Шеф с системой. Рецепт победы

Глава 7

Мы взяли крепость, но победа в бою — это лишь половина дела. Следующие три дня, пока мы ждали ответа на ультиматум Ярослава, превратились в другую битву за порядок. Ярослав и Борислав занимались укреплением обороны и работали с пленными, выясняя информацию, а я, как и всегда, первым делом направился на кухню. Нужно было организовать питание для нашего отряда, ну и проконтролировать поваров, потому что местных жителей и пленных тоже кормить надо.

Когда я вошел туда, меня накрыло чувство дежавю. Кухня — сердце вражеской крепости, и это сердце было больным. Я увидел ту же картину, что и когда-то у Соклов в первый день после моего перерождения: въевшаяся в стены грязь, скользкий от жира пол, вонь от помойного ведра, полное отсутствие какой-либо системы.

Местные повара — пятеро угрюмых, бородатых мужиков — сидели в углу и с плохо скрываемой ненавистью смотрели, как я осматриваю их владения. Один из них, очевидно старший, демонстративно плюнул себе под ноги, когда наши взгляды встретились. За такое отношение не ко мне, а к месту, где готовится еда, мне хотелось схватить половник и огреть этого дурака, но потом я взял себя в руки. Я не Прохор и не собираюсь навязывать свои правила подобными методами.

Так вот, кухня была катастрофой. Котлы покрыты нагаром, ножи тупые, разделочные доски черные от въевшейся грязи. В углу стояли бочки с испорченной крупой. Мухи кружили над остатками какой-то похлебки, которая больше походила на помои.

Я вздохнул. Кажется, где бы я ни оказался, моя работа всегда начинается с одного и того же. С генеральной уборки.

Я подошел к местным поварам. Их старший, мужчина с лицом, похожим на печеное яблоко, глядел на меня волком.

— Чего надобно, соколик? — пробасил он с вызовом.

— Надобно, чтобы вы подняли свои задницы и навели здесь чистоту, — сказал я ровным голосом. — А потом помогли мне приготовить еду для всей крепости.

Он усмехнулся:

— А то что? Прикажешь нас высечь? Мы пленные. Работать не обязаны.

Остальные повара захихикали, поддерживая своего главаря. Один, самый молодой, даже показал мне кулак.

Я просто посмотрел им в глаза. Каждому из них:

— Я — Алексей, знахарь рода Соколов и повар.

Смех стих.

— А это, — я кивнул на Борислава, который бесшумно возник за моей спиной, — мой друг. Он очень не любит, когда на кухне грязно.

Старший повар сглотнул, глядя на ледяное лицо Борислава и на его руку, спокойно лежащую на рукояти оружия.

— Выбор за вами, — продолжил я. — Либо вы работаете со мной, как повара, в тепле и сытости. Либо вы отправляетесь в холодную яму, но учтите, кормить я вас там не обещаю. А я найду сговорчивых парней.

Они переглянулись. Выбор был очевиден. Угрюмо поднявшись, они взялись за скребки и ведра.

Первый день был самым тяжелым. Местные повара работали нехотя, тянули время, каждое мое указание встречали угрюмым молчанием, но я был терпелив. Я знал, что переломный момент обязательно наступит.

— Ты, — обратился я к самому молодому, долговязому парню с рыжими вихрами, — как звать?

— Вася, — буркнул он, не поднимая головы от котла, который отмывал от многолетнего нагара.

— Сколько лет работаешь на кухне?

— Да с малых лет. Отец был поваром, деда тоже.

— И чему он тебя научил? Жарить все до угля? Или солить так, что есть невозможно?

Вася вспыхнул:

— А ты сам-то умеешь что-нибудь, кроме как приказывать?

— Посмотришь, — спокойно ответил я.

К вечеру первого дня кухня была отмыта до приемлемого состояния. Я осмотрел их припасы. Неплохо живут Боровичи. Очень неплохо.

— Ужин будем готовить вместе, — объявил я. — Вася, руби лук. Не кусками, а мелко.

— Зачем так мелко? — проворчал он.

