Сердце ко Дню Валентина (ЛП)

Глава 13

Адора

На следующее утро я нервно расхаживаю по кухне, мои руки трясутся, когда я готовлю чай для себя и Алесии. Я рассеянно ставлю перед ней на стол чай, и она говорит что — то в ответ, но я едва улавливаю слова.

Мои глаза то и дело бегают по экрану телефона, отчаянно ожидая звонка или уведомления от Авиэля, или хотя бы сообщения от его ассистента, сердце бешено колотится в груди.

Звонков нет. Сообщений нет. Ничего.

Ну, ничего, кроме тревожного сообщения, которое я получила сегодня рано утром и которое я не осмеливаюсь перечитать еще раз.

Я поспешно хватаю свою чашку с чаем и снова бросаю взгляд на экран телефона. В момент неловкости я случайно проливаю горячую жидкость себе на рубашку.

— Черт! — шиплю я, хватая бумажное полотенце и вытирая капли. Со вчерашнего дня я чувствую себя разбитой, и мне не помогает тот же повторяющийся кошмар.

— Ты в порядке? Присаживайся, если ты не прекратишь дергаться, у меня случится сердечный приступ, — говорит Алесия, придвигая стул рядом с собой и придерживая его для меня.

Я тычу в нее пальцем:

— Не смей так говорить, черт возьми.

А она только тихо смеется и похлопывает по сиденью рядом с собой.

— Я... я в порядке, — слабо говорю я, опускаясь на предложенный ею стул.

Глаза Алесии пристально смотрят на меня, переполненные сочувствия и понимания. Я прислоняюсь к столу и прерывисто выдыхаю, опустив взгляд в пол.

— Все будет хорошо, — шепчет она. Она обнимает меня за плечи и крепко прижимает к себе.

— Послушай, нам не нужен Авиэль или его деньги, — яростно заявляет она, — Мы сами разберемся, как найти средства. Нам просто нужно проявить творческий подход.

Ее голос звучит ровно, несмотря на стоящую перед нами невыполнимую задачу.

— Я не спала всю ночь, размышляя, и мне кое — что пришло в голову.

Она излагает ряд идей — от запуска страницы на GoFundMe до подачи заявок на гранты и даже на предварительно одобренные кредитные карты. Но какими бы креативными ни были ее идеи, ни одна из них не принесла бы столько денег, сколько нам было нужно, в течение одного дня.

Это было так похоже на нее — попытаться вернуться к работе еще до того, как она поправилась, и я чувствую себя виноватой из — за того, что она сейчас тоже беспокоится о деньгах. Этим утром она встала еще до того, как я проснулась, и мне уже пришлось останавливать ее, чтобы она не переутомлялась домашними делами.

Я знаю, что она хочет внести свой вклад, но ей нужно успокоиться, и я уверена, что стресс не способствует ее выздоровлению; эта мысль отрезвляет меня, и все, что я могу сделать, это застонать от боли.

— Прости, Адора, я стараюсь изо всех сил, — сочувствует Алесия. — Я попробую позвонить...

— Нет! — я обрываю ее, чувствуя, как в груди у меня все сжимается. — Это не твоя вина...

Прежде чем я успеваю объяснить, мой телефон внезапно вибрирует, заставляя меня замолчать. Я поднимаю трубку, и мое сердце подпрыгивает от радости, когда знакомый голос ассистента Авиэля сообщает мне, что Авиэль любезно изменил свое расписание, чтобы вписать меня во второй половине дня — у меня есть час до того, как он заедет за мной.

Я задыхаюсь, радость бьет во мне фонтаном. Алесия удивленно поднимает брови, и я не могу удержаться, чтобы не вскочить и крепко не обнять ее.

— Надо собираться, — это мое единственное объяснение, прежде чем я бросаюсь искать что — нибудь презентабельное.

Раздается резкий стук в дверь, и на пороге появляется Джон, его лицо, как обычно, представляет собой непроницаемую маску. Выражение его лица заставляет меня опасаться оценки, которая, я уверен, последует. К моему удивлению, его взгляд почти сочувственный, когда он изучает мое измученное лицо.

Я уже знаю, что выгляжу ужасно — у меня красные глаза от недосыпания, и я почти ничего не ела. Мой мешковатый свитер с геометрическим рисунком, мини — юбка и длинные модные сапоги на плоской подошве — вот моя лучшая попытка подобрать подходящий наряд.

