С ней будут проблемы!

Глава 16

Пресыщенное негой тело шевелиться не желало. Мышцы ломит, даже те из них, о которых я до этого не подозревала. Так было после первого занятия восточными танцами, тогда я также удивлялась тому, что и там, оказывается, может быть крепатура. Пересохшее горло дерет. Хриплый стон, с трудом сорвавшийся с губ, — я умудрилась сорвать голос. А в голове осколки этой ночи — сладкие, будоражащие, стыдные. Такие, что непременно захочется повторить.

Эта ночь стала для меня откровением. Заполненная страстью, ослепляющая немыслимой силой ощущений, с небольшими передышками, в которые я то ли спала, то ли выключалась от эмоциональной и физической перегрузки. И каждый раз я думала — все, хватит, больше не смогу. И так получила оргазмов больше, чем за всю предыдущую жизнь жизни.

Но Эл-Дин никак не мог вдоволь насытиться мной. Отпускал на несколько минут, а потом чувственными ласками вновь возрождал из пепла, пробуждая дремлющее во мне ненасытное чудовище. И я хваталась за него, пытаясь набрать его ласки и силы про запас, впитать в себя, как можно больше урвав за те несколько часов, что нам отпущено судьбой.

— Проснулась, мечта моя?

Теплая ладонь коснулась моей щеки. Нежная, легкая, она пробегает по скулам, очерчивая абрис лица, обводит подушечкой пальцев мочку уха, поправляет волоски на висках.

Вздыхаю, осознавая, что Эл-Дин точно понял — я уже не сплю. И как только заметил?

— У нас совсем немного времени, — ладонь задерживается, запутавшись в моих волосах. — А нам нужно все обсудить.

Мне же говорить совсем не хочется. Да и не знаю я, о чем нужно в таком случае говорить. Не было еще в моей жизни такого утра. Утра полного сладостной истомы, радостного предвкушения и надежды на продолжение.

Настороженная я поворачиваюсь к нему лицом, одаривая безмятежной улыбкой. Ощущение склеенности между ног и я вспоминаю, что мы не предохранялись. Осознание этого обжигает тревогой. Как я могла быть настолько безответственной? Не задуматься о последствиях? Это совсем на меня не похоже. Я не люблю рисковать и ставить под угрозу свое будущее. И уж точно не могу быть беспечной настолько, чтобы привести в мир ребенка, которому не смогу дать ничего. Даже любви и достойной матери.

— Больно? — беспокойство в серебристых глазах, и столько тревоги в Эл-Дин голосе, что мне становится стыдно за вырвавшийся стон досады.

Приоткрываю один глаз, залипая на колкой щетине и проносящемся воспоминании о том, как приятно она касается кожи. От пристального взгляда полного ярких звезд и многозначительной улыбки, будто кто-то понял, о чем я думаю, щеки алеют сами по себе.

— Мы не предохранялись, — озвучиваю свои опасения, и голос звучит так равнодушно и отстранённо, словно я говорю о чем-то несущественном.

В глазах мужчины застыло непонимание, и я пытаюсь объяснить:

— Что будет, если я забеременею?

— Не стоит волноваться. Ты не забеременеешь, — мне слышится явственный упрек в тоне Эл-Дина, но чем он вызван понять не могу и просто отмахиваюсь — есть вещи важнее, чем чьи-то обиды. — Разве тебе никто не объяснял, что беременность возможна, только если женщина этого хочет? И мужчина. Обоюдно и одновременно?

В голове вспышкой проносятся имена, придуманные для наших детей. Но потом облегченно выдыхаю — пусть мое сознание и попутало спьяну, но он же не мог хотеть детей в первую же ночь. Или мог? Смотрю с сомнением, примеряя различные варианты. Но ответа так и не нахожу.

— А как же тогда незаконнорождённые? — срывается с губ.

— Если женщина очень хочет ‑ есть специальные зелья.

— Зачем? — удивилась я, но тут же заткнулась.

— Богатство, власть…. Мало ли причин? — пожимая плечами, отвечает Эл-Дин.

Какая же из них привела на свет тебя? Мне хочется спросить, но собственная скрытность не позволяет. Я бы не хотела, чтобы кто-то лез мне в душу.

— Полно, — согласно подтверждаю. — Ошибок не бывает?

— Нет, — резко качает головой мужчина, поднимаясь с кровати. Всю расслабленность с него смыло волной беспричинной раздраженности. Нет больше улыбчивого любовника. Злой, строгий, отрешенно-равнодушный.

Тянусь к нему. Сажусь на кровати, только сейчас замечая, что я в своей спальне.

— Прости, — шепчу, охватывая руками напряженную спину, вжимаюсь в нее обнаженной грудью, не понимая, ни за что прошу прощения, ни чем обидела его. Но так не хочется, чтобы это стало пропастью между нами. Ведь препятствий и так бесконечно много. Мы совершенно не знаем друг друга, у нас разный менталитет, воспитания, а он единственный кто может стать для меня чем-то большим.

Эл-Дин разворачивается в моих руках.

— Сладкое мое наваждение. Лучше бы ты никогда не приходила в мой кабинет, — шепчет, осыпая поцелуями-бабочками мои щеки. — Разве можно быть такой соблазнительной, искусительница?

Замирает, а я расслабленно льну к его груди, где взбудоражено, стучит встревоженное сердце.

