Сердце Андромеды, или Чёрный Цветок. Книга первая

4

Гривуз возлагал все надежды на перемену погоды. Может, наконец устанет палить солнце, подует холодный ветер, набегут разбухшие тучи, жахнет гром, а лучше ураган с градом и молниями, и зальёт всё кругом бурлящими потоками ливневой воды. Как на Тритоне, где ураганы бывают пятьсот пятьдесят восемь дней в году. Вот тогда поединок перенесут, это уж точно. Нет, Гривуз не боялся. Со стороны он выглядел даже более самоуверенным и жёлчным, чем обычно. Но внутри недоумевал: как и когда он допустил досадный промах, из-за которого теперь приходится подвергать свою драгоценную жизнь глупому, неоправданному риску?

Поначалу всё шло замечательно, и адмиральский жезл почти лежал у него в кармане. Но как будто кто-то навёл морок, и Гривуз напрочь забыл про помощника Головуна. Ему казалось — нет, он был уверен! — что Барминстона сожрала лихорадка или его убили в бою при штурме хардовских фортов. Какое жестокое заблуждение, которое может перечеркнуть всё, к чему он стремился. Конечно, Гривуз был моложе Барминстона и выносливей — но опыт! Опыт не отнять. Старый рубака, выигравший не дно сражение, известный своей изощрённой жестокостью, Барминстон представлял для Гривуза серьёзную угрозу, и лучше было бы её избежать.

Утро, как назло, выдалось ясным и прохладным: жара, несколько недель изводившая всё живое, отступила.

В том месте, где кончался лес и начинались горные отроги, на каменистой, потрескавшейся почве рос только сухой кустарник да выгоревшая трава. Найти удобную площадку для поединка было проще простого.

Уже в сумерках стали прибывать пиратские корабли, от маленьких посудин, потрёпанных временем, неказистых, латаных, до крупных тяжеловозов. Первым делом прибывшие разводили костры, чтобы готовить знаменитую пиратскую похлёбку из привезённых с собой особых трав, кореньев и специй. Рэм заметил, что многие расы в Бериане предпочитают обычную растительную или животную пищу и неохотно употребляют синтетические продукты, быстро утоляющие голод. Он сам с удовольствием ел то, что готовил Циклоп, или блюда собственного приготовления, когда упражнялся в поварском искусстве и варил нечто похожее на русский борщ или жарил отбивные. Такая пища не только утоляла голод, но и доставляла удовольствие.

Чем ближе подходило время поединка, тем больше заполнялось пространство вокруг небольшой площадки, находящейся на возвышении и видимой отовсюду.

Барминстон обладал резким трубным голосом, который разносился повсюду. Куда бы Гривуз не направлялся, он слышал рычание своего противника, его отвратительный хохот и ругань и чувствовал, что теряет остатки самообладания. Час икс неотвратимо приближался.

Секунданты стали обсуждать детали предстоящего поединка. Вокруг стелился ровный, непрерывный гул толпы. Неожиданно он притих, затем вдруг взорвался рёвом урагана. На площадке, куда не имел права выйти никто, кроме претендентов, стоял неизвестный — либо сумасшедший, не знающи законов пиратского братства и заслуживающий немедленной смерти, либо… Либо новый претендент! «Карамола! Карамола! Карамола!..»

Стоявшие близко к возвышению узнали в неизвестном капитана Пылвса, который убедил сход отказаться от возвращения на Х-15. Значит, Пылвс вернулся? Он хочет что-то сказать? Нет, он хочет объявить карамолу! «Карамола! Карамола!» — вновь и вновь звучало слово, подхваченное могучим многоголосным хором.

Рэм поднял руку, призывая к тишине, и когда толпа угомонилась, заговорил:

— Господа пираты! Это как же понимать вас? До недавнего времени я был уверен, что члены пиратского братства умеют держать слово. Я не сомневался, что за моей спиной три сотни бойцов, которые уважают и ценят пацанские понятия. Если бы кто-нибудь попробовал заставить меня в этом усомниться, я бы плюнул ему в лицо. А теперь что прикажете делать?.. Ну ладно, отбросим эмоции. Подойдём с другого бока. На Земле, откуда я родом, говорят: «Договор дороже денег». Мы договорились, и я вам поверил. А что теперь? С вами, господа хорошие, нельзя иметь дело. Я не знаю, как это называется у вас в Бериане, но знаю, как называется на Земле. Хотите, я произнесу это слово?

