Русь-XXI. Повесть о ненастоящем человеке.

Свобода и одно интересное предложение

Малкович дал мне снимки не просто так: он хочет, чтобы я осознал, что я в жопе. Да, я в жопе, причем в большей, чем он думает. И мне бы не помешала помощь со стороны правоохранительных органов, но...

...Что я им скажу?

Я не могу попросить защиты от киллера, потому что должен буду объяснить, почему за мной ходит этот самый киллер. Ну не ходят убийцы за простыми людьми, которые ни во что не влезали! Должна быть причина, и Малкович не примет ответа «понятия не имею». Более того, если человек ни в чем не замешан — откуда ему заподозрить, что за ним следят? А если я боюсь — стало быть, рыльце в пушку. Так думает Малкович — и думает правильно.

Прошло еще часа четыре или около того.

Я так и сяк прикидывал ситуацию — все плохо, хоть так, хоть эдак. Раньше было полегче: в конце концов, тогда, в самый первый день, когда я собирался идти к врачу, моя щетина была очень короткой. Значит, за день до того я был выбрит. И, вероятно, брился каждый день. С тех пор я не брился вовсе и отпустил короткую бородку, которая изменила мой облик. Это снижало шансы найти меня по лицу. Но теперь я попал в переплет, и то, как я выгляжу сейчас, станет известно моим врагам. Меня даже не фотографировали, но с учетом того, что у полиции нагрудные камеры, в этом нет надобности...

Стоп. Ведь у меня же лицо было в крови, медики смыли кровь, но обклеили меня пластырем! Это, конечно, маскирует внешность. Но, в целом, если выберусь — придется менять образ кардинально. Типа, отпустить пышные усы и длинные волосы, как-то так. Хм, пару татуировок? Нет, не стоит, их потом при необходимости не сведешь в два счета, как усы...

Впрочем, остается вопрос, как мне отделаться от СГБ. Если они разберутся, откуда взялся вендиго — может быть, меня просто отпустят. Если нет...

И тут за мной снова пришли и повели в этот чертов кабинет. А дело-то уже к вечеру идет. Хм, кто бы это мог быть?

Что человек, который меня уже ждал, ни хрена не чета ни следаку, ни полковнику, я понял уже по той детали, что он ждал меня в кабинете стоя, а не сидя. Сам он в черном костюме, с галстуком, на рукавах запонки вроде как из драгметалла, на столе лежит его чемоданчик.

— Добрый вечер, — поздоровался он.

— И вам не хворать. Вы кто?

— Юрист. Присядем?

— Да, конечно, — согласился я.

Просто небо и земля. Одет хорошо, это видно даже тому, кто не разбирается в подобных вещах, и манеры имеются. Что как бы уже явно показатель некоторого уровня.

Когда я сел, он сам не стал сразу садиться, а достал из чемоданчика пару предметов. Круглый диск на присосках он прилепил к зеркалу и включил, комната наполнилась неприятным жужжанием. Затем юрист повесил на две камеры у потолка по кепке, рядом с ними повесил еще две жужжалки поменьше и только после этого уселся напротив.

— Это чтоб не подслушали? — сказал я.

— Совершенно верно. Как мне к вам обращаться?

— Кирилл. Так вы мой адвокат?

— Не ваш, но я вас отсюда вытащу. Меня зовут Глеб Ушаков, я юрист дома Борисовых.

— Дом Борисовых? — переспросил я.

— Верно. Мой патрон, граф Борисов, поручил мне освободить вас.

Я прокрутил в голове последнюю фразу. Граф? Серьезно? А как же революция? Хотя стоп, еще Маслов упоминал про дворянство... Черт, вот это поворот. Будто я на другую планету попал... Ах ну да, если не было русско-японской войны, то и революции вполне могло не быть...

— Простите, но я не знаком с графом Борисовым и не понимаю, зачем ему мне помогать.

— Не знакомы, конечно. Но все довольно просто: не далее как несколько часов назад вы спасли дочь барона Кеплера и двоих его внуков, так что его негодование в связи с тем, как тут с вами обошлись, вполне естественно. У самого барона Кеплера особого влияния и связей нет, так что он по старой дружбе попросил подсобить моего патрона.

— Хм... Ваш патрон может повлиять на СГБ?

