Толстое стекло неожиданно легко хрустнуло. Чёрная жидкость в нём не вылилась на пол, а мгновенно вскипела, расходясь в разные стороны густым облаком. Роман не чувствовал запаха, но подозревал, что пахнет этот «дым» совсем не фиалками.
— Что это за дрянь? — опасливо и одновременно брезгливо взвизгнул толстяк, невольно отступая на шаг.
Скелет был в некоторой степени благодарен ему за то, что тот не испепелил его на месте, как только увидел. Хотя здесь сыграла свою роль неожиданность случившегося, а вовсе не какое-нибудь благородство.
— Помнишь мою дипломную работу? — закашлявшись, ответила Госпожа. — Я выиграла дуэль. Снова.
— Нет! Ты врёшь! Это не может быть… У тебя должно быть противоядие, лекарство!
Толстяк угрожающе придвинулся к женщине, но остановился, натолкнувшись на её презрительный взгляд. Госпожа скривила губы в усмешке и прошептала:
— Идиот. От «Чёрной смерти» нет спасения.
— Ты бы не стала таскать с собой настолько опасную дрянь без противоядия! Если бы склянка случайно разбилась, то…
— Гномье стекло не разбивается случайно. Или ты совсем ума лишился? Пузырёк можно было раздавить лишь намеренно. Гасс, ты действительно круглый идиот.
Толстяк задохнулся от возмущения. Затем, приняв решение, он опрометью бросился к дверям. Госпожа проводила его усталым взглядом. Когда шаги негодяя затихли вдали, она переключила внимание на своего верного костяного слугу.
Нет, эти светло-карие глаза не прояснились светом узнавания. Роман понял, что он всегда был и будет для неё всего лишь безликим и безмолвным слугой. Одним из сотен, а может и из тысяч. Тем не менее, сегодня он стал для Госпожи спасителем. А посему заслужил малую толику хозяйской благодарности.
— Спасибо, — прошептала женщина и закашлялась.
На этот раз это был не просто сигнал о першении в горле. На подбородке остались кровавые капли. Роман немедленно сопоставил два и два. Он вовсе не спас Госпожу! Он убил её!
Скелеты не умеют говорить, но, когда он начал судорожно подниматься на ноги, что-то подсказало женщине о происходящем в черепушке. Госпожа ещё раз закашлялась, а затем произнесла:
— Эмоции вернулись? Странно, такого не должно быть. Хотя… Видимо, это из-за того, что этот гад лишил меня силы. Заклинание слабеет. Не волнуйся, ты сделал всё правильно. Миньон должен выполнять любые приказы, какими бы дурацкими или неправильными они ни были.
Она замолчала на некоторое время. Роман же, продолжая бороться с преступной слабостью, с трудом перешёл в сидячее положение. Теперь оставалось сделать последнее усилие и добраться до Госпожи. Почему-то ему казалось правильным, даже необходимым коснуться её. В голове билась дурацкая мысль, что этот жест может помочь, отвести неминуемую беду.
— Ты развоплотишься вслед за мной, — заговорила после длительного молчания женщина. — Так что не будешь терзаться виной долго. Хотя…
Глаза её на пару секунд потемнели, когда Госпожа погрузилась в собственные мысли. Роман понял, что ей в голову пришла какая-то неожиданная идея. Скелет невольно похолодел, со некоторым страхом ожидая, что же именно задумала его хозяйка.
— Проклятый Грасс, — сказала она через минуту. — Он не просто убил меня. Он уничтожил дело моей жизни. Когда я умру, после меня не останется совсем ничего.
Взгляд Госпожи переместился к Роману. Он замер, чувствуя, как внутри разрастается огромная глыба льда. Понимание того, что сейчас прозвучат последние слова его хозяйки, наполняли несуществующее физически сердце тоской и неизбывной болью.
— Ты будешь жить. Слышишь? Это мой тебе последний приказ. Ты должен выжить. А сейчас я сделаю тебе последний подарок.
