РОС: Забытый род

Глава 9

Слабость накатывала волнами, смешиваясь с остатками невероятной силы, что только что пульсировала в жилах. Мир вокруг — коленопреклоненные стражницы, бледные лица товарищей, лиловое небо — начал плыть. Я понимал. Понимал, что эти рубиновые глаза, этот внезапный страх Лоры, ее шепот о "любимой АспиВио" — все это было знаком. Знаком моей новой, жуткой принадлежности к роду Аспидовых. Но осознание не приносило ясности, только головокружительную тошноту от скорости, с которой рухнула прежняя жизнь. Ноги стали ватными, колени подкашивались. Удержаться стоило нечеловеческих усилий.

А взгляды товарищей… Григорий, Марк, Степан, Артём. Их глаза, полные ужаса, непонимания и… отчуждения. Я больше не был Лексом, их товарищем по несчастью, циничным выживальщиком. Я был ими. Частью машины, что едва не перемолола их в Первом Городе. Частью рода, что бросил их в эту мясорубку. Я читал это в их взглядах — стену, внезапно выросшую между нами.

И тут послышалось. Незнакомый звук. Не шаги, не скольжение. Что-то среднее: тяжелый, мерный стук-шуршание, как будто кто-то бил копытом по камню, тут же подтаскивая за собой что-то тяжелое и чешуйчатое. Звук нарастал быстро, приближаясь с угрожающей скоростью.

В глазах все мутило сильнее, но это увидели все. Товарищи ахнули в унисон, прижимаясь спинами к холодному камню городской стены, как мыши перед удавом.

Существо. Оно вынеслось из переулка, резко остановившись перед нами, вздымая облако пыли. Ни змея, ни конь. Нечто гибридное, чудовищное и в то же время странно величественное. Передняя часть: мощные, чешуйчатые лапы, заканчивающиеся раздвоенными копытами, как у ящерицы-тяжеловоза. Задней части не было — лишь массивный, покрытый темно-зеленой чешуей хвост, волочившийся по камням. Длинная, гибкая шея венчалась змеиной головой с раздвоенным языком, мелькавшим в воздухе. И капюшон. Огромный, как у королевской кобры, расправленный в устрашающем веере, переливающийся всеми оттенками черного и кроваво-рубинового. Чешуя на теле блестела, как полированный нефрит.

Рубиновые глаза чудовища, холодные и разумные, уставились прямо на меня. Оно издало низкое шипение, больше похожее на ворчание, и шагнуло вперед. Длинная, гибкая шея изогнулась. Мерзкий, холодный, шершавый язык — огромный и раздвоенный — лизнул меня по лицу, от подбородка до лба. Запах падали и древней земли ударил в нос.

Я едва устоял, чувствуя, как сознание окончательно уплывает.

С существа, с его широкой спины за капюшоном, легко спрыгнула Виолетта.

Я ее не узнал. Ни капли той истеричной девчонки или грозной старшей стражницы. На ней был парадный мундир Аспидовых. Не просто кожа, а чешуйчатая броня глубокого черного цвета, каждая пластинка отполирована до зеркального блеска. Золотые вставки в виде змеиных узоров подчеркивали строгие линии. Мундир был безупречно скроен, облегая каждую линию ее тела с подчеркнутой, почти агрессивной элегантностью. На груди — ряд медалей из темного металла и рубинов, поблескивающих зловеще. Волосы были убраны в безупречный тугой узел, лицо — холодная, прекрасная маска высокородной графини. Только в изумрудных глазах, устремившихся на меня, горело что-то неуловимое — тревога? Торжество?

Она подскочила ко мне как раз в тот момент, когда мои ноги окончательно подкосились, и мир начал уходить в темноту. Ее сильные руки подхватили меня, не дав упасть. Запах ее духов — полынь, сталь и теперь еще тонкая нотка дорогого дыма — смешался с запахом чудовища и моей собственной крови.

— Я о нем позабочусь, — ее голос был четким, командным, лишенным прежних эмоциональных перепадов. Она говорила на русском, но обращалась явно к Лоре и стражницам. Затем, повернув голову, бросила приказ на том самом старом, церемонном немецком, что звучал как приговор:

"Tötet die Übrigen."

