Шушмор. Наследие исполинов

Глава 17

НАСТОЯЩЕЕ. Урочище. Дорога домой

Удар был резким и весьма болезненным. Пистолет выпал из рук Игоря. Вскрикнув, он прижал к груди покрасневшую руку и уставился на стоявшего перед ним человека в черном сюртуке. Тот держал трость без рукояти.

— Прошу никому не двигаться! — приказал незнакомец. — Меня зовут Иван Федорович Зубов. Следователь Московского жандармского управления.

Подняв упавший пистолет, сыщик с интересом покрутил современное оружие так и эдак, а затем наставил его на Кышку. Тот, раскрыв от удивления рот, медленно откинул вилы в сторону и задрал руки вверх. А вот Ульяна поступила привычным образом: повалилась на колени и принялась молиться. Зубов отметил для себя, что старуха сильно не изменилась. Впрочем, сколько именно прошло времени с его заключения на острове Смердячий, он не знал. Но, судя по одежде присутствующих здесь людей, немало.

Игорь продолжал держаться за ушибленную руку и зло ругаться.

— Не подобает молодому человеку так гнусно сквернословить! — предупредил его сыщик.

Потом он подошел к безжизненному телу бывшего обер-полицмейстера, присел на колени, проверил пульс и раздосадовано поцокал языком. Алексей Васильевич Пикль не подавал признаков жизни.

— Сколько прошло времени? — обратился Зубов к старухе.

Та перестала причитать и, нахмурившись, уставилась на сыщика.

— Чаво?

— Сколько прошло времени с того дня, как меня поглотил дымный змей?

Приоткрыв рот, бабка Ульяна медленно зашевелила губами. Постепенно ее глаза стали расширяться. Она уставилась на Зубова испуганным взглядом.

— Батюшки, так это Иван Федорович вернулся!

— Вернулся! — не стал спорить сыщик.

Он освободил Киру и ее брата, а из куска веревки смастерил наручники для державшегося за ушибленную руку историка.

— Спасибо, — поблагодарила девушка.

Вместо ответа сыщик протянул ей фляжку с водой. Кира улыбнулась. Открутила крышку, хотела выпить, но резко одернула голову: вода была протухшей и сильно воняла болотом.

Приблизившись к инвалиду, сыщик тоже связал ему руки и с интересом изучил современные протезы.

Полный ненависти взгляд уставился на Зубова. Но тот не обратил на это никакого внимания.

Осмотрев присутствующих, сыщик отошел в сторону, присел на землю и, прищурившись, посмотрел на пробивающееся сквозь густые облака солнце.

— Хорошо.

— Чего ж хорошего? — процедила сквозь зубы Ульяна. — Как страдали, так и будем страдать. А тябе хоть бы хны!

— Неужто жить надоело? — уточнил у нее Зубов. — Поверь, на том свете все серо да уныло.

— Не твоя забота, мне, может, и серь по нраву! — скривилась старуха.

Иван Федорович улыбнулся:

— А мне вот надоело быть мертвым. Плохо было. А теперь вот хорошо, словно жара спала и прохлада.

— Все одно гнить тебе в могиле! — предупредила Ульяна.

— Может и так, — согласился Зубов. — Только пока-то я жив.

— Освободи меня! — внезапно раздался осипший голос Игоря.

Зубов обернулся, наградил парня строгим взглядом и покачал головой.

— Освободить убийцу, увольте, такой дурью не занимаюсь. Да и вам рыпаться не советую, юноша. Стрелять буду без предупреждения, таковы правила.

— Да пошел ты! — выдавил из себя Игорь.

— Опять изволите сквернословить. Помяните мое слово, типун на языке вскочит за такие вольности, намучаетесь.

— На х… иди со своими нравоучениями! Откуда ты такой только нарисовался⁈

— Да там я был, а теперь вот здесь. Очень давно уже здесь.

Игорь недоверчиво уставился на сыщика:

— Что значит «давно»?

