Русь-XXI. Повесть о ненастоящем человеке.

Шерше ля фам

— Эй, Ронин, — негромко окликнул меня Фатал, вынув изо рта капу.

— Я слушаю.

— Мне заплатили за то, чтобы я отправил тебя в больницу, и приплатят еще много больше, если ты окажешься в реанимации.

— Интересно, кто это так на меня зол?

— Понятия не имею. Просто пришел курьер и принес конверт с деньгами и запиской.

— Ладно, спасибо, что предупредил.

— Мне заплатили за это. Ты должен знать, что тебя ждет. Впрочем, ты еще можешь просто убежать обратно в раздевалку.

Я усмехнулся:

— Но тогда ты не получишь тот самый бонус за реанимацию.

Он тоже усмехается и кладет капу в рот. Звучит гонг.

Фатал перешел в атаку в ту же секунду, двигаясь чертовски быстро для своего телосложения и веса. Большой, тяжелый кулак полетел в мое лицо, словно пушечное ядро.

Быстрый, да. Но все же недостаточно быстрый. Шаг в сторону с разворотом на сто восемьдесят, моя рука смыкается на его запястье, я подсаживаюсь — и он легко перелетает через меня, настолько непринужденно, словно он сам перебросил себя через меня, а не я его швырнул через плечо.

Фатал кувыркнулся по песку и с завидной прытью снова оказался на ногах, а я поправил на голове амигасу и двинулся вперед.

— Плюс две тысячи в призовом фонде! — кричит карлик.

Удар — и я снова подсаживаюсь и впечатываю свой кулак в живот противника. Кубики пресса не спасли, Фатал сгибается, воздух с шумом вылетает из его легких, а я, выпрямляясь, кладу руку ему на затылок и одновременно выбрасываю колено с подскоком. Колено попадает в голову, голова от удара идет вверх и назад, подбородок раскрыт и выставлен в мою сторону — так что мне осталось только врезать по нему боковой крюк.

Черная капа Фатала мелькнула в воздухе и упала у ограждения, он сам завалился набок — но, вопреки ожиданию, такой связки ему оказалось недостаточно.

Фатал почти сразу отжался на руке и поставил одну ногу на пол, развернувшись ко мне вполоборота и закрыв голову левой рукой. Стоя на одном колене, он занял устойчивую позицию, собираясь так принимать мою следующую атаку. А мне не совсем понятно, какие могут быть варианты развития событий, но атака на противника, чей центр тяжести ниже моего, чревата непредсказуемыми поворотами. К тому же я быстрее него, а он тяжелее, ему переход из стойки в партер выгоден, а вот мне не очень.

— Капу подними, реаниматолог, — достаточно громко сказал я.

Первые несколько рядов вип-зрителей буквально взорвались от хохота. Тут с балкончика ведущего Фаталу сбросили новую капу в целлофановой упаковке.

— Плюс пять тысяч победителю от восторженных зрителей!!! — вопит карлик. — И мне кажется, что я уже знаю, на кого бы поставил, если б был зрителем! Хорошо, что ставки закрыты, иначе так можно было бы и по миру пойти!

Фатал лихорадочно разрывает обертку капы, у него не сразу получилось, и, кажется, это умысел: он просчитал меня, понимает, что я не брошусь на него в этот момент, потому что со стороны выглядеть будет низко, вот и использует пару лишних секунд, чтобы отдышаться.

Противник, наконец, вставляет капу и поднимается, но теперь он куда осторожнее: встал в типично боксерскую стойку, в наиболее защитный ее вариант, плотно прикрыв голову руками, довернув корпус и слегка подсев, чтобы максимально защитить пах: мне из правосторонней стойки теперь туда не ударить. То есть, строго говоря, удары в пах, горло и глаза, а также заведомо калечащие приемы, укусы и так далее запрещены даже для «героев», после такого бойцу входа больше не будет. Однако по этому маневру я тоже читаю своего противника: он собирается драться и победить, даже зная, что это будет его последний бой, и подсознательно считает, что я настроен симметрично. Оно и понятно, отправка соперника в реанимацию — тоже исключение из рядов бойцов. Ему хочется сорвать большой куш, вероятно, ему пообещали действительно крупную сумму, если ради нее можно окончательно распрощаться с этим заведением.

