РОС: Забытый род

Глава 11

— Я не против тройничка, знаешь ли… — заявила Аманда.

Виолетта издала звук, похожий на шипение разъяренной гадюки, и бросилась к сестре. Не слова, не угрозы — чистый, неконтролируемый порыв ярости. Она схватила Аманду за плечи, резко развернула и с силой пихнула в спину, направляя к выходу.

— Вон! — прошипела она, сопровождая толчок несильным, но унизительным пинком сапогом под зад. — Сию же секунду! ВОН ОТСЮДА!

Аманда вскрикнула от неожиданности, споткнулась о порог, но ловко удержала равновесие, потирая уязвленное место. Ее лицо на миг исказила гримаса боли и обиды, но тут же сменилось все той же сладкой, ядовитой улыбкой. Она не уходила, а цепко ухватилась за косяк.

— Ой, ну не надо было пинать! — ее голос звучал обиженно-игриво, но глаза, устремленные на меня, горели азартом. — Я же не всерьез про тройничок! Шутка! Сорян! Просто хотела познакомиться с нашей новой… жемчужинкой. Успокойся уже!

Виолетта тяжело дышала, кулаки сжаты, все еще стояла между Амандой и мной, как разъяренный страж. Но первый порыв ярости, выплеснувшийся в пинке, немного схлынул, сменившись напряженной готовностью к новой атаке.

— Знакомиться?! — она фыркнула. — Ты врываешься! Срываешь…!

— Может, хватит? — вздохнул я, пытаясь вбить клин разума в эту сестринскую бурю. Голос прозвучал устало, но твердо. — Я Лекс. — Я кивнул в сторону рыжей бестии у двери. — Аманда? Прав?

Аманда расплылась в улыбке, делая игривый, подчеркнуто небрежный реверанс.

— Самая она! Третья Старшая Дочка, Главный Алхимик рода и… ну, знаешь, просто милая девчонка по соседству! Очень приятно, наследничек! — Ее изумрудные глаза сканировали меня с ног до головы, задерживаясь на поясе, губах, потом снова впиваясь в мои. Она нервно покусывала кончик указательного пальчика, не отрывая взгляда.

Заметив ее взгляд и почувствовав, как напряжение в спине Виолетты снова нарастает, я быстро перевел тему, указывая на оставшиеся на столе бокалы и бутылку с темно-рубиновой жидкостью.

— Вино… хорошее. Необычное. "Слезы Аспида", да?

Лицо Аманды озарилось искренней, почти детской гордостью. Она перестала кусать палец и сделала шаг вперед, игнорируя смертоносный взгляд Виолетты.

— Ага! Это мое! Вернее, моего отдела! — поправилась она, но явно считала вино своей личной заслугой. — Я за рецептурой слежу, эксперименты ставлю! — Она снова поднесла палец ко рту, но теперь скорее от волнения. — Надо же… наследник пробовал мое вино… и понравилось? — Взгляд ее снова стал слишком пристальным, "пожирающим", полным жадного ожидания похвалы.

Чувствуя, как гневная буря вот-вот грянет с новой силой, я сказал четко и громко, глядя прямо на Аманду:

— Оно отличное. Но знаешь, Аманда? Неприлично так пристально смотреть на жениха своей сестры. Манеры, знаешь ли.

Раздался ее звонкий, искренний смех. Она откинула голову, рыжие кудры рассыпались по плечам.

— Ох, милый ты мой! Жених? — Она снова впилась зубами в указательный пальчик, на этот раз явно от удовольствия, глаза сузились, полные ехидства и торжества. — Да ты еще ничего не знаешь! Наследник-то у нас общий, родненький! По традиции! Достается всем пятерым сестрам! — Она подчеркнула "пятерым", делая изящный жест рукой, словно представляя невидимый хор.

Наступила гробовая тишина. Мерцающие лиловые шары в змеиных факелах казались единственным движением в застывшем мире.

Виолетта издала нечленораздельный, хриплый звук. Ее лицо из багрового стало мертвенно-белым, потом снова налилось кровью. Глаза, широко раскрытые, метали молнии чистой, неразбавленной ярости. Она больше не кричала — она шипела:

— Ты… ты… СЕЙЧАС ЖЕ… ИСЧЕЗНИ! ИЛИ Я…

Я просто стоял. Буквально. Как вкопанный. Слова Аманды — "общий", "пятерым", "по традиции" — эхом бились о стенки черепа, не складываясь ни во что, кроме леденящего ужаса и полного, оглушающего шока. Я уставился на Аманду, которая все так же кусала пальчик, сияя от счастья, словно только что подарила миру величайшую истину, а потом перевел остолбеневший взгляд на спину Виолетты, от которой исходили волны убийственного холода. Мыслей не было. Только пустота и немой вопрос, намертво вбитый в сознание: В каком же аду я очутился?

