Сердце ко Дню Валентина (ЛП)

Глава 25

Авиэль

Я стучу костяшками пальцев в дверь квартиры Адоры и, затаив дыхание, жду, что кто-нибудь ответит, только чтобы сдуться, когда появляется Алесия, в ее глазах — тысяча кинжалов. Она оглядывает меня с ног до головы, затем с яростью захлопывает дверь у меня перед носом. Я стою неподвижно и глубоко вздыхаю, прежде чем постучать снова. На этот раз более настойчиво.

На этот раз дверь приоткрывается:

— Чем я могу помочь твоей ничтожной заднице? — холодно огрызается Алесия, даже не пытаясь скрыть презрение, исходящее от нее.

Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и объясняю причину своего неожиданного приезда.

— Адора дома? — спрашиваю я и ненавижу себя за то, что не могу сдержать нетерпения в своем тоне.

Она складывает руки на груди и презрительно усмехается:

— Она не хочет тебя видеть. — она толкает дверь изо всех сил, что на самом деле не так уж и сильно, но я снова распахиваю ее, и звук удара разносится по всей комнате, отражая ее презрение.

Я делаю глубокий вдох и расправляю плечи:

— Послушай, если она не хочет меня видеть, то может сказать мне об этом сама. — я говорю твердо, моя решимость подкрепляется жжением в груди.

Ответ приходит незамедлительно:

— Я не хочу тебя видеть.

Я отвожу взгляд от лица Алесии и встречаюсь взглядом с Адорой, ее глаза пронзают меня праведным гневом, острым и ледяным. Каждое слово врезается в меня, как удар под дых.

— Вот и все, пока. Желаю тебе настолько хорошего дня, насколько ты заслуживаешь, а серьги я оставлю себе. — Алесия в последний раз тянется к ручке двери, чтобы захлопнуть ее у меня перед носом, и я вижу, как Адора за ее спиной начинает отворачиваться, отчего моя душа отзывается болью до глубины души.

Я должен увидеть ее, поговорить с ней — даже мгновение могло бы все изменить. Адреналин бурлит во мне, побуждая меня двигаться вперед, чтобы увидеть ее. Я упираюсь ногой в дверной косяк, мешая ей закрыться, и врываюсь внутрь, не обращая внимания на испуганные протесты Алесии и ворчливые проклятия в мой адрес.

С моим появлением атмосфера меняется; в воздухе между нами нарастает напряжение.

Адора резко поворачивается ко мне лицом:

— Какого черта? Что, по — твоему, ты делаешь? — она смеривает меня ледяным взглядом прищуренных глаз.

Но за запахом ее гнева скрывается бездна боли, настолько сильной, что она почти душит меня. Она похожа на тень самой себя, как будто у нее украли всю жизнь — неужели я это сделала с ней? На самом ли деле я видел ее в последний раз всего несколько дней назад? Кажется, что с той ночи, когда она ушла, прошла целая вечность. Я стою как вкопанный и на мгновение, испытывая слабость, задаюсь вопросом, осталось ли между нами что — то, что можно спасти.

— Я... — Мои слова обрываются в тишине.

Она права. Что, черт возьми, я делаю?

Алесия выходит из — за моей спины, уперев руки в бока. Она бросает на меня пронзительный взгляд, прежде чем снова повернуться к сестре.

— Тебе нужно, чтобы я вызвала полицию? — спрашивает она Адору, и я чуть не усмехаюсь вслух. Как будто у людей — полицейских есть хоть какой — то шанс против демона, пышущего необузданной силой.

— Какая плохая идея, — говорю я, прежде чем успеваю остановиться, и мой голос звучит немного громче, чем я намеревался.

Алесия снова бросает на меня ледяной взгляд.

— Нужна помощь?

— Нет, я справлюсь, — спокойно отвечает Адора, и в ее голосе слышится глубокая решимость. — Я разберусь с ним. Одна.

Алесия мгновение колеблется, прежде чем, наконец, уступить требованию Адоры.

— Я буду в соседней комнате, если ему понадобится напомнить, где дверь, — говорит она Адоре, наконец отворачиваясь и направляясь в свою комнату, но перед этим бросает на меня последний угрожающий взгляд. Это было бы смертельно, не будь я бессмертной.

