Русь непокоренная. Нашествие

Глава 17

Лед трещит, но я вижу руку. На краю образовавшейся полыньи стоит великан и… Да ладно? Это он протягивает мне руку.

— У-ум! — говорит он.

Но… сам же сейчас упасть может. Это еще удивительно, но под ним, стоящим на четвереньках, лед не раскололся.

И я хватаю руку, моментально оказываясь на поверхности льда. Мокрый до пояса. Как бы чего не отморозил себе. Отползаю в сторону. Большой человек разворачивается следом.

— М-м! — мычит великан, глядя на меня заплаканными и молящими глазами.

— Пощади его! — кричит Лисьяр.

Я оставляю великана в покое, чувствуя, что сделал всё правильно, и направляюсь в сторону ватажников. Прихватываю меч. Иду уверенно, нахмурив брови.

— Есть еще, кто выйдет против меня? — кричу я, приблизившись шагов на двадцать к стоящим толпой соседям. — А ежели нет, тогда жду соседей в гости, а не врагов с войной!

Гордо, наверное, даже пафосно, как порой показывали в кино, я иду теперь в сторону своего «воинства».

Чуть отошел в сторону. Чувствую, а после и слышу — что-то там происходит за спиной. Разворачиваюсь. Толпа пришедших с Плоскиней людей выдвинулась вперед. Что это они? Стало тревожно.

Новый треск был еще более громкий и пугающий. Или же у меня возникла фобия? Вокруг великана, плачущего, с огромными вздрагивающими плечами, лед пошел трещинами. Он только что спас меня…

— Ложись на лед и ползи ко мне! — кричу я, поддавшись вдруг порыву.

Большой физически, но явно словно малое дитя ментально, великан смотрит на меня жалостливыми глазами на разбитом в кровь лице.

— Ложись, образина ты неразумная! — кричу я.

Великан с удивлением для меня, но всё же подчиняется — слышит силу, улавливает приказ. Ватажники останавливаются, пятятся назад. Чего они больше боятся? Трескавшегося льда, или же громилу, вышедшего из-под их контроля, как только Пласкиня ушел под лед?

— Вот так! — удовлетворенно говорю я, когда вижу, что великан послушался и расплостался на льду. — Теперь ползи ко мне, но не дергайся!

Приподняв голову и ловя каждое мое словно, с выражением благодарности, великан и вправду принимается ползти. На месте нашей схватки с Плоскиней образовывалась полынья. Может, насколько горяча была кровь убитого бродника, что растопила лед? Или не стоит доверять покрову речному вовсе? Вожака нет. Он точно подо льдом. Оттуда выход только один — в полынью. Но Пласкини нет.

Тем временем великан прополз уже не менее двадцати метров. А он и вправду силен. Такое большое тело подтягивает, и выходит это у него вполне резво. Уникум, точно — жаль, что дурачок.

Я прислушался. Больше не трещало. А разлом, пробежавший вдоль реки, остановил движение. Хотя страх быть погребенным подо льдом никуда не ушел.

— Вставай, но как услышишь треск, тут же вновь ложись и расставляй руки и ноги в стороны. Ты меня понимаешь? — обращался я к великану, который почти уже дополз до меня.

— Ум-мгу! — отвечал он мне.

Да, точно немой. Но хоть не глухой. Хотя… Я присмотрелся к этому ребенку в гигантском теле. Он открывал полный крови рот, а там мало того, что переднего зуба не было. Там не было языка!

Медленно, опасливо ступая, я направился ещё ближе к тем людям, которые только что однозначно были моими врагами, готовыми по приказу своего вожака вступить в бой. Сейчас же, одновременно, будто звериным чутьём, они поняли, что всё для них изменилось.

Но вот как именно изменилось?

Секунда идёт за секундой — а подручные Плоскини стоят и смотрят на меня. Чего же они ждут, что я произнесу пламенную речь или ещё что-то? Смотрят и только периодически моргают, будто дети, оставшиеся без родителя. Этот отец так крепко держал в ежовых рукавицах всю свою семью, воспитывал в страхе и покорности, что, потеряв своего вожака, эта то ли семья, а то ли стая растерялась.