Фатал просто стоит и следит за мной, всем своим видом показывая, что теперь играет от обороны, а по сути — продолжает тянуть время и восстановиться после пары крепких подач в голову. Так что мне придется переходить в атаку самому, если я хочу хоть как-то использовать свой предыдущий успех.

Я приближаюсь, выбрасываю пробный джеб, Фатал его просто принимает на согнутую в локте левую руку, закрывающую голову, и делает фальшивый замах, но не более. Все понятно — пытается поймать меня на контратаку. Я покидал еще пару джебов — нет, глухая оборона. Ладно, придется пробивать медленно и планомерно.

И в тот момент, когда я попытался выбросить по противнику лоукик, намереваясь обработать его ноги и лишить подвижности, ко мне пришло осознание того, что Фатал просчитал меня сильнее, чем я думал.

В тот момент, когда моя нога полетела понизу в его голень, а я стоял только на одной опорной ноге, он просто рванулся вперед. На этот раз уже без удара: его руки продолжают защищать голову от встречного удара. И только в самый последний момент Фатал раскрыл объятия, чтобы исключить для меня всякую возможность ускользнуть.

Он врезался в меня плечом, словно таран, закрывшись от моего удара. Ну да, понимает, что я не хочу с ним бороться и что в этом его шанс, и пытается перевести бой из стойки на песок.

Удар был крепкий, прям дыхание сперло, но в этот момент я все равно действую трезво и расчетливо. Самый удобный момент освободиться от захвата — это прямо сейчас, пока противник находится под действием собственной инерции. Просто падаю на спину и руками перебрасываю его через себя. Масса и разгон Фатала сыграли против него, он тоже полетел кувырком.

Мы вскакиваем на ноги почти одновременно, но я — чуть раньше. Теперь мой черед его удивлять.

И я рванулся вперед точно так же, как только что он сам. Перелетев через меня, Фатал оказался довольно близко к краю арены, так что теперь я налетел на него плечом в низкой стойке, обхватил руками за поясницу и рванулся вперед изо всех сил.

Ноги Фатала оторвались от земли, четыре моих шага — и я впечатываю его стокилограммовую тушу в ограждение.

Мои удары полетели в него со всех сторон, посыпались градом. Все вслепую, потому что шляпа моя сломалась, когда я врезался в противника, и теперь свисает на глаза. Ответный удар задевает скулу по касательной, но затем я все-таки попадаю, его сопротивление становится хаотичным. Фаталу удается схватиться за шляпу и содрать с меня — но только на свою же беду, потому что теперь я вижу цель.

Секунд двадцать мы просто махались у ограждения, после черт знает какого удара Фатал сполз и сел на пол, все еще беспорядочно пытаясь схватить меня за руку и перевести избиение в борьбу.

Я еще дважды прицельно съездил ему по мордасам, придавил к полу коленом и занес кулак для очередного удара.

— Так что там насчет реанимации, Фатал?

— Сдаюсь, — прохрипел он, закрывая голову руками.

— Не так быстро. Где записка?

— Ка-какая?

— Та, которая была в конверте.

— Не знаю, валяется где-то дома...

— Ты отдашь мне ее.

— Отдам...

— И лучше бы тебе ее найти, не найдешь — попадешь в реанимацию сам. Это если доживешь до приезда «скорой», разумеется. Понял?

— Понял, — прохрипел Фатал.

Я оставил его на земле у ограждения, выпрямился и обвел взглядом трибуны. Ну, суки, кто там заплатил Фаталу за мое попадание в больницу? Скоро у меня будет записка, и если она написана от руки — это уже зацепка. Может быть, мне удастся узнать, кто этот недоброжелатель...