Дверь захлопывается, заглушая звук ее удаляющихся шагов, и мой взгляд прикован к большому букету красных роз, лежащему на кофейном столике. Часть меня задается вопросом, почему они все еще в пластиковой упаковке, а затем что — то во мне вспыхивает надеждой. Прежде чем я успеваю полностью осознать это, взгляд Адоры следует за моим, и на ее лице, словно буря, отражаются противоречивые эмоции.

— Твой ассистент принес их... — она шепчет: — Я прощаю его. — Затем ее глаза встречаются с моими, и я чувствую, как моя душа обнажается перед ней, когда она добавляет с ледяным презрением: — Не тебя.

Вздохнув, я начинаю:

— Адора...

Ее ответ резок.

— Что? — огрызается она. — Что ты еще можешь сказать?

Я отвечаю ровным голосом:

— Если бы ты только дала мне высказаться...

— Разве ты уже не сказал достаточно? Ты был прав, я поступила глупо, доверившись тебе. Я придерживаюсь мнения, что я не должна был ожидать от тебя чего — то большего, это в твоем характере. А теперь, почему бы тебе просто не уйти?

Исходящие от нее боль и гнев наполняют комнату, и я понимаю, что являюсь свидетелем бурного потока эмоций, который она слишком долго сдерживала. На какое — то время я теряю дар речи. Несмотря ни на что, она по — прежнему самая потрясающая женщина, которую я когда — либо видел.

Она еще раз отмахивается от меня, прежде чем заявить:

— Ты облажался и, кстати, выглядишь чертовски ужасно.

— Это были тяжелые пару дней, — признаюсь я без гнева или оправдания. Я готов вынести все, что она мне скажет, лишь бы у нас что — то получилось. Может быть, тогда, надеюсь, она поймет это и мои причины.

Я не отрываю от нее глаз.

— Всего пять минут, Адора, а потом я уйду, — твердо говорю я. — Обещаю.

— У тебя есть две, — она крепко скрещивает руки на груди. — Начинай говорить.

У меня раскалывается голова. У меня есть всего несколько секунд, чтобы все объяснить.

— Я сделал это только для того, чтобы удержать тебя, — осторожно начинаю я.

— Ты мог бы заполучить меня и без этих игр разума, — вставляет Адора, обрывая мое предложение на полуслове. — Хорошая попытка, однако.

Я качаю головой, отчаянно пытаясь заставить ее понять мою точку зрения.

— Нет, ты не понимаешь. Я думаю не так, как ты...

— Скорее, ты вообще не думаешь, — усмехается она в ответ.

— Ты не можешь постоянно прерывать меня, когда у меня есть всего две минуты, — выдавливаю я сквозь стиснутые зубы, и вена на моей шее пульсирует в безуспешной попытке вернуть самообладание.

Она отвечает так же яростно:

— И ты не можешь поступить так, как поступил со мной, и ожидать, что я буду с этим мириться!

Я сдаюсь:

— Хорошо, ты права.

Она пристально смотрит на меня, и от ее тела исходит гнев.

— Точно. — она говорит: — Итак, теперь у тебя осталось тридцать секунд.

— Тридцать секунд?! — мой разум наполняется паникой и яростью, пока я мысленно отсчитываю ее ультиматум.

— Двадцать девять!

Я проклинаю себя за то, что позволил своему темпераменту взять надо мной верх, и начинаю с самого начала, на этот раз более тщательно подбирая слова.

— Пожалуйста, просто... выслушай меня.

Она стоит в молчаливом ожидании, ожидая объяснений, которые могут исправить все, что было сделано, — недостижимый подвиг.

Я собираюсь с мыслями, готовясь торговаться:

— Я перевел все деньги обратно...

— Дело не в деньгах! — Она кричит, и ее ярость пронзает мое тело, как ток в десять тысяч вольт.

Мой желудок сжимается, когда она убегает от меня в сторону кухни. Я следую за ней через дверной проем и наблюдаю, как она наливает себе стакан воды, которую не пьет.

Мои слова кажутся неуместными, и я с болью осознаю растущую дистанцию между нами. Я должна что — то сделать.

— Правда в том, что у меня это ужасно получается.

Она просто продолжает смотреть в воду.

В отчаянии я продолжаю, мой голос напряжен и хрипл:

— Я ненавижу то, что разрушил все, что у нас могло быть, и что я причинил боль тебе и твоей сестре в процессе...

