Шесть соток волшебства

Глава 4 Завещание с условием

Глава 4 Завещание с условием

Инга жила в новых квартирах, чистых и строгих, как больничные палаты. Жила в хрущевках, пропахших бедностью, плесенью и прогорклым жиром. Снимала комнату в коммуналке, старательно и неумело встраиваясь в общий раздерганный быт. Но это было совсем другое.

Дом Евдокии Павловны не был аскетично-новым, он не окутывал вязким запахом старости и не ощетинивался чужими, накрепко заведенными порядками. И все-таки Инга никак не могла приспособиться к этому дому. Крепкий, уютный, продуманный до мелочей, он ощущался чужим — как добротная, но разношенная по чужой ноге обувь. Еда на старой, еще спиральной плите все время подгорала, мебель выпрыгивала из-за угла, вколачиваясь острыми углами то в бедра, то в коленки, то в несчастные, вечно страдающие мизинцы. И чертов мобильник все время терялся, обнаруживаясь в самых странных местах — под шкафом, в ящиках старенького комода, за телевизором.

Вот и сейчас звонок донесся из каких-то неведомых глубин. Отодвинув ноут, Инга встала и завертела головой, определяя направление звука. Та-а-ак… Это не кухня. Не спальня. И уж тем более не крохотный запертый чулан, к которому Инга так и не подобрала ключ.

Следуя за монотонной навязчивой мелодией, Инга прошла по коридору и заглянула в ванную. Звонок доносился из корзины с грязным бельем.

Когда она успела засунуть туда телефон? Трусы и носки отправились в корзину вчера вечером, с того времени Инга ее даже не открывала.

Наверное.

Скорее всего.

С большой долей вероятности.

Смущенная странными провалами в памяти, Инга откинула крышку и вытащила из развала несвежих футболок «Самсунг».

— Алло.

— Инга Викторовна? — сухо поинтересовался незнакомый голос.

— Да. С кем я разговариваю?

— Это нотариус. Снегирев Владимир Петрович. Я писал вам по поводу наследства, помните?

— Конечно, — смущенно соврала Инга. — Добрый день, Владимир Петрович. Что вы хотели?

— Мне нужно увидеться с вами. В завещании Евдокии Павловны указаны некоторые условия наследования. Я обязан вас с ними ознакомить.

— Сейчас я работаю, но после обеда могу подъехать к вашему офису. Если вы объясните, где он находится — я пока совершенно не ориентируюсь в городе.

— О, не беспокойтесь, — с неожиданным энтузиазмом откликнулся нотариус Снегирев. — Я сам к вам подъеду. Могу прямо сейчас, если вам удобно.

— Э-э-э… — растерялась Инга. — Еще пару часов я буду занята…

— О, не беспокойтесь! Разговор займет минут десять, не больше. Вы можете прерваться на десять минут?

— Да, конечно. На десять могу, — поморщившись, согласилась Инга. Поразительное трудовое рвение нотариуса было совершенно некстати, но чем парировать внезапное предложение, Инга не знала. Да и портить отношения с человеком, от которого зависит судьба нескольких миллионов, было очевидно неразумным решением.

Вздохнув, Инга захлопнула ноутбук с незаконченным переводом и отправилась на кухню — ставить на печку джезву с водой.

Когда Снегирев приехал, кофе уже был готов.

— Проходите, Владимир Петрович, — гостеприимно распахнула двери Инга.

— Спасибо, — настороженно озираясь, нотариус переступил порог. — Как вам новая собственность? Уже обустроились?

— Пока еще не собственность, — педантично уточнила Инга. — До вступления в права наследования осталось пять месяцев.

— О, это не имеет никакого значения, — внезапно растянул узкие губы в улыбке Снегирев, не переставая внимательно осматривать кухню. — Условия наследования Евдокия Павловна оставила предельно простые, выполнить их несложно. А других претендентов на имущество покойной нет и не будет.

— Откуда вы знаете?

— Евдокия Павловна гарантировала это, — убежденно качнул головой Снегирев. — Все родственники покойной уже подписали отказ.

— Даже сын? — вскинула брови Инга. Бывший отчим не отличался ни щедростью, ни принципиальностью. При разводе мать Инги с трудом отстояла свою двушку в Отрадном, но уступила бывшему мужу новенькую, с иголочки, «Шкоду». — Простите, но Юра… Юрий Сергеевич никогда не был альтруистом. С чего вдруг он отказался от имущества, на которое имеет законное право?

— Видите ли, Инга Викторовна, — нотариус помолчал, пожевав губами. — Ваша бабушка могла быть… очень убедительной.

— И с чего бы ей убеждать родного сына отказаться от доли в наследстве?

На мгновение у Инги мелькнула мысль, что таким странным способом бабка пыталась извиниться. А извиняться было за что. Но… Но нет. Наверное, на старости лет баба Дуня могла ощущать вину… Но обидеть любимого сыночка? Да старая кикимора скорее бы руку себе отгрызла.

