Шесть соток волшебства

Глава 30 Картошка, мумии и поцелуи

Глава 30 Картошка, мумии и поцелуи

Автоматически сбросив скорость перед мигающим зеленым, Инга затормозила.

Валентина знает о том, что у Инги есть парень. И знает, какой именно. Но откуда? Славик приходил к Инге только с задней калитки, со стороны пустырей. Он никогда не выходил на улицу засветло, да и в темноте — всего пару раз.

Сама Инга о романтических свиданиях над бадейкой шпаклевки никому не рассказывала.

Дождавшись зеленого, Инга неспешно тронулась с места, пропустив вперед яростно газующую старенькую «тойоту». Водитель явно мнил себя Домиником Торетто, но Инга не собиралась участвовать в уличных гонках. Превышать скорость и совершать резкие маневры опасно. Не верите — у Славика спросите.

Получить информацию из сплетен Валентина не могла. И подглядеть ничего не могла. Остается только один вариант — Валентина узнала о Славике от Евдокии Павловны. Та, видимо, поделилась с коллегой планами, но… Но Валентина эти планы не одобрила. Иначе с чего бы она предупреждала Ингу о нависшей опасности. В том, что это было именно предупреждение, Инга не сомневалась ни секунды.

А что же еще?

Не на измены же намекала Валентина, когда советовала проследить за ночным гостем. А что прямо не сказала… так правильно сделала. Услышь Инга хотя бы неделю назад, что Славик умер еще весной — ни за что бы не поверила. Приняла сказанное за идиотскую шутку и по возможности сократила общение. Поэтому совет проследить и все увидеть самой — это действительно самый действенный вариант.

Хотя… Если Валентина не одобряла планы бабки, почему так долго тянула с предупреждением? Славик уже сто раз мог убить Ингу, если бы действительно этого хотел.

Мигнув поворотником, Инга обогнала грузовик, изрыгающий клубы ядовито-сизого дыма

А может, Валентина не знала всех деталей плана? Бабка сказала ей, что подняла внука и собирается подослать его к Инге. Но о том, что Ингу придется убить, не сообщила… В этом случае все сходится. Валентина знала, что милый и заботливый ухажер Инги немножечко мертвый. Но она понятия не имела, что Инге угрожает опасность, поэтому не спешила сообщать о проблеме.

Да. При таком раскладе все сходится.

Свернув направо, Инга припарковалась перед «Пятерочкой». Милый и заботливый ухажер, был, конечно, немножечко мертвый. Но кормить его все-таки надо.

Свежесваренная молодая картошка выдыхала густые клубы пара. Инга бросила в кастрюлю кусок домашнего масла, и по сахарно-рассыпчатым разломам поползли медленные золотые ручейки. Щедро сыпанув поверху свежего укропа, Инга перемешала картошку и вывалила ее в глубокую тарелку, добавив для красоты несколько листиков мяты.

— Ух ты, как пахнет! — Славик, остановившись на пороге, повел носом, как гончая, выслеживающая зайца. — А что у тебя жарится?

— Не жарится, а тушится. Свинина с грибами.

— Ездила на рынок?

— Размечтался. В «Пятерочку». На рынок я не успела.

— Работы много было?

— Не совсем, — Инга помешала ложкой соус, попробовала и чуть-чуть досолила. — Я к Валентине Михайловне ездила.

— Вот как, — опустившись на стул, Славик уже привычным движением подтянул длинные ноги. — И что узнала?

— В общем-то ничего. Детей с порчей Валентина видела, но кто ее навел, понятия не имеет. И как вылечить, тоже не знает, — еще раз размешав соус, Инга выключила плиту и начала раскладывать мясо по тарелкам. — Кстати, а почему ты называешь Валентину Михайловну бабВалей? Она, конечно, не девушка, но на старуху точно не тянет.

— Кто, бабВаля? Не тянет? Да ей сто лет в обед, — изумленно задрал брови Славик. — Тощая вся и скрюченная, как урюк.

— Странно. По-моему, ей лет пятьдесят, не больше. А ты когда ее видел в последний раз?

— Не помню уже. Давненько. Я тогда, кажется, студентом еще был, — подцепив кругленькую, глянцевую от масла картофелину, Славик осторожно подул на нее. — Но если бабВаля тогда старухой была, сейчас она должна выглядеть, как мумия фараона Хеопса.