— И лишил меня средств к существованию, — бормочет она, по — прежнему не поднимая на меня глаз.

— И это.

— Разрушил годы работы, создав подставную компанию только для того, чтобы конкурировать со мной. Кто, черт возьми, это делает?

— Я знаю, я все это сделал. — растерявшись, я делаю паузу, чтобы перевести дыхание, — И я не знаю, что я могу сказать, чтобы все стало лучше.

— Как насчет "Прости меня!"

— Хорошо, прости! — я в отчаянии ударяю кулаком по столу, но замолкаю, как только звук разносится в воздухе. — Прости, — повторяю я, на этот раз мягче, и, наконец, нарушаю тишину, в которую мы погружаемся, глубоким вздохом.

Я провожу рукой по волосам, изо всех сил стараясь встретиться с ней взглядом.

— Это я должен была прислать те розы, — в конце концов признаю я, и мои плечи опускаются, признавая поражение.

— Да, Джону не следовало извиняться за тебя.

Я в замешательстве хмурю брови, пытаясь вспомнить лицо, которое соответствовало бы имени.

— Кто такой Джон?

— Твой ассистент. — она говорит сухо, самым снисходительным тоном, на который только способна.

— Хм, — говорю я, прищелкивая языком, — я всегда думал, что его зовут Джоэл...

Уголки ее губ слегка приподнимаются, когда я издаю тихий смешок. Я глубоко выдыхаю, собираясь с духом, чтобы продолжить.

— Итак, я не знаю, как зовут моего ассистента. Я не знаю, как извиниться... или как чувствовать и выражать эмоции так, как это делаете вы, — у меня сжимается грудь, и во рту пересыхает, когда я слышу, что говорю. Слова ускользают от меня. — Что я точно знаю, так это то, что ты была нужна мне, даже если я тебя не заслуживал, и я делал все, что мог, чтобы удержать тебя, потому что хотел, чтобы ты тоже нуждалась во мне.

Адора холодно смотрит на меня.

— Ты здорово облажался, Авиэль, — говорит она твердым голосом, — Ты пытался манипулировать мной, чтобы я была с тобой. Ты солгал мне.

Между нами нарастает ощутимое напряжение, как будто ее слова были градом стрел, которые пронзили меня насквозь.

— Я знаю, — говорю я. — Я не хотел терять тебя. И прежде чем ты скажешь, что я мог бы просто спросить, я тоже не знаю, как это сделать. Я не знаю, как стать кем — то другим, кроме того, кто я есть. — я с болью говорю, страшась ответа, который последует, но в то же время желая его услышать.

— То, что ты есть, — медленно и обдуманно произносит она, — Не то, кто ты есть. — Она тяжело вздыхает и продолжает: — Я знаю, кто ты, Авиэль, и в некотором смысле я не ожидаю, что ты будешь другим. Но ты все равно можешь быть демоном, который извиняется, демоном, который спрашивает, и демоном, который чувствует.

Я чувствую, как во мне вспыхивает необоснованная надежда, почти парализующая меня своей силой.

— Это не имеет смысла, но давай продолжим, — подбадриваю ее.

Она рассмеялась и приложила руку к своему сердцу.

— Сердце не чувствует, Авиэль. У моей сестры теперь другое сердце, а она осталась прежней. Возможно, душа человека и душа демона тоже устроены по — своему схоже. Я только ожидаю, что ты будешь лучшей подлинной версией самого себя.

— Даже если эта версия испытывает страх? — бормочу я, отводя от нее взгляд.

— Мне показалось, ты сказал...

Мой взгляд возвращается к ней:

— Я знаю, что сказал, но часть меня боялась потерять тебя, вот почему я решил сохранить тебя. Часть меня боялась, что я никогда больше не увижу тебя, не прикоснусь к тебе, не услышу твой голос. Вот почему я здесь. А другая часть меня боится, что я превращусь во что — то, чего не смогу узнать, и именно поэтому я не могу быть другой.

Словно легкий ветерок, она приблизилась ко мне и крепко обняла, наполняя мое существо теплом, отличным от моего собственного. Может быть, в конце концов, отличаться от других не так уж и плохо, думаю я про себя, когда учусь принимать это.

— Я прощаю тебя... — тихо произносит Адора, — Но я не уверена, хочу ли я, чтобы ты возвращался.

