Я не ошиблась, нами заинтересовались представители столичного МВД: майор Пётр Максимович Ерёменко и старший лейтенант Андрей Сергеевич Никифоров.
Представившись, они предложили малоприятную альтернативу: пообщаться с ними здесь и сейчас в доверительной форме или явиться по повестке в участок. Алан начал знакомство с невежливого ворчания о звонке адвокату, но я, заметив как, не предвещая ничего хорошего, сошлись на переносице брови пожилого майора, пригласила их войти. Всё равно ведь побеседовать придётся, так зачем усугублять и без того сложную ситуацию.
Мы расположились в гостиной. Я ожидала, что они перейдут прямо к делу. К моим отпечаткам на орудие убийства, например, но первый вопрос удивил и озадачил.
— Злата Романовна, почему вы проживаете в этой квартире, если прописаны в семнадцатой?
Вот что тут ответить? Это же Войнич документы делал, но даже он не смог бы прописать меня в чужой квартире на законных основаниях. Пока гадала, что сказать, Алан недружелюбно спросил:
— А что вас смущает? Я не могу прописать свою девушку в своей квартире, или закон запрещает жить на съёмной? Какое отношение это имеет к убийствам?
Мужчины переглянулись.
— Значит, вы знаете, о чём пойдёт речь? — холодно уточнил майор.
— Да, в последнее время полиция нас часто навещает, — я решила не затягивать общение и не играть в недопонимание. — После того как рядом с первой девушкой нашли мой нож с моими отпечатками.
— Вы можете объяснить, как он там оказался?
— Пропал около трёх недель назад. Тогда я не придала этому значения. Думаю, его выкрали специально.
Полицейские снова обменялись взглядами, очень и очень скептическими.
— Чтобы вы попали под подозрение? — недоверчиво уточнил молодой.
— Возможно.
— Ну и кому же это понадобилось?
Теперь в «гляделки» играли мы с Аланом.
— Эм… не знаю.
— А у вас, Алан Константинович, есть какие-то предположения? — голос Ерёменко звучал жёстко и резко.
— Нет, надеюсь, это удастся выяснить вам, — в тон ему ответил Войнич.
Майор нахмурился.
— Когда люди действительно рассчитывают на помощь полиции, они не утаивают важную информацию. Я знаю, что вы видели фотографии с первого места преступления, почему не рассказали о подробностях смерти вашей мамы?
Вот оно! Рано или поздно это должно было случиться. Я почувствовала, как сильно напрягся сидящий рядом Алан, и взяла его за руку, призывая сохранять самообладание.
— И не говорите, что вы не знали этих подробностей. Ваши откровения на одном из тематических сайтов, говорят об обратном, — встрял лейтенант Никифоров.
Опять этот сайт! Ещё в августе просила Алана удалить свои записи. Какую-то часть он действительно стёр, но многое оставил, чтобы не вызывать подозрений моих преследователей.
— Я был в шоке и не сразу всё осознал, — неохотно сказал Войнич. — Да ещё Злата под подозрение попала. Я… решил, что это меня кто-то пытается так… задеть, не знаю как объяснить.
— И почему же вы не поделились ни с кем соображениями? — доверия во взгляде и голосе майора не прибавилось.
— Мы и так под подозрением, не хотелось его усугублять. Я пытался провести собственное расследование.
Пожалуй, хорошо, что он признался, всё равно ведь выяснят. А судя по нехорошей усмешке, тронувшей губы Петра Максимовича, для них это уже не новость.
— Ну и каковы результаты?
— Увы, следствие зашло в тупик, — вмешалась я. — Надеюсь, у вас это получится лучше.
— Вряд ли, если вы и дальше будете скрывать информацию, — начал раздражаться майор. — Хотя, возможно, у вас имеются на то веские основания!
— На что вы намекаете?! — горячился Алан. — У нас есть алиби на оба убийства!
— У вас мог быть сообщник, — встрял лейтенант. — Да, сторож видел, как вы бродили по территории гостиницы, но он также заметил, что вы говорили с кем-то по телефону.
— Не стоит бросаться абсурдными обвинениями, — угрожающе предупредил Войнич. — Если можете предъявить что-то конкретное — предъявляйте, в противном случае — давайте прощаться! У нас дела!
— Мы проверим распечатку звонков и ещё вернёмся к этой версии, — заверил майор.
Алан уже не скрывал возмущения:
— Бредовая версия! По-вашему, я убиваю или отдаю приказ убивать этих женщин в память о матери?! Где здесь логика?!
Я сильнее сжала его ладонь, стараясь успокоить. Ерёменко, видимо, тоже понял, что грядёт скандал и занял менее агрессивную позицию:
— Хорошо, давайте поговорим о вашей версии. Считаете кто-то, копируя смерть вашей мамы, пытается вам что-то сказать? И кто же на такое способен? У вас есть враги, Алан Константинович?
Всё ещё раздражённый чемпион нетерпеливо передёрнул плечами:
— Нет. Я не знаю, кто это может быть.
— А с Виктором Андреевичем Красновым, который вчера вам, Злата Романовна, угрожал, вы знакомы?
Я растерялась, не зная, как лучше ответить, но Алан опередил:
— Нет, она с ним не знакома! И если у вас больше нет вопросов…
— Вообще-то есть, — Ерёменко явно не торопился завершить нашу «доверительную» беседу и смотрел на меня взглядом Каа, гипнотизирующего бандерлогов. — Он уверял, что его девушка стала жертвой вашей своеобразной практики целителя. Говорят, вы лечите местных жителей травами и заговорами, — губы служителя закона искривила презрительная улыбка, — это так?
