РОС: Забытый род

Глава 8

Ледяные иглы страха впивались в мозг. Ключ. Надо взять ключ. И валить. Сейчас же. Мысли метались, как загнанные звери. Слепая девка с гробом за спиной все шептала свое проклятое "Кто говорил?", ее костлявые пальцы скребли по камням, ощупывая воздух в сантиметрах от моих сапог. Капля пота скатилась по виску. Шум — смерть. Движение — смерть. Но сидеть — тоже смерть.

Кошечка, — пронеслось в голове с идиотской ясностью. — Быстро и тихо, как кошечка. Я вжался в пол, каждую клетку тела напряг до дрожи. Ее пальцы метнулись влево — уловили сквозняк? Я не дышал.

СЕЙЧАС!

Я рванул. Не вставая — рывком на животе, как змея, по кровавой луже Клима. Рука протянулась, пальцы сомкнулись на холодном металле ключа. В ту же долю секунды — отчаянный толчок ногами от стены! Катился в сторону от нее, к выходу из склепа, ключ зажат в кулаке так, что металл впивался в ладонь.

— БЕЖИМ! — Рев сорвался с губ, гулкий, дикий, нарушая гробовую тишину. — ТУТ ПИЗДЕЦ! НАСТОЯЩИЙ! КЛЮЧ У МЕНЯ! ВАЛИМ ОТСЮДА!

Эффект последовал незамедлительно. Шепот стражи вмиг стих. Слепое лицо судорожно повернулось в мою сторону, и казалось, пустые глазницы, словно опаленные угли, устремились прямо на источник звука. Изо рта, иссушенного временем и тишиной, вырвался хриплый звук, скорее напоминающий шипение змеи, переплетенное со скрежетом камней.

Я уже несся по коридору, не оглядываясь. За спиной — жуткий, сухой звук гонки: скрежет когтей по камню, лязг тяжелых цепей, волочащих гроб, и тот леденящий душу шепот, превратившийся в вопль:

"Haltet die Eindringlinge auf!"

(Остановите вторженцев!)

Ее голос, усиленный древней магией или безумием, прокатился по каменным лабиринтам замка, как удар колокола. И замок… ответил.

Сначала — скрежет. Глухой, как будто недра земли просыпаются. Потом — движение. Статуи рыцарей у стен, те самые, что мы проходили мимо, повернули каменные головы. Их пустые глазницы уставились в нашу сторону. Каменные Аспиды на барельефах зашевелили чешуйчатыми телами, соскальзывая со стен, их каменные пасти раскрылись в беззвучном шипении. Заскрипели, сдвигаясь с вековых постаментов, тяжелые фигуры в доспехах, поднимая каменные мечи.

— ЛЕКС! — Голос Григория прозвучал из перекрестка впереди. Он, Марк, Степан и Артём высыпали из бокового прохода, бледные, перепуганные. Григорий оглядел меня, мое окровавленное лицо, пустоту за спиной. — Где Клим?!

— ЕБАНА! — выдохнул Артём, указав дрожащей рукой за меня. — СМОТРИТЕ!

Я обернулся. По коридору неслась она. Слепая страж. Ее платье развевалось, цепи гремели, волоча за собой каменный гроб, который оставлял глубокие царапины на полу. Ее руки были вытянуты вперед, пальцы-кинжалы жаждали плоти. А за ней, выползая из темноты, как кошмарные тени, двигались каменные рыцари и извивались каменные змеи.

— БЕЖАТЬ! — заорал я, толкая Артёма вперед. — К ВЫХОДУ! НАРУЖУ!

Мы рванули единой паникующей стаей. За нами гремел адский карнавал оживших камней и лязг цепей. Скрежет, шипение, гулкие шаги каменных великанов. Воздух гудел от древней магии и ненависти.

Выбежали на парадный двор замка, под лиловое небо Изнанки. Но облегчения не было. Город, мертвый час назад, просыпался. Из темных провалов окон, из-за углов руин, из-под обломков выползали… фигуры. Похожие на людей, но не люди. Высокие, иссохшие, в истлевших лохмотьях, когда-то, видимо, богатых. Их лица были масками из высохшей кожи, глаза — тусклыми угольками в глубоких впадинах. Они двигались рывками, как марионетки, издавая хриплые, беззвучные стоны. Упыри. Ожившие мертвецы Первого Города. Их было десятки. Сотни. Они выползали повсюду, поворачивая свои страшные лики в нашу сторону.

