Глава 21 Бесплатный сыр бывает только в мышеловке

Глава 21 Бесплатный сыр бывает только в мышеловке


Серая лента шоссе вывернулась из города, заложила крюк и обогнула автобусную остановку — где–то за ней, скрытый золотым облаком цветущей сурепки, прятался дом Инги.

От остановки действительно тянулась тонкая вытоптанная тропинка, но забирала не вправо, а влево.

С другой стороны — ну мог же Ярослав сначала идти по уже проложенной дорожке, и только потом сворачивать. Ведь мог же.

Не доверяя себе, Инга сбросила скорость до чудовищной полусотни в час, вжимаясь в правую обочину, как хромая утка. Водитель промчавшейся мимо «реношки» с удивлением поглядел на Ингу и почему-то показал большой палец.

Возможно, хотел подбодрить новичка. Потому что ну кто еще будет тащиться по загородному шоссе со скоростью черепахи?

Проехав иссушенную солнцем, облезлую акациевую рощицу, Инга свернула направо. Вскоре асфальт закончился и пошла тряская грунтовка, кое-где старательно присыпанная граншлаком. Вокруг машины поднялись белые облака едкой пыли. Вздрагивая на продавленных грузовиками колеях, «Мини Купер» мужественно тащился вперед, поскрипывая пружинами подвески. Колея шла вперед ровно, как стрела к цели. У ворота кладбища она оборвалась — как раз перед ровным вытоптанным пятачком. Именно там, по-видимому, могильщики снимали с машины гробы.

А может быть, там останавливались автобусы с провожающими.

Странное слово — провожающие.

Как будто человеку вещи до поезда помогли довезти.

Провожающие, просьба покинуть вагоны!

Сидя в машине с работающим двигателем, Инга слепо таращилась на аккуратно выбеленные кирпичные ворота кладбища. Стен у него не было, а ворота почему-то были. Висели над дорожкой, отделяя мир живых от мира мертвых.

Дрожащей рукой Инга вытащила ключи из замка зажигания. Идти было страшно. Но не идти она не могла.

Потому что… ну… это же абсурд.

Совершенно безумная ерунда.

Так не бывает.

Не может быть.

У всего этого кома безумных совпадений и не менее безумных же несоответствий наверняка имеется объяснение. Простое и очевидное, вопиюще естественное. Когда Инга узнает его, то будет хохотать как сумасшедшая. Она будет чувствовать себя полной дурой, сгорит со стыда и рассыплется в пепел.

Но даже рассыпаясь в пепел, она будет чувствовать облегчение.

Потому что этот кошмарный бред закончился.

Глубоко вдохнув, Инга рывком открыла дверцу и вылезла из машины. Поднимающийся от раскаленной земли жар дохнул в лицо, но вечерний ветер уже нес прохладу. Краешек солнца еще висел над деревьями, но тени вытянулись и истончились, растеклись прозрачной синеватой дымкой. В траве распевался хор цикад — пока нерешительно и тихонько, но амплитуда аккордов уверенно нарастала.

Инге очень хотелось вернуться. Повернуться спиной к безмолвным крестам и памятникам, сесть в машину и вернуться домой. А сюда приехать завтра в полдень. В самую адскую жару и в самый чудовищный солнцепек, чтобы солнце немилосердно заливало белым огнем землю, выжигая все, что боится света.

Но это же был полный бред.

Просто земля. Просто памятники. Просто вечер.

А если не просто… То Инга знает, как сделать мертвое действительно мертвым.

Выпятив подбородок, Инга широким шагом вошла на кладбище, подчеркнуто-небрежно покачивая брелоком. Ровные ряды могилок встретили ее тихим, дремотным молчанием. Памятники тонули в густой траве, обильно расцвеченной быстрыми мазками чертополоха, золотарника и душистого горошка.

