Сердце кошмара

37. Аня

Слева на шуфлядке в ярком свете утреннего неба переливался экран телефона. Но вот он вспыхнул тусклым светом, и зазвенел будильник.

Я выключил его, принял сидячее положение и сделал глубокий вздох.

Несколько минут после этого смотрел на свои оголённые колени, на стены, на потолок, в окно, на корову, которая, махая ушами, паслась на лугу слева от кукурузного поля.

Потому ли, что я увидел этот странный сон, или потому что провёл слишком много времени на своих экспедициях, но в этот раз мне потребовалось немного больше времени, чтобы прийти в себя и осознать, что я действительно снова вернулся в собственное тело.

Я бы и дальше смотрел в пустоту, если бы в один момент мой нос, которым я приноровился пользоваться, пока находился в теле дракона, не ощутил едва уловимый горелый запах…

…

…

…

Через пять минут я и Таня уже сидели за кухонным столиком.

— Я пыталась, — с вымученной улыбкой проговорила Т., наблюдая за тем, как я тыкаю вилкой подгоревший омлет.

Я кивнул.

— …Я знаю, что сейчас ты всё равно собираешься его съесть и сказать, что тебе очень понравилось, и потому что всё что угодно, что сделала твоя драгоценная племянница для своего любимого дяди будет вкусным…

— Нет.

— …Но делать это вовсе не обязательно! Вот. Можешь выбросить.

— Так и сделаю.

— В смысле, я понимаю, что ты не хочешь этого делать, дядя, и что тебе жалко обижать меня, ведь я так старалась, когда готовила тебе завтрак, но я не против! Совсем не против! Твоё здоровье важней, чем мои чувства…

— Я знаю.

— …Мог бы и подыграть.

— Мог.

…

…

…

После этого я сам приготовил завтрак, и мы с Таней приступили к нашему обыкновенному безделью. Удивительное дело, как просто человеку вернуться к тому или иному некогда привычному распорядку, даже если последний раз он следовал ему месяц и более тому назад. Впрочем, вполне может быть, что причина была физиологического характера. Ведь для моего тела действительно прошла всего лишь одна ночь.

Знаменательное событие произошло в районе двенадцати часов; Таня собиралась приступить к своей первой утренней сиесте, — вообще своим циклом сна девушка напоминала собаку, которая может вдруг утомиться, задремать посреди дня на десять или двадцать минут, после чего, проснувшись, снова дрожать от энергии, — когда ей вдруг позвонила Аня. Разговор продолжался полторы минуты. Я старался не подслушивать. Наконец Таня повесила трубка и сказала мне растерянным голосом:

— Мама собирается приехать.

— Сегодня?

— Ум, вечером.

— Зачем?

— Хочет посмотреть, как мы тут поживаем.

Я нахмурился.

Таня последовала моему примеру.

Примерно с минуту мы молча смотрели друг на друга.

— Подозрительно, — сказал я напряжённым голосом.

Таня кивнула.

Аня была неплохим человеком, но мать из неё была… Довольно своеобразная. Нет, она разумеется любила Таню, наверное, и даже пыталась приглядывать за ней, по мере свои сих, но творец, по всей видимости, забыл наделить её материнским инстинктом даже на самом зачаточном уровне.

В детстве цветы, которые стояли в её комнате, умирали даже быстрее, чем если бы она намеренно пыталась их угробить; в своё время я провёл эксперимент и поставил на её подоконник кактус — бедолага засох.

В общем, если бы Таня была щенком, котёнком или другим относительно хрупким созданием, ей бы давно пришли кранты.

Но люди выносливы. Люди, даже в детстве, умеют сделать бутерброд.

И всё же неожиданная тревога за свою дочь, особенно когда ей удалось так запросто от неё отделаться, была по меньшей мере подозрительной.

Впрочем, как это довольно часто бывает с людьми безответственными, и все-таки не лишенными зачатков совести, которая, правда, пробуждается в них редко и спонтанно, Аня иной раз вспоминала про свою дочку, покупала для нее дорогие подарки, придумывала целую развлекательную программу, на которую в итоге не было времени, и давала обещания, которые никогда не соблюдала. Вдохновение — штука переменчивая. Возможно сейчас у нас был именно такой случай.

Сама Таня тоже прекрасно знала повадки своей матери, даже лучше меня на самом деле, и относилась к ним… с терпением. Не раз и не два я наблюдал, как, перед лицом самого горячего родительского рвения, девочка превращалась в подобие фарфоровой куклы, которая смиренно слушала материнские клятвы, кивала и терпеливо дожидалась, когда эти неловкие и нелепые шарады подойдут к своему завершению.

Сам я первое время тактично избегал вмешиваться в отношения мамы и дочки. Не мое это было дело, и вообще я слишком хорошо помнил собственное детство, чтобы не понимать, как это неловко, когда всевозможные дяди и тети лезут в разборки ближайшего семейного круга.

Удивительным образом — по крайней мере тогда мне это казалось удивительным — Таня первая завела об этом разговор. Разумеется, отстранено, между делом, в формате наигранной жалобы, и все же сам претендент произвел на меня впечатление, и лишь сильно погодя я понял, что таким образом Таня пыталась сблизиться со мной, открыться, и что с ее стороны это был едва ли не больший подвиг, чем предстать передо мной нагишом посреди ванной.

— Она ненадолго, — заметил я.

Таня кивнула.

— Устроим приветственный ужин?

Приготовить ужин следовало заранее. Казалось бы, Аня давно перестала даже пытаться готовить, но чисто на всякий случай следовало предупредить этот момент. Безопасность никогда не бывает лишней — особенно перед лицом смертельной опасности…

После этого мы отправились в магазин — уж не знаю, почему именно вместе, но, видимо, на это была определённая причина, которая возможно даже не касалась купленной Таней баночки колы, — а по возвращению вышли на прогулку.

Всю дорогу Таня смотрела по сторонам в старенький бинокль, который обнаружила в том самом чулане, в котором я хранил свои импульсивные покупки. В этом плане она вообще чувствовала себя как дома и совершенно не стеснялась рыскать в моих вещах. К счастью, я заблаговременно спрятал все ХХХХ и ХХХХ, так что моя репутация и сама Таня находились в относительной безопасности.

После поля нам встретился аист. Прекрасная птица, у которой, по заверению Тани, торчали из красного клюва перепончатые ноги лягушки.

Наконец мы вернулись домой и стали готовить ужин: макароны с томатным соусом, сыром и кабачками — Аня была вегетарианкой. Кажется. Возможно это у неё было в прошлом месяце.

Наконец еда была готова и накрыта крышкой. Наступило время томления и томительного ожидания. Особенно тяжко было Тане. Девушка поглядывала на сковородку, на часы и делала томные вздохи. Наконец на улице заревел мотор. Таня вздрогнула. Я направился в прихожую и открыл дверь, озаряя необычайно красивую женщину, которая стояла на пороге.

Густые светлые волосы, длинные ресницы, красные губы и полная грудь, заметная даже за бурым кожаным пальто… Аня была красива. До глупости красива. Это было понятно даже мне, её брату, и, если бы не кровная связь между нами, я бы определённо испытывал к ней чисто мужское влечение.

Родство, однако, мешало зародиться подобным чувствам.

Люди, у которых нет своих сестёр этого не понимают, но на самом деле завязать отношения с ними — немыслимо. Немедленно возникает чувство отторжения. Всё равно что представить отношения с собственной матерью.

— Привет, — сказала Аня, улыбаясь красной улыбкой. — Как она? Не сильно…

— Средне. Заходи, — сказал я и шагнул назад, пропуская женщину в прихожую.