— Кто главный? — выкрикнул я.

Мужики стали глядеть друг на друга, выискивая, кто же теперь меж них главнейший. Искали, но не находили.

— Я вас спрашиваю, кто главный⁈ — прохаживаясь вдоль толпы, уже кричал я.

За моей спиной, на небольшом расстоянии, не более чем в ста шагах, уже стояла моя гвардия. Кто-то додумался и показал другим, так что они удачно рассредоточились. А вообще… лучше со льда уходили бы.

— Нынче я главным буду! — выкрикнул один из ватажников.

— Так выйди ко мне и сразись! — грозно выкрикнул я, демонстративно встал в стойку и выдвинул меч вперёд.

Показывая всем своим видом, что я — грозный мечник, я то и дело искоса смотрел на великана, который встал рядом. Его не обузданная интеллектом сила была опасной, но теперь что-то произошло в голове у этого юродивого. Он своим кровавым взглядом теперь смотрел на ватажников, как на врагов.

Между тем, сделав всего лишь два шага вперёд, желающий стать новым лидером ватаги с недоумением смотрел на своих товарищей. Судя по всему, кроме него самого мало кто счёл бы его своим вожаком.

Вот она, та оппозиция Плоскини, на которую намекал охотник, что я встретил в лесу.

— Что ж, дерёмся с вами смертным боем, и пусть Бог рассудит нас, — сказал я.

— Дюж! — явно испуганным голосом закричал новый лидер бродников. — Дю-у-уж, вставай рядом и бери свою дубину! Теперь я кормить тебя буду. А ты подле меня останешься.

Я еще раз посмотрел на великана, прозванного Дюжем. Нет, он не сомневался, продолжал грозно смотреть на своих бывших хозяев. И это было, действительно, и необычно и устрашающе. Дети умеют смотреть с угрозой. Но когда это делает мальчишка лет пяти, то вызывает улыбку. Но если бы мальчишка был в раза два больше почти любого взрослого… Не до веселья.

— Вран, ты с ним али с нами? — спрашивал Лисьяр у того мужика, который стоял с мечом и лишь наблюдал за происходящим.

Вран не отвечал. Но только вдруг отошёл в сторонку, отдалился метров на десять от всей толпы, показывая, что принимать участие в этом балагане не хочет. Или выдерживает паузу.

— Я вызвал тебя на поединок, — с насмешкой говорил я. — Что же ты трясёшься так? Или без Дюжа ты уже и не воин?

Я специально провоцировал нового лидера, чтобы он дёрнулся. А лучше даже, чтобы не осмелился. Ведь он уже начал терять лицо перед товарищами.

— Решайте свои вопросы, а я жду на разговор! Придете и станете в полуверсте от нашего острова, — сказал я.

— Не грабь нас, не убивай и не забирай наших женщин. И тогда мы не только через силу твою покоримся, но и соратниками будем. Не этого ли ты хочешь? Не об этом ли ты мне намекал в лесу при нашей первой встрече? — спрашивал Лисьяр.

В душе у меня не было радости, ни намёка на эйфорию победителя. Даже какой-то камень на груди ощущался теперь. Разумом я понимал, что слишком идеализирую ситуацию: когда говорю, что нельзя лить кровь православную, русскую, то забываю о том, что даже в стаде, где одни белые быки, обязательно будет один-два чёрных. Так и в каждой нации. Впрочем, некоторые могут быть воспитаны сущими зверями. И сейчас я считаю, что та Орда, что пришла на русские земли, вобрав в себя многих и разных, сходна была в одном — они все звери. Я это видел. Я стоял на пепелище Рязани, я знаю.

Адреналин, бурным потоком выделяющийся в кровь, схлынул. Я шёл и всё внимание направлял на то, чтобы не показать свою слабость, не пошатнуться, не упасть. Жутко болела спина, оставалось надеяться, что там ничего не сломано после удара гиганта.