И, может быть, это и будет тот самый дорого одетый господин в кресле-каталке.

***

Мой приз составил целых шестнадцать с лишком тысяч: хотя схема была «шестьдесят на сорок», зрители накинули сверху еще больше десяти тысяч, и большую часть не в общий котел, а победителю.

— А что, он грозился отправить тебя в реанимацию? — спросил карлик, вручая мне конверт с хрустящими новенькими купюрами.

— Типа того, — ответил я.

— Я же говорил, что ему кто-то заплатил, — сказал Семен.

— И оказался прав. Семен, ты знаешь, где живет Фатал?

— Нет, а зачем тебе?

— Надо зайти к нему в гости за запиской, в которой ему пообещали кучу денег за отправку меня в реанимацию. Надеюсь, она написана от руки.

Карлик скрестил руки на груди:

— А вот это уже совсем... перебор. Надо бы подумать над тем, чтобы попрощаться с Фаталом.

— Только давайте после того, как он отдаст мне записку?

— Хм... Ладно, — согласился карлик.

Тут заговорил третий из «организаторов», мне незнакомый:

— А мне уже и самому интересно, кто и почему платит одному бойцу за чрезмерную жестокость против второго. Мне кажется, тут уже стоит подумать, чтобы попрощаться с таким зрителем, хоть бы он был випом из випов.

— Резонно. Слушай, Серый, тогда давай ты сам прижми Фатала — пусть расколется в обмен на имя, если он его знает, — предложил карлик.

— Он не знает, — сказал я. — Ему просто курьер принес конверт с деньгами и запиской.

— Тогда я заставлю его отдать записку, — кивнул Серый.

— И мы сравним почерк с теми чеками, которые проходили через наши руки, — потер ладони карлик.

Я пошел в раздевалку, принял душ, начал одеваться — и тут в кармане зазвонил телефон.

— Кир, тут к тебе в раздевалку просится какой-то япончик, — сказал Семен. — Впустить?

— Что еще за япончик и какого хрена он забыл в моей раздевалке?

— А, ты же не в курсах... У нас тут нормальное явление, если боец уезжает отсюда вместе с какой-нибудь зрительницей... на ее кабриолете или лимузине. С победителями это случается регулярно, часто и с проигравшими, если те дрались хорошо. Ну ты понял.

— Так я как бы не голубой, япончик пусть идет лесом.

— Хы-хы... Понимаешь, состоятельные леди не бегают в раздевалку сами, они посылают договариваться слугу, водителя или охранника.

— Я не жиголо.

Семен хмыкнул:

— А тебе не обязательно брать с нее деньги. Вникни, все наши зрительницы богаты, им по карману пластическая хирургия, если кому-то она нужна, и в среднем им около тридцати. В любом случае, ты можешь вначале посмотреть на даму и тогда уже решать, нужно ли тебе такое развлечение. Да, к слову... Этот япончик может иметь какое-то отношение к тому, кто заплатил Фаталу.

Я нащупал в кармане револьвер и взвел курок.

— Ладно, пусть войдет.

Секунд через тридцать в дверь постучали.

— Войдите.

На пороге появился японец: черный костюм, галстук, туфли... Чем-то неуловимо смахивает на виденных ранее «чернопиджачников», только без очков. Хотя все люди в строгих деловых костюмах похожи друг на друга, это факт.

— Чем могу быть полезен? — сухо спрашиваю я.

Японец почтительно поклонился:

— Мой работодатель шлет вам поздравления в связи с вашей великолепной победой и желает с вами побеседовать.

— Работодатель или работодательница? — уточнил я.

— Работодательница.

Я решил вокруг да около не ходить.

— У вас есть ее фото?

Он растерялся.

— Э-э-э... Знаете, было бы странно, если бы подчиненный держал при себе фотографию босса.

Я усмехнулся.