Она закрыла глаза и быстро-быстро зашептала себе под нос. Это явно было заклинание, но зачем? Роман терялся в догадках, не понимая, что же задумала Госпожа. Потом ему в голову пришла простая и очевидная мысль. Миньоны намертво привязаны к своему хозяину. Если он только пожелает или банально умрёт, то все призванные марионетки тут же превращаются в тех, кем были изначально. Неподвижными мёртвыми телами. Если Госпожа умрёт, то и он…
«Вот и хорошо. Я уйду вместе с ней в лучший мир. Там я смогу служить ей верой и правдой…»
Дурацкие мысли о вечном служении и счастье находиться рядом с Госпожой во всех возможных мирах лезли в голову, толкаясь и пихаясь. В какой-то степени от них была польза. Их мельтешение несколько снижало жуткую горечь предстоящей потери.
Борьба с говорильней в собственной голове настолько увлекла Романа, что он пропустил момент, которого боялся. Только услышав звенящую тишину, скелет понял, что Госпожа умерла. Умерла, а он остался жив!
Два чувства — горечь потери и радость от факта продолжения собственного существования, сошлись в центре, породив настоящий взрыв в переутомлённом непривычными за последние годы переживаниями. Голова закружилась, в глазах потемнело — и Роман банально отключился, на время полностью утратив связь как с реальностью, так и с собственным телом.
В себя он пришёл через несколько часов. Это не было похоже на пробуждение ото сна. Никаких образов в голове не плавало. Будто повернули выключатель — и Роман уже снова в теле костяного воина. Воина, оставшегося без хозяйки.
Слабость исчезла, поэтому он без проблем поднялся на ноги и шагнул к лежащей у стены красавицы. Один взгляд на Госпожу выворачивал душу наизнанку. Несмотря на то, что её техника и власть над ним развеялась, привязанность никуда не делась. Наоборот, она будто бы стала сильнее. Будь у Романа возможность поразмыслить над тем, что творилось в его голове, он понял бы причину такого. Фактически, Госпожа была единственным живым существом, которое он знал в этом мире. И с её гибелью у него не осталось совсем никого. Одиночество — самое страшное чувство, которого Роман избегал с младых ногтей. Теперь же оно настигло его, впившись ледяными когтями в то, что сейчас находилось на месте сердца.
Плакать Роман не мог, как и кричать. Его страдания были безмолвными, но от этого нисколько не менее слабыми. Даже наоборот, невозможность выразить разрывающую душу боль словно бы разжигала её мучительную силу. Он стоял на коленях перед своей богиней и молча раскачивался, раздираемый горечью потери.
Так прошла ночь. Когда солнце поднялось над горизонтом, позолотив облака, Роман почувствовал, как боль отступила. Она не исчезла полностью, став частью сущности. И теперь скелет мог думать о другом, он мог… Жить? Разве не в этом был Её последний приказ? Жить ради Неё? Как же это сделать?
Ответы на все эти вопросы он будет искать позже. Пока же нужно похоронить Госпожу. Нельзя, чтобы падальщики нашли её тело и разорвали на части. Нет, этому не бывать! Она найдёт покой в земле. Той земле, что некогда принадлежала ей.
Роман осторожно взял тело хрупкой женщины на руки. Госпожа казалась ему легче пушинки и вместе с тем тяжелее горы. Стиснув зубы, скелет направился к выходу из лачуги.
Едва перешагнув порог, Роман понял, что его опасения по поводу падальщиков полностью беспочвенны. Что бы ни находилось в той склянке, которую ему было приказано раздавить, оно уничтожило всё живое на сотню шагов во все стороны. Птицы, звери, насекомые — все погибли. Даже трава почернела, полностью потеряв последние крохи жизненной силы. Кстати, в нескольких шагах от порога обнаружился и толстяк. Он лежал, уткнувшись лицом в землю. Мёртвый, как и все остальные. Госпожа оказалась права, её средство не знало промаха. Как, впрочем, и пощады.
