Глава 4

Утренний туман рассеялся, но солнце так и не выглянуло. Небо висело над нами тяжелой, свинцовой крышкой, из которой, казалось, в любой момент мог хлынуть ледяной дождь или первый снег. Воздух стал другим — холодным, режущим, обжигающим легкие при каждом вдохе. Тот самый воздух, который предвещает настоящие морозы.

Я сидел на веслах и смотрел, как наши воины, еще час назад радовавшиеся удачному обходу вражеского дозора, теперь с нарастающей тревогой поглядывают на берега реки. То, что они там видели, заставляло их лица каменеть.

Тонкая, почти прозрачная кромка льда тянулась вдоль берегов, словно река примеряла на себя зимний панцирь. Лед был еще хрупким, тонким, как стекло, но он был. Зима перестала быть далекой угрозой. Она пришла и дышала нам в затылок.

— Алексей, — тихо позвал меня Ярослав. Его голос звучал натянуто. — Подойди.

Я перебрался к корме, где княжич совещался с десятниками. Их лица были мрачными, как это серое небо над нами, но в глазах горела та же решимость, что и у их командира.

— Что скажешь? — кивнул Ярослав в сторону ледяной кромки.

Я посмотрел на воду. На темную, еще свободную поверхность в центре русла, и на эти предательские белые полоски у берегов. Честно говоря, я не знал, что сказать. В моей прошлой жизни я не был ни речником, ни рыбаком. Лед для меня был просто льдом.

— Пока основное русло чистое, — сказал я неуверенно. — Течение вроде бы должно мешать льду схватываться… но я не знаю, княжич. Не разбираюсь в этом.

— А я разбираюсь, — хмуро проговорил десятник Федор, всю жизнь проживший у реки. — И скажу прямо — дела плохи. Если ночью ударит мороз покрепче, к утру можем проснуться в ледяной клетке.

— Тогда не будем просыпаться в ледяной клетке, — жестко сказал Борислав. — Будем грести без остановок. День и ночь, если понадобится.

— Согласен, — кивнул десятник Иван. — Люди выдержат. За князя и за дело выдержат всё.

В этот момент к нашей лодке подошла долбленка с разведчиками. Те самые, что ходили проверять путь вперед по течению. На их лицах я не увидел ничего хорошего.

— Что там? — коротко спросил Ярослав.

Старший разведчик выглядел удрученным.

— Верст через пять река входит в озеро, княжич. Большое, широкое. Там течения почти нет. — Он помолчал, подбирая слова. — А лед там уже показывается. Тонкий пока, но если мороз усилится…

— За одну ночь может схватиться наглухо, — закончил Федор. — Озеро — оно как чаша. Вода там стоячая. Первым делом и замерзает.

Наступила тягостная тишина. Все понимали: озеро — это ловушка похуже любого вражеского дозора, но ни один из десятников не произнес слова об отступлении. Они смотрели на Ярослава, ожидая приказов.

— Сколько нам нужно, чтобы пройти озеро? — спросил Ярослав.

— При хорошем ходе — полдня, — ответил разведчик. — Но там ветер встречный, злой и холодный, до костей пробирает. Может, и целый день потребуется.

— Есть еще кое-что, — добавил разведчик, и его голос стал еще мрачнее. — На дальнем берегу озера видели дым. Может вражеский разъезд, а может и рыбаки. Нам лучше не встречаться ни с теми, ни с другими.

Ярослав кивнул, словно и ожидал таких новостей.

— Значит, нас ждут и лед, и враги. — Он посмотрел на своих десятников. — Что скажете?

— Скажем — идем, — твердо произнес Иван. — За что шли, за то и идем. А что нас лед с врагами пугать будут — так мы не девки боязливые.

— Верно говорит, — поддержал Федор. — Назад дороги все равно нет. Только вперед.

— Тогда передать всем лодкам, — сказал Ярослав. — Усиливаем ход. Гребем без остановок. Пока река нас держит — идем, а там видно будет.

В его голосе звучала решимость. Не бравада, а расчет воина, который знает — отступать некуда.

Я смотрел на этих людей и понимал: они идут в смертельную ловушку с открытыми глазами и никого из них это не останавливает. Такие вот они, эти средневековые воины. Простые, прямые, и готовые умереть за своего князя.

Но я, глядя на эти белые полоски льда, которые с каждым часом становились все шире, не мог отделаться от мысли: в этой гонке со временем мы начинаем проигрывать.