— Научный мир… — Марк, бледный как полотно, с перевязанной рукой, смотрел на оживающий кошмар с открытым ртом, не страх, а дикий восторг ученого горел в его глазах. — …сойдет с ума! Такая плотность некротической активности… Самопроизвольная анимация минералов и трупной материи… Это же… это же…

— ЗАТКНИСЬ, МАРК! — заревел Григорий, хватая его за воротник и таща вперед. — БЕЖИМ К ВОРОТАМ! ПОКА НАС НЕ ОКРУЖИЛИ!

Мы помчались по заросшей булыжной мостовой, петляя между руин, обходя выползающих упырей. Каменные стражи замка уже выходили на парадный двор, их тяжелые шаги сотрясали землю. Слепая стражница с гробом за спиной замерла у входа в замок, ее безглазое лицо было поднято к небу, а пальцы все так же шевелили воздух, посылая невидимые приказы ожившим статуям и мертвецам.

Ворота. Груда камней и балок. Наш единственный путь к спасению. И к енотам. К тем самым салатовым зубастикам, которые теперь казались милыми щенками на фоне этого разверзшегося ада.

Мы рванули к проходу. Сзади нарастал гул: скрежет камня, хрипы мертвецов, лязг цепей. Город проснулся. И он был голоден.

Крик Григория разрезал воздух, острый и отчаянный:

— ПРОХОД ЗАВАЛИВАЮТ! НАМ КОНЕЦ!

Он был прав. Каменные рыцари, тяжелые и неумолимые, как ледники, с грохотом сдвигались к груде камней у ворот, возводя живую стену из камня и стали. Каменные Аспиды, сбросив с себя последние осколки минеральной "кожи", превратившись в гибких, шипящих тварей с чешуей цвета вулканического пепла, извивались между ними, их рубиновые глаза горели холодным интеллектом хищников. А со всех сторон, хрипя и скрежеща костлявыми пальцами о камни, сжимали кольцо упыри — высохшие тени былых горожан. Проход, наш единственный путь к спасению (пусть и к зубастым енотам), стремительно исчезал.

— Прощай, Гриша… — хрипло пробормотал Степан, сжимая свой крест так, что костяшки побелели. Артём просто тихо всхлипывал, прижавшись к Григорию. Марк лихорадочно озирался, его научный ум, видимо, пытался найти лазейку в этом апокалипсисе и не находил.

Какое это, нахрен, испытание?! — ярость и бессилие клокотали во мне. — Как мы должны снести эту каменную армию и орду мертвецов, чтобы потом еще и от салатовых милашек отбиваться? Это не отбор наследника! Это бойня!

И тут, сквозь панику, как удар молнии, пронзила память. Виолетта. Ее страстный, ядовитый поцелуй у озера. Шепот: "Ты наследник!" Ее яд, впрыснутый тогда, давший мне эти зеленые глаза. Яд Аспидовых. Яд, к которому я был устойчив… но не безразличен.

А если… — Мысль была безумной. Отчаянной. Единственной. — Если яд Виолетты не просто изменил меня… а открыл что-то? Сделал… своим?

Шанс был один. На грани самоубийства.

— Держитесь! — крикнул я товарищам, больше для того, чтобы самому не сломаться. И шагнул. Не к выходу. Не к ним. А в сторону. Навстречу шипящей, извивающейся массе каменных Аспидов, только что сбросивших свою минеральную оболочку. Они были живыми, яростными, их чешуя блестела влажным маслянистым блеском, пасти разевались, обнажая клыки, с которых капала черная, как нефть, слюна.

— ЛЕКС, ЧТО ТЫ?! — взревел Григорий. — ОНИ ЖЕ…

Я уже был среди них. Первый Аспид, размером с крупную собаку, метнулся как молния. Его клыки впились мне в предплечье. Боль — острая, жгучая! Не как от стали, а как от раскаленного шипа. Я застонал. Второй — в бедро. Третий — в бок, сквозь одежду. Четвертый… Пятый… Их было десятки. Они прыгали, цеплялись, впивались. Каждый удар клыков — это впрыск ледяного, жгучего ада прямо в вены. Словно вливали расплавленное стекло. Я упал на колени, потом на спину, заваленный шипящей, извивающейся массой тел. Их вес давил, клыки рвали плоть, яд разливался по кровотоку ледяными, жгучими реками.