Толпа, внимательно слушавшая капитана, всколыхнулась, в сторону Рэма полетели угрозы:

— Эй, Пылвс, придержи язык! Ты слишком много на себя берёшь, человек! Мы тебя научим уважительному отношению к пиратскому братству!

— Великий Тобу! Помилуй и вразуми моего хозяина! Что он говорит! Что он говорит! Разве так можно общаться с этими ублюдками! — причитал Болтун, стоя на крыле «Ласточки». Отсюда он видел площадку и всё поле, заполненное пиратами и кораблями.

Циклоп стоял возле фюзеляжа, высокий рост позволял гризу смотреть поверх голов.

— Хозяин — воин, он говорит, как положено воину, — сказал гриз с удовлетворением.

— А язык дипломатии вы, воины, совсем не берёте в расчёт, а?

Рэм понимал, что рискует, перегибает палку в нападках на пиратов, но у него в запасе был козырь. Прежде чем его выложить, следовало подготовить почву, чтобы эффект получился на все сто.

— Вы мне угрожаете? Ну, понятно… Что ещё остаётся, когда вас обвиняют в бесчестии и припирают фактами. Мне жаль вас!

— Ха-ха-ха! Пожалей себя, Пылвс! Когда мы укоротим твой язык, ты уже не сможешь болтать! Это мы сделаем легко…

Кто-то размахивал палашом, кто-то уже наводил на Рэма карабин, и это означало, что тянуть больше нельзя.

— А знаете, что я вам скажу?.. Вы мне не нужны! Теперь уж точно. Не нужны. Я нашёл нору, в которой схоронился диктатор Хон. Он думал, что я его не найду. А я нашёл. И сделал подкопы под его столовую, спальню и сортир. Теперь мне ничего не мешает забрать золото без вашей помощи. Тех нескольких человек, что остались верными своему слову, мне хватит за глаза. Поэтому завтра на рассвете я сделаю вам ручкой, ребята. Пока!

И вновь, как по волшебству, толпа онемела и обездвижила. Две-три минуты, в течение которых Рэм поспешил нанести ещё один чувствительный удар.

— Но я человек слова, — сказал он. — Я обещал вернуться и вернулся, чтобы завершить задуманное мной. Я не крыса и не вор. Мне не всё равно, что обо мне подумают. Просто взять и улететь мне не позволяет совесть. Поэтому я здесь. Здесь, чтобы спросить. Может, кто передумал? Может быть, кто-то вспомнил, как голосовал на сходе, и осознав, ну, скажем, опрометчивость своего поведения, решил всё же примкнуть ко мне? Так вот, я не злопамятен. Я прощу…

Точно рябь по воде по толпе пробежали шум и шорох: «Пылвс — а он правильные вещи говорит… Всё верно, он нашёл Хона… Хона? Ну да, диктатора Хона… Не может быть!.. Он приведёт нас к сокровищам!..» Шорох перерос в гвалт, гвалт в неистовый грохот и скрежет:

— Да здравствует Пылвс! Капитан Пылвс! Мы всё помним! Бери нас с собой!.. И меня!.. И меня!.. И меня!..

Толпа рвалась вперёд, как пёс рвётся с цепи при виде давно не приходившего хозяина.

— Даёшь Пылвса!!! Пылвс — наш адмирал!!! Пусть ведёт нас к золоту Хона!

Гривуз, всю ночь накануне молившийся об урагане, вдруг понял, что услышан: хотя желание его воплотилось в необычной форме, буря разыгралась нешуточная. Нужно было только помочь стихии выбрать правильное, выгодное для него направление. Гривуз поднялся на возвышенность и, размахивая руками в такт орущей толпе, тем самым как бы выражая солидарность с ней, подошёл к Рэму и тихо сказал:

— Капитан, в грядущем походе вам не обойтись без помощника, который знает приёмы обуздания этого дикого сброда. Я не мог сразу сказать об этом вашему слуге. Но теперь вы можете на меня рассчитывать.