Мы гребли уже два часа подряд, когда Ярослав дал команду причаливать к небольшому островку, поросшему ольхой. Его лицо не выражало эмоций, но я видел, как он смотрит на своих людей — с болью и тревогой.

Воины действительно выглядели ужасно. Адская ночь в протоке, когда они тащили лодки волоком по топкому берегу, подорвала их силы больше, чем я думал. Они гребли молча, напрягая последние силы, но их движения становились все более вялыми. На некоторых лицах я уже различал признаки того опасного изнеможения, которое предшествует болезни.

— Высаживаемся, — скомандовал Ярослав. — Разводим костры. Готовим горячую еду. Спим по очереди. Людям нужен полноценный отдых.

Десятники переглянулись, но никто не возразил. Они понимали состояние своих подчиненных не хуже командира.

Борислав кивнул: — Разумно. Лучше потерять полдня, чем привести к стенам крепости толпу больных.

Но я не мог с этим согласиться. Что-то внутри меня, какая-то новая интуиция, которая появилась после всех пережитых сражений и принятых решений, кричала об опасности. Я смотрел на тонкую ледяную кромку у берегов и понимал — у нас нет полдня. Возможно, у нас вообще нет времени.

— Княжич, — сказал я тихо, подойдя к Ярославу. — Можно поговорить?

Он обернулся ко мне, и я увидел в его глазах усталость — не физическую, а душевную. Тяжесть бремени командира, который видит страдания своих людей и должен принимать решения.

— Что скажешь, Алексей?

— Ты прав, — начал я осторожно. — Люди устали. После той ночи они действительно на пределе. Но если мы остановимся сейчас…

— То что? — перебил он меня. — Алексей, посмотри на них. Посмотри внимательно. — Он указал на воинов, которые медленно, с трудом гребли. — Вот Микула. Видишь, как он кашляет? А у Ждана руки трясутся. Это не просто усталость. Они начинают болеть. Я не поведу на штурм крепости больных людей!

Микула, молодой, здоровый парень, кашлял сухим, надрывным кашлем. Ждан не мог удержать в руках веревку — она выскальзывала из его дрожащих пальцев.

— Ты прав, — повторил я. — Но если мы остановимся, мы проиграем зиме.

Я показал на ледяную кромку, которая стала заметно шире, чем утром.

— Этот тонкий лед, он словно предупреждение. У нас нет дня на отдых. У нас есть, может быть, считанные часы.

Ярослав нахмурился: — Часы до чего?

— До того, как река встанет льдом, — сказал я, и в моем голосе прозвучала уверенность, которой я сам не ожидал.

— Да откуда ты это знаешь⁈ — вспыхнул Ярослав. — Ты не речник! Ты повар! Федор говорит одно, ты — другое. Кому мне верить?

— Мне, — спокойно ответил я. — Не потому, что я лучше разбираюсь в реках, а потому, что я понимаю простые вещи.

Я подошел ближе, понизив голос:

— Слушай меня внимательно. Посмотри на лед — он растет с каждым часом. К вечеру он станет еще толще. К утру — еще толще. Мы можем остановиться сейчас, дать людям отдых, и завтра проснуться в ледяной клетке. Или мы можем дойти до цели и там устроить полноценный отдых.

Я указал вперед, туда, где лежала наша цель:

— Там нас ждет не просто берег. Нас ждет тепло, укрытие, возможность развести большие костры и нормально выспаться. Но только если мы туда доберемся. А если останемся здесь…

Ярослав посмотрел на ледяную кромку, потом на меня:

— Ты предлагаешь рискнуть всем?

— Я предлагаю идти до конца, — ответил я. — Мы сейчас не в обычном походе. Мы в гонке — со временем, с погодой, с собственными силами. В этой гонке есть только два варианта: дойти или погибнуть. Промежуточных остановок нет.

Я посмотрел ему в глаза:

— Лучше привести измученных людей к цели, где они смогут отдохнуть по-настоящему, чем потерять их всех во льдах посреди вражеской территории. Там, впереди — спасение. Здесь, если мы остановимся — смерть.

— А толку от этой гонки, если я приведу к стенам замерзших, полуживых людей? — Ярослав указал на воинов. — Что толку в нашей внезапности, если у них не хватит сил поднять меч?