Наконец, он нарушает молчание.

— Мисс. Коулман, у вас действительно нет других вариантов? — спрашивает он ровным, но не совсем недобрым голосом, — Вы не можете обратиться за помощью к семье или друзьям?

Я решительно качаю головой, чувствуя, как у меня болезненно сжимается горло. Он уже знал ответ; зачем он спрашивал снова?

— Мне нужно его увидеть, — твердо отвечаю я.

Джон глубоко вздыхает.

— Вы этого не хотите, — говорит он наконец, и его плечи опускаются, — но я все равно отведу вас к нему. Вам придется оставить свой телефон дома.

Он отворачивается с покорным и почти печальным видом.

Снаружи на бледно — сером небе собираются тучи, закрывая солнце. Холодный воздух пронизывает нас, когда мы идем по улице, и я чувствую, что продрог до костей, несмотря на пальто и толстый свитер.

Я плотнее запахиваю пальто, глядя на спину Джона, которая поднимается и опускается с каждым его широким шагом, и мне трудно поспевать за его темпом. Наконец мы подходим к его неприметной черной "Королле", всегда припаркованной так, чтобы я не могла разглядеть ее номерной знак.

Джон распахивает дверцу на заднем сиденье и жестом приглашает меня забраться внутрь. Перед тем как закрыть дверцу, он останавливается.

— Пожалуйста. — он протягивает мне знакомую черную повязку на глаза, такую же, какую мне пришлось надеть во время моего первого визита в резиденцию Авиэля. Очевидно, клиентам не разрешалось видеть, где живет Авиэль, в целях безопасности. Это было связано с его работой, хотя, по иронии судьбы, он не хотел и не ценил неожиданных гостей.

Я слышу, как он садится за руль, затем под нами ревет двигатель, и мы выезжаем с парковки на городские улицы.

Когда шумный город уступает место тихим извилистым дорогам, моя кожа под свитером покрывается мурашками, и я хватаюсь за подлокотники сиденья в полной темноте. Из — за тряски моя голова слегка покачивается из стороны в сторону. Наконец, снова проехав по гладкому асфальту, мы останавливаемся еще через несколько минут бесшумной езды.

Когда мы, наконец, подъезжаем к дому Авиэля, Джон помогает мне выйти из машины. Взяв меня за руку, он ведет меня по извилистой дорожке, обсаженной деревьями; я слышу, как их ветви шелестят в холодном воздухе. Я не могу избавиться от ощущения, что за мной наблюдают, хотя я никого и ничего не вижу.

Джон ведет меня вверх по ступенькам и, наконец, позволяет снять повязку с глаз. Меня встречают знакомые массивные французские двери, обрамленные двумя высокими, внушительными статуями львов, чьи каменные лица на которых отражался дневной свет.

Открывая дверь, он открывает великолепный вид на резиденцию Авиэля с ее высокими окнами и богато украшенной архитектурой.

Джон жестом приглашает меня войти.

Сначала я немного колеблюсь, чувствуя, как холодок пробегает у меня по спине, когда я снова переступаю порог, и во второй раз я ощущаю странное ощущение в воздухе, как будто меня ждет что — то зловещее.

Оказавшись внутри, я с благоговейным трепетом оглядываюсь по сторонам, вновь замечая стены и потолки, украшенные замысловатыми картинами, на которые у меня не было времени, чтобы по — настоящему оценить их в первый раз. Мебель и украшения не менее роскошны, мраморные полы в черно — белую клетку блестят после недавней полировки, а на полу расстилаются роскошные ковры. Даже воздух, кажется, мерцает легким намеком на роскошь.

Но больше всего меня завораживает музыка, которая поражает меня в тот момент, когда я переступаю порог дома Авиэля. Насыщенный и мелодичный звук пианино разносится по коридорам подобно призрачному туману, исходящему из глубин помещения, ноты глубокие и завораживающие — прекрасная, горько — сладкая серенада.

Мое сердце наполняется смесью страха и надежды, когда я замираю в этом величественном пространстве. Воспоминания об истинном облике Авиэля проносятся у меня в голове, но другого пути для меня нет, поэтому я продолжаю двигаться вперед.