Кстати, а где он? Я обернулся — следом за мной плёлся, сгорбленный, заплаканный, тот самый Дюж. Шёл, как может идти верный пёс за своим хозяином.

— Ты же понимаешь, что я говорю? — спрашивал я его.

В это же время моя малочисленная гвардия развернулась и направила оружие в сторону гиганта.

— Угу, — ответил большой человек.

— Ты идёшь за мной, чтобы убить меня? — спрашивал я.

Он в отрицании покачал головой.

— Ты идёшь за мной, чтобы жить рядом и защищать меня?

Детина активно закивал головой, соглашаясь со сказанным мной, да так, что несколько капель кровь улетели в стороны.

И что с ним делать? Рискнуть вот такое большое чудо-юдо привести в своё поселение, где сплошь бабы? Ведь ему наверняка нужна будет женщина.

Между тем этот огромный ребёнок стоял и смотрел на меня умоляющими глазами, из которых обильно текли слёзы. Да уж, ошибка природы — в такое огромное тело Господь вложил разум ребёнка.

Я не отводил взгляд — и в секунду понял, что он не безнадёжен. Глаза всё-таки не такие безумные и глупые — им бы только заняться, попробовать дать хоть какую науку. И язык… Немых, но чтобы хоть с кем мог пообщаться. Я не знал язык немых, лишь только его принцип. Но можно же самому создать.

— Ты боишься остаться без еды? — спросил я.

Ребёнок за два метра ростом задумался и ничего не ответил. Из этого я заключил, что он, скорее, не из-за этого со мной. Привык к тому, что рядом с ним кто-то, кто приказывает. Может быть, он просто не понимает, где добро, а где зло?

— Пошли со мной! — даже несколько неожиданно для себя, не столько разумом, сколько чутьём, принял я решение.

Подошёл к Лучану и Лихому.

— Глаз с него не спускать! Если покажет хоть сколько вражды к кому-либо — тут же стреляйте, — приказал я. — Еще заберите остатки еды со стола и приведите моего коня.

Спешно отошли мы в сторону леса. И тут же, не успел я и моргнуть, как все остатки еды были распределены между ряжеными бойцами. Женщины, как правило, сами и не ели. Всё складывали, даже пригоршни гречневой каши, в свои сумки, чтобы наверняка потом накормить детей.

Может, всё-таки надо было идти в то поселение, которое должно мне подчиниться? Если завтра Лисьяр не придёт с повинной, то мне придётся это делать. Всё же вопрос пропитания, несмотря на жёлуди или коренья рогоза, стоит для нас остро. И ведь сколько уже думал, что пора бы уже начать ловить рыбу.

Но… Нужно же понимать, какие куски можно откусывать, чтобы не поперхнуться. Взять под свой контроль соседей, при этом обнажить слабости поселения, открыть, что нисколько мы не ратная сотня — так себе перспективы.

Возвращались в поселение победителями. На лицах людей, переживших это стояние на реке, наконец-таки появилась неподдельная радость. То тут, то там начинались оживлённые разговоры: люди рассказывали друг другу о своих впечатлениях и о том, какая героическая, эпическая схватка происходила на льду реки.

Не прошло и дня, а события уже обрастали домыслами людской фантазии, налётом героизма. Я тоже улыбался. Всеобщая радость и веселье мне нравились куда как больше, чем ощущение безнадёги и уныния. И то, и другое заразно, но я предпочитаю заразиться первым. Но надолго ли такого запала хватит? Сможет ли он оставаться, когда возникнут новые проблемы?

— Ратмир! Ратмир! — звал меня Митрофан.

И это был голос совершенно другого мальчика, не того, который со слезами на глазах взывал меня восстать из мёртвых, чтобы защитить его и освободить сестру Любаву. Теперь этот голос был лишён боли. Он звучал так, как должен звучать у шестилетнего мальчика — радостно, задорно, игриво.