— Хватит сил, — твердо сказал я. — И поднимут мечи, и стены возьмут. Потому что альтернатива — смерть во льдах. Мой «Железный Запас» рассчитан именно на такие случаи. Он будет поддерживать их тела до самого конца.

Я посмотрел ему в глаза:

— Ярослав, подумай как командир, а не как человек. Да, сейчас остановка кажется милосердием, но это ложное милосердие. Настоящее милосердие — довести их до цели живыми, а для этого нужно идти прямо сейчас, пока река еще держит.

— Ты просишь меня поставить на карту жизни моих людей, — медленно проговорил Ярослав.

— Я прошу тебя спасти их, — ответил я. — Их жизни уже поставлены на карту самой ситуацией. Мы можем только выбрать — проиграть их здесь и сейчас или довести до победы. Третьего варианта нет.

Ярослав молчал, глядя то на меня, то на своих воинов. Я видел, как в нем борются командир и человек. Командир понимал неумолимую логику ситуации, а человек не мог смириться с тем, что нужно требовать от людей невозможного.

— И что ты предлагаешь? — спросил он наконец. — Как довести их до цели, не убив в дороге?

— Я предлагаю довериться моей кухне, — сказал я с легкой усмешкой. — У меня есть то, что поставит их на ноги лучше любого сна. Горячая еда, правильная еда. И главное — у меня есть эликсиры.

Я достал из своего мешка небольшую сосуд с золотистой жидкостью.

— «Бодрящий корень» в концентрированном виде. Несколько капель на человека — и они будут грести, если понадобится. Без вреда для здоровья.

Ярослав посмотрел на склянку, потом на меня: — Ты уверен?

— Уверен, — кивнул я. — Но решение принимать тебе. Ты командир.

Долгое молчание. Ярослав смотрел на воду, на тот предательский лед, который медленно, но неуклонно сжимал реку в своих объятиях. Потом посмотрел на своих измученных людей.

— Сколько времени тебе нужно, чтобы их накормить и… подлечить? — спросил он.

— Час. Максимум полтора.

— Тогда делай, — решительно сказал Ярослав. — Я надеюсь на тебя, Алексей.

Ярослав кивнул и повернулся к десятникам: — Меняю приказ! Дневки не будет. Один час на еду и отдых. Затем продолжаем путь.

Борислав удивленно поднял брови: — Княжич, люди…

— Люди получат то, что им нужно, — перебил Ярослав. — Алексей, начинай.

Я кивнул и бросился к своим припасам. У меня было меньше часа, чтобы превратить изможденную, полуживую команду в боеспособный отряд и я собирался это сделать.

Первые два часа мы держались. Мой «Железный Запас» работал как отлаженный механизм — каждые полчаса я подавал сигнал, и по лодкам разносили горячий бульон. Помимо него в ход пошли и эликсиры. Самым измученным я давал по капле «Гнева Соколов» — ровно столько, чтобы поддержать боевой дух, но не истощить окончательно.

Весла молотили воду с упорным, размеренным ритмом, а лодки резали течение, продвигаясь вперед метр за метром, но к вечеру ситуация стала критической.

Стужа, а вместе с ним и лед наступали. То, что утром было тонкой кромкой у берегов, теперь превратилось в настоящие ледяные языки, которые тянулись от обеих сторон к центру реки. Мы были вынуждены держаться самой середины русла, где течение все же было, заставляя воинов работать на пределе возможностей.

А главное — холод стал невыносимым.

Это был не просто осенний холод, а что-то более жестокое и беспощадное. Воздух словно превратился в ледяные иглы, которые пронзали легкие при каждом вдохе. Дыхание воинов превращалось в густые белые облака, которые мгновенно оседали инеем на их бородах и усах.

Я видел, как они гребут на чистом автомате. Их тела еще держались благодаря моим рационам, но их дух и воля медленно сламывались под натиском холода. На их лицах застыли маски безучастности — они превращались в ледяные статуи, которые продолжают двигаться по инерции.

— Горячего! — хрипло крикнул десятник Федор. — Люди замерзают!

Я лихорадочно работал у своей печки, не покладая рук готовя порцию за порцией обжигающего бульона. На соседних лодках мои помощники тоже сбивались с ног, но этого было недостаточно. Бульон согревал на несколько минут, а потом холод снова вгрызался в их кости. Это была проигрышная битва.

Некоторые воины уже с трудом держали весла, пальцы побелели и не слушались. Даже суровый Борислав начал покрываться инеем, словно живая статуя.

