие побитые жизнью, заматеревшие пионеры. А ведь и правда пионеры!

— Разве оно что-нибудь означает? — ответил я Дайке Сугимото.

— Конечно, все наши имена несут смысловую нагрузку.

Японец пил крепкий чай заваренный из лесного сбора до которого неожиданно оказался большим охотником. Маленькая, чуть больше чем у мальчишки, рука легко и без усилия держала двухлитровую кружку с чаем.

— Что же означает твоё имя, товарищ Сугимото?

— Великое дерево — он помолчал, сделал глоток и добавил: — С тех пор как мою кандидатуру утвердили в качестве участника экспедиции я усматриваю в этом предопределение.

— Предопределение? — переспросил я не понимая, что за чушь с мистическим уклоном он сейчас пытается мне объяснить.

— Дерево. Семена. Наш полёт…

Дайке любил изъясняться подобными короткими фразами не отвечая толком. Как будто начинал рисовать картину тушью и бросал сделав несколько штрихов. Вроде бы понятно, что хотел сказать, но остаётся ощущение недосказанности и многозначительности. Я ненавидел эту его привычку.

По совету психологов наблюдающих за нами во время «взаимной притирки», ограничился улыбкой вместо ответа. Дайке успел сделать очередной глоток из порядком опустевшей кружки. В беседке пахло старым деревом от стен, лесом и травами от чая и дымом от пылающего неподалёку костра.

Неожиданно для самого себя я кивнул на смешавшиеся вокруг костра экипажи так, что не сразу разберёшь где кто есть и поинтересовался: — Какая цель у этого твоего предопределения?

С совершенно серьёзным видом Дайке сказал: — Возможно, что цели просто нет.

Я тогда растерялся и не нашёлся с ответом. Сейчас я мог бы показать Дайке Сугимото цель — она виднелась на наших обзорных экранах и была прописана в расчётах наших электронных машин. Он сам мог бы увидеть её всего лишь опустив глаза на любой из экранов. Наша цель сияла далеко впереди холодной, отрешенной красной звездой. Она стоила того, чтобы идти к ней. Определённо: она того стоила…»

Всё верно мой друг, ты понял всё правильно. Третий и последний герой нашей истории — Евгений Семёнович Поздняков, капитан двадцать седьмой марсианской. И не важно, что его уже нет на свете. Когда-нибудь люди смогут оживить всех павших в сражении или в труде и просто всех хороших людей. Так обязательно будет. По-крайней мере очень хочется в это верить. И смерть исчезнет. Смерть станет мифом, страшной историей рассказываемой детям на ночь.

Да, смерть исчезнет, но дети продолжат рождаться и взрослеть. Потому, что космос невообразимо велик и нечеловечески безжалостен. В сражении с ним людям понадобится весь их опыт и все их силы. И может быть даже этого окажется недостаточно. И, разумеется, капитан двадцать седьмой марсианской будет там — на границе бесконечной, расширяющейся сферы, в самом сердце битвы.

А будем ли там мы с тобой, читатель?

Загрузка...