Слабость. Страшная слабость. Мир поплыл, окрасился в багровые и черные пятна. Голоса товарищей доносились как сквозь толщу воды:

— ОН СУМАСШЕДШИЙ! ОНИ ЕГО РВУТ!

— Господи, помилуй его душу грешную…

— Нет! Нет! Лекс! — это Артём.

— Фасцинирующие… мутация под воздействием поливалентного змеиного токсина… — сквозь шок бормотал Марк.

Боль была невыносимой. Казалось, тело вот-вот разорвется изнутри, не выдержав накала яда. Сердце колотилось, как бешеное, потом замирало, потом снова билось с безумной частотой. Дыхание спирало.

Умираю… — пронеслось в сознании. — Идиотский план…

Но потом… Потом что-то переключилось. Ледяной жар яда вдруг… изменил свой характер. Он не перестал гореть, но это пламя больше не разрушало. Оно… питало. Как если бы всю жизнь ты задыхался, а тебе вдруг вкачали чистый, ледяной кислород Арктики. Как если бы ты тащил невыносимую ношу, а ее вдруг сняли, и мышцы наполнились стальной, пружинящей силой. Адреналин? Нет. Это было в тысячу раз мощнее. Это была сама жизнь, сконцентрированная, дикая, первобытная. Энергия ударила в виски, в сердце, в кончики пальцев. Я никогда не чувствовал ничего подобного. И с диким удивлением понял: как я вообще жил без этого? Как дышал этим бледным подобием воздуха? Как двигался в этом вязком болоте обычной реальности?

Аспиды… отпустили. Один за другим. Они отползли от меня, их рубиновые глаза смотрели не со злобой, а с… почтительным изумлением? Шипение стихло, сменилось тихим, почти мурлыкающим звуком. Они образовали вокруг меня полукруг, как свита вокруг неожиданно явившегося монарха.

Я медленно поднялся. Не с трудом. А с непривычной, взрывной легкостью. Каждая мышца вибрировала от избытка силы. Боль от ран была еще там, но она казалась далекой, незначительной. Я чувствовал… власть. Власть над этой силой, бушующей внутри. Власть над ядом. Над этими тварями.

И тогда я увидел лица товарищей. Григорий смотрел на меня с открытым ртом, его единственный глаз был полон чистого, животного ужаса. Степан крестился судорожно, шепча: "Нечистый… нечистый дух…". Артём плакал, прикрыв лицо руками. Марк замер, его блокнот выпал из ослабевшей руки.

— Он… он жив? — прошептал Артём.

— Не просто жив… — Григорий указал дрожащим пальцем. — Смотри… его глаза…

Я не видел их, но чувствовал. Жар. Невероятный жар и давление изнутри глазниц. Как будто две крошечные звезды вспыхнули в моей голове. И свет, который они излучали, лился наружу. Не зеленый, как раньше. А густой, глубокий, пугающий… рубиновый. Цвет Тотемного Аспида. Цвет древней, безжалостной власти.

Каменные рыцари у ворот замерли. Упыри прекратили свое движение. Даже слепая страж с гробом у входа в замок, казалось, на мгновение затихла, ее ощупывающие пальцы зависли в воздухе.

В центре этого замершего кошмара стоял я. Окровавленный, израненный, но не сломленный. С ключом в одной руке. И с рубиновым пламенем вместо глаз — знак пробудившейся крови Аспидовых. Наследник явил себя. И мертвый город, и его стражи, затаив дыхание, ждали, что он сделает дальше.

Время застыло на миг. Я стоял, дыша тяжело и странно — воздух Изнанки больше не жёг лёгкие, а обволакивал как бархат, насыщенный десятками новых, невероятных ароматов: терпкой смолой чёрных деревьев, нектаром ядовитых цветов, запахом влажной земли и… силы. Чистой, древней силы. Лес за пределом города не просто замер — он затаился. В тенях между стволами я видел их теперь ясно: десятки пар горящих глаз, силуэты хищников, замерших в полушаге, в позе перед прыжком. Они хотели напасть. Рвались к добыче. Но что-то… удерживало. Невидимая преграда страха или почтения. Мои новые, рубиновые глаза, казалось, метали незримые лучи, парализующие волю.

Но времени на осознание этой новой реальности не было. Рисковать было нельзя — неизвестно, как долго продлится этот эффект, и что будет, если я шагну в чащу.

Я не знал, что предпримут аспиды, рыцари и эта стражница с гробом. Я громко гаркнул рыцарям, что перекрыли проход.