И тут ко мне подошел Ярослав.

Его лицо в свете моего очага было маской отчаяния. Я никогда не видел его таким — сломленным, растерянным, почти беспомощным.

— Алексей, — сказал он тихо, но в его голосе звучала мольба. — Они замерзают. Твой бульон согревает, но этого мало. Лед сковывает их души. Еще пара часов — и они просто перестанут двигаться. Ты был прав. Прав, что нам нельзя останавливаться, но что делать теперь?

Он посмотрел на меня с надеждой:

— Мне нужно чудо.

Я оглядел воинов. Синие губы, иней на бородах, остекленевшие глаза. Да, он был прав. Моих старых рецептов было недостаточно. Мне нужен был новый инструмент. Что-то кардинально другое.

И тут я вспомнил.

У меня было одно нераспределенное очко улучшения, которое я получил перед атакой на Заречье. Я приберег его на самый крайний случай, как делал всегда, когда все остальное не поможет. Этот случай настал.

— Продолжай раздавать обычный бульон, — сказал я Ярославу. — Поддерживай их как можешь, а я попробую придумать как нас всех спасти.

Я отошел к самому краю лодки, где меня не было видно, и закрыл глаза. Моя интуиция, обостренная отчаянием и необходимостью, погрузила меня в знакомое пространство Системы.

Древо Навыков развернулось перед моим внутренним взором, и я сразу устремился к «Ветви Влияния», именно к тому навыку, изучение которого все время откладывал. Я чувствовал, что это именно то, что мне нужно. Не колеблясь, я вложил в него свой последний резерв.

[Вы изучили новый активный навык!]

[Эмоциональное Воздействие (ур. 1)]: Позволяет создавать блюда, которые вызывают у цели сильные, но краткосрочные эмоции. Требует особых ингредиентов и расходует ментальную энергию пользователя.

Знания хлынули в мою голову. Я понял, что еда — это не только топливо для тела. Она может быть топливом для души. Сейчас душам моих воинов нужен был огонь.

Я открыл глаза и лихорадочно порылся в своем потайном мешочке. Там, завернутые в промасленную ткань, лежали высушенные лепестки «Солнечного цветка» — золотистые, как маленькие солнца, пряность, которую я вместе с другими корешками и травами захватил с собой на всякий случай. По местным преданиям, так мне рассказал Матвей, этот цветок мог поднять дух даже у смертельно раненого воина.

— Что ты задумал? — спросил Ярослав, видя мою лихорадочную активность.

— Разжечь в них огонь, — ответил я, ставя котелок на печку. — Не в теле, а в душе.

Я начал готовить отвар на основе «бодрящего корня», но это было только начало. Новый навык подсказывал мне, что нужно делать дальше. Я должен был не просто смешать ингредиенты, а вложить в напиток саму суть храбрости.

Когда вода закипела, я бросил в нее щепотку золотистых лепестков. Они зашипели, растворяясь, и котелок наполнился удивительным ароматом — теплым, солнечным, напоминающим о летних днях и победных пирах.

Но этого было мало. Мне нужно было активировать свой новый навык.

Я закрыл глаза и сосредоточился. В своей памяти я воскресил тот день, когда мы одержали победу в Заречье. Лица спасенных людей, радость в глазах воинов, гордость в голосе Ярослава. Я вспомнил, ради чего мы идем в этот безумный поход — ради нашего князя, ради нашего дома, ради тех, кто верит в нас.

И я стал вливать эти воспоминания, эти эмоции в кипящий отвар. Чувствовал, как моя ментальная энергия утекает, как будто из меня вытягивают саму душу. Голова закружилась, перед глазами поплыли черные пятна, но я продолжал.

[Создан новый рецепт: Отвар «Сердце Сокола» (Отличное)]

[Эффекты: [Снятие ментальной усталости (сильное)], [Внушение: Храбрость (среднее)]]

Готово. Я открыл глаза и чуть не упал. Создание этого отвара выжало из меня все силы, но результат стоил того. В котелке булькала жидкость золотистого цвета, от которой исходил необычный аромат.

— Всем по полкружки, — сказал я охрипшим голосом. — Пить медленно.

Первым выпил Ярослав. Его глаза расширились, а потом в них вспыхнул огонь, которого я не видел уже много часов.

— Это… — он посмотрел на кружку, потом на меня. — Алексей, что это такое?