— Тебе нужно в купальню, — подхватывая меня на руки, и через несколько широких шагов опускает уже посреди наполняющейся ванны. — Знаешь, прошлый раз, когда я нашел тебя здесь, я и мечтать не мог, что когда-нибудь буду держать тебя в объятиях, — бросает он и полным серьезности голосом требовательно приказывает: — Никому не рассказывай. Ничем себя не выдавай. Никто не должен узнать. Услышишь обо мне, увидишь меня — мы незнакомы. А лучше всего — забудь!

— Ты тоже забудешь? — при мысли об этом становится горько.

Он для этого ждал моего пробуждения? Лучше бы ушел раньше. Я бы и сама все поняла, а так.… Неужели все сказка закончилась, и часы отбили двенадцать?

— Почему? Ты чего-то боишься? — подобно утопающему цепляюсь за соломинку — страх может объяснить эту резкую перемену настроения и оставить нам шанс. — Ти-Мер говорил, что мужчину лишившего кандидатку девственности казнят. Этого ты боишься? — высказываю я предположение, пока его руки быстро натирают мое тело мылом. — Не бойся, ты не лишал меня девственности, — усмехаюсь, и руки, хозяйски поглаживающие мое тело, замирают, останавливаясь.

Несколько гулких ударов сердца Эл-Дин молчит, мнется неуверенно, раздумывая отвечать или не отвечать на мой вопрос. Мне не привычно видеть его таким. Это никак не вяжется с тем образом, что сложился в моей голове, и с той пугающей силой, что исходит от него.

— Этого тоже никто не должен узнать, — кивает он каким-то своим мыслям. — Главное, откровенная моя, ничем не выдавай факт нашего знакомства. Особенно императору.

— Почему?

И вновь в ответ тишина. Гнетущая, бесящая.

— Он любит ломать мои игрушки.

— Стало быть, игрушка? — сощурив глаза, яростно выплюнула я, задыхаясь от гнева.

— Именно! — вдруг огрызается Эл-Дин, разрывая мое сердце на две кровоточащие половинки. Ласковые прикосновения мочалки уже давно превратились в безжалостное трение. Он трет так яростно, будто хочет содрать с меня кожу заживо. — Поэтому не воображай ничего. Не ищи встречи и не броди тайными коридорами.

Недавнее счастье с треском разбитого стекла осыпается на каменный пол. Я буквально вижу, как катится по нему, громко звеня мое разбитое вдребезги сердце. Ничего. Не впервой.

— Уходи, — тихо прошу я, усилием воли удерживая скопившиеся в глазах слезы.

Эл-Дин отстраняется. Окидывает меня взглядом, сомневаясь в серьезности просьбы.

— Уходи! — повторяю тверже, и только боги знают чего мне стоит не дать дрогнуть голосу.

Он вновь смотрит на меня своими сверкающими звёздами, выворачивая мою душу наизнанку, но внутри все уже закаменело, смылось ворохом безразличия. Не он первый, не он последний, но ни один из них никогда не станет свидетелем моей слабости, не получит в руки такой козырь. Хватит, проходили.

Мужчина отступает, делая шаг в сторону двери.

— Убирайся! — требую я, видя, что Эл-Дин медлит, хочет что-то сказать, но так и не решается.

Не решаюсь и я. Просто сверлю его непреклонным взглядом, полным бесящего всех высокомерия и гордости. Что-что, а за ними, прятаться я умею.

В закрытую дверь ванной, летит непонятно как очутившаяся в руках мочалка. Врезается, брызгая во все стороны, оставляя потеки и мокрое некрасивое пятно. Так похожее на тот след, что мужчина успел оставить в моей душе.

— Убирайся! — повторяю бессильно, медленно оседая в ванну.

С остервенением тру кожу, что, кажется, навсегда пропиталась его запахом. Чувствую себя грязной и использованной. И это после самой замечательной ночи в моей жизни. Вот и пресловутое «ни о чем не пожалею».

Закрываю глаза, не в силах справиться с потоком самобичеваний.

«И почему со мной всегда так. Встретила, заинтересовалась, придумала идеальный характер, образ, который сильно отличается от реального, и влюбилась. Так было и Сергеем. Его я тоже выдумала. Влюбилась и страдала. И чем все закончилось? Разбитым сердцем? А Ша-Кир? Сколько черт я уже успела в нем отыскать — доброта, благородство, великодушие.… Где спрашивается, я все это нашла? А этот? Что вообще в нем было такого, что так зацепило? Он ничего не обещал. Парочка ласковых слов. Немного хмеля, неумелый поцелуй и я растаявшая мороженка у его ног. Ладно, как там, у классика «опыт, сын ошибок трудных». Когда же я уже наошибаюсь с запасом?»

Сыто мурлыкнувшее естество, останавливает это истязание. Ну, хоть не буду больше сходить с ума от этого ходячего тестостерона повсюду и таять подобно мартовской кошке. И это первый плюс. Остальные тоже обязательно отыщутся. Например, могу спокойно заняться дурацким отбором и победить, а потом и вовсе убраться наконец-то из этого идиотского мира.

Когда в мои покои стучат, я уже полностью готова к предстоящему испытанию. От девчонки, так и не пролившей слез, не осталось и следа. В зеркале отражается уверенная, высокомерная, гордая красавица с широко расправленными плечами и улыбкой на все двадцать восемь — такой меня привыкли видеть окружающие. Маска. Всего лишь маска. Зато никто и никогда не догадается, что сердце все еще кровоточит от разбитых надежд и нестерпимого одиночества, пусть и успело затянуться сукровицей. И в этом тоже свой огромный плюс.