— Лет сто двадцать, не меньше, — ответила за Зубова старуха.

Историк посмотрел сначала на старуху, потом на сыщика и, изобразив глупую улыбку, покачал головой:

— Да хорош, вы чё, прикалываетесь⁈

Но вместо ответа последовал вопрос от человека в пыльном сюртуке.

— Вы верите в Бога?

Губы Игоря растянулись в подобии ухмылки. Зубов посчитал это ответом и коротко кивнул:

— Понимаю, трудно верить в то, что не видел собственными глазами. Так бывает, до тех пор, пока не умрешь! — Вздрогнув, историк побледнел. — Но я помогу вам поверить! Сейчас сами убедитесь!

Резко встав на ноги, Зубов развернулся, перекрестился три раза и направил пистолет на бабку Ульяну. Старуха даже не успела удивиться, когда прозвучал выстрел, затем пистолет уставился на Кышку — и раздался еще один. Третьим должен был быть Игорь, но Зубов так и не нажал на спусковой крючок. Задрожав всем телом, историк испуганно закрыл глаза. Было видно, как на его висках выступил пот. Напряжение росло.

Резко сунув пистолет за пазуху, Зубов мгновенно приблизился к Игорю и, достав нож, разрезал веревку.

— Нет на вас клейма, — прошептал сыщик.

— Чего? — не понял Игорь.

— Бегите, говорю!

Кира вздрогнула и кинулась к брату, чтобы поднять обессилевшего Ника. Тот медленно встал на ноги. Она поднырнула под его руку. Игорь поддержал байкера с другой стороны. В последний момент Кира обернулась, встретившись взглядом с сыщиком, который протянул ей несколько исписанных убористым почерком листков.

— Бегите! И никогда не возвращайтесь в Шушмор! Слышите? Никогда!

Уходили они очень быстро. А Зубов смотрел им вслед, затаив дыхание, — его била мелкая дрожь, он предчувствовал, что, наконец, поставит точку в своем последнем расследовании.

Оставшись один, Зубов вернулся обратно к Урочищу. Прошел мимо старухи. Остановился и посмотрел на изменившуюся бабку Ульяну: на вид лет сто, маленькая, сгорбленная, один глаз застилает бельмо, пергаментная кожа, беззубый рот. Видать, и впрямь она ведьмой была. Это только в сказках да страшилках старухи в молодых дев обращаются, а в жизни оно вон как, годков двадцать-тридцать скинул с плеч, и то хорошо.

Немного помедлив, сыщик подошел к медному циферблату.

Стрелки медленно вращались в обратном направлении. Планеты выстроились в ряд, механизм остановился. Из-за рваных облаков над островом Смердячий выглянуло два солнца: одно — большое, другое, что правее, — чуть меньше.

— Вернулся? — раздался за спиной сыщика мужской голос.

— Позвали, я и вернулся.

— Нужен ты мне сто лет.

Зубов обернулся. В десяти шагах от него стоял облаченный в пиджак на голое тело Фрол, а за его спиной возвышалась стройная девичья фигура. Незнакомка была одета в тонкое платье с золотыми узорами. Глаза и лоб выкрашены в черный цвет, а на щеках яркие полоски, напоминающие змей. На голове — огромная шапка из птичьих перьев.

— Зизи? — уточнил Зубов.

— Пазузу, — ответил Фрол.

— А ты, стало быть, Ур?

Фрол улыбнулся. Но радость тут же сменилась недовольством.

— Кто тебя вернул?

— Ты знаешь, — сказал Зубов.

— Зачем?

— Ты знаешь.

Лицо Ура исказила гримаса отвращения.

— Зачем ты отпустил жертв? Обряд должен быть завершен! Два тела: одно — для меня, второе — для покровителя.

— Не в этот раз! — покачал головой Зубов.

— Не тебе решать!

— Не мне, — согласился сыщик. — Но ты должен знать: в нашей реальности вы проиграли!