Так может, всё-таки я иду правильным путём? Да, ещё в таких малых масштабах, спасая лишь горсть русских людей, но тех, которые уже радуются жизни. Которые осознают, что одна из главных ценностей русского человека — его воля, непокорённость.

— Когда тебя не было… — Митрофан понурил голову. — Я сходил на охоту. Взял тетерева. А ещё потом вернулся, и мы принесли трёх поросят, трёх месяцев от роду, ну или больше… Или меньше… Мы не встретили матку или кабана. Опасности нет. Теперь их можно вырастить на мясо.

— Ты молодец, Митрофан. Но более чтобы никогда не уходил один в лес, даже если для благих намерений, — улыбаясь, уставшим голосом сказал я.

— Голова, — тут же подошла ко мне самая старшая из девочек. — Мы, едва завидели вас, нагрели воду. Наполнить твой бурдюк горячей водой, чтобы ты смог выспаться в тепле?

Я посмотрел на девчонку, которая по нынешним меркам уже почти что готова быть невестой. Увидел, какими влюблёнными глазами она глядит на меня. Охо-хо-о! Проблема. Подростковая влюблённость мне была ни к чему.

— Спаси Христос, Настёна. Но ты бы отнесла горячей воды Волку. Он добрый парень, почитай, что уже ратник. А ещё обучится, так станет великим воином, — практически сватал я милую девчонку действительно достойному парню, а тот и сам, может быть, лишь на полгода старше этой девочки.

Смышлёная она. Тут же поняла, что получила от ворот поворот. Но вот действительно, не хватало ещё рядом со мной влюблённого ребёнка. Вон, стоит один, смотрит на меня и на всех мимо проходящих детскими наивными глазами. У меня теперь появился что-то вроде сына приемного.

— Ты кого это привёл? — ещё издали кричала в мою сторону Ведана. — Ты хоть бы разумение имеешь? Этот же боров всех баб наших перетопчет!

А ведьма всё беспокоится о сексуальной удовлетворённости женщин нашего поселения. Я же посмотрел на Дюжа. И не увидел в нём похотливого громилу, который смотрел бы на мимо проходящих женщин особо внимательными глазами кобеля. Он, скорее, смотрел на меня… Чур! Нет, смотрел, как на того, кто накормит. А если не накормить, то что он со мной сделает? Что-то я сильно перенапрягся, раз о таких глупостях мысли.

— Я присмотрю за ним, — строго сказал я.

Тем временем Ведана подошла к Дюжу, стала его рассматривать.

— Ты что ж дитя так угробил? И нос сломал ему, и, по всему видать, зубы выбил. Растерял людское своё естество ты, голова? — принялась отчитывать меня ведьма.

Вот и пойми этих женщин, особенно если они увешаны оберегами и христианскими крестами. То плохо, что привёл в общину гигантского ребёнка; то, напротив, что побил своего воспитанника.

Да, подходит именно это слово — «воспитанник». Так я могу относиться к великану. И никакой опасности я не чувствовал. Разум же подсказывал, что этот большой человек, наивный ребёнок, просто попал под влияние главаря бродников.

Но теперь тот ушел под лед реки, а Дюж… Может, и получится его воспитать. Вряд ли когда-нибудь он станет полноценным человеком, но привить что-то человеческое ему можно.

— Заберу его с собой — подлечить нужно мальца, — сказала ведьма да, взяла Дюжа за руку. — Пошли со мной, зла тебе не сотворю, а лик твой подлечу.

Великан посмотрел на меня, явно ожидая разрешения.

— Иди! — с улыбкой сказал я.

Между тем я глазами выцепил Лихуна и приказал ему быть рядом с Веданой да следить за любыми телодвижениями моего воспитанника. Пусть я и почти уверился, что от него не стоит ожидать опасности, но в таких случаях нужно перестраховаться.

Сам же зашёл в свой шатёр, стал там укладываться. И даже не помню, как именно уснул. Возможно, ещё до того момента, как лёг.