Аманда, видя произведенный эффект, только сладко улыбнулась, помахала мне пальчиками и, прежде чем Виолетта успела воплотить свою угрозу в жизнь, скользнула в темноту коридора. Легкий шорох кружев и быстро удаляющийся звонкий смех были ее прощальными аккордами.

Гробовая тишина после ухода Аманды висела в библиотеке тяжелее пыльных фолиантов. Я медленно повернулся к Виолетте. Она стояла спиной ко мне, плечи напряжены, словно вырезаны из черного камня замка. Только легкая дрожь в сжатых кулаках выдавала бурю внутри.

— Виолетта, — начал я осторожно, голос звучал хрипло от шока. — Эта… "традиция". Общий наследник. Пятерым сестрам. Это… правда?

Она резко обернулась. Ее изумрудные глаза горели не яростью, а чем-то более сложным — обидой, горечью, страхом.

— Традиция! — она фыркнула с презрением, но в ее голосе не было прежней уверенности. Она нервно поправила сбившуюся прядь волос. — Старая, глупая, пыльная… как эти книги! — Она махнула рукой на стеллажи. — От времен, когда род был слаб и нуждался в… в распылении крови! Чтобы выжить! Сейчас… сейчас все иначе!…наверное.

Она подошла ближе, ее взгляд стал почти умоляющим.

— Ты мой, Лекс. Мой кандидат. Я тебя нашла. Я тебя отметила. Я дала тебе силу! — Она ткнула пальцем себе в грудь. — Другие… — ее губы искривились в гримасе отвращения, — …они просто… завидуют. Лезут, как мухи на… на…

Она не договорила, отвернулась, бормоча себе под нос, но я уловил обрывки:

— …еще не явили себя… не смеют… а та, рыжая… первой среди них буду я… должна быть… по праву…

Слова "первой среди них" повисли в воздухе, как ядовитый газ. Гарем. Мне, циничному выживальщику из другого мира, по факту сулили гарем из пяти змеиных принцесс, каждая со своим набором психозов и тараканов. Мысль вызвала не похоть, а леденящий ужас, смешанный с абсурдным смехом. "Ну конечно, куда же без гарема в змеином гнезде. Только вместо восточных красавиц — вампирессы-токсикоманки. Просто праздник какой-то."

Виолетта, видимо, прочла что-то в моем окаменевшем лице. Она вздохнула, напряжение чуть спало, сменившись усталой покорностью.

— Не думай об этом сейчас, — прошептала она, уже без прежнего огня. — Поздно. Иди… в покои. Я… я приду.

Она не просто пришла. Она пришла, как тень, в тонкой шелковой сорочке цвета ночи, пахнущая чем-то сладким, опасным и безумно соблазнительным — смесью дорогих духов, вина и ее собственного, уникального аромата. Ни слова. Просто легла рядом на огромном ложе, уткнулась лицом в мою грудь, обвила рукой талию и… замерла. Дыхание быстро выровнялось, тело расслабилось. Она уснула мгновенно, как выключенная, но ее хватка оставалась железной. Как будто боялась, что я испарюсь, или, что более вероятно, что какая-нибудь другая "сестричка" просочится сквозь стены.

Я лежал, глядя в темноту на устрашающие барельефы потолка — переплетенных змей, пожирающих что-то неясное. Тело Виолетты было невероятно теплым и мягким против меня. Шелк сорочки скользил под моей ладонью, лежавшей на ее талии. Я чувствовал изгиб ее бедра, дыхание, согревающее кожу на моей груди. Искушение было чудовищным. Провести рукой ниже, разбудить эту спящую змею, забыться в ее опасной сладости… Но мысль о Тотемном Аспиде действовала лучше ледяного душа. "Тронешь ее до ритуала, до "изменения навсегда", до официального признания — и он не просто убьет. Он сделает из тебя коврик для вытирания ног на вечность. Или закуску. Или и то, и другое." Я сжал зубы, заставляя руку оставаться неподвижной. Каждая мышца была напряжена как струна. "Выживалец, помни главное правило: не лезь в пасть к дракону, особенно если дракон — твой будущий тесть-божество-змеевидный монстр."