Могилу Роман выкопал руками. Возможно, в лачуге или покосившемся сарайчике рядом можно было бы найти лопату или нечто похожее, чтобы копать неподатливую сухую землю, но он не стал тратить время на поиски. Более того, скелет был рад такому повороту. Остервенело загребая твёрдую землю и отбрасывая её в сторону, Роман выплёскивал накопившуюся внутри ярость и злость. Он копал и копал, не ведая усталости. Будь он живым человеком, то быстро бы выдохся, с него градом бы лился пот, дыхание бы клокотало в груди. Но мертвецы не устают. Его движения не замедлялись, скелет продолжал откидывать сухие комки в стороны.
Выкопав достаточно глубокую яму, он осторожно положил туда тело Госпожи. Затем, сообразив, что так будет не очень хорошо, Роман вернулся в лачугу и вышел оттуда уже со слегка испачканной скатертью. Она стала своеобразным ложем для мёртвой женщины. Уложив её и сложив руки на груди, скелет помедлил несколько минут. Ему никак не хватало решимости бросить первую горсть земли. Лицо Госпожи было таким расслабленным, таким умиротворённым, что казалось, будто она вот-вот откроет глаза и встанет. Но этого не случилось. Пришлось задавить робкие ростки надежды и начать закапывать могилу.
Надгробие Роман сделал из найденных неподалёку камней, крест — из двух крепких на вид досок. Наибольшие затруднения вызвал вопрос, что же написать на кресте. Он в принципе не знал местной письменности. Можно было, конечно, написать и по-русски, но что именно? Имя Госпожи он не знал. Не писать же прямо так: «Здесь покоится Госпожа, повелительница нежити»? Глупость несусветная. Роман ломал голову долго, пока, наконец, не решил вернуться в лачугу. Там, в дальнем углу, за небольшой ширмой, скелет обнаружил бадью, наполненную водой. Ему не требовались ни пища, ни вода. Однако, стоило Роману наклониться над бадьёй, как он увидел собственное отражение. И то, что он увидел там, ответило на мучающий его вопрос.
Конечно, он знал, что его шею венчает голый череп. И что в глубине глазниц его горит зелёное пламя. Но вот то, что на лбу его находится круглая, с пятирублёвую монету, медная пластина, стало для Романа открытием. Он склонился ниже и разглядел нацарапанный на ней знак. Мгновенное озарение подсказало скелету, что этот символ является личной печатью Госпожи.
Рисунок не был сложным. Такой мог бы нарисовать и ребёнок. Напоминало волны, а над ними галочка одинокой летящей птицы. Скорее всего, чайки. Роман вспомнил, что толстяк называл Госпожу Буревестником.
«Решено, этот знак и нарисую. Тот, кто знал Её, поймёт. И остальным… Пусть гадают.»
Справившись с похоронами, Роман повернулся к лежащему в пыли толстяку. Его он хоронить не собирался. Правда, кое-что сделать следовало. Насколько бы убийственной не было зелье Госпожи, всегда оставалась одна крохотная проблема. Мертвец может быть оживлён опытным некромантом. Следовало позаботиться о том, чтобы подобное не случилось.
Средство Роман выбрал самое радикальное и надёжное. Он просто подобрал камень и размозжил голову толстяка, превратив его череп и мозги в однородную кашицу. Теперь о возрождении злобного гада можно было не переживать.
Решив проблему с умершими, Роман снова застыл, соображая, что ему делать дальше. Приказ «живи» был слишком размытым, отчего оставалось слишком много свободы для того, кто последние годы был простым орудием убийства, безмолвным и не рассуждающим.
В конечном итоге, размышления привели к тому, что скелет решил познать этот мир. Скитаться, путешествовать, познавать то место, куда его забросила судьба. Да, сейчас он один и… Горечь снова сдавила грудь, пришлось собрать волю в кулак, чтобы не погрузиться вновь в пучины горя.
«Я найду смысл в своём существовании. Если Госпоже было угодно оставить меня существовать, я выполню Её последнюю волю. Я буду жить и найду своё место. Мир признает меня! Я прославлю Её имя!»