(Убейте остальных.)

Холодный ужас, острее слабости, пронзил меня. Нет. Не после всего. Не из-за меня.

Я собрал последние капли воли, шевельнув губами. Голос был хриплым, едва слышным, но она наклонилась, уловив:

— Не… надо… — прошептал я, глотая липкую слюну. Глаза с трудом фокусировались на ее ледяном лице. — Оставь… их… Они… нужны…

Дальше аргументов не было. Сил не было. Темнота накрыла с головой, как тяжелая, безвоздушная мантия. Последнее, что я почувствовал, — это крепкие руки Виолетты, держащие меня, и запах ее парадного мундира, смешанный с холодным металлом приказа об убийстве. Ответила ли она? Отменила ли приказ? Я не услышал. Сознание отключилось, оставив лишь хаос вопросов и ледяное прикосновение страха за тех, кого, возможно, уже не спасти…

Я очнулся в кровати. Не в той убогой койке трактира-гроба. Это был трон из черного дерева, застеленный шелками цвета запекшейся крови. Воздух пах ладаном, старыми книгами и… влажной землей. Готика окружала меня: острые арки окон с витражами, изображавшими сцены апокалипсиса, резные колонны, уходящие в полумрак высокого потолка. И сам потолок… Я поднял глаза и замер. Фреска. Невероятная, пугающая. Армия скелетов в черных латах, с копьями наперевес, шла неудержимым маршем смерти. Они пронзали копьями существ, похожих на спрутов с человеческими лицами искаженными ужасом. Другие скелеты дули в горны, извергавшие волны черного дыма, сметавшие все на пути. Это был не бой. Это было истребление. Холод пробежал по спине.

Я опустил взгляд — и чуть не вскрикнул. На краю кровати, в полумраке, в меня впились два узких, хищных глаза. Зеленых. Не изумрудных, как у Виолетты, а ядовито-зеленых, как змеиная чешуя в сумерках. Они светились любопытством и… голодом?

Девушка. Незнакомая. Не стражница — их выправку не спутаешь. Не служанка — слишком дорого и вызывающе. Рыжие кудри, как языки пламени, обрамляли лицо с безупречно белой, почти фарфоровой кожей — вампирской бледностью. Ее платье — бархат глубокого пурпура, усыпанный крошечными рубиновыми змейками — имело возмутительно глубокий вырез, открывавший то, что не должно было быть так откровенно выставлено напоказ. Она сидела, поджав ноги, как кошка на охоте, подперев подбородок рукой.

— Ой. Ты проснулся, — ее голос был мелодичным, как колокольчик, но с металлическим подзвонком. Она наклонилась ближе. — От тебя так трудно отвести взгляд. Даже сейчас.

Я резко приподнялся на локтях. Голова закружилась. Где я? Кто она? Вопросы рвались наружу.

— Что? Кто ты? Где я? — голос звучал хрипло, чужим.

Она улыбнулась, обнажив острые, слишком белые клыки.

— Тихо-тихо, мой дорогой, — она протянула руку, будто собираясь погладить меня по щеке, но остановилась в сантиметре. Ее пальцы были длинными, с острыми ногтями, окрашенными в черный лак. — Побереги силы. Они тебе еще пригодятся. — Последние слова она прошипела по-настоящему, с легким свистом. Ее зеленые глаза сузились. — Твои глаза… вернулись в прежнее состояние, я смотрю. — В ее голосе прозвучало разочарование. — Ну, это понятно. Жаль. Мне так хотелось посмотреть на них. Не успела.

Мои глаза? Я рванул головой в сторону, где огромное зеркало в золоченой раме отражало часть комнаты и… меня. Лицо бледное, осунувшееся. Волосы всклокочены. Но глаза… Мои. Карие. Обычные. Ни следа рубинового пламени или даже зеленого оттенка от поцелуя Виолетты.

— Как? — вырвалось у меня. Сила, жар, власть — все испарилось, оставив пустоту и слабость.