— Мумия Хеопса до сих пор не найдена. Есть только пирамида Хеопса.

— Серьезно? Понятия не имел. Тогда пусть не Хеопса. Пусть Тутанхамона. Но бабВаля в любом случае ветхая бабка.

— О да. Типичная мужская позиция. Все женщины старше тридцати — пожилые, а старше пятидесяти — вообще мумии.

— О да. Типичная женская позиция. Нельзя говорить правду, можно говорить только приятное, — фыркнул Славик и тут же посмотрел настороженно. — Это шутка была, если что.

— Да что ты говоришь! Без объяснения в жизни бы не догадалась, — ухмыльнулась Инга, и Славик, обмякнув лицом, улыбнулся в ответ.

На самом деле Инга тоже шутила. Она вовсе не думала, что Славик преувеличивает. Для подростка женщина пенсионного возраста вполне может выглядеть старухой точно так же, как для первоклассника все десятиклассники — взрослые дяди. Просто смещенный фокус, который с годами выправляется. Вот только Славик Валентину Михайловну больше не видел, поэтому нового мнения о ней не составил.

Посуду мыли вдвоем. Вытаскивая из стопочки тарелки, Инга старательно надраивала их губкой, взбивая в процессе сугробы белой, отдающей химозным лимончиком пены. Потом тарелки переходили к Славику, который вытирал их и расставлял по местам. Было в этом что-то удивительно успокаивающее — выполнять только свою часть работы, оставляя все остальное на откуп напарнику. И точно знать, что он сделает все как надо.

Славик аккуратно принимал тарелки двумя руками, протирал-оглаживал их пушистым полотенечком и точным движением отправлял на полки. Намывая очередную плошку, Инга искоса наблюдала за его уверенными неспешными движениями. Как длинные загорелые пальцы скользят по фаянсу… Как Славик тянется к серванту, и мышцы на руке прорисовываются с ослепительной скульптурной четкостью… Как он улыбается, принимая чашку, и от зеленых, в рыжую крапинку, глаз, разбегаются тонкие лучики морщинок…

— Ай, черт! — всплеснула руками Инга.

Салатница, выскользнув из мокрых ладоней, обрушилась в мыльную воду. Через бортики плеснуло на пол, в воздух взлетели хлопья пены, оседая на стенах, на столешнице и на самой Инге.

Славик фыркнул, встряхнув головой. На лбу, точно над бровью, прилип клочок пены, ослепляюще-белый на смуглой коже.

— Стой, — зачем-то остановила Славика Инга и потянулась к пене сама. Провела ладонью по лбу, не отводя взгляда от ярких — зеленый мох на темной земле — глаз. Зачем-то скользнула пальцами по виску. Погладила щеку. Славик стоял, не двигаясь, и крепко, до белых пальцев сжимал мокрую чашку.

Инга снова погладила его по щеке. Коснулась пальцами волос. Пробежала ногтями по шее.

— Что ты делаешь? — шепотом спросил Славик.

— Не знаю, — так же шепотом ответила Инга и шагнула вперед.

— Ты же понимаешь, что станет только хуже?

— Понимаю, — Инга провела указательным пальцем по брови, очертила линию скулы, погладила губы.

— Потом ты пожалеешь.

— Наверняка. Но это будет потом, — Инга вскинула голову и требовательно нажала Славику на шею. Мгновение он колебался, жесткий и неподвижный, как манекен. А потом осторожно, словно во сне, наклонился и прижался губами к губам. Не было безумной страсти, не было фейерверков и огней. Славик целовал глубоко и медленно, гладил Ингу по спине, по плечам, по волосам, словно успокаивал плачущего ребенка. И Инга действительно успокоилась, скользнула в эту тягучую, обволакивающую теплоту и сладость, поплыла в ней, растворяясь и забывая себя. Обняв за талию, Славик приподнял Ингу и усадил на стол, тут же вклинившись между разведенными ногами. Он покрывал поцелуями лоб, щеки, шею, легко, почти целомудренно сжимал грудь. Инга цеплялась за Славика, как утопающий за обломок доски, и тонула, тонула в этом океане нежности.

— Мы что-нибудь придумаем, — охрипшим голосом выдохнула она, когда Славик на секунду отстранился. — До декабря куча времени, мы обязательно что-нибудь придумаем.

— Обязательно, — криво улыбнулся Славик. И поцеловал снова.