Сделай со мной... это, госпожа

Глава 22

Теневир

— Попробуй еще раз, — с улыбкой произнесла та, что заняла тело его жены. — Повторяй за мной. Ольга.

— Охра, — послушно повторил Теневир и растянул губы до ушей. Сегодня он был до безобразия счастлив и подозревал, что выражение лица у него от этого на редкость идиотское.

Охра покачала головой и попробовала опять:

— Ольга. Правильно произносить Ольга.

— Охра, — счастливо улыбался Теневир.

Ну не получалось у него выговорить имя возлюбленной. Олха, Охра — какая разница. Главное, что не Кхара.

Теневиру казалось, что он умер и погрузился в прекрасный вечный сон, где каждая секунда как медовый нектар.

Охра обреченно вздохнула, видимо, осознав всю тщетность своих стараний, и потянулась к бокалу лунного. Теневир наблюдал за ней с восторженным оскалом.

— И ты совсем не расстроен? — спросила она, стрельнув глазами в его сторону. — Ну… что я не… ну… не… твоя жена.

— Ты моя жена! — Теневиру казалось, что еще немного — и его лицо треснет от улыбки. Безумно хотелось трахаться. Но вместе с тем ему нравилось и то, чем они занимались сейчас: сидели за столом друг напротив друга и неспешно беседовали. Нравилось любоваться Охрой, подмечая в знакомом облике все новые незнакомые детали. Теперь он делал это осознанно — искал различия между ней и Кхарой, а находя, испытывал пьянящий восторг. Перед ним совсем другая женщина!

Можно жить без оглядки на прошлое.

— Ты понял, о чем я. — Охра смотрела на него с осуждением, мол, не увиливай от ответа. — Ты не расстроен, что я не она?

— Я что, похож на идиота? — ухмыльнулся он.

Охра молчала, явно ожидая от него откровений.

Теневир вздохнул. Ну не привык он выворачивать душу наизнанку.

— Приятно понимать, что ты в своем уме и все эти странности в поведении твоей жены тебе не почудились.

— И всё?

Конечно, не всё. Но он не станет рассказывать, что раньше истинность была для него ловушкой, ощущалась удавкой на шее и железными кандалами на руках, что его душа и тело находились в постоянном разладе, а сейчас наконец-то, в кои-то веки он в гармонии с самим собой.

Больше не надо бояться, что доброта его жены — явление временное и однажды сказка закончится. Можно не ждать измен, ведь эта конкретная женщина никогда ему не изменяла. Более того, по словам Охры, в ее родном мире супруги — о чудеса! — хранили верность мужьям, а значит, он мог надеяться… да, он мог всерьез надеяться, что история с Варгхом и Эрдегаром не повторится.

Судьба сделала ему подарок, о котором Теневир не смел и мечтать. Женщину, которую приятно любить. Лучшую истинную из всех возможных.

Конечно, он не скучал по Кхаре. Пусть ее душа навеки растворится в небытие.

Судя по взгляду, Охра ждала от него еще каких-то слов, будто его придурковато счастливой физиономии было недостаточно.

— В Бездну Кхару, — сказал он.

— Но она твоя истинная.

— В Бездну, — веско повторил Теневир.

Его возлюбленная опустила взгляд. На ее лицо набежала тень.

Задумчиво водя пальцем по краю тарелки и не поднимая глаз, она произнесла тихим сдавленным голосом:

— А если она вернется? Вернет себе свое тело? Ты будешь желать ее, как желаешь сейчас меня…

— Не вернется, — Теневир нервно передернул плечами. Его ответ прозвучал резко и даже грубо.

Охра продолжала поглаживать тарелку:

— Но если такая вероятность существует?

— Не существует!

Его охватил суеверный страх, словно разговоры на эту тему могли накликать беду.

Есть вещи, о которых лучше не говорить и не думать.

Охра вскинула голову и посмотрела на него в упор. Ее изящные брови изогнулись в болезненном выражении.

— Существует.

В комнату будто проник сквозняк, лизнув голую спину Теневира.

— Нет, — возразил он, поежившись. — Ты ошибаешься.

Любимая смотрела на него как-то странно. С мукой во взгляде. Так что закрадывались подозрения: ей известно то, чего не знает он.

— Если Кхара вернется… — Теневир тяжело сглотнул. Внезапно обретенное счастье вдруг показалось хрупким, как стеклянный бокал, осколки которого еще валялись на полу. — Если…

Он не вернется к прежней собачьей жизни! Нет, нет и нет! Хватит с него этой больной привязанности и тупой, навязанной похоти, которая не имеет ни малейшего отношения к любви, а только унижает его как мужчину. Лучше смерть.

— Если истинность снова станет для меня рабством, — закончил Теневир, решительно выдвинув подбородок, — я лучше убью или умру.

Охра со вздохом прикрыла веки.

Спустя секунду, так и не сказав того, что собиралась, она скользнула к мужу на лавку и принялась легонько целовать его шею. Теневир по-прежнему был раздет. Рука любимой задвигалась у него между ног.