— Увидишь.

Я взялся за мясо — нарезал его тонкими полосками, обжарил на сильном огне, добавил лук. Аромат поплыл по кухне, и я заметил, как повара начали принюхиваться.

— А теперь главное, — сказал я, доставая из своих припасов небольшой мешочек со специями. — Немного тмина, сушеный укроп…

Когда я подал тарелку Васе, его глаза расширились:

— Это же обычное мясо с луком… Как ты добился такого вкуса?

— Не секрет, — улыбнулся я. — Просто знание того, когда что добавлять.

На второй день атмосфера изменилась. Повара все еще работали неохотно, но уже не с открытой враждебностью. Они начали задавать вопросы — осторожно, исподтишка.

— А зачем ты соль в самом конце добавляешь? — спросил один.

— А почему мясо сначала на сильном огне, а потом убавляешь? — поинтересовался другой.

Я отвечал терпеливо, объяснял основы кулинарного мастерства. К концу дня они уже не прятали любопытство.

К исходу третьего дня чудо свершилось. Вражеская кухня работала, как часы. Повара, еще недавно готовые перерезать мне горло, теперь ловили каждое мое слово. А старший, тот самый, что плевался в первый день, подошел ко мне перед вечерней сменой:

— Слушай, Алексей… — он помялся. — А ты… ты бы не мог показать, как ту подливку делать? Что вчера к каше подавал?

Я посмотрел на этого грубого мужика, в глазах которого впервые за три дня появилось что-то, кроме злости.

— Могу, — сказал я. — Завтра покажу.

Он кивнул и отошел, но я видел — переломный момент наступил. Из врагов они превратились в учеников.

А мы все ждали ответа от воеводы Богдана, который должен был решить судьбу войны.

Лагерь Морозовых — Боровичей

Командирский шатер Глеба Морозова стоял на высоком холме, откуда открывался вид на дальние земли Соколов. Внутри царила атмосфера спокойной уверенности — та самая, что бывает у охотников, которые загнали добычу в угол и готовятся нанести последний удар.

За грубо сколоченным столом сидели двое мужчин, склонившись над картой. Глеб Морозов — высокий, жилистый, с седой бородой и холодными серыми глазами — водил пальцем по линиям, обозначающим границы вражеских земель. Напротив него расположился воевода Богдан Боровичский — плечистый, темноволосый, с грубым лицом и шрамом через всю левую щеку.

— Здесь, — Глеб ткнул пальцем в точку на карте, — их слабое место. Вторая мельница на речке Светлой. Сожжем ее — и половина их сел останется без муки на зиму.

— А здесь, — Богдан показал на другое место, — переправа через болото. Если перекроем ее, отрежем их от северных территорий. Кольцо сужается.

— Хороший план, — одобрил Глеб. — Твои вепри справятся?

— Мои вепри справятся с чем угодно, — уверенно ответил Богдан. — Дай только приказ.

Они планировали новую волну набегов, которая должна была окончательно сломить сопротивление Соколов. Их армии стояли наготове, воины точили оружие, а командиры были уверены в скорой победе.

В этот момент полог шатра резко распахнулся, и внутрь ворвался всадник, едва держащийся на ногах от усталости. По одежде было видно — капитан Боровичей.

— Воевода! — задыхаясь, выкрикнул он. — Беда! Великая беда!

Богдан вскочил со своего места, а Глеб нахмурился. Такая спешность не сулила ничего хорошего.

— Говори, Олег, — приказал Богдан. — Что случилось?

Капитан тяжело дышал, пытаясь отдышаться после долгой скачки. Пот струился по его лицу, а глаза метались между воеводой и Глебом.

— Наша столица… — хрипло начал он. — Соколы взяли нашу столицу.

Тишина повисла в шатре. Богдан медленно опустился обратно на свое место, а Глеб выпрямился, как натянутая струна.

— Что ты сказал? — тихо спросил Богдан.