— Повлиять? Слабо сказано. Где начинаются права и полномочия Дома Борисовых — там, не взыщите за пафос, полномочия всякого гэбья заканчиваются. Итак, что вы уже сказали следователю?

— Ничего. Я отказался с ним разговаривать без адвоката.

— Даже имени не назвали?

— Нет.

— Замечательно. Вы, я так понимаю, приезжий?

Я насторожился.

— Почему вы так думаете?

— Вас нет в столичной базе данных. Как и в нескольких других. Совпадений по лицу не найдено.

Я забарабанил пальцами по столу. Ответить как есть?

То, что Ушаков сам не из гэбья, четко показывают его манеры. Он работает на графа, его клиент или клиенты — важные шишки, отсюда и специфические манеры. Ушаков не мог сесть, пока не сел я. Не потому, что я важная шишка, а потому, что он так привык обращаться со знатными клиентами. Деталь мелкая, но откуда это знать мне и следаку? Переодетый следак либо сам не знает таких нюансов, либо думает, что я не знаю. Ну я и не знал, только визит настоящего адвоката высокого полета мне это показал.

Ладно, рискну и скажу, как есть.

— В общем, такое дело, что я не знаю. У меня некоторое время назад случилась потеря памяти.

— Вот оно что... Вы обращались к врачам?

— Нет.

— Почему?

— Не знаю. Не счел это полезным.

— И как вы, в таком случае, вы жили с того момента?

Я нахмурился.

— Простите, а зачем вам это знать?

— Пытаюсь понять, кто вы такой, чтобы оценить риски.

— Какие риски?

— Для моего патрона. Вы же понимаете, что если он поможет человеку с плохой репутацией, то это повлияет на его собственную репутацию?

— Понимаю. В общем, так и жил. Без памяти.

— У вас совсем нет никакого, так сказать, окружения, которое напомнило бы вам что-то?

Я покачал головой.

— Это случилось со мной прямо на улице. У меня в кармане не было ни ключей, ни документов, только немного денег. Может быть, за хлебом шел. Если у меня и было окружение, семья или что-то такое — я не смог к нему вернуться. Забыл адрес. Но вообще — у меня не было ни семьи, ни близких друзей. Мне точно известно, что в розыске я не числюсь. Никто не заявил о пропаже.

Он едва заметно приподнял бровь:

— Обычно, когда человек идет за хлебом без ключей в кармане — он живет не один и дома остался кто-то, кто откроет ему дверь.

Блин. А он умный. Причем мало того, что умный — он еще тщательно подмечает мелкие детали и на лету делает выводы. Надо поосторожнее с ним.

В ответ я просто включил режим тупицы.

— Э-э-э... Хм... Ну да, знаете, я как-то не думал об этом в таком разрезе. Видимо, я не за хлебом шел, тем более что в кармане у меня была сумма ну где-то с маленькую зарплату... Но не помню, куда и зачем. В любом случае, глава службы безопасности одной корпорации проверял меня и не нашел среди лиц в розыске никого, похожего на меня.

— И как же вы жили с того момента?

Я пожал плечами.

— Снимаю квартирку. Дерусь на подпольной арене. Так и живу. Вам покажется странным, наверное, но меня все устраивало.

— И вы понятия не имеете, каким образом вендиго оказался в том месте в то время, верно?

— Я даже не имел понятия о вендиго как таковых. В тот момент, когда я вытаскивал его за ноги из машины, мне казалось, что это упоротый тощий голый мужик, а несколько секунд спустя случилось самое неприятное открытие в моей жизни. В той ее части, которую помню.

— Я вас понял. Должен созвониться с шефом. Постараюсь что-то сделать еще сегодня.

Он вежливо попрощался, меня увели обратно в камеру.

Я просидел в тишине еще часа два, дождался ужина. Меню приемлемое: макароны под соусом и маленькая упаковка мясного паштета. Паштет я намешал в макароны — получились макароны по-флотски. Не фонтан, но пойдет, голод не тетка. Растворимый кофе, к нему галетки и пакетик с джемом.

И как раз когда я поел и выбросил пустую тару в мусорный бачок, снова затрещал переговорник:

— Заключенный, с вещами на выход.

Хм, а в прошлые разы было без вещей... Впрочем, вещей-то у меня и нет, только фотографии за пазуху засунул.

Все те же неразговорчивые бронированные парни сопроводили меня по тому же коридору — но вместо поворота в комнату для допросов мы пошли прямо, миновали дистанционно открываемую решетку и оказались в той самой комнате, в которой меня обыскивали в самом начале.