Гривуз властным жестом заставил пиратов замолчать и прокричал, чтобы слышали все:

— Капитан Пылвс имеет право предъявлять претензии пиратскому братству. Ибо закон гласит: «Нельзя отменять решение схода без участия всех живых его свидетелей» Получается, мы поступили не по закону. От своего имени и от имени своей команды я говорю — упрёк принимаем и готовы загладить вину. Мы идём вместе с капитаном Пылвсом! Пылвс — наш капитан! Мы ему доверяем!

— И мы! И мы!!! Все идём с Пылвсом! — загалдела толпа. — Пусть ведёт! Пусть командует эскадрой!..

— Ура! Ура, Лохматый! Я всегда говорил, что хозяин знает толк в дипломатии. Значит, мои уроки не пропали даром. Посмотри, как я растрогался! — Болтун размазывал слёзы по лиловым щекам. — Хорошо, что обошлось без мордобоя. Слава Тобу…

— Подожди, ещё не вечер.

— Что ты имеешь в виду?

— А вон, гляди…

Только теперь Болтун заметил, что ликовала не вся толпа: отдельные кучки и ряды стояли в напряжённом молчании, недобро поглядывая по сторонам, и чего-то ждали. И вот когда на площадку поднялся квадратный громила с шишковатой головой и трубчатыми ушами, эти ряды и кучки ожили, зашумели и замахали всеми конечностями. В руке громилы багровым лучом горел световой меч. Разрубив со свистом воздух, он проорал:

— А мы ещё посмотрим, кто тут будет командовать, а кто кормить червей Харда!..

— Я сожалею, капитан Пылвс, но это тот единственный случай, когда я не смогу вам помочь, — прошептал Гривуз перед тем как отойти в сторону. — Держите меч. Вам придётся сразиться с этим уродом Барминстоном, хотите вы этого или нет. Закон есть закон. К тому же, как я понимаю, вы весьма щепетильны в вопросах чести. Что ж, удачи. Я буду за вас молиться. Честное слово…

— А теперь наш выход, туг! Скорее! Надо выручать хозяина! — прокричал Циклоп и рванул сквозь толпу, рассекая её как ледокол рассекает океанские льды. Разметав с десяток пиратов, которые решились встать у него на пути, через минуту гриз оказался в плену железной сетки, упал на землю, забился как раненый зверь, заскрипел зубами от бессилия и ярости, но ничего не смог сделать.

— Прости, гриз, мы против тебя ничего не имеем, — сказал вислоухий пират из расы парамитов. — Но опасаемся, что ты наделаешь глупостей и тебя придётся укокошить. А этого нам ну совсем не хочется… Капитан Пылвс, если он действительно тот, за кого себя выдаёт, справится и без твоей помощи… Да, а это тебе в подарок, чтобы не заскучал! — В сетку следом за Циклопом отправился Болтун…

Рэм был почти уверен, что победил, но когда появилась эта двухсоткилограммовая громадина, этот великан, похожий на жирного африканского гиппопотама, и все переиграл по-своему, ему уже ничего не оставалось, как смириться с неизбежным, то есть принять вызов. Барминстон был почти в два раза крупнее Рэма. Возможно, вес и рост делали его медлительней и неповоротливей человека, но это преимущество моментально исчезало, если противник владел мечом хотя бы на одну десятую от потенциала Циклопа. Можно было, конечно, попробовать измотать его, заставив бегать, дышать, насколько хватит лёгких, а потом…

Рэм вспомнил трибуны Моулея. Здесь тоже были зрители, и они бесновались так же неистово. И так же, как в летающем прозрачном кубе, он никого не видел, кроме своего врага. Бой начался, и с первых выпадов Барминстона стало ясно, что до Циклопа ему как до небес, но чтобы справиться с человеком, ему достанет того скромного запаса приёмов и финтов, каким он владел. Один раз Рэм сумел отразить удар кинзи — раздался резкий звон, и веером посыпались искры. Но больше он не пытался фехтовать, прыгал, уклонялся, кружился и бегал, бегал, бегал по площадке, благо места было намного больше, чем на моулийском помосте.