— Ночной штурм, — торопливо заговорил Олег. — Княжич Ярослав с сотней воинов. Они каким-то образом подобрались к самой столицу и ударили внезапно. Гарнизон разбит, крепость захвачена.

— Это невозможно, — прорычал Глеб. — Сотня человек не может взять укрепленную крепость!

— Может, если у них есть внезапность и колдовские зелья, — мрачно ответил капитан. — Я видел, как они сражались. Словно бешеные. Словно не люди, а демоны.

Богдан сжал кулаки до белых костяшек:

— А гарнизон? Они просто так сдались?

— Они не успели сделать ничего. Нападение было ночью. Соколы захватили стены, убрали дозорных и открыли ворота своим силам. Наши воины даже снарядиться не успели как их атаковали. Никто не был готов к такому! Эти Соколы появились словно призраки!

— Как они прошли⁈ — заревел Богдан. — Как⁈ Рекой⁈ Так у нас там дозор!

Глеб встал и начал ходить по шатру, как загнанный зверь:

— Если они взяли твою крепость, значит, у них есть плацдарм в наших тылах.

— Это еще не все, — продолжал капитан, и его голос стал еще тише. — Они взяли заложников. Твою семью, воевода. Жену и детей.

Богдан застыл, словно его громом поразило. Цвет медленно сходил с его лица, оставляя восковую маску.

— Что… что ты сказал?

— Варвара Богдановна и все трое детей. Княжич взял их под свою защиту. Они живы, здоровы, но…

— Но что⁈ — взревел Богдан, вскакивая.

Олег сглотнул и заговорил быстро, словно боялся не успеть:

— Княжич велел передать тебе послание. Дословно. Он сказал: «Твое гнездо в моих руках. Твоя семья — мои гости. У тебя есть три дня — ровно три дня — чтобы убрать всех до единого своих воинов с земель рода Соколов. Если через три дня хотя бы один вепрь останется на нашей территории, твои дети отправятся в дальние земли так далеко, что он ты больше никогда не увидишь, а твоя жена станет служанкой в самом глухом углу моих владений. Навсегда».

Наступила мертвая тишина. Богдан стоял неподвижно, только желваки ходили на его скулах. Глеб смотрел на него, пытаясь понять, что происходит в голове его союзника.

— Три дня, — медленно повторил Богдан.

— Три дня, — подтвердил капитан. — И еще он добавил, что готов быть милосердным к тем, кто проявляет разум.

Богдан резко развернулся к Глебу:

— Ты! — прорычал он. — Это все из-за тебя!

— Из-за меня? — удивился Морозов. — Богдан, ты что, с ума сошел?

— Ты настоял на этой войне! — Богдан шагнул к нему, рука легла на рукоять меча. — Ты говорил, что Соколы слабы, что они не способны на серьезное сопротивление! Теперь они держат в заложниках мою семью! Не твою, а мою!

— Успокойся, — холодно сказал Глеб. — Мы найдем выход. Соберем большое войско, осадим крепость…

— Собрать войско, атаковать крепость⁈ — Богдан был на грани срыва. — Ты не понимаешь? У меня нет времени на твои войны! Что он может сделать с моей семьей при атаке⁈

— Богдан, — Глеб попытался взять более мягкий тон, — подумай трезво. Если ты сейчас отступишь, это будет выглядеть как капитуляция. Твоя репутация…

— К бесам мою репутацию! — взорвался Богдан. — Речь идет о моих детях! О моей крови!

Он развернулся к выходу из шатра и заревел так, что его голос разнесся по всему лагерю:

— Вепрям! Капитаны! Ко мне! Все ко мне!

Через несколько минут у шатра собралось два десятка командиров Боровичей. Они смотрели на своего воеводу с недоумением — такого они его еще не видели.

— Слушайте приказ! — гремел Богдан. — Сворачиваем лагерь! Немедленно! Мы уходим домой!

Капитаны переглянулись. Один из них, седой ветеран, осмелился спросить:

— Воевода, а как же союз с Морозовыми? Как же война?

— Войны больше нет! — отрезал Богдан. — Кто не согласен — может остаться, но остальные вепри идут домой!