Здесь охрана просто развернулась и ушла обратно, а сбоку появился Ушаков.

— Вуаля, — сказал он.

— Да вы просто волшебник, — обрадовался я.

— О, мои заслуги тут минимальны. Просто один звонок с парой теплых слов кому надо — и готово. Связываться с графом Борисовым — это для гэбья себе дороже будет. Так, давайте получим обратно ваши вещи.

Вещей был минимум — только бумажник, телефон и ключ от квартирки. Мне вручили их и подсунули бумажку на подпись, но я не удержался от маленькой мести.

— Сейчас, только деньги пересчитаю, не украли ли чего. — Рожу полицейского, который выдавал мне вещи, малость перекосило, и тогда я добил: — вы обиженное личико не стройте, кто может посадить в камеру ни в чем неповинного человека, у того вообще ничего святого за душой нет.

И нас выпустили в общий вестибюль, дальше — свободный выход.

— Вас подбросить? — спросил Ушаков.

— Вы очень любезны, — поблагодарил я.

И тут нам навстречу попался человек в строгом деловом костюме, решительно направляющийся туда, откуда мы вышли. Я попытался его пропустить, но тот остановился, и я увидел, что это японец.

— О, господин Ронин, вижу, вас уже освободили, — сказал он.

— Ага, стараниями господина Ушакова и его патрона, — кивнул я. — А вас, видимо, послала...

— Да, госпожа Итагаки. Тысяча извинений, что до нас вести дошли так поздно.

— Ничего страшного, все хорошо, что хорошо кончается. Спасибо госпоже Итагаки и вам.

Я с ним попрощался на японский манер, сложив ладони вместе — ну или мне кажется, что на японский — и мы пошли дальше, из здания и на автостоянку. При этом Ушаков тоже обменялся с японским юристом молчаливым приветствием, по чему я понял, что они друг друга знают.

Машина у Ушакова меня впечатлила: чертовски солидная, «представительского» класса. К тому же я заметил у нее выхлопную трубу — а движки внутреннего сгорания считаются за роскошь. Ну да, юрист влиятельного человека не будет ездить на абы чем.

— Кстати, — сказал Ушаков, — могу я поинтересоваться, как у вас идут дела на подпольной арене?

— Неплохо, я бы сказал. Несколько дней назад я уделал одного из самых опасных и жестоких бойцов, так что, видимо, теперь сам в числе лучших.

Мы сели в машину, и он заметил:

— Я совершенно не удивлен. Но мне кажется, вы можете остаться безработным.

— Почему?

— Если организаторы и публика узнают, что вы убили вендиго голыми руками — сыскать желающего выйти против вас будет очень непросто.

— Черт бы взял, — протянул я. — Я об этом просто не успел подумать... Хреново.

— На самом деле, все не так плохо, как вам кажется. Вот, держите.

Ушаков достал из нагрудного кармана пару визитных карточек и протянул их мне. Я повертел их в руках: одна — барона Кеплера, вторая — графа Борисова.

— Кеплер перед вами вроде как в долгу, — пояснил юрист, — а мой патрон, скажем так, найдет время с вами побеседовать, если вы решите нанести ему визит. И вот еще вам небольшой презент от него.

Из бардачка появилась бутылочка в специфической такой оплетке, с поблекшей этикеткой.

Я повертел бутылочку в руках — старая. Чертовски старая, стало быть, вино очень и очень недешевое.

— А с какой стати ваш патрон делает незнакомому типу такой дорогой подарок? — поинтересовался я, стараясь, чтобы моя подозрительность не просочилась в интонацию.

Ушаков повернул ключ в замке, двигатель едва слышно заурчал.

— Он не объяснил, а я не спросил. Но рискну предположить, что поскольку граф в молодости по долгу службы часто сталкивался с вендиго и имеет от них отметины на память — то он уважает достойных людей, которые способны победить тварь в поединке, а тем более без оружия. И, к слову, если бы ваша личность и контакты были известны — вам посыпалось бы немало очень перспективных предложений.

Когда он вырулил со стоянки, я заметил:

— Одно уже поступило, прямо в тюрьму. Приходил какой-то военный, звал в какую-то академию. Маслов, вроде.

