Шесть соток волшебства

Глава 25 Иди ты в жопу, Олег

Глава 25 Иди ты в жопу, Олег

«Привет. Как дела?»

«Привет. Все нормаль…» — Инга остановилась, так и не убрав пальцы с клавиатуры. Нормально? Серьезно? Она стала ведьмой, на досуге снимает с людей порчу, а неслучившийся любовник оказался немножечко мертвым — и, возможно, вынашивает планы убийства.

Нормально?!

Склонив голову набок, Инга прислушалась к себе.

Внутри ничего не колыхнулось.

Инге и в самом деле было нормально. И порчу снимать нормально было, и домового молоком поить, и даже кофеек в компании нежити попивать.

Все окружающее безумие Ингу почему-то совершенно не напрягало. А вот Олег — напрягал. Пускай неодолимая страсть к обладательнице лифчика цвета «шампань» объяснялась приворотом… Но все остальные проблемы Олег создал сам. И равнодушие, и невнимание, и мелкое, раздражающее, как камешек в ботинке, хамство… Раньше Инга не обращала на это внимания так же, как не обращают внимания на постоянный, неумолчимый шум, считая его естественной частью жизни. Но потом, когда возвращается тишина… Контраст слишком разителен. Может, Вячеслав врал, может, он всего лишь старательно отыгрывал роль внимательного и заботливого — но теперь Инга точно знала, какой мужчина ей нужен.

И это был не Олег.

«Привет. Все нормально, — стерла написанное Инга. — Делаю ремонт, работаю, по вечерам пью кофе на крылечке. Мне здесь нравится».

«Может, разрешишь приехать? Хотя бы ненадолго. Я очень хочу», — тут же вклинился в приоткрытую дверь Олег.

«Зачем?»

«Нам нужно увидеться. Мессенджеры, голосовухи — это все не то. Я должен поговорить с тобой лично.»

«Нам не о чем разговаривать.»

Пальцы сами отбарабанили текст. Инга изумленно посмотрела на мигающий курсор после точки, потянулась стереть написанное — и остановилась. Потому что это была правда. Инга действительно не хотела разговаривать с Олегом. Она больше не ждала от него каких-то волшебных слов, не мечтала о мести, не представляла, как он рыдает над телефоном, вытирая горькие слезы сожаления.

Буря улеглась, раскачивающиеся чаши весов остановились.

И разговаривать стало не о чем.

Уже не колеблясь, Инга отправила сообщение.

«Не говори так! Пожалуйста! Да, я ошибся, я очень виноват, признаю и не спорю. Но дай мне шанс! Позволь хотя бы попытаться — и я стану другим человеком.»

Не станешь. Потому что люди по щелчку пальцев не меняются. А ты, милый мой, лентяй и эгоист. Не будешь ты долго и кропотливо менять себя — просто подаришь кулончик, свозишь к морю в дешевый трехзвездочный отель и будешь считать программу «Искупление» выполненной.

«Не знаю, что на меня тогда нашло. Как будто какое-то умопомрачение — я сам не свой был. Мужчинам трудно контролировать такие порывы, но всегда, каждую минуту я любил только тебя.»

О да. Только меня. Вячеслав влетел под «Газель» в начале мая, значит, бабка свои ритуалы начала проводить числа эдак с пятнадцатого, не раньше. А ты красотку свою окучивал уже в апреле. Это на приворот точно не спишешь.

«Прошу, давай встретимся. Я хочу рассказать тебе, хочу все объяснить! Любимая, каждый день без тебя — это мучение!»

Возвышенная патетика последней фразы, фальшивая, как пластмассовое яблоко, стала последней каплей. Уже не колеблясь, Инга тыкнула в кнопку «Заблокировать» и удалила чат.

Внутри было тихо и пусто. Как в опустевшей камере, из которой только что выполз через подкоп измученный, но счастливый арестант.

— Иди ты в жопу, Олег, — торжественно провозгласила в пространство Инга и поднялась. Мусор не вынесен, кофе не сварен, тайник не найден. Хватит тратить время на глупости! Натянув заляпанные краской бриджи, Инга перехватила волосы косынкой и встала посреди комнаты.

Так. Что мы имеем?

Во-первых, бабка запретила Инге делать капитальный ремонт. А вот косметический ее почему-то ну совершенно не смущал. Хотя во время косметического ремонта вполне можно отковырять старую штукатурку, обнаружив то, что под ней спрятано. Значит… А значит, под ней ничего и не спрятано!

Бабка устроила тайник либо под полом, либо глубоко в стене. Но внутренние перегородки в доме хлипкие, в один ряд кирпича. Там ничего не спрячешь. Вот в наружные, толстые, можно… Но с чего бабке предполагать, что Инга, даже не вступив в права наследования, бросится ломать несущие стены? Дорого, сложно, дорого. Да и жить в полуразобранном доме невозможно, а старая кикимора специально оговорила — уезжать надолго нельзя.

Но если Инга не может уехать — она не станет ломать внешнюю стену. А следовательно, капитальный ремонт запрещать не имеет смысла.

Так-так-так. У нас есть нечто, спрятанное в стене. Но не в несущей стене — и не в перегородке.

Ну конечно же!

Инга с размаху хлопнула ладонью по угольной плите и зашипела, потряхивая ушибленной кистью.

— Ай! Больно, блин!

Натянув на руки длинные резиновые перчатки, Инга неуверенно подступила к печке и остановилась в растерянности. Где тут можно спрятать тайник? В теории — везде. В массивном теле печки тут и там виднелись загадочные выемки, отверстия и дверцы. Но наверняка ведь вся эта конструкция греется… Что значит наверняка? Она определенно греется! Это же печка!

Никто не станет прятать важную вещь там, где она может сгореть. Инга решительно исключила из списка подозрительных отверстий дверцу топки, выемку, куда высыпалась зола, и маленькую, чудовищно неудобную духовку. Дымоход внушал некоторые сомнения. Наверное, поначалу дым будет очень горячим — но что потом? Может, он постепенно остывает? Или не остывает? Или вообще что? На всякий случай заглянув в узенькую дверцу, Инга обнаружила роскошнейшие, масляно-черные фестоны сажи, густо облепившие дымоход изнутри.

— Точно не здесь, — сделала логичный вывод Инга, с облегчением опуская задвижку. Лезть в черное, мрачное жерло дымохода ей не хотелось категорически. А вот лежанка… лежанка выглядела перспективно. Узенький уголок, в котором не поместился бы даже ребенок, раньше был завален обрезками хлеба, пучочками трав и старыми, но тщательно выстиранными тряпочками. Судя по всему, бабка использовала лежанку в качестве сушилки, а значит, температура там была невысокой. Прикусив от напряжения губу, Инга чуть ли не носом проехалась по кафелю, рассматривая швы и стыки.

В правом внешнем углу затирка была явно белее, без благородного оттенка слоновой кости, который неминуемо появляется у старой шпаклевки. И плитка лежала тут слишком ровно. Основная часть кладки пьяно вихляла, сползая то влево, то вправо, вздымалась волнами и бессильно опадала вниз. А тут, у внешнего края, кафель был выложен под линеечку, аккуратный, как шахматная доска. Облизнув губы, Инга осторожно ковырнула штукатурку ногтем и потянулась за молотком.