На глазах у ошеломленного Глеба армия Боровичей начала спешно сворачивать лагерь. Воины разбирали шатры, седлали коней, грузили повозки. Царила суматоха, но это была организованная суматоха людей, которые точно знали, что делают.

— Богдан! — окликнул Глеб. — Ты не можешь просто уйти! У нас договор!

Богдан медленно повернулся к нему. В его глазах горел холодный огонь:

— Договор? — переспросил он. — А где был твой договор, когда мою семью брали в плен? Где были твои разведчики, когда вражеский отряд шел через наши земли? Войну ведем мы вместе, а страдаю от нее я!

— Я не мог знать…

— Не мог знать, — с горечью повторил Богдан. — А теперь не можешь помочь. Значит, каждый сам за себя.

Он сел на коня и оглянулся на своих воинов. Те были готовы к походу.

— Прощай, Глеб Морозов, — сказал он. — Воюй со Соколами сам. Если сможешь.

Отряд Боровичей тронулся в путь, оставляя за собой облако пыли. Глеб стоял у своего шатра и смотрел им вслед. За несколько минут его армия уменьшилась вдвое. Союз, который казался нерушимым, развалился.

— Господин, — неуверенно обратился к нему один из его капитанов, — что будем делать?

Глеб долго молчал, глядя на удаляющихся союзников. Потом медленно развернулся и зашел в шатер.

Прошло три дня с того момента, как гонец с ультиматумом покинул захваченную крепость. Три дня, в течение которых мы ждали ответа воеводы Богдана.

Ответ пришел на рассвете четвертого дня.

— Княжич! — крикнул дозорный с башни. — Отряд приближается! Под белым флагом!

Ярослав поднялся на стену. Я встал рядом с ним, всматриваясь в даль. По дороге, ведущей к крепости, медленно двигалась небольшая колонна всадников. Впереди развевался белый флаг переговоров.

— Человек двадцать, — ответил Ярослав. — Личный отряд. И… да, это он. Богдан собственной персоной.

Я напрягся. Воевода Боровичей прибыл лично. Это могло означать только одно — наш ультиматум подействовал.

— Готовить встречу, — приказал Ярослав. — Но осторожно. Это все-таки враг, пусть и пришедший с белым флагом.

Через полчаса отряд Богдана достиг ворот крепости. Я стоял на стене рядом с Ярославом и смотрел вниз на того, кто еще неделю назад казался непобедимым врагом.

Богдан Боровичский спешился у самых ворот. Это был мужчина лет сорока, плечистый, с темными волосами и жестким лицом, изрезанным шрамами. Но сейчас в его осанке читалось нечто, чего я не ожидал увидеть. Он выглядел обеспокоенным, усталым и сутулым. В общем, совсем не походил на бравого воеводу.

Он поднял голову, увидел на стене синие знамена Соколов и побледнел. Это был его дом, его крепость, а теперь над ней развевались вражеские стяги.

— Богдан Боровичский! — окликнул его Ярослав с высоты стены. — Добро пожаловать в мой новый дом! Будьте как дома!

В голосе княжича звучала едкая насмешка. Богдан сжал кулаки, но промолчал.

— Откройте ворота, — приказал Ярослав. — Пусть войдет, но оружие оставляет снаружи.

Ворота медленно распахнулись. Богдан, сопровождаемый двумя телохранителями, вошел во двор своей бывшей крепости. Его лицо было каменным, но я видел, как дрожат его руки.

Ярослав спустился со стены и встретил гостя в центре двора. Они стояли друг против друга — молодой княжич, полный уверенности в себе, и пожилой воевода, сломленный ударом судьбы.

— Где они? — хрипло спросил Богдан.

— В безопасности, — спокойно ответил Ярослав. — Далеко отсюда, под надежной охраной.

— Я хочу их видеть!

— Понимаю, но сначала нам нужно поговорить о деле.

