Шесть соток волшебства

Глава 17 Тот, кто сидит в пруду

Глава 17 Тот, кто сидит в пруду

Соседский двор был шире, просторнее и бестолковее, чем двор бабы Дуни. Крылечко выходило прямо на старую собачью будку, от которой кисло и душно тянуло псиной, прямо по клумбам бродили куры, а узкий проход в огород перегораживала бельевая веревка. Ловко избежав хлопка пододеяльником по лицу, Инга прошла за соседкой.

— Вот тут у нас скважина, — Наталья указала на вмурованное в землю приземистое бетонное кольцо. — Могу открыть, если нужно, и даже подсветить, но воду вы все равно не увидите. Глубоко слишком.

— Да мне, в общем-то, и не надо, — Инга задумчиво пошла вокруг колодца, принюхиваясь и ощупывая шершавый бетон кончиками пальцев. Пахло… водой. И на ощупь колодец казался сырым и холодным, хотя стоял на самом солнцепеке. А южное солнце способно прогреть бетон до температуры раскаленной сковороды. Прищурившись, Инга разглядела призрачный, слабо мерцающий серебристый след. Он тянулся от задней калитки к колодцу, огибал его и снова уходил в поля. Инга наклонилась. От следа едва уловимо тянуло стоячей водой и тиной.

Следуя за серебристой мерцающей полосой, Инга отперла старую скрипучую калитку и пошла через поле, по колено погрузившись в лиловые заросли котовника. Искрящийся водяной след сиял на листьях, словно призрачная роса.

— Вы куда? — закричала в спину Инге Наталья, подбежала к калитке и остановилась, нервно сжимая руками подол футболки. — А я как же? Мне с вами?

— Нет. Ждите дома. Я вам потом все расскажу, — не оборачиваясь, откликнулась Инга. Прямой, как лыжня, след вел ее все дальше — через пестрое разнотравье луга к овражку, а потом — к реденькой, полупрозрачной дубовой рощице. Шагнув в прохладную тень деревьев, Инга на мгновение запнулась, потеряв из виду свою путеводную нить, но снова обнаружила ее — прямо в непролазных кустах шиповника. Тот, кто оставил серебряный след, двигался через колючие ветки так, словно их не существовало.

Или так, словно не существовал сам.

Обогнув кусты, уже ощетинившиеся лаково-алыми брызгами ягод, Инга вскоре вышла к маленькому озерцу. Роща огибала его подковой, а с другой стороны поле пересекала наезженная колея. Может, местные ездили сюда рыбачить, а может, даже купались в темной, пропахшей бурыми водорослями воде. Инга подошла к камышам, оглянулась и тихонько прошептала.

— Эй, есть тут кто? Покажитесь!

Смысла в этом не было никакого — водяные жители солнца не любят и в солнечный день на сушу ни за какие коврижки не сунутся. Можно бы, конечно, прочитать заговор, связать водяниц словами призыва, но портить отношения с собеседниками в первые же минуты знакомства Инга не собиралась.

— Ладно. Я вечером приду, — сказала она камышам, и в переплетении жесткой листвы что-то тяжело, размашисто плеснуло, колыхнув растрепанные метелки стеблей.

Если подумать, то такой вариант был намного лучше. Мало ли что придет в голову взбалмошным водяницам — а встречать неведомую опасность всегда лучше в компании.

В том, что компания будет, Инга не сомневалась ни секунды. И Славик действительно не подвел. Услышав о том, что Инга собирается среди ночи навестить озерцо, чтобы потолковать с водяницами о соблюдении права частной собственности, он немедленно вызвался в провожатые. Даже просить не пришлось.

В который раз Инга мысленно сравнила Славика с Олегом и удивилась многообразию человеческих отношений. Олег говорил о любви, детально планировал их совместную жизнь и клялся в верности. И закончилась вся эта феерия ударом в спину. А Славик не строил планов, не делал признаний и вообще ничего не обещал. Но делал.

Вот и сейчас, порывшись в кладовке, он молча выволок старые, основательно поцарапанные резиновые сапоги.

— Гляди, что нашел. Думаю, это бабкины. Надень в дорогу.

— Зачем? — Инга брезгливо взяла один сапог и заглянула в пыльное голенище. — Фу. Не хочу. Я же не собираюсь лезть в воду.

— Затем. Мало ли как дело пойдет, а дно у нас опасное. И железяки попадаются, и стекло битое. Напорешься на осколок в грязной воде — и что, уколы от столбняка делать будешь?

— Заговор прочитаю. На очищение крови, — поморщилась Инга, но сапоги все-таки взяла.

Идти по ночному лугу, крепко взяв Славика за руку, было здорово. Светила луна, как сумасшедшие стрекотали кузнечики и оглушительно, карамельно-сладко пахли цветущие травы. Время от времени Инга закрывала глаза, впитывая в себя запахи, прикосновения и звуки, а Славик безошибочно вел ее через густую синеву ночи, бережно поддерживая под локоть там, где земля взбрыкивала колдобинами.

— Пришли, — резюмировал он, остановившись на берегу. Ровная гладь озера чернела в бледном свете луны, только серебрилась по воде узкая призрачная дорожка.

Почти такая же, как та, что вела к дому Натальи.

Стоя на одной ноге, как цапля, и судорожно цепляясь за Славика, Инга натянула резиновые сапоги. Но что-то внутри подсказывало, что в воду идти не нужно — наоборот, лучше оставить между собой и озером пару шагов сухой, жесткой земли. Отступив за край размытого бережка, Инга встала напротив лунной дорожки.

— Как вода чиста, так и помыслы мои чисты, — произнесла она ритуальную фразу. — Я не хочу ничего плохого — просто нужно поговорить.

Несколько минут стояла глубокая тишина, потом вода в камышах едва слышно плеснула, пошла мелкой рябью и лизнула волнами берег. Из темной глубины озера поднялось бледное, трогательно-беспомощное то ли детское, то ли девичье личико, сверкнуло огромными лунами глаз, вслед за ним еще одно, и еще. Три водяницы пристально смотрели на Ингу, и молочно-белые волосы плыли вокруг них невесомыми облаками.