Ночь прошла в мучительном бдении между теплом Виолетты и холодным страхом перед грядущим днем. Утро не принесло облегчения. Оно предвещало быть тяжелее лиловых небес Изнанки.

Виолетта проснулась первой. Не резко, а постепенно, как кошка. Она потянулась, ее тело выгнулось в сладкой истоме, а потом она, не открывая глаз, нашла мою щеку губами и чмокнула — сонно, нежно, почти по-детски. Этот простой жест был так несообразен со вчерашней фурией и Командором стражниц, что на миг сбил с толку.

— Ммм… утро, мой змееныш, — пробормотала она, уткнувшись носом мне в шею и вдыхая запах кожи. — Сегодня важный день. Очень.

Она, наконец, открыла глаза. В них не было ни вчерашней ярости, ни ревности. Была… решимость. И странная сосредоточенность.

— Лора сегодня командует патрулями и тренировкой стражниц, — объявила она, садясь на кровати. Шелковая сорочка сползла с одного плеча, обнажив гладкую кожу. Я заставил себя смотреть в ее глаза. — А я… я посвящу этот день тебе. До встречи с Папой. Ты должен быть готов. Совершенен. — В ее голосе звучала почти религиозная убежденность. "Посвятить себя" мне означало для нее не романтику, а тотальный контроль и подготовку к тому, что она считала главным событием нашей — или скорее ее — жизни.

Она встала, и в движении снова была графиней, Командором. Но в ее глазах, когда она посмотрела на меня перед тем, как позвать горничных, читалось что-то большее. Страх? Надежду? Уверенность в том, что она будет первой? Или просто безумную решимость протолкнуть свой сценарий, несмотря на древние традиции, назойливых сестер и самого Тотемного Аспида?

А я? Я сидел на краю ложи, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Сегодня был день Х. День разговора с существом, которое однажды уже "съело" меня в иллюзорной охоте. Вспоминая тот абсолютный, парализующий ужас, холодную мощь и ощущение, что твоя душа — просто игрушка… "Бррр… ну его…" — пронеслось в голове, но вариантов не было. Бежать? В этом змеином гнезде? С Виолеттой, следящей за каждым шагом? Смешно. Оставалось только идти. И надеяться, что цинизм и черный юмор не подведут в самый ответственный момент. И что "изменение навсегда" не окажется слишком… окончательным.

Утро началось с вторжения. Не Аманды (слава маленьким змеиным милостям), а двух горничных, несущих на вытянутых руках нечто тяжелое и явно бархатное. Одежда для аудиенции у Папы-Аспида, надо полагать. Виолетта в своем ночном одеянии. Она для меня виляет попкой? Чтобы я на горничных не смотрел?

— Достаточно! — отрезала она, едва те переступили порог. — Ставьте и выходите. Сама справлюсь.

Горничные, не смея возражать, поставили громоздкую вешалку с костюмом и ретировались, закрыв за собой дверь с почти неслышным щелчком магического замка. Виолетта повернулась ко мне. В ее изумрудных глазах вспыхнул тот самый огонек — смесь собственничества, перфекционизма и… чего-то еще, что заставляло мое сердце биться чаще, вопреки тревоге предстоящего дня.

— Встань, — скомандовала она мягко, но не допускающей возражений интонацией.

И началось. Она подошла вплотную, ее пальцы, ловкие и сильные, быстро расстегнули пуговицы моей ночной рубашки. Я замер, наблюдая за ее сосредоточенным лицом, за тем, как кончик языка слегка прикусывает нижнюю губу в моменты особенно сложных застежек. Она сняла рубашку, бросила ее на кровать, ее руки скользнули по моим плечам, груди, животу — быстрые, деловитые, но от каждого прикосновения по коже бежали мурашки. Она наклонилась, чтобы снять штаны, ее темные волосы пахнули чем-то пьяняще-сладким и опасным. Черт… мне нравилось, друзья. Ну правда. Было что-то невероятно интимное и одновременно по-детски доверительное в том, как она возилась со мной, как с большой дорогой куклой — ее "беби боном". Она сосредоточенно поправляла складки нательной рубашки из тончайшего белого полотна, затягивала шнуровку на брюках из черного бархата, ее пальцы порхали по пуговицам жилета, украшенного тонкой серебряной вышивкой в виде змеиных чешуек. Каждое прикосновение, даже самое практичное, будто обжигало.