— Прочь! — и они расступились. Инстинкт самосохранения, помноженный на мой истошный вопль, сделал свое дело. — Бежим! — гаркнул я, уже не командуя, а констатируя очевидное. — Пока путь открыт!

Мы рванули. Пронеслись мимо рыцарей. Тропа…обратный путь, казался быстрее. Мы неслись, боясь, что эти твари погонятся за нами. Но они остались в городе.

Енотов не было. Как и других существ. Но я видел их. Видел их голодные взгляды в лесу, но они не дергались. Затаились. Ждали. Или…боялись?

И вот стена. Она уже дрожала, влажная пелена, ожидая нас. Мои товарищи, бледные, с лицами, искаженными ужасом и непониманием (особенно Григорий — он пялился на меня, как на призрака, но бежал), провалились сквозь неё первыми. Я окинул последним взглядом замерший, таящий смерть лес — этот новый, дышащий силой мир, который манил как наркотик — и шагнул следом.

Ощущение перехода — влажная ткань, давление — и мы снова в знакомом, пахнущем металлом и гарью переулке города Аспидовых. Стена сомкнулась за спиной с глухим стуком.

— Ха! Червяки вернулись! — раздался знакомый хрипловатый голос. Лора. Она стояла, опершись на алебарду, рядом с другими стражницами, ее карие глаза смотрели на нас с привычным презрением. — Наверняка даже до города не добр…

Ее фраза оборвалась на полуслове. Ее взгляд, скользнувший по нам, остановился на мне. На моих глазах. На глазах, которые горели тем же рубиновым пламенем, что и у Тотемного Аспида на площади.

Лора остолбенела. Ее лицо, всегда самоуверенное и хищное, исказилось в гримасе абсолютного шока и… страха. Чистого, животного страха. Алебарда выпала из ее рук с грохотом. Лора не упала — она рухнула на колени, ударившись о камни мостовой. За ней, как подкошенные, грохнулись на колени остальные стражницы. Никто не приказывал. Это был инстинкт. Древний, вбитый в кровь рода.

Я стоял, все еще тяжело дыша, чувствуя жар в глазах и странную, пульсирующую силу в венах. Я не понимал. Почему? Из-за глаз? Из-за ключа, который я все еще сжимал в кулаке? Из-за запаха леса и яда, который теперь витал вокруг меня?

Лора подняла голову. Ее лицо было мертвенно-бледным. Когда она заговорила, ее голос был неузнаваем — лишенный всякой хрипловатости и наглости, он звучал низко, почтительно, на чистейшем, церемонном старом немецком:

"Mein Herr…" (Мой господин…) — она начала, и каждое слово было выверенным, полным подобострастия. — "Wir freuen uns, Euch am Schwarzen Tor zu Aspidium zu sehen. Wir bitten um Vergebung für diese… bescheidene Aufnahme." (Мы рады видеть Вас у Чёрного Входа в город Аспидиум. Просим прощения за столь… скромный прием.) Она резко повернула голову к ближайшей ошеломленной стражнице, и ее шепот был резким, как удар кнута, но все еще на немецком: "Psst! Hol sofort Gräfin Violette! Schnell!" (Псс! Приведи графиню Виолетту! Немедленно!) Потом она снова обратилась ко мне, склонив голову еще ниже: "Mein Herr… Eure geliebte AspiVio wird gleich hier sein." (О господин… Ваша любимая АспиВио скоро будет здесь.)

AspiVio. Ласкательное, почти фамильярное имя для Виолетты. "Любимая". От Лоры. Которая еще минуту назад называла нас червяками.

Я стоял, оглушенный этим внезапным, абсолютным сломом реальности. Мои товарищи замерли позади, как статуи, их рты открыты. Григорий смотрел на коленопреклоненных стражниц, потом на мои рубиновые глаза, и в его единственном глазу читалось только одно: Что за чертовщина?

А в моей голове гудело лишь одно, настойчивое и невероятное: Как же быстро все поменялось. От затравленного кандидата, которого могла убить любая стражница по прихоти… до "Mein Herr", перед которым падают ниц. От страха перед Тотемным Аспидом… до ношения его глаз. От ярости Виолетты… до ее скорого появления как "любимой АспиВио".

Ключ в моей руке казался теперь не целью, а символом. Символом начала. Начала чего-то огромного, страшного и необратимого. И где-то в глубине сознания, сквозь шок, пробивалось холодное понимание: Аспид добился своего. Игра только начинается. И моя ставка в ней внезапно стала королевской.