На первый план вышла женщина. Подняла тяжелый взгляд. Зубов встретился с ней глазами — его охватил страх, которого с ним никогда не бывало. Даже когда лет пять назад один ушлый жиган[14] резанул ему шею, а потом и вовсе пытался вспороть брюхо.

Девушка изогнула шею и, открыв рот, показала сыщику змеиный язык. На лице Зубова возникло отвращение. Шея Зизи изогнулась еще сильнее, щека коснулась плеча. Древнее божество изменилось в лице: нос стал крючковатым, вытянутым, глаза увеличились, а из-за спины показались широкие серые крылья.

— Ты должен был подчиняться, а не мешать нам, — прошипела Пазузу.

— Простите, не привык под чужим словом ходить.

— У тебя был шанс покинуть Крестов Брод. Почему не воспользовался?

— Как-нибудь в другой раз.

Древнее божество взмахнуло рукой, в тонкой ладони возникла огромная пятнистая змея — она изящно обвила ладонь, устремившись в направлении сыщика. Сделав шаг назад, Зубов достал пистолет, взвел курок.

Пазузу оскалилась.

— Я все размышлял: почему вы действуете скрытно? — задумчиво произнес сыщик. — А потом вдруг понял: вам мешает Шушмор. Он не хочет, чтобы вы снова обрели плоть. И сколько бы вы не пытались, у вас ничего не вышло. И не получится, пока он не захочет! — Подняв голову, Зубов медленно оглядел округу. Ветер в кронах зашумел, зашептал на неведомом языке.

— У него нет над нами власти! — прорычала Зизи.

Сыщик ничего не ответил. Фигура древней богини стала бледнеть: ее время в материальном мире подходило к концу.

— Настанет наше время, — произнесло божество. — В одном из отражений завершится ритуал: Шушмор получит положенную жертву, а мы — новые тела.

— А как насчет ключа? — уточнил Зубов. — Шушмор не откроет Урочище простому смертному. Для этого нужен проводник. Для этого вы сохранили мне жизнь? Думали, что в моем отражении вас будет ждать удача?

Пазузу сверкнула очами — от очаровательного образа смуглой красавицы не осталось и следа. Новое лицо было отвратительно: грубые черты, глубокие складки и ввалившийся нос — внешне божество теперь напоминало мерзкую обезьяну.

— Ты никуда от нас не денешься! — прорычала Пазузу.

Фрол, стоящий в стороне, затравленно уставился на сыщика. Вечный раб древнего шумерского бога жаждал свободы. Ему надоело прислуживать бессмертному существу, застрявшему в странном месте под названием Шушмор.

— Не смей этого делать! — рявкнула Пазузу и швырнула в сыщика несколько змей, которые материализовались в его руках.

Но Ур хлопнул в ладоши, остановив время.

Всего на пару секунд.

Но Зубову этого было вполне достаточно. Он поднес пистолет к виску и прозвучал выстрел.

Лицо божества исказилось.

Пространство поплыло, превратившись в ледяное отражение, — размытое, отдаленное, чужое. Тело Ивана Федоровича Зубова медленно падало, паря в невесомости времени. Он выбрал для себя единственно верный вариант.

Стрелки медных часов в центре Урочища, описав круг, встретились на цифре 13. Рваные облака ускорились, скрыв второе солнце, — и остров Смердячий погрузился в привычный сумрак. Силуэты змеиного повелителя Ур и великого шумерского божества растворились в пустоте прошлого. Бесконечные реальности, возможности, последовательности — все стало бессмысленным, как клочок бумаги, что вырвали из альбома и смяли, зашвырнув в мусорное ведро.

Шушмор молча взирал на опустевшую поляну, которая стала частью одной интересной истории. Такова была плата за человеческое высокомерие и алчность.

Каждый получил по заслугам: Шушмор — причитающиеся ему жертвы, а люди — возможность возродиться, став вечными заложниками этого странного места, которое не подчиняется привычным законам мироздания.

В деревню за машиной возвращаться не стали. Побоялись. Тем более, что чудесным образом они выбрались сразу на федеральную трассу.