Войнич снова среагировал быстрее и холодно отчеканил:
— Я вам уже сказал: или предъявляйте обвинение или уходите! На провокационные вопросы мы без адвоката отвечать не будем!
— Но вы же понимаете, что такая деятельность незаконна без соответствующего разрешения и образования.
— А ваши обвинения бессмысленны и некорректны без доказательств! Ещё вопросы есть? — холод в голосе Алана дополнился металлом.
От спортсмена исходили тяжёлые волны негатива. Мне стало не по себе.
— Есть. Злата Романовна, мы не нашли в местной поликлинике вашу медицинскую карту, она у вас дома? Можно взглянуть?
А вот это было очень неожиданно. Я удивилась.
— У меня вообще нет карты — очень редко болею, а для чего она вам?
— На теле первой убитой девушки обнаружено лекарственное средство, которое принимают астматики. Похоже, кто-то воспользовался ингалятором, но у жертвы ни астмы, ни приступов удушья не отмечалось. Получается…
— Это мог быть убийца, — закончил Алан. — Мою медицинскую карту тоже затребуете?
— В обязательном порядке, — кивнул майор, тяжело поднимаясь из кресла. — Ничего личного, мы обязаны всё проверить. Но чистосердечное признание, как вы помните, смягчает вину и существенно влияет на наказание, так что если хотите о чём-то поведать…
Мы не хотели. Он вздохнул и закончил:
— Позвоните, если передумаете. А пока не покидайте посёлок. Оба!
Это было сказано приказным тоном — никаких «пожалуйста» или «будьте любезны».
Когда они ушли, я вспомнила об обещании лейтенанта проверить распечатку звонков Алана. Что будет, если выйдут на Громова? Нет, «оборотень», конечно, выкрутится, но мало ли!
— Ты зря недооцениваешь нашего коварного наёмника, — развеял сомнения Войнич. — Для неофициальных дел у него и номер неофициальный. Зарегистрирован на какую-то знакомую. Она всегда готова подтвердить, что звонили именно ей.
— Что скажешь об убийце-астматике? Насколько это реально?
Алан устало взъерошил волосы.
— Не знаю, что думать. Слишком устал. Когда приедет бабушка?
— В восемь вечера. Время есть, отсыпайся пока.
Алан охотно согласился, раздвинул диван в гостиной и со вздохом устроился на нём. У меня сложилось впечатление, что чемпион просто не хочет обсуждать встречу с Ерёменко и в особенности дикую версию о его причастности к убийству.
— Ты тоже ложись, нужно выспаться, — он подвинулся, освобождая место.
— Прямо здесь?
— Да, прямо здесь. Хочу быть уверен, что ты не умчишься снова кого-нибудь спасать, пока сплю, — проворчал Войнич.
— Может, тогда лучше привяжешь? — хмыкнула, протягивая ему свой пояс от халата.
— А это уже твои сексуальные фантазии? — насмешливо поддел спортсмен, отомстив за прежнюю шутку. — А говорила, БДСМ не любишь!
Увы, контроль утерян безвозвратно. Он действительно больше не реагировал на мои выпады, ещё и острить пытался. А если так:
— Не люблю, но можно попробовать наоборот: я могла бы связать тебя. Думаю, это мне понравится! А может быть и тебе тоже.
Войнич комментарий не оценил, зевнул и сонно пробормотал:
— Ложись, соблазнительница, обойдёмся без крайних мер. Просто пообещай никуда без меня не выходить и не поддаваться героическим порывам.
— Не выйду. А порывы — это больше по твоей части. Ты такой непостоянный.
— Я - непостоянный?! — от удивления, начавший было дремать спортсмен, проснулся. — С чего ты взяла?
— С того, что летом обещал ненавидеть меня вечно, а теперь вон завтраки готовишь и ни на шаг от себя не отпускаешь. Всё-таки влюбился, да?
Вообще-то это тоже была шутка. Последняя, так сказать, контрольная. Но эффект она произвела неожиданный. Алан с растерянным видом принял сидячее положение и, глядя в сторону, неохотно проворчал:
— Ты же сама выспаться предложила, а теперь допрос устраиваешь. Ладно, чтобы между нами не было недомолвок и двусмысленностей, объясняю: влюбился — это сильно сказано, но ты мне нравишься. Отрицать очевидное бессмысленно перед твоими-то способностями. И не смотри на меня, как Кутузов на Наполеона. Это не признание и не предложение — просто констатация факта, — торопливо добавил он, заметив выражение моего лица.
На нём, подозреваю, застыло нечто посильнее удивления.
— А ты не знала? Тоже мне экстрасенс, — Алан постарался скрыть неловкость за упрёком.
Я машинально парировала:
— Я, если помнишь, считываю только сильные эмоции. Из них у тебя преобладают злость и ненависть. Всё остальное как-то слабо выражено. Значит, там ничего серьёзного!
— Я так и сказал, — кивнул он, избегая моего взгляда. — Просто симпатия. Не беспокойся, ни на что кроме твоей безопасности не претендую. А теперь, если мы, наконец, всё прояснили давай поспим.
Он снова лёг, закинув руки за голову, и закрыл глаза. А я, потрясённая, ещё долго стояла рядом, ожидая, что вот сейчас он засмеётся и выдаст что-нибудь вроде «Ага, повелась! Не только ты можешь вгонять людей в ступор!». Не дождалась.