Богдан шагнул вперед, и в его глазах вспыхнула ярость:

— Если ты тронул хоть один волос на голове моих детей…

— То что? — спокойно перебил Ярослав. — Ты вырежешь весь мой отряд? Штурмом возьмешь эту крепость? — Он усмехнулся. — Можешь попробовать. Пока ты будешь биться о эти стены, твоя семья будет ехать все дальше и дальше вглубь моих земель. К моему отцу, в его неприступную крепость.

Богдан стоял, тяжело дыша. Разум боролся с яростью, отцовские чувства — с воинской гордостью.

— Что ты хочешь? — наконец спросил он.

— Поговорить. Как разумные люди. — Ярослав указал на вход в главный зал. — Пройдемте. Там нам никто не помешает.

Богдан колебался. Войти в свою собственную крепость как проситель было унизительно, но выбора у него не было.

— Хорошо, — процедил он сквозь зубы.

Мы прошли в главный зал — тот самый, где когда-то Богдан пировал с друзьями и принимал послов. Теперь за длинным столом сидел Ярослав, а по бокам от него расположились мы с Бориславом.

Богдан сел напротив, и я увидел, как ему тяжело дается каждое движение. Он был сломлен, но еще не сдался окончательно.

— Говори, — сказал он. — Каковы твои условия?

— Мои условия просты, — начал Ярослав. — Ты немедленно отзываешь всех своих воинов с наших земель. Прекращаешь набеги, грабежи, убийства. Подписываешь договор о вечном мире между нашими родами.

— И все? — недоверчиво переспросил Богдан.

— Не все. Ты возмещаешь ущерб, нанесенный нашим селам. Золотом, зерном, скотом. Сумма будет немалая.

Богдан стиснул зубы:

— Сколько?

Ярослав назвал цифру. Богдан побледнел — сумма была действительно огромной.

— Это разорит мой род, — сказал он.

— Не разорит, но заставит несколько лет жить скромнее, — равнодушно ответил Ярослав. — Третье условие — информация.

— Какая информация?

— О твоем союзе с Морозовыми. О их планах. И главное — о том, кто в крепости моего отца передает вам сведения.

Богдан дернулся, словно его ударили:

— Откуда ты знаешь?..

— Знаю. И ты расскажешь мне все, что знаешь сам.

Долгое молчание. Богдан смотрел в стол, борясь с собой. Наконец поднял голову:

— А если я откажусь?

— Тогда твоя семья отправится в дальние земли. Навсегда. А ты можешь попытаться взять эту крепость штурмом. Посмотрим, хватит ли у тебя людей.

— Ты… ты чудовище, — прошептал Богдан.

— Я княжич, которого осадили враги, — спокойно ответил Ярослав. — И я делаю все, чтобы защитить свою семью. Точно так же, как сейчас ты пытаешься защитить свою.

Еще одна долгая пауза. Потом Богдан медленно кивнул:

— Хорошо. Я согласен на твои условия.

— На все? — уточнил Ярослав.

— Да. Я отзову людей. Заплачу контрибуцию. Расскажу, что знаю.

— Тогда начинай, — сказал Ярослав. — С информации.

Богдан вздохнул:

— У Глеба есть человек в крепости твоего отца. Высокопоставленный. Кто именно — не знаю. Глеб держал это в тайне даже от союзников. Знаю только, что сведения приходили регулярно и были очень точными.

— Что еще?

— Планировался удар на следующей неделе. Одновременный штурм с трех сторон. Морозовы должны были атаковать главные ворота, мы — северную стену. А третий отряд…

Богдан замолчал.

— Что третий отряд?

— Должен был ударить изнутри. Кто-то из ваших людей должен был открыть потайной ход.

Меня пробрал холодок. Предательство было еще глубже, чем мы думали.

— Кто этот человек?

— Не знаю. Клянусь, не знаю. Глеб не доверял такие секреты никому.

Ярослав кивнул:

— Хорошо. Теперь о контрибуции. Когда сможешь доставить первую часть?

— Первую соберу быстро, остальное через неделю. Если дашь время собрать.