До станции «Черусти» добирались на попутках. Последний водитель попался неразговорчивый. Всю дорогу он недоверчиво косился на странных пассажиров, которые непривычно молчали, да и в целом вели себя достаточно отстраненно.

Игорь взял в кассе билеты до Москвы, и путешественники сели на первую электричку. Ник ощутимо хромал, но держался молодцом, а еще злился: когда ему пытались помочь и постоянно торопил Игоря, тот замедлял шаг.

Кира села у окна и обняла брата, положив ему голову на плечо. Историк устроился на противоположном сидении.

Темно-зеленое, словно Изумрудный город, здание вокзала и его аккуратные трехэтажные постройки стали медленно проплывать мимо. По ходу движения возникли старые деревянные дома, кирпичная водонапорная башня и аккуратные дачные участки.

— Простите меня, — внезапно произнес Игорь.

— Фак! Да по тебе тюрьма плачет! — выдала в ответ девушка.

Но брат остановил ее:

— Кира, не надо. Что было, то было. Надеюсь, мы забудем эту поездку навсегда и никогда сюда больше не вернемся.

— А ты вообще понимаешь, что там произошло? — не унималась сестра, сверля взглядом Игоря.

— Честно? Нет. И понимать не хочу! — признался Ник.

— Да я, честно признаться, тоже, — согласился Игорь. — Все словно в тумане было!

Кира наградила его злобным взглядом.

— Не оправдывай себя, урод! Ты собственного прадеда убил!

Игорь нахмурился, опустил голову и тихо согласился:

— Да, убил. И буду раскаиваться в этом всю оставшуюся жизнь. А еще лучше, как вернемся, пойду в полицию с повинной. И во всем признаюсь…

Договорить им не дали. Из тамбура послышался протяжный кашель, и в вагон зашел невысокий бородатый старичок с удочкой и стеклянной банкой, в которой плавало несколько мелких рыбешек. На его бородатом лице сияла странная улыбка, хотя лицо и оставалось грустным.

Из всех мест старичок выбрал то, где сидели ребята. Устроился на самом краю, напротив Киры и Ника. И весело подмигнул присутствующим.

— Привет частной компании.

— Здравствуйте, — сказала Кира.

Игорь и Ник молча кивнули.

— Путяшествуете? — уточнил старик.

— Домой возвращаемся, — ответила Кира.

Старик кивнул:

— Домой, это дело хорошее. А я вот с рыбалки, тожа вроде как домой. Гялидите, каких красавцев наловил. — Приподняв банку, обвязанную бечёвкой, рыбак продемонстрировал трех мелких рыбешек. Причем таких крохотных, что даже кошке не скормишь. Но старик радовался улову как дитя.

— Жарить собираетесь? — улыбнувшись, поинтересовался Ник.

— Зачем жарить? — удивился старик. — Поболтаю немного и выпущу.

— Выпустите? — не поверила Кира. — Зачем?

— А пушай плывут. Можа какой толк выйдет. Вас же вон тоже, поди не просто так выпустили.

Путешественники переглянулись.

— Что значит «выпустили»? — не понял Игорь.

— А шо думали, просто так здеся очутились? Шушмор просто так никому вольную не дает, даже не надейтесь.

Ник подался вперед и тихо спросил:

— Вы кто, дядя?

— Я-то? Лодочник. Местный, в аккурат возле реки Шушмор обитаю. Да меня тута каждая собака знает. А кличут меня Шетуном.

Но ребята пропустили его слова мимо ушей, их интересовало только одно. Кира внимательно посмотрела на лодочника и с трепетом в голосе спросила:

— Что вы имели в виду, когда сказали, что Шушмор нас не отпустит?

— Да кого вы слушаете — это же натуральный скуф[15]! — возмутился Игорь. Но девушка только недовольно цыкнула на него:

— Может быть, ты заткнешься, штрих[16]!

Старик улыбнулся, кивнул, словно понимал, о чем идет речь.