— Я не знаю мотивов Евдокии Павловны, — осторожно пригубил горячий кофе Снегирев. — Но свои пожелания покойная высказала совершенно однозначно. Единственным наследником имущества будете вы. Сейчас в доме зарегистрирован еще один человек, но это сугубая формальность. Прописка у него временная, через девять месяцев срок истекает.

— То есть, я в любой момент могу ждать гостей? — растерялась Инга.

— Ни в коем случае! Видите ли, Инга Викторовна… — замялся нотариус. — Я, честно говоря, не совсем в курсе, но насколько я знаю… Ваша бабушка рассказывала, что ее попросил об услуге близкий друг. Его сыну потребовалась регистрация, кажется, для оформления каких-то документов, и Евдокия Павловна согласилась помочь.

— Вот как… — Инга задумчиво нахмурилась. И почему же близкий друг не прописал сыночка у себя? Какие обстоятельства могли помешать этому очевидному и совершенно естественному решению? Нет, что-то тут не так… Неужели баба Дуня на старости лет начала приторговывать пропиской?

Слава богу, что в доме не зарегистрировано сорок узбеков. И табор цыган.

— Не беспокойтесь, — заметив ее сомнения, успокаивающе забубнил Снегирев. — Евдокия Павловна говорила, что этот человек уже купил себе квартиру где-то на севере — то ли в Тюмени, то ли на Сахалине. Нежелательные визиты вам в любом случае не грозят.

— Вы меня успокоили, — нервно улыбнулась Инга. Слова нотариуса ее не убедили, но хотя бы примирили с реальностью.

Ладно, чего там. Ну, есть какой-то мужик с временной пропиской, обитающий на Сахалине. И что? Отчим, его новая семья и родной внук — вот от кого нужно ждать настоящих проблем. А временная прописка — так, мелкие брызги.

— Значит, даже через полгода после смерти Евдокии Павловны я без проблем смогу продать дом?

— Да, конечно. Но есть один нюанс… — снова забегал глазами Снегирев. — Евдокия Павловна оставила несколько условий наследования.

«Да что ж такое-то!» — мысленно закатила глаза Инга, старательно сохраняя на лице вежливую улыбку.

— И в чем заключаются эти условия?

— О, тут все совершенно просто. Вы без труда выполните их, уверяю вас! — оживился нотариус. — Во-первых, в течение полугода после смерти завещательницы вы должны проживать в доме постоянно. Отлучки, конечно, возможны — но не больше, чем на неделю в месяц. Во-вторых, вы не должны вносить радикальные изменения в планировку здания и участка. Но это само собой разумеется — вы ведь еще не собственница. И в-третьих, вы не должны убирать забор из профильных листов, установленный на границе участков.

— Забор? — растерялась Инга. — Почему так важен забор?

— Не знаю. Но такова воля покойной. Но если вы хотите знать мое мнение… Высокий сплошной забор на границе участков — это довольно хорошо. Нет, это даже отлично! Соседи в маленьких городках бывают довольно навязчивы… Забор оградит вас от совершенно ненужного внимания, — аккуратно поставив чашку на блюдце, нотариус поднялся и оправил пиджак. — К сожалению, мне пора. Рад был с вами познакомиться.

Инга поднялась вместе с ним.

— Простите, мне очень неловко… Но я все-таки задам вам этот вопрос. Владимир Петрович, зачем вы приехали? Все, что вы мне рассказали, можно было обсудить у вас в офисе — сегодня вечером, завтра, да хоть через неделю. К чему было так торопиться?

— Видите ли, Инга Викторовна… Евдокия Павловна попросила, чтобы я лично проследил за тем, как вы обустроились на новом месте, — нотариус нервно обежал взглядом комнату. — Это мой долг перед клиентом.

Мертвым клиентом. Который никак не проконтролирует точность соблюдения договора.

— Уважаю ваш профессионализм, — постаралась скрыть изумление Инга. — Обещаю, что не буду сносить стены и ломать сараи. Хотите, расписку напишу? Я, Вершинская Инга Викторовна, обязуюсь…

— Нет-нет, что вы, — вежливо улыбаясь, попятился к выходу Снегирев. — Это совершенно излишне. Я уверен, что вы со всей ответственностью подойдете к исполнению воли покойной. Всего хорошего!

Сделав головой судорожное ныряющее движение, вероятно, изображающее галантный поклон, Снегирев выскочил за порог и торопливо зашагал к машине. Инга остановилась у окна, провожая его удивленным взглядом.

И что это было?

Неужели провинциальные нотариусы настолько принципиальны? Или Снегирев действительно подозревал, что Инга уже начала разбирать дом по кирпичику?

Вот как приехала — так сразу и начала.

Допив кофе, Инга сполоснула чашку и вернулась к ноутбуку. Нотариусы нотариусами, а перевод сам себя не закончит.