— Интоксикация видимо прошла, — ухмыльнулась рыжая, ее взгляд скользнул по моему телу оценивающе. — Ничего. Когда твое тело полностью преобразится… все вернется. И я смогу смотреть в них… сколько захочу. — В ее голосе звучало обещание чего-то долгого и, возможно, болезненного.

Она вдруг двинулась. Не встала. Поползла ко мне по шелкам, как хищная кошка, гибкая и бесшумная. Ее глаза не отрывались от моих. Я почувствовал теплоту ее тела, сладковато-пряный аромат, похожий на гниющие тропические цветы. Она села верхом на мои бедра, ее дыхание коснулось моих губ. В ее зеленых глазах плясали искорки азарта.

— Ммм… — она наклонилась еще ниже, ее губы почти касались моей шеи. — Как вкусно пахнет… Настоящим…

В этот момент дверь в комнату с грохотом распахнулась, ударившись о стену. На пороге, залитая светом из коридора, стояла Виолетта. На ней было не парадное мундирное платье, а черное бархатное платье в готическом стиле — корсет, кружева, высокий воротник. Ее лицо искажала чистая, неконтролируемая ярость.

— Пошла прочь! — ее голос прозвучал как удар хлыста. — Что ты тут забыла, дрянь?!

Рыжая девушка закатила глаза с преувеличенным театральным вздохом.

— Ох, моя маленькая бестия вернулась, — она даже не повернулась, продолжая смотреть на меня свысока. — А что нельзя? Он же общий! Не только твоя…

Виолетта не стала слушать. Она схватила первую попавшуюся вещь — массивную фарфоровую вазу, стоявшую на постаменте у двери — и швырнула ее в рыжую со всей силы. Ваза пронеслась со свистом. Рыжая, не отрывая взгляда от меня, ловко ушла вбок, как змея. Ваза врезалась в стену за ее спиной, разлетевшись на тысячу острых осколков. Пыль и мелкие черепки посыпались на пол.

— Ой-ой, горяченькая, — проворковала рыжая, но теперь она легла на меня полностью, прижавшись всем телом, и положила голову мне на грудь. Ее кудри щекотали подбородок. — Ммм… так тепло… и пахнет… силой… — она прошептала, явно наслаждаясь реакцией Виолетты.

— Я ТЕБЯ УБЬЮ! — проревела Виолетта и рванула вперед, не обращая внимания на осколки.

Рыжая засмеялась — звонко и язвительно — и соскочила с меня с кошачьей грацией, уворачиваясь от первого яростного захвата Виолетты. И я… черт возьми… смог разглядеть ее во весь рост. Высокая. Стройная, как кипарис. Грудь небольшая, но бедра… Боже, эти бедра были созданы для того, чтобы сводить с ума. Почему мои руки так и остались лежать на шелках? Почему я не схватил ее, когда она была так близко? Виолетта, давай, шугни ее прямо на меня… Бля… О чем я, черт возьми, думаю?! — мысль пронеслась с обжигающей ясностью и стыдом.

Начался настоящий цирк. Виолетта, шипя от ярости, гонялась за смеющейся рыжей по роскошной комнате. Они опрокидывали столики с безделушками, сбивали картины, путались в тяжелых портьерах. Драгоценные реликвии Аспидовых летели на пол и превращались в хлам. Воздух гудел от их шипения, смеха и звонкого боя фарфора.

— Девушки! — наконец рявкнул я, собрав остатки сил. Голова раскалывалась. — Может, хватит портить семейные реликвии?! И, может, внимание уже будет на меня?!

Рыжая мгновенно отреагировала. Она прекратила убегать и важной походкой направилась ко мне, явно намереваясь снова запрыгнуть на кровать. Виолетта, увидев это, издала звук, средний между рыком и воплем ярости, и буквально пинками (пытаясь попасть в стройные ноги соперницы) вытолкала рыжую за дверь. Та успела бросить мне на прощанье томный взгляд и крикнуть:

— До скорого, мой рубиновый принц! Я еще вернусь полюбоваться!