— Ваша работодательница — явно известное лицо. В Сети просто не может не быть ее фотографии, не правда ли?

— Вы правы. Но я уполномочен только лишь пригласить вас на беседу.

— Ясно. Значит, страшная, — разочарованно вздохнул я.

Облом с развлечениями. Печаль.

— Вы очень сильно ошибаетесь! — встрепенулся японец.

— Бывает такое. Мне неинтересно, всего доброго.

Он на секунду растерялся, а затем пробормотал извинение и ушел.

Но на этом все не кончилось, потому что когда я вышел через черный ход — входы для бойцов и персонала и для зрителей разные — меня уже ждал еще один японец, почти неотличимый от первого. Идентичный костюм, идентичный галстук — только лицо другое. Этот старше первого и с едва заметным шрамом сбоку на щеке.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровался он. — Я прошу прощения за бестолковость моего подчиненного, он, вероятно, неточно донес до вас суть дела. У моей хозяйки есть к вам деловое предложение. Не то, о чем вы, вероятно, подумали вначале.

Не то? То есть, это не зрительница, которая просто хочет переспать с победителем? Получается, она имеет какое-то отношение к Фаталу. Ладно, если это так, то будет глупо бегать от того, кого я собираюсь искать сложными путями, через почерк.

— Ладно, показывайте дорогу, — сделал я жест японцу идти вперед.

Он пошел, я за ним, так что он не видит, как я сунул руку в карман с револьвером.

Мы вышли на парковку для гостей и подошли к самому настоящему лимузину. То есть, не бог весть какая невидаль, рядом стоят похожие, но этот какой-то побольше да потяжелее. Возможно, даже пуленепробиваемый. Окна тонированы, но в тот момент, когда японец отрыл передо мною дверцу, я увидел, что в салоне сидит только одна пассажирка. Вроде бы, все выглядит безопасно.

Я плюхнулся на кожаное сидение, японец захлопнул за мной дверцу.

Передо мною — молодая женщина восточной внешности, видимо, японка, раз двое ее подчиненных — японцы. Лет тридцать от силы, и к тому же более чем красива. Внешние данные тянут лет на двадцать пять, но если сделать скидку на пластику — ведь такой красивой родиться трудно — все равно больше тридцати дать нельзя. Ну и фигура под стать лицу.

Она смотрит на меня с улыбкой, я смотрю на нее — и решаю брать быка за рога.

— Итак, это вы заплатили Фаталу, не правда ли?

Японка растерянно хлопает глазами, а затем выдает:

— Эм-м-м... Простите, но как вы догадались?!!

Я снисходительно хмыкаю:

— Методом исключения. Раз вам от меня нужно не то, что обычно нужно зрительницам от бойцов, то как бы больше тем для бесед у нас нет, остается лишь та причина, по которой вы захотели отправить меня в реанимацию.

Она снова улыбается:

— Ах, вот оно что... Вы случайно сделали правильный вывод из неправильной предпосылки. Я, на самом деле, не хотела, чтобы вы угодили в больницу, и очень рада, что это тупое животное оказалось против вас совершенно бессильным.

— Тогда в чем был смысл? — мрачно нахмурился я.

— В проверке же. В бою на ринге бойцы проходят проверку на силу и мастерство — чего мне недостаточно. Я захотела проверить вас на гораздо более важные качества. Как вы сопротивляетесь давлению и как смотрите в глаза настоящей опасности.

— И зачем это вам понадобилось? — спросил я, уже догадываясь, какой будет ответ.

— Затем, что меня не интересуют так называемые «чемпионы» и убогие «герои», — с ноткой собственного превосходства над окружающим миром произнесла японка. — Мне нужен только самый-самый лучший.

Если это был комплимент, то на меня он не подействовал.

— Ага, так все-таки у вас то же самое дело, о котором я изначально и подумал, — обронил я.