Могила Вячеслава находилась в дальней части кладбища, где-то слева. Точнее Наталья объяснить не могла, и Инга, свернув с центральной аллеи, медленно пошла вдоль рядов, внимательно вглядываясь в черно-белые лица. Мужчины и женщины, молодые и старые, возникали перед ней на мгновение и снова исчезали в безвестности. Овсянкин Иван Пантелеймонович, 1943 2002. Нечаева Людмила Николаевна, 1964 2018. Якимкин Алексей, 1989 2020. Инга прошла мимо могилы братка из девяностых — выполненный в полный рост портрет изображал коротко стриженного мужчину на фоне березок и давно не модного «мерседеса». Остановилась, разглядывая портрет девушки. Удивительно нежное, словно светящееся изнутри лицо застыло на пороге улыбки. Она таилась в уголках губ, искрилась в глазах, но так и не расцвела. 1999 2016. Уже и не расцветет.

Мимо крохотного надгробия с выцветшим плюшевым мишкой Инга прошла не останавливаясь — и замерла, забыв как дышать. С лакированного деревянного креста на нее смотрел Ярослав. Смотрел непривычно серьезно, кажется, чуть нахмурившись — как будто фотограф был ему неприятен. Протянув руку, Инга осторожно стерла пыль с черно-белой эмали. Белобоков Вячеслав Юрьевич. 1994 2020.

В жесткой, иссохшей до каменной твердости земле уныло покачивались на ветру искусственные цветы. Когда-то ярко-синие лепестки выцвели до грязно-голубого цвета.

— Ну, привет, — зачем-то сказала Инга. И вздрогнула, услышав позади ответное «Привет».


Ярослав так же сидел на стуле у нее дома — крест-накрест заведя стопы за деревянную ножку. Тогда Инге эта привычка казалась забавной.

Теперь не казалась.

— Ты… это… ты… — Инга замолчала, не зная, что нужно сказать.

— Да. Это я, — Ярослав — нет, Вячеслав поднялся, и Инга, тонко вскрикнув, шарахнулась назад. Зацепившись пяткой о бетонный поребрик, она запнулась, неуклюже взмахнула руками и полетела в колючую жесткую траву. Митрофанушкин Петр Петрович — сообщила ей надпись на памятнике. Пронзительно завизжав, Инга толкнулась, попыталась вскочить, врезалась затылком в гранит и снова закричала, тоскливо и беспомощно.

— Эй, ты чего? Как ты там? — Вячеслав навис над ней, закрывая темнеющее небо. — Сильно ударилась?

И протянул руку. Судорожно всхлипывая, Инга обреченно ухватилась за жесткую ладонь, и Вячеслав, подхватив ее под локоть, вытащил из травяной западни.

— Головой приложилась? Кровь идет? Покажи!

— Ты ее что, пить будешь? — всхлипнула Инга, прижимая ладонь к затылку.

— С ума сошла, что ли? Я помогаю вообще-то, — наклонившись, Вячеслав взял со своей могилки фаянсовую вазочку. — Вот, приложи, чтобы шишку не нагнало.

Трясущейся рукой Инга приняла вазочку и прижала ее к затылку.

— Прости. Я все тебе объясню, — понуро двинул плечами Вячеслав, мгновенно и остро напомнив Олега. Тот так же смотрел побитой собакой, прикрывая причинное место чужим кружевным лифчиком цвета «шампань». И этот виноватый взгляд что-то в Инге сдвинул, категорически и бесповоротно.

— Объяснишь? — прошипела она, взвиваясь разъяренной коброй. — Да уж пожалуйста, объясни!

— Я не думал, что так получится…

— Как именно? Не думал, что я узнаю об этом?! — широким жестом Инга обмахнула кладбище. — Надеялся и дальше мне голову дурить, пока не… Пока не… А кстати, что ты хотел?! Ты не вампир, не привидение, не зомби какой-нибудь. Что происходит?!

— Да ничего такого… — еще больше ссутулился Вячеслав, вжимая повинную голову в поднятый воротник куртки. — Просто не повезло на дороге…

— О да, конечно. Не повезло! «Мотоцикл двигался с огромной скоростью», — процитировала новостной сайт Инга.

— Что?! С огромной?! Да километров шестьдесят, не больше! Что я, дебил, по мокрой дороге гонять?! Еще и по проспекту, там яма на яме! — вскинулся Вячеслав. — Просто акваплан некстати поймал. Мот потащило, а тут «Газель» эта влево прыгнула, чтоб ее черти взяли!

— Хреново, — посочувствовала Инга, которая тоже пару раз ловила аквапланирование. К счастью, на автомобиле — и без «Газели».