Дверь захлопнулась. Виолетта стояла спиной ко мне, тяжело дыша, ее плечи ходили ходуном. Потом она медленно обернулась. Ее изумрудные глаза, полные гнева, устремились на меня. На губах не было и следа нежности. Только суровость, граничащая с яростью.

— Совсем страх потерял?! — зашипела она, делая шаг к кровати. — Понравилось? Ее… обнимать? Говори!

Я поднял руки ладонями вверх, демонстративно показывая их пустоту и невиновность.

— Я ее не обнимал, Ви. Мои руки… вот они. Лежали тут. — Я пошевелил пальцами. — Она сама…

— Тц! — Виолетта резко отвернулась, скрестив руки на груди. Она смотрела в разбитое окно, на лиловое небо Изнанки. Напряжение висело в воздухе густым туманом. Потом ее плечи чуть опустились. Голос, когда она снова заговорила, был жестким, но под ним пробивалась трещина. — Ты… как? …Страшно было? Там? В Городе?

Она старалась не смотреть на меня, ее профиль был напряженным. Эта забота, спрятанная за шипами гнева и ревности… Она сводила меня с ума сильнее любой рыжей соблазнительницы.

Я не думал. Действовал на чистом импульсе, на остатках той дикой силы, что еще тлела где-то внутри. Рука рванулась вперед, схватила ее за тонкую, но сильную талию сквозь бархат платья. Рывок — и она с легким вскриком повалилась на меня, на шелки. Ее изумрудные глаза, широко раскрытые от шока, смотрели прямо в мои.

— Переживала? — спросил я тихо, удерживая ее. Наши лица были в сантиметрах друг от друга. Я чувствовал ее быстрое дыхание.

Барьер рухнул. Суровость растаяла, как иней под солнцем. В ее глазах блеснули слезы.

— Да… — прошептала она, и в этом одном слове было столько страха, облегчения и чего-то еще… — Очень.

И тогда она сама наклонилась. Ее губы, мягкие и прохладные, коснулись моих. Сначала неуверенно, почти робко. Потом сильнее. Этот поцелуй не был страстным, как у озера, или яростным, как в кабинете. Он был… нежным. Хрупким. Как признание. Как возвращение домой после долгой войны. Я ответил, забыв про руинные кошмары, про рыжую фурию, про потерянную силу. В этот момент существовала только она. Виолетта. Моя безумная, опасная, невероятная графиня Аспидова. И тишина роскошной, разгромленной комнаты, хранящей тайну ее слез.

Тишина комнаты, еще не осевшая после погрома, вдруг стала теплой и плотной, как мед. Виолетта прижалась ко мне после того нежного поцелуя, ее тело дрожало мелкой дрожью. Я чувствовал влагу на своей… рубашке? Стой. Это была не моя грубая, пропахшая потом и кровью походная роба. Ткань под щекой Виолетты была мягкой, тонкой, явно шелковой.

— Ви… — я осторожно отстранил ее, чтобы посмотреть на себя. Да. Темно-бордовая, почти черная рубашка из дорогого шелка, с тончайшей золотой вышивкой в виде змеиных узоров на манжетах и вороте. — Ты меня… переодела?

Виолетта подняла заплаканные глаза. Смущение мгновенно окрасило ее щеки в яркий румянец. Она улыбнулась — не графиней, а смущенной девчонкой, пойманной на шалости.

— Ага, — ответила она загадочно, избегая прямого взгляда. Пальцем она провела по шелку на моей груди. — Я… ничего не видела. Хих. — Ее щеки стали еще алее.

Потом она вздрогнула, словно вспомнив что-то важное, и вдруг начала осыпать мое лицо быстрыми, легкими, как крылья бабочки, поцелуями — в щеки, в лоб, в подбородок.

— Прости, прости, я тебя тогда побила! — лепетала она между поцелуями. — А ведь ты был прав! Я не беременна! Я… я почитала… — Она снова залилась краской до кончиков ушей и уткнулась лицом мне в шею. — …я взяла литературу из маминой коллекции.

Маминой? Мысль пронеслась как молния. Коллекция чего? Эротики? Анатомии? Маминой?