Утро начиналось с громкого разговора моего заместителя и одной склочной, но чертовски обаятельной женщины.

— Пойди к нему и скажи: деткам молоко нужно. Ты же посмотри, как детки мои схудались, — слышал я требовательный голос Акулины.

Нет, вот что за люди? Мало того, что ночью пыхтели и постанывали, да всё рядом с моим шалашом, у Мстивоя. Дразнили меня, опять выспаться нормально не смог. Так и сейчас ещё спозаранку бухтят перед входом в шалаш.

— Акулинушка, ну как же можно так? Вот ежели Ратмир сам-то бы одно молоко пил или мясо жевал непрестанно, то и требовать можно было. А без этого-то как? И детки твои получают молоко от коз. Мало, но всем достаётся, малым, — сопротивлялся мой заместитель.

— Как можно? А можно было уды свои стоячие совать куда попадётся? Али мало ласки тебе я дала? — делано возмущалась Акулина.

— А коли так, так найду я, кому честное орудие пристроить, — возмутился Мстивой. — Кто и благодарен будет!

Я усмехнулся, забыв злиться за внезапную побудку. Такой радиоспектакль услышишь — настроение на весь день весёлое.

— Ку! — услышал я третье действующее лицо.

— Ух ты ж, черти тебя побери, огроменный-то какой! — прокричала Акулина.

Мои шальные мысли не сразу поняли, чем именно так восхитилась молодая женщина, и что там огроменное. Контекст предыдущего обмена репликами повлиял на мысли. Неужели мой заместитель такой мужик, что и мне стоит взращивать комплекс?

Впрочем, эта склочная баба возмутилась не достоинствами мужчины, с которым провела бурную ночь. Это явно подошёл мой воспитанник.

— Куда же ты, окаянный, подевался? — уже четвёртый действующий персонаж подал голос, бабка Ведана. — А мазями лик твой неблагодарный измазать? Коли лечить не будешь, так весь с синей мордой проходишь не менее двух седмиц.

Вот так лежал бы в своём шатре и наслаждался аудиокнигой. Жизнь чаще всего намного интереснее рассказывает историю, чем даже талантливый писатель и чтец.

Но посмеялся, поднял себе… хм… жаль, что только настроение. Пора бы и поблагодарить чтецов за короткий, но весьма талантливый рассказ.

— Вы из-за чего шумите тут? — выглянул я из своего жилища.

Сразу повеяло холодком. Как бы не заболеть. У меня в шалаше было тепло. Удивительно, как пышные ветки и шерстяные ткани помогают. Ну и горячие камни с наполненными кипятком бурдюками.

— Да вот… Мстивой попался к паучихе цыцастой. Нынче будет его поедом поедать, — сказала Ведана.

Думал, что Акулина ответит. Но, похоже, она сконцентрировась на моем заместителе.

— И не приходи ко мне более. Вот поправится Мирон… Вот то муж. За ним и жене удобно будет, — пробурчала, как змеюка подколодная прошипела, Акулина, махнула своими светло-русыми пышными волосами, да всё по изумлённому лицу Мстивоя.

Вспомнилась народная присказка: «Было бабе скучно — так купила порося». Не хватало моему заместителю в жизни проблем и бурных эмоций — так связался с Акулиной.

Хотя, судя по тем звукам, что доносились из шатра Мстивоя ночью, на кружку козьего свежего молока Акулина уж точно настонала. Ох и баба же!

Впрочем, пускай живут себе да детей рожают. Главное, чтобы заместитель лицо не потерял, под каблук не забрался и не стал глупости по бабьему указу творить.

А вообще, если такие сюжеты возникают, значит, мы уже живем, а не выживаем. Жаль, что пока что это — не более чем иллюзия. Проблем впереди слишком много.

От автора:

Попаданец в 1640 год в тело Шарля Ожье де Батса. Того самого гасконца, которого весь мир знал под именем д’Артаньян: https://author.today/reader/492689