— Вот и я говорю! Акваплан на моте — да что я сделать-то мог? Так и въехал с разгона в задницу этому дебилу. Хоть бы поворотник включил, мудак…

— Очень… — очень что? Очень страшно? Очень больно? Инга запнулась, не зная, как продолжить фразу так, чтобы это не было чудовищной глупостью. Но продолжать не пришлось.

— Очень, — дернул плечом Славик. — Худшие три секунды в моей жизни. Никому не советую, буквально минус один из десяти.

Наверное, это задумывалось как шутка, но Инга не засмеялась.

— А потом бабка тебя подняла.

Это не было вопросом. Это было утверждением. И оспаривать его Славик не стал.

— Подняла. У нее же, в общем-то, кроме меня и не было никого. Характер… Ну, ты сама знаешь.

— Знаю. Боялась ее в детстве до икотки, — призналась Инга.

— Я тоже, — неожиданно улыбнулся Вячеслав. — Вроде бы не с чего — бабДуня на меня никогда не ругалась. А все равно как глянет вот эдак вот, исподлобья — так аж мороз по коже.

— Да, точно, это она могла, — поймав себя на ответной улыбке, Инга поджала губы. — И как она тебя подняла?

— Ну… вот так, — развел руками Вячеслав. — Прихожу в себя вот тут вот, прямо на могильном холмике. А на лавочке бабДуня сидит. Бледная, отощавшая и в черном платочке.

— Я имела в виду — каким способом бабДуня тебя подняла? — вслед за улыбкой Инга подцепила и этого чудовищного словесного уродца. Она никогда не называла Евдокию Павловну бабДуней. Даже мысленно. Или бабушка — или старая стерва. Третьего не дано.

— Откуда же мне знать? Это ты ведьма, не я. Как-то подняла, — шагнув назад, Вячеслав тяжело уселся на скамейку, уставившись на носки собственных кроссовок. — Из-за этого и померла, наверное. БабДуня говорила, что тяжело ей меня держать, сил не хватает. Вот, пришлось тебя звать.

— То есть, наследство — это приманка? — дошло наконец-то до Инги.

— Ну да. Приманка, — не стал отпираться Вячеслав. — А чтобы ты точно не передумала, бабДуня мужика твоего к какой-то девке приворожила и карьеру заговорила наглухо.

— Олега? — тупо переспросила Инга.

— Зачем Олега? Твою. Если бы все на работе хорошо было, ты бы из Москвы в провинцию не рванула. А так — один к одному: мужик загулял, на работе неприятности… Когда нотариус тебе про наследство написал, обрадовалась ведь?

— Не то чтобы обрадовалась…

Но облегчение испытала. В тот момент поездка в далекий Зареченск казалась отличным способом сбежать от проблем. Маленький городок, уютный домик, два миллиона в перспективе — да что может пойти не так?

Ну… Приблизительно все.

Работа в заднице, личные отношения в заднице, нормальная жизнь… дайте-ка подумать… Да, тоже в заднице!

Ну, спасибо тебе, бабуленька. Стекловатой тебе земля.

— Так ты, значит, от меня заряжаешься? Как от батарейки? — зло прищурилась Инга.

— Вроде того, — еще ниже склонил голову Вячеслав.

— Специально за калиткой дежурил? Ждал повода познакомиться?

— Не ждал. Зря ты, кстати, автомобиль свой не запираешь.

— В смысле?

— Я ночью отсоединил разъем электрического питания форсунок…

— Так ты мне еще и машину сломал?!

— Ну почему же сломал! Просто маму из папы чуть выдернул, чтобы питание не поступало.

— А потом, значит, все героически починил. Изобразил бурную деятельность.

— Ну да… Но я ничего не испортил!

— Конечно! Кроме моих нервов! Вскрыл ночью машину, врал мне, изображал… дружбу, — Инга в последний момент заменила слово. — И все ради чего? Ради того, чтобы силу из меня тянуть!

— Не совсем… — с каждым признанием Вячеслав сжимался все больше, словно хотел скрутиться в клубок. — Тут, знаешь, такое поганое дело…

— Какое? — насторожилась Инга.