В доле скелета были свои плюсы. Роману не требовались припасы. Единственное, что он взял с собой, уходя из лачуги, был верный топор, иззубренный во множестве битв. Было бы неплохо найти и какую-нибудь одежду, но снимать одеяние с толстяка показалось Роману чем-то из ряда вон. Поэтому он пошёл так, голышом.
Учитывая, что Роман абсолютно не представлял себе, где именно находится, выбор направления был сложен. Места вокруг были явно пустынными, но насколько далеко? Может, стоит пройти километров пять-десять — и сразу попадёшь в огромный город с тысячами жителей? Или вокруг вообще ни души на десятки дней пути?
География, равно как и другие особенности мира, были для скелета тайной за семью печатями. После недолгих размышлений Роман выбрал путь к виднеющимся вдали горам. Не то, чтобы он хотел перебираться через них, но они выглядели явно лучше, чем плоская бесконечная равнина, раскинувшаяся во всех остальных направлениях.
Как уже упоминалось, скелетам неведома усталость. Поэтому Роман просто шагал и шагал, отмахивая один километр за другим. День сменился ночью, а скелет продолжал всё так же пожирать дистанцию. Горы постепенно становились выше, поднимаясь к небу. Ему понадобилось почти три дня, чтобы добраться до их подножия. И прежде, чем Роман решил, куда ему повернуть, случилась первая неприятность.
Равнина хороша тем, что любого врага видно издалека. Да и вообще, много ли для мертвеца может быть опасностей в мире? Неудивительно, что Роман несколько расслабился, перестав внимательно следить за окрестностями. Он шагал, погрузившись в собственные мысли, пытаясь склеить воедино те обрывки воспоминаний, что плавали в голове.
Эта рассеянность и сыграла дурную шутку. Очередной шаг — и костяная стопа вместо ожидаемой твёрдой земли встретила лишь пустоту. Не ожидавший такого подвоха Роман взмахнул руками и кувырком провалился в глубокую яму. Скатившись по крутому склону, он врезался в стену. Все мысли тут же вылетели из головы, Роман снова сосредоточился на настоящем моменте.
Яма была рукотворным образованием. По большому счёту, это была не яма, а самая настоящая нора. Причём, учитывая диаметр этой норы, проживал в ней не маленький пушистый зайчик или суслик, а зверь намного более крупный.
Роман только начал подниматься на ноги, как прозвучавший грозный рёв подсказал ему, что падение не осталось незамеченным. Похоже, хозяин норы находился дома. И незваный гость ему очень не понравился. Возможно, стоило бы попытаться убежать, не ввязываться в ненужную драку, но скелет забыл, что такое страх. Да и тот негатив, что бурлил в нём все последние дни, искал выхода. Схватка с диким зверем показалась Роману достаточно удобным способом выпустить пар.
Правда, когда хозяин выбрался из чёрного зева пещеры на свет, возбуждение несколько поутихло. Потому как зверь оказался огромным медведем. Покрытый грязью и какими-то зелёными наростами, хищник выглядел одновременно грозным и… жалким. Впавшие бока говорили о том, что медведь давно уже не ел вдоволь. Да и вообще, сам факт его нахождения на равнине казался чем-то совершенно невозможным. Медведи должны жить в лесу. По крайней мере, на Земле всё обстояло именно таким образом.
Любитель мёда поднялся на задние лапы, выпрямляясь во весь свой немаленький рост. Роман невольно отступил на шаг, обнаружив, что зверь почти в два раза выше его! В памяти всплыли уроки биологии или ОБЖ (кто их помнит?), где говорилось, насколько опасными являются эти хозяева леса. Лучшим вариантом было бы не связываться с таким, но здесь уже выбирать не приходилось. Медведь взревел и, грузно упав обратно на четыре лапы, бросился в атаку, невероятно быстро для своих размеров и массы набирая скорость.
Встречать противника лоб в лоб было бы верхом глупости. Впрочем, у Романа не было времени обдумывать тактику. Фактически, его тело отреагировало само, выстраивая рисунок боя на основании того опыта, что был получен им за последние годы. И пусть разумом Роман не помнил большей части того, что было, инстинкты и рефлексы никуда не делись…