— Ну вот, как я только что и сказал, — подытожил Ушаков. — Многие мечтают попасть в дредноутское училище, попадает один из тысячи — а вам еще и персональное приглашение. Одна беда — у вас амнезия, и документов нет.

— Нет, там какая-то академия имени князя, Аскольда, вроде.

— Это и есть дредноутское училище. Если вдруг вам интересно — именно его граф Борисов и окончил. Как и барон Кеплер. Правда, Кеплер тогда еще не был бароном, это позднее за службу он им стал, так-то он простолюдин по происхождению. Там-то его судьба с графом и свела — они тридцать лет в одном звене служили.

Дредноутское училище? Дредноут — вроде же класс кораблей? Или нет? Надо будет узнать попозже, что это за фигня.

— М-м-м... Понятно. Действительно хорошая перспектива, да... Жаль, если бы не состояние здоровья — я бы хорошенько подумал на эту тему...

— Финансовая сторона решаема, — сказал Ушаков. — Академия за свой счет проведет ваше обследование по высшему разряду и если ваш недуг излечим — еще и лечение оплатит.

Я усмехнулся.

— Знаете, я вам отвечу то же самое, что и Маслову. В самую престижную академию, где учатся графья, а простолюдинам открывается перспектива самим стать дворянством — туда должны валом валить кандидаты — только выбирай! В чем подвох?

Ушаков притормозил на светофоре и сделал неопределенный жест.

— В том, что на самом деле все не так хорошо, как вам кажется. Туда действительно валом валят кандидаты — процентов девяносто заваливают первый же тест. Причем главнейшее требование указано в самом названии профессии: «дредноут» переводится на русский как «бесстрашный», «тот, кто ничего не боится». Тот, кто хочет быть дредноутом, должен соответствовать этому определению. Но беда даже не в отборе. Понимаете, джаггернауты и дредноуты — очень опасные профессии. Самые опасные профессии на свете, я бы даже сказал. Флот, наземные войска, летчики — у них хороший шанс отслужить контракт, не увидев врага и не вступив в бой. Ну какие там враги в обычное время? А вот если вы джаггернаут или дредноут — вы совершенно точно врага встретите. Я не стану пугать ежа голой жопой, потому как вы уже врага встретили и победили, не имея не то что дредноутского доспеха, но даже оружия. Однако служба опасна, а враг кошмарен. Вы сами видели.

— Дредноутский доспех? Типа, такой бронированный скафандр с моторчиками?

— Он самый. Так вот, тут поймите какая штука: если у человека фантастические личные данные, как физические, так и морально-волевые, то он найдет свое место в жизни. Вот как вы: побеждаете на арене, каким-то образом заводите знакомства с такими персонами, как госпожа Итагаки. Вы нашли свое место в жизни даже вопреки амнезии. Вам не особо-то и нужна академия князя Аскольда. Да, служба дредноутом — один из самых мощных «социальных лифтов». Выпустился — уже рыцарь по умолчанию, потому что дредноуты буквально и есть нетитулованное дворянство. Хорошо отслужил один-два контракта — заработал хороших денег и сохранил рыцарский ранг пожизненно, продолжил службу — там и титул не за горами. Быстрейший путь из грязи в князи. Беда в том, что подавляющее большинство желающих не может воспользоваться этим лифтом. Не подходят они. То ли кишка тонка, то ли мало каши ел, то ли ума не палата... А те, которые могут, обычно и без него устраиваются. Вас, допустим, много кто наймет с радостью, на ту или иную должность. Вам не нужна академия. Потому-то граф Маслов и вынужден искать кандидатов днем с огнем.

— Понял, спасибо за сведения. Впрочем, я еще в тюрьме отказался от этого предложения, и совсем по другим причинам. Я уже погеройствовал — а в награду решетка. Все, теперь пусть геройствует кто-то еще, а я свой урок усвоил.

Ушаков подбросил меня до адреса, который я ему назвал — как раз возле «Шика», я же не дурак домой возвращаться при таких раскладах. Я поблагодарил его за помощь, а также его шефа, и пообещал подумать насчет визиток, но не сразу, а когда протрезвею, потому как сейчас мне хочется только надраться до беспамятства.

Он уехал, а я огляделся по сторонам и двинул через «поле дураков» в район «заброшенок». И да, вино я пить не буду: где гарантия, что граф Борисов не тот самый «господин в кресле-коляске»?