Когда последняя пуговица на богато расшитом камзоле была застегнута, а тяжелый плащ с высоким воротником и рубиновой застежкой в виде змеиной головы лег на плечи, Виолетта отступила на шаг. Она окинула меня оценивающим взглядом от макушки до сапог — строгим, профессиональным. В ее глазах мелькнуло удовлетворение, даже гордость.

— Так, — сказал я, сделав шаг вперед. Голос звучал чуть хрипло. — А теперь мой черед.

Виолетта замерла. Ее брови взлетели к волосам, изумрудные глаза округлились от искреннего, почти комического удивления.

— Нет! — вырвалось у нее резко. — Обалдел?! Я же голая буду! Нет! Ни за что!

— Так… ты же только что! — я возмущенно развел руками, указывая на себя. — Ты же меня сейчас раздевала догола и наряжала! Это как?

В ее глазах мелькнуло замешательство. Она на мгновение прикрыла лицо ладошкой, как бы стыдясь собственной логики.

— Я… я другое! — выпалила она, но голос уже сдавал. — Ой… да… что я там… не видела ничего особенного… — Она фыркнула, пытаясь скрыть смущение за напускным высокомерием, но легкий румянец выдавал ее. Затем она стремительно юркнула за высокую, резную ширму, стоявшую в углу покоев. — Будешь подсматривать! Не надо! — ее голос донесся из-за ширмы, и в последних словах уже звучала не команда, а почти просьба. — Потерпи до брачной ночи. Я и так всю ночь плохо спала из-за твоего ерзания и попыток меня… облапать!

— Ви!.. — я простонал, чувствуя, как жар разливается по лицу. Претензия была отчасти справедливой, но озвучивать это сейчас…

— Что "ВИ"?! — ее голос снова набрал силу, теперь уже оборонительную. — Я не просто так возглавляю стражниц, милый! У меня чутье очень сильное! А твои холодные пальцы, которые так и норовили залезть мне под сорочку… — она сделала паузу для драматизма. — Я, конечно, не против в принципе… — добавила она чуть тише, и в голосе промелькнуло что-то теплое, — …но и ты себя держи в руках. Мы аристократы, а не крестьяне в конце то концов! Ритуал прежде всего!

Я тяжело вздохнул, чувствуя себя одновременно виноватым и несправедливо обвиненным, и плюхнулся на край кровати. И тут… мой взгляд упал на огромное, старинное зеркало в тяжелой змеиной раме, стоявшее напротив. Оно было расположено под таким углом, что прекрасно отражало пространство за ширмой. И отражало… очень многое. Тонкий силуэт, скидывающий шелковое платье. Дугу спины, когда она наклонялась, чтобы снять чулки. Мягкий изгиб бедра… Я замер, завороженный.

— Тебе глаза выколоть?! — прошипела Виолетта из-за ширмы, не оборачиваясь, но будто чувствуя мой взгляд на спине. Ее голос был как лезвие ножа. "Да что за чертовка!" — пронеслось в голове с восхищением и ужасом. Я послушно зажмурился… но… оставил крошечную щелочку между пальцев, прикрывавших лицо. И увидел, как она, уже в нижнем белье (на этот раз — нечто столь же вызывающее, как у Аманды, но черное и кружевное), вдруг остановилась. Она не повернулась, но ее отражение в зеркале… улыбнулось. Она знала. Знала, что я схитрил.

И тогда Виолетта Аспидова медленно, нарочито откровенно повернулась к зеркалу — а значит, и к моей щелочке. Она встретилась глазами с моим отражением в стекле, ее губы сложились в вызывающе-сладкую улыбку. Она поднесла руку к губам и… послала мне медленный, томный воздушный поцелуй прямо в отражение. Сообщение было яснее слов: "Смотри, если осмелишься. Но помни — это мой подарок. И моя власть."

Затем она резко отвернулась, скрывшись за ширмой, оставив меня сидеть на кровати с бешено колотящимся сердцем, в роскошном, душащем бархате, с мыслями, наполовину о предстоящем кошмаре у Аспида, наполовину — о чертовом зеркале и воздушном поцелуе. Голова шла кругом. Какого черта я должен был говорить с древним змеиным богом в таком… возбужденно-сбитом состоянии? Виолетта определенно знала, как "подготовить" своего наследника. Методом тотальной дестабилизации.