— Она возглавляет Ваш род? — спросил я осторожно, гладя ее по спине, чувствуя под тонкой тканью платья напряжение мышц.

Виолетта удивилась, приподняв голову.

— Наш род, — поправила она с легким укором. — Он и твой тоже теперь. Нет, конечно, не возглавляет. — Она сморщила носик. — А ты разве не видел свою тещу?

Тещу? У меня перехватило дыхание.

— Тещу? Кхм… нет… — Я мысленно перебирал всех жутких существ, встреченных в Первом Городе. — Никто не представлялся.

— Странно, — нахмурилась Виолетта. — Она должна была показаться, когда вы взяли ключ. Это же ее склеп! И ключ она охраняла лично!

Ледяная догадка пронзила мозг.

— Стой. Не говори мне, что эта… с гробом на спине… слепая… та, что Клима…

— Да, да! — Виолетта радостно запела, как будто речь шла о милой соседке, а не о монстре, разорвавшем человека пополам. — Это матушка! Твоя теща! Самая старшая из нас, после Папы, конечно. Эрида Аспидова.

Я закатил глаза к разрисованному скелетами потолку. Мать честная. Теща-некромант с персональным гробом за спиной. Отличненько.

— Извини, — пробормотал я, — но твоей руки я у нее не просил. И не собирался. Надеюсь, это не обязательный ритуал?

Виолетта фыркнула.

— Конечно, не просил! Она злющая! С ней вообще нельзя разговаривать без разрешения! Бу-бу-бу, вечно ворчит… — Она передразнила скрипучий шепот матери, потом снова прижалась ко мне, как котенок. — Ммм, моооой… Не думай о ней. Она скоро успокоится. Надеюсь.

Воспоминание о рыжей фурии всплыло само собой.

— А эта… рыжая… — начал я осторожно.

— Что?! — Виолетта мгновенно напряглась, изумрудные глаза сверкнули ревнивым огнем. Она приподнялась, готовая снова ринуться в бой.

Я поспешил уточнить:

— Ну, эта… фурия. Которая тут только что скакала и громила твой будуар.

Услышав "фурия", Виолетта слегка расслабилась, хотя подозрительность не исчезла.

— А, это… — она пренебрежительно махнула рукой. — Моя сестра. Третья. Аманда. Потаскуха безбашенная. — Виолетта скривилась, будто съела лимон. — Весь ее словарный запас — о мужских членах. Тьфу. Гадость. Она все хотела посмотреть на тебя голым. Говорила, чувствует, что "аппетитный". — Виолетта поморщилась. — Но я твой спрятала! — Она с гордостью указала на одеяло, которым я был прикрыт. — Держала в ладошки, пока она не ушла! Ничего не видела!

Кхм… У меня пересохло в горле. Я почувствовал, как жар разливается по лицу. Он не настолько… что бы… да уж… Мысль споткнулась. — Господи, Ви… — я с трудом подбирал слова. — Это… это же не игрушка, чтобы прятать! И "аппетитный"?!

Виолетта покраснела еще сильнее, смущенно опустив глаза. А я… я просто сидел в роскошной кровати, в шелках, с разбитой физиономией и ощущением полного, абсолютного, сюрреалистичного шока. Теща — оживший страж склепа с персональным гробом. Тесть — кто??Аспид?? Свояченица — похотливая вампиресса, мечтающая меня раздеть. И невеста, которая "прячет" мой член от любопытных сестер. И все это — моя новая семья. Род Аспидовых.

"Наследник", блин. Мне начинало казаться, что Тотемный Аспид просто решил подшутить надо мной самым изощренным способом. И шутка эта была чертовски мрачной и… безумно дорого обставленной. Я вздохнул, глядя на заплаканное, смущенное, но безумно прекрасное лицо Виолетты. Крепко обнял ее.

— Ладно, фея моя ядовитая, — прошептал я. — Давай пока просто… побудем так. Без сестер, тещ и оживших статуй. А?

Она кивнула, прижимаясь еще крепче, и в ее объятиях весь сюрреалистичный кошмар ненадолго отступил, оставив только тепло, шелк и странное чувство… принадлежности. К этому безумию. К ней.