— Батарейка эта… Она… ну… в общем, она не вечная.

— В каком смысле?

— В таком. Я тут только до зимнего солнцестояния. Если не смогу зацепиться — умру окончательно.

Вячеслав замолчал. То ли хотел, чтобы Инга задала вопрос, вынуждая его продолжать рассказ — то ли, наоборот, боялся этого продолжения.

— И что же тебе нужно, чтобы ты зацепился?

— Нужно, чтобы ты умерла.

— Что, блядь?!

Вячеслав молчал, свесив голову. В сгустившихся сумерках он казался памятником — еще одним плакальщиком в толпе мраморных ангелов и скорбных дев.

— Это не я придумал.

— Ты спятил? Рехнулся, мать твою?! Нужно, чтобы я умерла… А что еще тебе?.. — осеклась на полуслове Инга. До нее вдруг дошло, что кладбище в нескольких километрах от города и вокруг сейчас ни души. Только она — и вернувшийся с того света Вячеслав. Которому очень нужно, чтобы Инга умерла. Просто-таки жизненно необходимо.

Ха-ха.

Инга хихикнула, зажала рот ладонью и попятилась, мысленно прикидывая дорогу до машины. В наползающей на кладбище темноте все казалось чужим и странным. Куда бежать — направо или налево? Вроде бы налево, вон те черные контуры кипарисов — это, кажется, на центральной аллее. А потом… С какой стороны машина? Где ключи?

На мгновение Инга твердо уверилась, что выронила их во время падения, и судорожно сжала карман. Ключи были на месте.

— Ты чего? — поднял голову Вячеслав. — Что случилось?

И оглянулся — так, словно не понимал, что именно напугало Ингу.

Он выше. Он сильнее. Он быстрее.

А еще он хорошо знает кладбище.

Когда Инга побежит, Вячеслав догонит ее мгновенно. Обрушится сверху, собьет с ног и… и… Инга рывками, со свистом втянула в себя воздух. И больше она с этого кладбища не выйдет. Заменит в могиле того, кто больше не хочет быть мертвым. Если только не…

Инга сжала пальцы на фаянсовой вазочке. Вячеслав ел, чесал комариные укусы и чертыхался, пришибив доской палец. Значит, он достаточно материален, чтобы…

— Да что такое-то? Чего ты… А. Понял, — смущенно улыбнувшись, Вячеслав откинулся на лавочке, вскидывая руки примирительным жестом. — Я ничего не сделаю. Честное слово.

— Ну да. Конечно, не сделаешь.

— Да, конечно! Я, между прочим, тебя от овинника прикрывал — что, забыла? Если бы хотел, чтобы ты умерла, просто отошел бы в сторону и подождал немного, — в голосе Вячеслава звучала на удивление искренняя обида. — И к водяницам я с тобой ходил. И вообще…

— Что — вообще?

— То! Если бы я хотел — сто раз тебя укокошить мог бы! Тем более что ты сама мне вариант все время подсовывала!

— Это какой же? Ножи на столе оставляла? Веревку бельевую купила и в кладовке без надзора повесила?

— В штаны мне лезла! Я чуть зубы себе не выкрошил, пока гимназистку-девственницу изображал! Что, думаешь, легко было?

— А при чем тут… О, поняла, — тупо моргнула Инга. Секс. Конечно же. Секс. Древнейший, простейший, самый естественный способ обмена энергией и силой. Искренний, по обоюдному желанию секс — который Инга так щедро предлагала чудесному парню Славику.

Утром из постели поднялся бы здоровый, бодрый и совершенно живой Вячеслав. А остывающее тело Инги увезла бы скорая. Смерть по естественным причинам. Ужасно, несправедливо, трагично — но увы, такое случается.

— И что мне теперь, спасибо тебе сказать? — уже съезжая с гребня адреналиновой волны, выдохнула Инга.

— Могла бы и сказать. Я вообще-то… нормально старался! По-человечески!

— Вот только ты мертвый!

— И что? Не человек теперь?! — вскочил Вячеслав, и Инга шарахнулась. Секунду он смотрел на нее, зло и разочарованно скривив рот, потом демонстративно шагнул в сторону и скрестил на груди руки. — Ворота вон там.


Загрузка...