С красной бугристой физиономии Барминстона не сходила ядовитая усмешка: человек оказался слабаком. Даже не просто слабаком, а профаном. Ну что ж, Барминстон не был бы Барминстоном, если бы не воспользовался предоставленной возможностью. Когда ещё выпадет случай блеснуть, показать себя во всей красе и убедить сомневающихся, почему именно он достоин звания адмирала? Но Барминстон не прикончит наглеца сразу — хотя он того и заслуживает. Не даст повода говорить, что помогла случайность, мол, Пылвс споткнулся, а он этим воспользовался. Нет, победа должна быть чистой и безоговорочной! Он погоняет Пылвса по площадке, как хищник гоняет раненую жертву забавы ради, продемонстрирует свои коронные удары, хитроумные выпады и уловки, потешит толпу, а потом, по её же требованию, прикончит выскочку и заберёт адмиральский жезл.

Идея так понравилась Барминстону, что он тут же принялся её воплощать. Стал жеманно раскланиваться, корчить рожи, насмехаясь над противником, перебрасывать меч с руки на руку, финтить ради красивой позы, а не для пользы. И это его подвело. В своё время на ринге Рэм не позволял соперникам так себя вести. Если кто забывался и начинал играть в Рой Джонсона — боксёра, известного своей потешной манерой, тут же оказывался на канвасе. Сейчас, собрав все свои силы, Рэм сосредоточился на единственном ударе «хурум». Циклоп заставлял повторять его десятки раз, добиваясь точности в повороте кисти и направлении удара. Гриз говорил: лучше владеть в совершенстве одним из приёмов грула, чем поверхностно всеми. Приём «хурум» — особенно при ударе снизу вверх — был коварен и смертоносен. Если применить его в нужный момент, соперник не сможет ничего противопоставить. Сразу им воспользоваться Рэм не мог, Барминстон не попался бы на финт — он был достаточно хорош в фехтовании, чтобы вовремя среагировать. Но сейчас, когда он своими выходками и кривлянием пытался унизить противника, заранее празднуя победу, его бдительность притупилась. Рэм ждал той единственной секунды, когда «хурум» пройдёт без сучка и задоринки. «Запомни, хозяин, если отточишь и доведёшь удар до автоматизма, он спасёт тебе жизнь». Фраза Циклопа так и вертелась в мозгу.

А в это время гриз и туг сидели опутанные металлической сеткой и видели только ноги и спины пиратов.

— Близок час великого позора, с которым я буду жить всю оставшуюся жизнь, — стонал Циклоп. Из оранжевого глаза текли горючие слёзы, превращая густую шерсть на скулах в тёмную раскисшую вату.

Болтун, белый как лист бумаги, дёргал Циклопа за руки.

— Лохматый! Лохматый!.. Я всё тебе прощу. Я буду до конца дней вылизывать твои конечности, чтобы избавить от ревматизма, только спаси хозяина. Умоляю, спаси его!

Но что мог сделать гриз? Путы стягивали его геркулесовские плечи и руки, и когда он пытался хотя бы ослабить давление сетки, стальная проволока врезалась в тело до костей. Но не от физической, а от душевной боли сердце гриза обливалось слезами. Внезапно поляну сковала тишина. Толпа оцепенела, увидев что-то поразившее её. Болтун до крови искусал губы в ожидании страшного известия. И вдруг тишину потряс чей-то пронзительный крик:

— Пылвс!.. Пылвс!.. Адмирал Пылвс! Да здравствует адмирал Пылвс!..

Удар «хурум» под руку, снизу, с вывертом кисти прошёл точно и безукоризненно, пропоров Барминстону брюхо и оросив площадку густой жёлто-зелёной кровью инопланетянина. Барминстон выкатил глаза: что это? как это могло случиться? — и с застывшим выражением недоумения и растерянности рухнул на землю. Жирное тело сотрясла судорога.

Рэму казалось, что он слышит работу собственных лёгких — впуская и выпуская воздух, они издавали надрывный свистящий хрип. Лицо его горело, губы пересохли, ноги гудели, как после марафона. Но это была победа. Сознание ещё не вместило полностью это событие, как его окружили сотни восторженных инопланетян — их голоса оглушали и давили, и он невольно потянулся к знакомой фигуре Гривуза, мелькнувшей в толпе.

— Поздравляю, адмирал, вы победили не только Барминстона, но и этот сброд. Но будьте осторожны, любовь толпы изменчива. Впрочем, вы и сами это знаете…