От этих слов я напрягаюсь в ее объятиях, но она обнимает меня крепче, и я замираю в ее тепле, мой разум пытается понять, что она говорит.

В конце концов, она отстраняется и смотрит на меня, как мне кажется, целую вечность, прежде чем что — то сказать.

— Ты должен понять, я не собираюсь быть с кем — то, кто пытается мной манипулировать. — говорит она строгим голосом и серьезным взглядом.

— Ты имеешь полное право отвергнуть меня, — бормочу я в ответ с горькой усмешкой, — учитывая то, что я сделал.

— И что, это все? — Холодно спрашивает она.

Когда я собираюсь дать краткий ответ, до меня постепенно доходит, что Адора дает мне последнюю возможность удержать ее, выбрать ее по собственной воле, а не заманивать в ловушку — предложение, сопряженное с опасностью и неудобствами, которое полностью противоречит моим здравым смыслам, но единственный способ Я мог бы заполучить ее.

И в нескольких словах она говорит мне, что если я ничего не предприму, то уже дам ей повод отвергнуть меня. Я хочу бороться со своей природой ради нее.

Вновь обретенная смелость разливается по моим венам.

— Нет, — заявляю я. — Дело не в этом.

Я опускаюсь на одно колено, затем на другое, под бременем собственной вины и непреодолимого желания обладать ею. Отбросив свою гордость, я собственнически обнимаю ее за талию, зарываясь лицом в ее тепло, чувствуя, как она вздрагивает от волнения, прежде чем поднять глаза и встретиться с ней взглядом.

Я твердо заявляю еще кое — что.

— Ты нужна мне в ответ, Адора. Ты самая красивая, невероятная, жизнестойкая женщина, которую я когда — либо встречал. Мне нужно, чтобы ты дала мне шанс проявить себя перед тобой — я сделаю все, что потребуется. Я позабочусь о том, чтобы ты не пожалела об этом.

— И ты сделаешь все, что угодно? — Спрашивает Адора. — Даже если я буду ожидать, что ты будешь обнимать меня, когда я захочу, или писать мне смс три раза в день, ходить на законное свидание минимум раз в неделю?

Я отвечаю без колебаний, мое горло сжимается от искреннего напряжения.

— Разве я не ясно выразился? Все, что угодно. — Отвечаю я, мой голос грубый и лишенный всякого притворства. — Я не буду лгать и говорить, что это будет легко, но я готов сделать все, что потребуется.

Когда она видит, что я тверд в своем решении, ее губы расплываются в лучезарной улыбке.

— Хорошо, тогда договорились. — наконец произносит Адора; она достает из кармана телефон, настраивает камеру и фотографирует меня, прежде чем я успеваю среагировать.

Я осторожно вздыхаю.

— Что ты замышляешь на этот раз? — Ворчу я, поднимаясь на ноги.

— Запечатлеваю этот момент, — лукаво улыбается Адора. — Джон хотел сфотографировать, как ты стоишь на коленях.

— Чертов Джон. — Я закатываю глаза:

— Если ты отправишь ему это, я буду вынужден убить его. — Говорю я, но ничего не могу поделать с чувством привязанности к ней. Она умеет сделать так, что даже самые унизительные моменты кажутся не такими уж неприятными. — Полагаю, мне нужно поблагодарить его и извиниться перед твоей сестрой.

— Звучит как забавный тур извинений. — Адора хихикает, прижимаясь лбом к моей груди. Я делаю глубокий вдох и прижимаю ее к себе, понимая, что, несмотря на то, как меня раздражает эта ситуация, сила душевного тепла Адоры все еще заставляет меня улыбаться.

— Я не разочарую тебя, Адора, — я тихо говорю ей, — Обещаю.

— Я тоже люблю тебя, — шепчет она мне в грудь.

— Я никогда не говорила...

Адора поднимает лицо, чтобы посмотреть на меня. Она приложила палец к моим губам, чтобы я замолчал.

— Чшшш, давай просто продолжим.

Я улыбнулся и обнял ее в ответ, прежде чем поцеловать в макушку. Любовь — это еще мягко сказано по отношению к тому, что я к ней чувствую, но кто я такой, чтобы спорить с созданиями, которые это придумали.

— Мой глупый человечек, — бормочу я.