— Это то, ради чего мы живем, — ответил я.

Воины пили отвар, и с каждым глотком они менялись. Усталость не уходила — тела по-прежнему были измотаны, но их спины выпрямлялись, глаза снова начинали гореть, а на лицах появлялось выражение решимости.

Но это было еще не все. Система оценила не просто рецепт, а его своевременность и критическую важность для успеха всей миссии.

[За создание уникального блюда, основанного на новом навыке и оказавшего решающее влияние на боевой дух отряда в критической ситуации, вы получаете особую награду!]

[Вы получили +1000 ед. опыта.]

Я почувствовал, как полоска опыта, ведущая к следующему уровню, заметно подросла. До 13-го уровня было еще далеко, но это был значительный шаг вперед.

Я тяжело откинулся на борт. Создание такого отвара выжало меня досуха, но я продолжал наблюдать за изменениями в наших воинах.

Молодой Семен, который еще полчаса назад едва держал весло, теперь сжимал его так, словно это была рукоять боевого меча.

— За князя, — тихо сказал он, и в его голосе звучала сталь.

— За дом, — поддержал его другой воин.

— За всех, кто нас ждет, — добавил третий.

Борислав молча подошел ко мне. Он видел мое бледное, изможденное лицо, видел, как я покачиваюсь от слабости.

— Пей, — сказал он, протягивая мне кружку.

— Это для них…

— Пей. Приказ.

— Тогда передай котелок на другие лодки, — попросил я его, приняв кружку.

Я выпил и почувствовал, как в мою душу возвращается огонь. Да, мы были измотаны. Да, впереди нас ждали смертельные опасности, но мы были живы, мы были вместе, и мы дойдем до конца.

Ночь опустилась на реку, но воины продолжали грести. Теперь они работали не на одних рефлексах — они работали с целью. Каждый гребок приближал их к дому, к победе, к спасению тех, кого они любили.

Холод кусал нещадно, но в наших душах горел огонь, который никакой мороз не мог погасить.

И тогда, сквозь ночную тишину и плеск весел, донесся хриплый крик дозорного:

— Берег! Вижу мыс! Это то самое место!

Эти слова подействовали как последняя капля волшебного эликсира. Воины, которые держались из последних сил, вдруг обрели новую энергию. Цель была рядом. Самая тяжелая часть пути подходила к концу.

Темный силуэт скалистого мыса вырастал из ночной тьмы. Тайная гавань, откуда открывался путь к вражеской крепости.

— Готовимся к высадке, — тихо сказал Ярослав. — Тихо. Бесшумно. Мы в тылу врага.

Наши лодки одна за другой осторожно и тихо подходили к каменистому берегу.

Первым на берег спрыгнул один из разведчиков, быстро закрепляя канат. За ним уже готовились выскочить остальные воины, когда…

Треск.

Тихий, но отчетливый звук ломающейся ветки раздался не очень далеко за холмом. Затем громкие голоса.

Ярослав мгновенно поднял кулак — знак «замереть». Борислав беззвучно опустился на дно лодки, подавая пример остальным. Весь отряд застыл, словно мертвый.

Разведчик на берегу растворился в темноте. Казалось, прошла вечность, прежде чем

— Княжич, — прошептал он так тихо, что его едва было слышно даже в мертвой тишине. — Там… в ста метрах, за изгибом… рыбацкий лагерь. Небольшой. Человек десять, не больше.

Ярослав сжал зубы. Борислав выругался про себя так тихо, что губы едва шевельнулись.

— Они нас видели? — беззвучно спросил Ярослав.

— Пока нет. Сидят у костра, едят рыбу, но любой шум, любой дым от нашего костра… — разведчик покачал головой. — И они поднимут тревогу. А в этих местах звук разносится далеко.

И тут до нас донеслись новые звуки. Смех, обрывки песни на незнакомом языке. Рыбаки явно отмечали удачный улов.

Ярослав медленно огляделся. Его воины лежали на дне лодок, прижавшись к бортам. Измотанные до предела, продрогшие, они отчаянно нуждались в отдыхе и горячей еде.

Мы были в ловушке. Не могли идти вперед — рыбаки услышат. Не могли развести костер — дым увидят. Не могли оставаться здесь долго — к утру воины просто замерзнут.

Самая тяжелая часть пути была окончена.

Началась самая опасная.

Загрузка...