— Дам. Я не зверь, Богдан. Ты разорял мои земли, убивал моих людей. Согласись, я поступаю с тобой по-человечески. Другой бы на моем месте… — он не стал договаривать, а Богдан кивнул, понимая справедливость его слов. — Твоя семья остается у нас до тех пор, пока не будет выплачена последняя монета. Они будут жить как жили, а потом вернуться к тебе. Я гарантирую это.

Богдан сжал кулаки, но промолчал. Он понимал — торговаться больше не с чем.

— Договор я подпишу сейчас, — сказал Ярослав. — А ты подпишешь его при всех своих капитанах, чтобы никто потом не мог сказать, что ты действовал под принуждением.

— Как будто это не так, — горько усмехнулся Богдан.

— Принуждение — это когда у тебя нет выбора, — ответил Ярослав. — У тебя выбор был и ты его сделал.

Через час договор был подписан. Богдан поставил свою подпись дрожащей рукой, а потом долго смотрел на документ.

— Можно… можно я увижу их? — тихо спросил он. — Если нет, то хоть весточку от них ты можешь передать?

Ярослав достал из-за пазухи свиток — письмо, которое все же разрешил написать Варваре перед отъездом:

— Твоя жена писала. Они целы и здоровы. Наверное, уже приехали к нам. Если хочешь их увидеть — приезжай к моему отцу.

Богдан развернул письмо и прочел. По его лицу текли слезы.

— Спасибо, — прошептал он.

— Выполни все условия договора, и ты их увидишь, — сказал Ярослав. — Слово Сокола.

Богдан кивнул и поднялся со своего места. Он постарел лет на десять за эти несколько часов.

— Война окончена, — сказал он.

Потом были сборы и мы с большим караваном отправились домой.

Крепость Соколов встретила нас криками радости, которые, казалось, могли разнести каменные стены. Наш отряд входил в главные ворота под звуки рогов и барабанов, а люди высыпали из домов, чтобы своими глазами увидеть героев, вернувшихся с победой.

Но это было только начало.

Ярослав ехал впереди на своем боевом коне, коней специально выгнали к нам, чтобы мы заехали в крепость на них. Так величественнее сказал Степан и мы не стали спорить. А за ним, привязанное к седлу, волочилось по земле знамя Боровичей.

— Князь! — кричали люди. — Князь Святозар! Выходи встречать сына!

Я ехал рядом с Ярославом, чувствуя на себе восторженные взгляды жителей крепости. Эти люди не видели как мы уходила, зато увидят триумфальное возвращение.

Князь Святозар появился на ступенях главного терема в окружении своих советников и воевод. Я видел, как его лицо менялось, когда он разглядел трофейные знамена и пересчитывал вернувшихся воинов. Мы не потеряли ни одного человека.

— Отец, — сказал Ярослав, спешиваясь у самых ступеней, — я привез тебе мир с Боровичами.

— Мир? — переспросил князь, не веря своим ушам.

— Подписанный договор, — Ярослав достал из-за пазухи свиток с печатями. — Богдан Боровичский отступил. Его войска покидают наши земли. Война с ними окончена.

По толпе пронесся изумленный шепот. Люди не могли поверить — неделю назад вражеские отряды разоряли земли, а теперь их княжич подписал мир?

— Значит, согласился Богдан. Пожалел своих, — Святозар улыбнулся. — Как прошли переговоры?

— Расскажу позже, — усмехнулся Ярослав. — Но сначала позвольте представить вам первые плоды победы.

Он повернулся к воротам и подал знак и тут произошло то, что превратило триумфальное возвращение в настоящий праздник.

В ворота начал въезжать караван. Длинная вереница телег, груженных мешками с зерном, сундуками, кипами дорогих тканей. За телегами шел скот — коровы, овцы, кони. Богатство целого княжества медленно перетекало в наши владения.

— Боровичи урон компенсируют, — объявил Ярослав со смешком. — Первая часть из трех. Богдан Боровичский возмещает ущерб, нанесенный нашим землям.

Толпа замерла в немом изумлении, а потом взорвалась ликованием, которое, казалось, слышали в соседних княжествах. Люди кричали, плакали от радости, обнимали друг друга.