— На самом деле, все-таки не то же самое, — ответила японка. — Дело не в обычном сексе. Я решила родить ребенка — вот и приложила максимум усилий к тому, чтобы его отец обладал наилучшим набором важных качеств.

Меня уже захлестывает потихоньку злость. Да она вообще что о себе вообразила?! Она может втихаря затевать посторонним людям проверки, чреватые реанимацией, просто чтобы устроить таким образом смотр потенциальных отцов своему ребенку? И ей даже не пришло в голову, что кто-то может не захотеть становиться отцом ребенка от такой вот матери?!

Эх, была бы она мужчиной — можно было бы вмазать от души, но мне мои принципы не позволяют бить женщину. Впрочем, я ее все равно прямо сейчас проучу как следует: она явно из богатой семьи, привыкла смотреть на мир сверху вниз и наверняка не знает, что такое отказ. Вот прямо сейчас она смотрит на меня торжествующе, даже не как победитель на побежденного, а как охотник — на добычу. И, наверное, ей будет очень обидно и досадно, если я скажу «нет».

— Так ты не просто преуспела в этой затее, ты нашла такого кандидата, у которого этот самый набор качеств много лучше того, какой ты хотела, — сказал я.

У японки медленно сходит с лица улыбка: обычно такие слова произносят самодовольно, но мой голос мрачен, и она уже начинает понимать, что что-то пошло не по плану.

А я добиваю:

— У меня к отваге и силе еще полно довесков, таких, как гордость, собственное достоинство и принципы. Мне не нравится твоя высокомерная улыбочка, мне не нравится, как ты на меня смотришь, но больше всего мне не нравятся твои методы и то, что ты считаешь себя выше элементарной человечности. Богиней себя возомнила, да? Спустись обратно на землю.

Я взялся за дверную ручку, но тут дверь щелкнула.

— От меня не так-то просто сбежать, — вкрадчиво улыбнулась японка.

Блджад, да ты вообще берега потеряла? Ладно же.

Я растянулся на сидении, но только затем, чтобы упереться плечами в левую дверцу. Резко поджимаю ноги и выпрямляю, нанеся мощный удар в область запирающего устройства правой дверцы.

Бронированная дверь, предназначенная для того, чтобы защитить пассажиров от атаки снаружи, оказалась не приспособлена к удержанию пассажиров внутри. То есть, сама бронедверь и бронестекло выдержали — но замок не выдержал удара изнутри. Ну или, может быть, я оказался слишком силен. От удара дверца распахнулась настежь с противным скрежетом металла.

— Меня не так-то просто удержать, — хмыкнул я, собираясь выбраться из машины.

Снаружи моментально нарисовались оба японца, шокированных таким поворотом, но хозяйка внезапно зашипела на них на своем языке и оба исчезли так же быстро, как и появились.

— Подождите! — сказала японка, и от ее горделивого чувства собственного превосходства не осталось и следа. — Не уходите, прошу вас!

Я на миг застыл с выставленной наружу ногой, но только на миг. Она, видя, что я собираюсь выбраться из машины, пошла на крайние меры, которых я от нее точно не ждал: опустилась на пол салона на колени.

— Не уходите, пожалуйста, — произнесла японка, и в ее глазах я увидел самую настоящую мольбу.

Наверное, преподанного ей урока уже было достаточно, но я не удержался от еще одного укола:

— Неужели в вашем окружении все так плохо с мужчинами?

— Достойных мужчин много. Но таких, как вы, нет.

В конце концов, если бы я ушел от красивой женщины, стоящей передо мною на коленях и делающей мне такие комплименты — был бы идиотом.

Так что я плюхнулся обратно на сиденье напротив нее. Все-таки, за ее попытку отправить меня в больницу я с нее получу сполна. Просто не так, как получил бы с мужчины.

Ну и потом... я сам хожу по краю, и охотники, может быть, рядом. Вряд ли можно упрекнуть меня в том, что я возьму от жизни, что смогу.

— Ладно, — сказал я вслух. — Так и быть. Меня зовут Кир.