— Так что вы говорили?.. — напомнила о себе Кира.

— А то и говорю: выпустил вас Шушмор, но недалече. А как потребуетесь вы ему, враз вернет, помяните мое слово.

— Зачем это еще? — дрогнувшим голосом спросил Игорь.

Лодочник выпятил губу, надул щеки:

— Как зачем? Затем! Души тама у него маются, выход ищут. А Шушмор их хранит, как траву в табакерке. Много народу разного томится у него и плохого и хорошего. Одни спокойно себя ведут, а кто понаглее, наоборот, воду мутят. Но все одно выбраться не могут. Хорошо их держит Шушмор, не хуже трясины. В наш мир-то так просто не выберешься. Можа, конечно, но ненадолго. Выпрыгнут эти счастливчики на берег, побарахтаются, да обратно в привычную среду. Вроде как воздуха им не хватает.

— А мы-то тут при чем⁈ — не выдержал Ник.

— Выбрал вас Шушмор. Так что куды теперь от этого деваться? — по-своему объяснил лодочник.

— Куда выбрал? — на этот раз вопрос задал Игорь.

— Знамо куда, в привратники, — ответил лодочник. — Эта как игра такая. Одни — ключ, другие — замок. Одни пытаются освободиться, другие, наоборот, что хранится, удержать. Забавно так-то выходит.

— Забавно? Вы считаете это забавным⁈ — вскочил со своего места Игорь. — Да я из-за ваших игр прадеда убил! Понимаете? Убил!

Немногочисленные пассажиры стали озираться на нервно жестикулирующего парня. В тамбуре возникли заспанные лица двух представителей железнодорожной охраны. Игорь, вспылив, тут же утихомирился и сел на место.

— Так ты это не по чужой воле сотворил, а из-за собственной корысти. Думал, что древние тебе власть безграничную даруют, да не тут-то было. Они, брат, знаешь какие ушлые: любого смертного в два счета обскачут!

Игорь растерянно посмотрел на Киру. Девушка сочувственно кивнула, давая понять, что разделяет мнение лодочника.

— Эх, все мы кости в играх бессмертных. Вот они нас и швыряют, как захотят, — продолжил рассуждать лодочник. — А мы-то, дурьи бошки, думаем, что с нами абы кто тайнами да секретами делиться станет. Не, не бывать этому. Используют — и вышвырнут! Таков весь сказ вам мой будет.

— Что ж это Шушмор такой злой, — вздохнула Кира.

Старик улыбнулся, погладил свою широкую седую бороду и, уперев руки в колени, сказал:

— Неправда твоя, девица. Шушмор такой, какой есть. Знаешь, как говорят у нас в простонародье: кто не планирует свою беду, тота не планирует и чужую. Так что не полезли бы вы сюда, все бы у вас хорошо было. А так, полезайте в кузовок, раз понадобились!

Облокотившись о спинку сидения, лодочник медленно встал, покряхтел и, не прощаясь, направился в тамбур, оставив путешественников наедине со своими мыслями.

Кира вздохнула и, отрешенно посмотрев в окно, за которым плыл однообразный лесной пейзаж, достала из кармана несколько листков бумаги, которые успел передать ей следователь Московской жандармерии Иван Федорович Зубов.

Многое я передумал, находясь в этом ужасном заключении. Странная метаморфоза: сначала сам ловил душегубов да мазуриков всяких, а теперь, получается, вроде как попал в их число. Ведь не просто же так Шушмор мне эдакое послушание определил. Значит, закон человечий, что исполнял я с особым рвением, слишком уж грешен. За то и поплатился. Так что стоит мне смириться с моим незавидным положением и ждать милости у моего безликого надзирателя.

А хочу я описать тут еще один удивительный случай, что произошел со мной на острове Смердячий. Плутал я как-то в буераке и выбрался к невероятно красивому месту: гладкое, как зеркало, озерцо, а по кругу крохотные березки и кусты растут. Благодать! И впрямь будто в раю оказался.