— Это не сон? — спросил один из стариков у своего соседа.

— Если сон, то пусть длится вечно! — ответил тот.

Князь Святозар спустился с крыльца и подошел к одной из телег. Открыл сундучков и зачерпнул горсть серебряных монет. Они звенели в его ладони, отражая солнечный свет.

— Сколько всего? — спросил он у Ярослава.

— Много. Я взял столько, чтобы нам было хорошо, но и чтобы Богдана без штанов не оставить. Худой мир все же лучше доброй ссоры.

— Все верно, Ярослав, — кивнул Святозар. — Мы не такие как они. Мы не станем оставлять людей голодать, но свое возьмем. За сожженные деревни. за смерти наших людей.

Степан Игнатьевич, управляющий, подошел к князю:

— Господин, с таким богатством мы можем отстроить все разоренные села, закупить семена на будущий год, пострадавшим семьям помочь с хозяйством.

— И это только от одного врага, — добавил Ярослав. — Морозовы еще ответят за свои преступления.

Я стоял в стороне и наблюдал за происходящим. Наше возвращение с победой после лихой миссии это демонстрация силы, ума, непобедимости рода Соколов. Люди видели своими глазами, что их князья способны не просто защитить, но и превратить врагов в данников.

— Алексей! — окликнул меня князь. — Подойди сюда.

Я приблизился. Князь положил мне руку на плечо:

— Я уверен, что ты сыграл большую роль в этой победе. Сказать по правде, я не верил, что простой повар может быть так важен в военном деле.

— Я тоже не верил, господин, — честно ответил я.

— А теперь верю, — улыбнулся князь. — И весь род Соколов у тебя в долгу. В который уже раз, а? — он звонко расхохотался.

— Не считаю! — рассмеялся я. — Мы все друг за друга!

По толпе пронесся новый гул восторга.

Я чувствовал себя неловко от такого внимания, но и гордо одновременно.

— Пир! — объявил князь. — Сегодня вечером великий пир в честь героев! Пусть вся крепость празднует!

Толпа снова взревела от восторга.

Вечером главный зал крепости не мог вместить всех желающих. Вся моя кухня сидела за отдельным столом. Мы теперь как отдельный боевой отряд сидели рядом с воинами и все воспринимали это как само собой разумеющееся.

Князь поднялся со своего места, держа в руке кубок с вином:

— Друзья! Сегодня мы празднуем не просто военную победу. Мы празднуем торжество разума над силой, хитрости над грубостью, единства над раздором!

Зал взревел одобрением.

— Мой сын Ярослав показал, что значит быть истинным Соколом — дерзким, умным, беспощадным к врагам и верным друзьям!

Новый рев одобрения.

— А наш Алексей-знахарь доказал, что в нашем роду нет лишних людей. Каждый, кто служит с преданностью и умом, может стать героем!

Теперь кричали уже специально в мою сторону. Я поднялся и поклонился, чувствуя, как горят щеки.

— Но главное, — продолжил князь, — мы показали всем нашим врагам, что род Соколов не сломить! Кто идет против нас — тот сам себе роет могилу!

Зал взорвался криками, стуком кубков о столы, топотом ног. Это было утверждение новой реальности, в которой Соколы из обороняющихся превратились в нападающих.

Ярослав поднялся рядом с отцом:

— Но война еще не окончена! Морозовы все еще топчут нашу землю! И мы им покажем ту же участь, что постигла Боровичей!

— Смерть Морозовым! — заревел кто-то из воинов.

— Смерть врагам рода! — подхватили остальные.

Я смотрел на эти лица, освещенные факелами, и понимал — мы действительно переломили ход войны. «Соколиный гамбит» сработал даже лучше, чем мы рассчитывали.

Но где-то там, за стенами крепости, Глеб Морозов точил зубы, а здесь, внутри стен, скрывался предатель, который мог свести на нет все наши успехи.

Война продолжалась, но теперь мы воевали с позиции силы.

И это меняло все.