Облака в тот момент расступились, и озарили воду два солнца: одно большое, а другое, что в сторонке, чуть меньше.

Уж не знаю, тронулся я тогда умом али, напротив, просветлел, только послышался мне голос незнакомый. Поприветствовал он меня и спокойно спросил: «Что за червь грызет вашего покорного слугу изнутри?» Я хотел подумать, а слова возьми да сами с языка сорвались:

— Не привык, — говорю я, — один-одинешенек быть.

А голос и отвечает:

— Тогда чего ж ты бобылем до таких больших годов-то прожил?

Растерялся я.

— Не знаю, — говорю. — Время как-то быстро пробежало, все в трудах и заботах закружило.

— Получается, не так ты жил, не на то взор свое внимание обращал.

Кольнуло мое сердце, поскольку не правду, а истину голос сказал. Но решил я оправдаться:

— Многие, — отвечаю, — не так живут. А еще хуже по жизни плутают.

— Жить-то по-разному можно, но о главном забывать нельзя. Предназначение есть у человека на земле, и исполнить его надобно, иначе никак.

И опять укол прямо в душевную рану. От слов этих мне еще грустнее сделалось.

— Не печалься, — вдруг продолжил голос. — В этот раз не получилось, так в следующий выйдет.

— Это когда же случится-то? — уточнил я.

— А как захочешь, так и случится. Токмо не забудь, что вначале одно дело доделать надобно, а уж потом за другое приниматься. Иначе земля тебя обратно не вернет. Так навсегда и заплутаешь среди остовов да гнилушек — не выберешься!

— Получается, смерть меня ждет, — печально произнес я.

Голос промолчал, а потом легкий ветер пробежал по утопающей в солнечных лучах округе. Умиротворенно зашелестела листва, а на душе легко и приятно стало.

— Зима — она не за горами бывает, но потом-то весна наступает. А с ней в мире все возрождается, и зимние проплешины да осенняя гниль выветривается. Так что не бойся перемен, бойся пустоты, в которую сам себя человек загоняет.

Кивнул я, вроде как понимая, о чем со мной голос говорит. А потом набрался храбрости и вкрадчиво так спросил:

— Ты ли Бог или его приближенный?

Почудилось мне, но голос вроде как улыбнулся. Странное ощущение: никого нет, а эмоции угадываются.

И ответил мне голос:

— Имена — это вам, людям, требуются, а мне лишь границы. Я здешний мир. И расставляю я все по своим местам. Потому как место тут мое особое. А в другом все по-другому может быть.

— Стало быть, ты — Зло? — вырвалось у меня.

— Зло.

— Али Добро? — уточнил я.

— Добро, — вновь согласился голос. — Это как на меня посмотреть: так или эдак. Вам ведь для этого воля и дана. А там уж вам решать, в какое русло силу мою пустить: болотом сделать вонючим или быстрой речушке путь проторишь. Только знай: даже росток камень пробить сможет. А трухлявый пень, как стоял на своем месте, так стоять и будет.

И стало мне от этих объяснений все ясно и понятно. Поблагодарил я голос за мудрые слова, а он меня напутствовал:

— Хватит, набаловался ты, Иван Федорович, пора и ответ держать. Выберешься ты отсюда этим утром. Окажешься возле Урочища. Люди там будут, что так же как и ты на жизненном пути ухабы и буреломы повстречали. Как поступать — решай сам, тебе дальше ответ держать. А как завершишь свой путь, так и отпущу я тебя. Ну а в следующий раз, уж не оплошай! В добрый путь…

Кира оторвалась от чтения, вспомнив осунувшееся лицо сыщика. Удивительная история подходила к своему концу. Жизнь продолжалась, а стало быть, Шушмор ждал к себе новых гостей, с которыми он пожелает сыграть в странную игру.

Вздохнув, Кира вновь уставилась в мутное окно электрички. В отражении было видно, как по ее глазам текут тонкие струйки слез.

(апрель 2017 — июль 2024)